Возмущению Туренина не было предела, он так и брызгал слюной, пока они не подошли к дому Галины Семеновны. Дом в начале большой ямы (ямины), где на ее дне по обе стороны улицы сбились в кучу преимущественно убогие домишки вперемешку с сараями вдоль заборов и горами сваленного хлама в узких и грязных двориках, но были и большие дома; там был и дом Туренина.
Галина Семеновна – подружка Нины Николаевны. Она седая со стрижкой правильной формы, вроде, каре под вязаным зеленым, украшенным тусклыми пластмассками беретом, в темной стеганой куртке до колен и уже много лет одних и тех же черных зауженных книзу брючках, лицо старческое, сморщенное, в глазах выражение тоски и печали. «Ей восемьдесят пять лет, а она все такая же бодрая, как десять лет назад. Представляешь, две недели назад я видела ее на базаре», - сказала Нина Николаевна. «Молодец», - ответил ей Туренин. «Так вот», - хотела закончить она. Но он ее перебил: «Что-то не видно ее Саши. Наверное, умер». «Жив, жив твой Саша. Недавно встретила его. Он уже со мной здоровается. Сказал: «Здравствуйте», - и улыбнулся», - подхватив его слова о Саше, рассказала Нина Николаевна. «Ха. Улыбнулся. С Сашей интересно. С ним есть, о чем поговорить»,- возбудился тут Туренин. «Пьяница, как твой Борька, - отдернула его Нина Николаевна. – Я хотела сказать... Ты меня перебил».
Саша жил с Галиной Семеновной во второй половине дома и досаждал ей разговорами о том, что она многим обязана ему, не всегда уточняя, чем именно, но иногда все же его прорывало: мол, ты мне должна пристроить веранду, такую, как у тебя. «С какой стать?» - спрашивала Туренина Нина Николаевна. «Есть кто-то, кто настраивает его против тетки», - отвечал ей Туренин.
Такой Саша Нине Николаевне не нравился. Она тут же вставала на сторону Галины Семеновны, а Сашу наоборот ругала, мол, он нигде не работает (здесь она была неправа: тот работал сторожем), пьет водку и водит к себе друзей, известно каких, к этому надо добавить, что он не платит за отопление, да мало ли еще такого, что надо сделать, но он не делает, а если делает, то во вред себе и другим чего. Поэтому упрекал тетку еще и в том, что она на него всем жалуется, при этом имея в виду именно Нину Николаевну. То, что он начал с ней здороваться – новость. Хотя должен был сердиться на нее и обходить ее стороной. Но тут одно «но». Он, может, и сердился бы на нее, если б она не была женой Туренина.
В прошлом году после сентября он исчез. Опять Туренин ныл: «Где Саша? Саши нет», - и дальше в том же духе, что, наверное, умер. Тогда он почти попал в точку, то есть Саша мог умереть: его тошнило, он рвал, у него вздулся живот, ужасная боль под ребром не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Он еще некоторое время храбрился (воображал) перед теткой: мол, я уже пожил, можно и умереть - но когда боль стала невыносимой, разрешил вызвать скорую помощь. Деньги платила Галина Семеновна. Нина Николаевна опять возмущалась: «Как это так. У него есть взрослые дочери». «Такой, видно, хороший папа», - в тон ей отвечал Туренин.
-Ты меня перебил. Галина Семеновна рассказала мне о своей внучке Маше, которая, такое сказала, что она никак не может успокоиться, и из-за чего у нее возникли сомнения насчет ее психического здоровья. «Неужели она серьезно? Откуда это у нее?», - спросила она у меня. Все говорят о войне. Ну, и они тоже. А тут еще ее мужа призвали в армию. Видно, на этой почве и случился у Маши переворот в ее голове. Только так можно объяснить ее слова. Хотя и до этого Галина Семеновна замечала в ней эту пугающую странность, опять же объясняя ее влиянием мужа.
Нина Николаевна все уши прожужжала Туренину о Галине Семеновне и ее внучке Маше. О дочке она за все время не сказала ни слова. Ее зять – тоже табу. Но все мужчины, включая ее Славика, которому девяносто лет, ничего у нее не делали, были лентяями. Хотя, если взять того же Славика, какой из него работник, Туренин видел, как он ходит, ковыряя землю палочкой (ковырнет и сделает два шага, опять ковырнет, не ходит, а преодолевает расстояния), хорошо, что еще ходит, ему девяносто лет, какой из него работник, но то, что и в молодости тот , что называется, ни за холодную воду, так засело в голове Галины Семеновны, что он всегда ни к чему, ни к какому делу не способный стоит в одном ряду с ее зятьями. Из всех зятьев, у нее их два, больше всех ее не устраивал муж Маши. Маша высокая, красавица. А он – низенький, тощенький, ни кожи, ни рожи и в голове тараканы.
-Он, как их Вася, патриот. Поэтому в первый же день войны пошел в военкомат. В отличие от Веры, которая сказала, что Васю ни в какую армию не пустит…
-Ты не говорила, что Вася собирался пойти в армию. Я знаю, что в четырнадцатом было что-то подобное. Тогда он с Иваном Петровичем ходил в военкомат. Их не взяли. Да они и не настаивали на том. Что ж тогда не настояли. Это как называется- фальстарт? У нас в городе есть заведение вроде рюмочной «Фальстарт». Вот что это значит? Не получилось выпить с первого раза, что ли?
-Ты когда-нибудь можешь сказать хоть что-то умное? Все говоришь глупости. И нечего смеяться. Это очень серьезно. Юра держит его за руку и кричал: «Папа, не пущу, ты – дурачок?» - а он…
-А он что?
-Он: «Я пошутил». Как это называется?
-Это называется – издевается.
-Так вот. Ты меня не перебивай! Маша не только не держала его, а наоборот, так сказать, преисполненная патриотическим духом, помогала ему, бегала с ним за берцами, вместе с ним искала ему бронежилет. И вообще, он ей говорит, чтоб та с детьми спускалась в подвал, когда тревога, та спускается. «Зачем ты их тянешь в подвал? – спрашивает Галина Семеновна Машу. «А что если ракета упадет», - отвечает ей та и чуть ли не плачет.
-Как Вася.
-Как Вася. «Не упадет. Приведи детей ко мне», - говорит она ей. И вот, когда Маша привела к ней Мишу и Витю, то слово за слово, она и выдала (сказала), мол, «эту всю нацию надо уничтожить». «Тогда начни с меня!» - не сдержавшись, выкрикнула Галина Семеновна. Маша ничего ей не ответила. Она промолчала.
-Ей надо было объяснить, что…
-Что объяснять. Она под воздействием. Сейчас все… Это только ты у нас такой…