Баррикады. Глава 55

Глава 55. Таран на мосту


Новость о драке в стенах Адмиральского кораблестроительного университета, в которой особо отличились местный научный светила – Игорь Столяров, известный телеведущий Герман Галактионов и студент третьего курса Владислав Федорец, разлетелась по коридорам АКУ быстрее, чем сотрудники полиции довели участников драки до выхода из здания.

Галактионов нервно оборачивался, словно искал кого-то глазами в толпе зевак, собравшихся посмотреть, как эту достопочтенную публику будут паковать в автозак. Федорец также напряженно вглядывался в пространство. Внимание студента привлекли фигуры молодых мужчин, маячившие около двух входов. Присмотревшись, парень заметил, что их лица скрыты чёрными масками, а в руках у некоторых что-то похожее на бейсбольные биты. По телу белоруса пробежал холодок, а на лице появилась тревога. Он рефлекторно потянулся к висящей на поясе рации. Но проворный полицейский перехватил его руку, порекомендовав воздержаться от идеи связываться с кем бы то ни было, в противном случае пообещал изъять средство связи. Оставалось надеяться, что странные силуэты не остались без внимания его друзей.

Столяров был угрюм, но абсолютно спокоен. Единственное, что сейчас волновало доцента – не подхватить простуду по пути в райотдел. Его элегантный деловой костюм, несмотря на дорогую ткань и хороший крой, практически не защищал от ветра и холода.

Над рекой опускался туман. Моросил дождь. Его капли, словно тонкие иголки, впивались под кожу. Спасаясь от усилившегося холода, Федорец кутался в свою спецовку, а Галактионов застегнул молнию на кожаной куртке. Столяров невольно начал дрожать и клацать зубами. В этот момент он проклинал свой пиджак, который, казалось, был сшит из воздуха, и полицейских, которые не дали ему возможности забрать из гардероба своё пальто.

Как будто по закону подлости, полицейский спецтранспорт, к которому их вели, остановился в самом дальнем углу университетской парковки. Воображение доцента рисовало старый, как Усть-Ингульское отделение, автозак, с решётками на окнах, деревянными скамейками внутри и металлическими стенами без обшивки, из всех щелей которого будет дуть как из университетского компрессора.

Но, вопреки ожиданиям, на парковке стоял новенький просторный минивэн с двумя рядами пассажирских сидений. Тёмно-синюю, отдающую блеском поверхность капота и боковых панелей украшал герб полиции в виде щита с мечом и обрамляющей его лентой с надписью «Закон и порядок». Такую роскошь местный райотдел никогда бы не позволил себе приобрести. Этот минивэн был подарен Усть-Ингульскому РОВД международной организацией, занимающейся поддержкой местного самоуправления. Три года назад она передала силовым структурам Адмиральска восемь таких автомобилей.  Две единицы сразу перешли в собственность городского управления полиции, ключи ещё от двух были переданы прокуратуре. И по одному досталось каждому районному отделению полиции.

Это было единственное транспортное средство, которым мог похвастаться Усть-Ингульский РОВД. Других он мог только устыдиться. В отделении над данным минивэном тряслись и использовали лишь в особых случаях – когда, например, нужно было доставить в отделение кого-то из видных деятелей или покатать «дорогих гостей». Так Воронцов называл представителей Министерства внутренних дел, которые периодически наведывались в Адмиральск для проведения различных проверок. Под словом «дорогие» он имел в виду расходы, которые эти покатушки часто за собой влекли. Поскольку такие выезды осуществлялись сравнительно часто, без дела минивэн не стоял. Под него даже выделили отдельный гараж и именно его в первую очередь ставили на прохождение техосмотра.

Внутри салона работал подогрев, и озябшие участники драки наконец могли отвести душу, расположившись в мягких креслах, обтянутых полиэтиленовыми чехлами, чтобы не портить дорогую обивку.

– Прямо не автозак, а такси бизнес-класса! – нарочито восхитился Федорец. – При других обстоятельствах я бы за такой вояж даже заплатил. Не хватает только музыки  для настроения.

В этот момент в кабине ожила расположенная на приборной панели рация. «Улица Турбинистов 2-А, нападение на ломбард, трое неизвестных, примите ориентировку…» – говорил голос оператора, прерываемый помехами.

– Музыку заказывали, молодой человек? – съязвил Галактионов, кивая на рацию.

Полицейский крепкого телосложения окинул взглядом задержанных. Пробубнив что-то себе под нос, он уселся на сидение. 

Водитель провернул ключ зажигания, и минивэн неспешно выехал из территории университета на опустевшую автостраду. 

Столяров развалился в кресле, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. Как ни странно, он был даже рад тому, что у него появился повод свалить с заседания учёного совета, чтобы не отвечать на вопросы коллег о том, что у него произошло с подопечным, и правда ли, что молодой иностранец положил глаз на его жену. И чем теперь вызвано, что он, доцент, снова отстаивает этого оболтуса. И что послужило причиной конфликта между Столяровым и Графченко, и почему нельзя было объединить усилия в работе над данным прибором, как неоднократно предлагал профессор.

«Уж лучше я проведу этот вечер в полиции, чем буду снова слушать дебильные вопросы и пытаться объяснить людям то, чего они и так не поймут», – с облегчением подумал Столяров.

Он совершенно не боялся ни людей в форме, которые сидели с ним в салоне, ни места, куда они его везли. Во-первых, сегодня в этом месте он уже был и даже умудрился поскандалить с его начальником. А во-вторых… Ну, что ему может предъявить следователь? Телефонный разговор с Николой? Попытается узнать, с какой просьбой звонил задержанный своему куратору? Так Столяров сам расскажет, что Никола просил отстоять его разработку на заседании учёного совета. Более того, если бы начальник не проигнорировал просьбу доцента и разрешил ему увидеться со своим подопечным, парень не пошёл бы на такие ухищрения.

Что ещё? Что он, доцент, дал в нос профессору? Так и здесь ему оправдываться не за что: поквитался с мудаком. Ведь свои намёки про совместные поздние уходы Столярова и его подопечного Графченко делал при свидетелях, и было крайне опрометчиво рассчитывать, что доцент спустит ему это с рук. Как говорится, не на того напал.

Или то, что Столяров написал жалобу на плохую работу отделения? Так пусть работают хорошо – что им мешает? В таком случае он даже напишет благодарность. Это же логично.

От своих мыслей доцент испытал чувство удовлетворённости. Он сладко зевнул и прикрыл глаза. Ехать до отделения предстояло минут двадцать, а значит можно расслабиться и подремать.

Внезапно из приборной панели раздалось пиликанье и загорелся огонёк над индикатором уровня топлива, приближающегося к нулевой отметке. Водитель бросил взгляд на стрелку и нахмурил брови.

– Странно. Вроде оставалось десять литров, – буркнул он. – Не могли же они так просто испариться?

– Может, студенты слили для своих чудо-машин? – пошутил один из полицейских и тут же поймал на себе сердитый взгляд Влада Федорца.

– Так я бы увидел, если б кто крутился рядом. – Голос водителя приобрёл тягостную серьёзность.

Мужчина начал вспоминать, что перед тем, как заехать в АКУ, они остановились у моста. Он закрыл минивэн и вместе с коллегами направился к давно полюбившемуся им магазинчику с кафетерием. Продавщица обслужила клиентов перед ними и приняла заказ у полицейских. Она отправила три хот-дога в микроволновую печь, поставив таймер на две минуты, и подошла к другому аппарату, чтобы сделать кофе. Потом выдала заказ, взяла деньги, отсчитала сдачу. В магазине они были от силы минут пять, а дальше – пили кофе на парковке вприкуску с разогретым в микроволновке фастфудом.

Неужели за то время, пока они находились внутри, кто-то рискнул слить остаток бензина из транспортного средства, принадлежащего полиции, ещё и у всех на виду? Это мало укладывалось в логику водителя. Кроме того, сама мысль о том, что кто-то чужой подходил к их минивэну и своими грязными лапищами вставлял вонючий шланг в бензобак лучшего в отделении спецтранспорта, была для него омерзительна. Водитель поспешил её отбросить и найти происходящему другое объяснение – возможно, импортный датчик настроен таким образом, чтобы предупреждать владельца о низком уровне горючего заранее.

Впереди, не доезжая несколько сот метров до моста, соединяющего между собой берега реки Ингул, замаячила заправка с надписью “PIND”, что расшифровывалось как “Petrol Industrial”, и эмблемой с обилием жёлтого, оранжевого и коричневого цветов, что, с одной стороны, должно было соответствовать цвету бензина и другого жидкого топлива, а с другой – перекликалось с корпоративной символикой “City Industrial”. Только если у “City Industrial” это были очертания переплетённых между собой высоток с возвышающимся над ними строительным краном и тремя кирпичиками, то эмблема “Petrol Industrial” представляла собой изображение автоцистерны рядом с нефтяной вышкой и тремя огоньками. Эмблемы были выполнены в едином стиле, и случайной эта схожесть не была – “Petrol Industrial” была дочерней компанией “City Industrial”, снискавшей в Адмиральске неоднозначную славу после слухов о разрушении – под видом модернизации – цехов Первого судостроительного завода, что нашло своё подтверждение в смелых репортажах интернет-издания «Баррикады».

Народ Адмиральска оказался чрезвычайно остр на язык – к названию заправок начал добавлять букву «А» и делать на неё ударение, намекая на матерное название одного из участков женского тела. Выражение «заправлюсь от пиндЫ» (или «в пиндЕ») стало в Адмиральске нарицательным. Многие находили в этом названии также созвучие со словом «пиндос», что указывало и на происхождение сырья, реализуемого на данных заправках. Компания “City Industrial” была зарегистрирована в Болгарии, но бензин для её дочерней компании поставлялся из Америки. “PIND” выступал в роли фирмы-прокладки, которая обеспечивала продвижение американской нефтяной продукции на восточноевропейском рынке. Это было довольно дерзко, учитывая, что куда более выгодно сюда было поставлять нефтепродукты и их производные из стран Азии. Водители, среди которых также оказалось немало остряков, их так и называли – «пиндосовские заправки». А другие даже едко шутили – мол, каким же это надо быть болгарином, чтобы в этой стране так назвать сеть заправок. Насмехались они при этом не над национальностью, а над плохим знанием языка и менталитета этой страны, что и сделало возможным подобные языковые казусы.

Полицейский минивэн свернул к АЗС с эмблемой “PIND” и остановился около свободной колонки. Водитель аккуратно открыл бардачок, доставая оттуда пачку каких-то бумажек, похожую на колоду карт, после чего вышел из авто и направился к операторской. Влад Федорец присмотрелся к цвету этих бумажек и изображённой на них символике, и бросил взгляд на пилоны с жёлто-оранжево-коричневыми огоньками на козырьках, вид на которые открывался из окна. Цветовая гамма на «картах» и пилонах была идентичной. Студент догадался: бумажки, которые взял водитель – это талоны на бензин.

– Лихо же они вас окучивают. Топливом вас, я смотрю, обеспечивают… Наверное, чтобы вы глаза на их делишки закрывали? – как бы в шутку сказал Федорец, кивнув в сторону полицейского на переднем пассажирском сидении.

Тот обернулся и посмотрел на Федорца так, словно он сморозил какую-то чушь.

– Кто обеспечивает?

– «Сити-Индастриал». Это же их компания?

Полицейский, взгляд которого до этого был пристальный и серьёзный, вдруг заливисто засмеялся.

– «Окучивают»? Скажешь ещё. Они выиграли тендер. Все эти расходы им обеспечивает городской бюджет. Вы что, не помните эту историю? «Бензиновый тендер», все дела. Тогда же такой скандал был!

– Да я, знаете ли, не очень внимательно читаю городские новости, – почесал затылок Федорец.

– Ага. А про то, что это их «дочка», вы знаете, – ответил, смеясь, полицейский, предположив, что задержанный просто косит под дурачка. Так часто делали попавшие в отделение хитрецы, чтобы не отвечать на неудобные вопросы, когда их начнут допрашивать.

А вот Галактионов скандал с «бензиновым тендером» помнил прекрасно. Этой теме у них на «Фарватере» было посвящено несколько ярких сюжетов. В редакцию телеканала обращались представители профсоюза работников автотранспорта и гильдии автозаправщиков, жалуясь на нарушение монопольного законодательства городской властью. Последняя зачем-то решила, что у всех бюджетных организаций должен быть единый поставщик топлива, и объявила тендер по выбору компании, которая будет этим заниматься. Работники бюджетных организаций, среди которых тогда оказались и силовые структуры, не придали этому значения и отнеслись как к формальности, обычному рабочему вопросу. Они ещё не догадывались, какие сложности у них начнутся после.

Условия тендера были прописаны таким образом, что в пакете документов для участия в нём должен был присутствовать некий «сертификат европейского качества». Такой сертификат оказался только у “Petrol Industrial”. На этом основании другие пять компаний, которые подавали свои заявки для участия в тендере, были отклонены ещё до его проведения. Поскольку в конкурсе участвовал только один претендент, победа досталась ему автоматически, без рассмотрения конкурсной комиссией условий, которые этот участник предлагал.

При проведении полноценного тендера, победителя, как правило, выбирают из расчёта самой низкой цены. Но оказалось, что стоимость топлива в “Petrol Industrial” не ниже, а даже выше, чем у её конкурентов. Объяснялось это тем самым «европейским качеством». А чтобы никто не возмущался «прозрачностью» тендера, было объявлено, что бюджетным организациям, которые будут заправляться по талонам “Petrol Industrial”, компания установит десятипроцентную скидку. Это привело к тому, что бюджетникам не просто дали возможность, а ОБЯЗАЛИ заправляться на заправках “Petrol Industrial”. А поскольку трафик заправляющихся оказался чрезвычайно велик, скидка в 10% стала каплей в море. Компания имела выторг не из-за того, что у них была приемлемая цена или качественное топливо, а потому что имела (во всех смыслах этого слова) базу из постоянных клиентов, у которых при большом количестве заправок в Адмиральске просто не было другого выбора. Тех, кто позволял себе заправиться на других АЗС, ругали за бездумную растрату бюджетных средств – дескать, вам выдают талоны, будьте добры ими пользоваться.

– Вы думаете, нам самим хочется лезть в эту «пинду», чтобы заправляться по этим талонам? – спрашивал полицейский в риторической форме.

– А что мешает заправляться на других АЗС? – задавал встречные вопросы Федорец.

– На других заправках эти талоны не действуют, – пожимал плечами полицейский.

– Ну, а если вы заправитесь, к примеру, за наличные деньги, а потом обратитесь за компенсацией?

– Во-первых, не компенсируют. Во-вторых, настучат по башке за растрату бюджетных средств.

– Какую растрату? – недоумевал белорус.

– А вот такую. Потому что топливо “Petrol Industrial” компенсирует городской бюджет.

– А другое топливо не компенсирует?

– Нет.

– Почему? – не унимался Федорец.

– Потому что тендер выиграла эта фирма. И заправляться мы обязаны только у них.

– А какая тогда разница, где заправляться, если всё равно бюджет это компенсирует?

– Эта фирма даёт бюджетникам десятипроцентную скидку, – объяснял полицейский уже с неким раздражением. – Хотя если сравнить цены на других АЗС, то эта «скидка» выливается в такие же точно цифры. Экономии на самом деле нет.

– А зачем это было сделано?

– Ну как это зачем? – пожал плечами полицейский, словно вынужден был объяснять элементарные вещи. – Чтобы кое-кому было выгодно. Это же очевидно! Знаете, сколько у нас было таких ситуаций, когда топливо на нуле, рядом бензоколонка, на которой ты можешь заправиться. Но вместо этого ты должен искать по всему городу грёбаную «пиндУ», чтобы использовать эти сраные талоны. А заправишься на другой – будет жопа по компенсации и возврату.

«Переулок Железнодорожный, район бара «Перекрёсток», уличная драка…» – снова раздавался голос из рации сквозь помехи.

– А что ваше начальство? Его что, устраивает такое положение дел? – продолжил разговор телеведущий Галактионов.

– Да наш начальник, Степан Макарович, такие баттлы устраивал с городским управлением и с бабищами в департаменте финансов нашей мэрии, что будь здоров! Ему приходилось с такими скандалами каждую квитанцию обналичивать!

– Что, реально возвращать не захотели? – удивился Галактионов.

– Представьте себе. Так мало того, ещё и нас пытались крайними сделать. «Почему вы бюджетные деньги так лихо расходуете? Заключён же тендер! Вы должны своих сотрудников предупредить. Если нарушают – выговор, а повторное нарушение – кадровые выводы». Какое-то предписание вынесли, так наш Макарович его порвал при них же. Молодец мужик, своих отстаивает – будь здоров. Настоящий полковник! Но сражаться с этой бюрократической системой, – полицейский вздохнул и покачал головой, – даже ему не под силу. За такой характер его многие в городе и не любят. В основном бандиты при власти.

– Наш Макарыч такой, что душу из кого хочешь вытрясет, – подал голос другой полицейский, сидящий в салоне.

Тут подал голос доцент, который, казалось, уже видел десятый сон, развалившись на сидении.

– Душу, может, и вытрясет. А вот ремонт в здании райотдела – не уверен, – схохмил Столяров.

– Да вы знаете, сколько он всего для личного состава сделал?! – отпарировал молодой страж порядка, заступаясь за своего начальника.

– Не знаю. Не считал, – расслабленно вздохнул Столяров. Он снова зевнул и закрыл глаза.

«Шоссе Авиаторов, наезд на пешехода, водитель скрылся с места происшествия. Чёрная «Мазда», госномер…» – снова заговорила рация.

Полицейский окинул его злым взглядом, но спорить со спящим уже не стал.

– У нас тут недавно следователь одного «красавца» на тойоте упустила, потому что топливо в баке закончилось. Так потом все посты подняли на уши, пока за ним гонялись. Представь, сколько топлива извели. Не говоря уже о том, что пришлось ехать на эту «пинду» с канистрой, наполнять её и везти к нашему заглохшему бобику. Подумай только, каково нам пришлось – думать не над выполнением своих прямых задач, а над тем, как бы достать бензин на «нужной» заправке. А всё это время «красавец» рассекал по городу на «тойоте», с телом на пассажирском сидении…

– Что, реально в тойоте был труп? – изобразив изумление, спросил Федорец.

Кажется, он догадывался, о каком «красавце» и какой тойоте шла речь.

– Да нет! Как оказалось, «тело», которое он вёз к месту его жительства, принадлежало к миру живых, но мертвецки пьяных, нежели к миру мёртвых. Он этого парня – до того, как тот стал «трупом» – чем-то подпоил и повёз домой. В машине явно о чём-то расспрашивал – зачем и подпоил. А когда в квартиру ворвалась наша группа, схватил бутылку с этим пойлом и стал «утилизировать» его путём вливания уже в собственное тело. Естественно, тоже отрубился. В таком состоянии его в райотдел и доставили. И в камеру внесли как мебель, – сказал полицейский и рассмеялся.

– И часто вам такие болваны попадаются? – хмыкнув, спросил Галактионов.

– Да каждый день их пачками возим! – взмахнул руками полицейский. – То в райотдел, то в лабораторию на освидетельствование… Чаще, конечно, мажоры попадаются, всякие папины сынки, которые гасают по проспекту на байках или спиртное употребляют на детских площадках. Или наркоманов, которые лазят по мусоркам и газонам в поисках закладок…

– Вы, конечно, не обижайтесь, но, кажется, я начинаю понимать, почему вы в последнее время не ловите настоящих преступников, – с ухмылкой произнёс Столяров.

– Это почему же? – с негодованием спросил полицейский, снова обернувшись назад.

– Потому что гоняетесь не за маньяками и душегубами, а за молодыми придурками на тойотах. Видимо, так проще создавать статистику – не приходится заморачиваться. Зачем заниматься раскрытием серьёзных преступлений, если можно поохотиться на байкеров? И зачем устраивать погоню за настоящим маньяком, если можно подежурить рядом с мусоркой в каком-нибудь безопасном местечке, и там обязательно объявится какой-нибудь бомжеватого вида закладчик, которого можно будет скрутить и обеспечить себе премию по итогам работы за месяц? – съязвил доцент, и даже не стал открывать глаза – реакция полисмена на его слова ему была абсолютно неинтересна.

– Да вы ничего не знаете о нашей работе! – парировал полицейский, положив руки на дверцу бардачка.

– Я – учёный, я привык верить тому, что я вижу. А не пропаганде и слухам.

– И много ли вы видите?

– Конкретно в данный момент я вижу то, что вы тратите своё драгоценнейшее рабочее время не на преступников, а на трёх человек, которых вывезли из АКУ по чьей-то глупой наводке.

– Наводке? – недопонял полицейский. – Вы там драку, вообще-то, устроили. Нарушение общественного порядка.

– Но меня-то вы по другой причине везёте, верно? – лукаво улыбнулся Столяров, даже не открывая глаз.

– Вы говорите о нарушении общественного порядка, – перебил Федорец. – Вот только участников драки в стенах АКУ вы взяли под белы рученьки (и правильно сделали, здесь к вам претензий нет), а людей с битами и в масках, которые собрались у входов в здание, вы почему-то оставили стоять там же. Спрашивается: почему?

– Они бы им испортили статистику, – сложив руки на груди, Столяров снисходительно усмехнулся.

Полицейский посмотрел на него с выпученными глазами. Но поскольку доцент был уже в практически спящем состоянии, ему оставалось лишь сцепить зубы и закрыть рот.

В салоне повисло молчание. Тишину периодически нарушала лишь рация из кабины, которая продолжала вещать, передавая новые ориентировки.

– Ну, вы нам напомнили про ваш тендер, а я вам напомню про наш, – деловито перевёл тему разговора Федорец. – Нас с нашего тендера – тоже сняли. Как много общего, не правда ли?

– А что за тендер? – переспросил полицейский на переднем сидении.

– По выбору ПО для городской системы наружного наблюдения. Проходил весной. Помните?

– Кажется, помню, – закивал полицейский. – Тоже был большой скандал.

– А историю с пьяной негритянкой, которая напала с ножом на скинхедов, помните?

– Ооо, разве такое забудешь? – с восторгом отреагировал полицейский.

– Нам тогда нашу разработку даже не дали представить. Мол, студенты, что с них взять. Ещё и иностранцы – мало ли что наснимают на наших улицах и передадут своим спецслужбам. А тут их IP, то бишь IntelPower – фирма с именем, с имеющимися наработками. Тем более, у городской полиции с ней уже есть договора: «умные» системы защитных барьеров IntelSecurity, которые установили в каждом райотделе – я так понимаю, и в вашем тоже. А теперь их новейшая разработка – система наружного наблюдения «Интелвизор»…

– Вас, кажется, сняли после того, как ваши ребята из Африки засветились в том неприятном инциденте на набережной? – Полицейский посмотрел на Федорца с усмешкой, но она была доверительной. – Говорили, что ваши африканцы из АКУ «поймали звезду» и учинили там какую-то драку с нашими местными.

– Попытки не допустить нас к конкурсу начались сразу же, как только мы подали заявку для участия в нём. Инцидент на набережной был как раз уже поводом, чтобы нас снять. Но до этого куратор нашего иностранного факультета предложила: давайте мы сами покажем, на что наша система способна, а после этого конкурсная комиссия будет судить, каковы её преимущества и недостатки по сравнению с «Интелвизором». На набережной наши разработчики проводили свои тестовые испытания. И в этот момент на них как раз и напали те самые «местные», чтобы не дать им возможности показать аппаратуру в действии и как следствие – лишить возможности участвовать в тендере.

– Ой, этот «Интелвизор» – такое говно, – скривился полицейский, уставившись на планшет рядом с приборной панелью. – Подумать только – ну как такое может быть: система городского видеонаблюдения, которой пользуется в том числе и полиция, и когда ты пытаешься с её помощью выяснить личность человека, который попал тебе где-то на видео и вызвал у тебя подозрение, система тебе блокирует все данные, потому что, видите ли, действует закон о защите персональных данных. Как такое может быть?! – Полицейский начал возмущаться уже вполне искренне. – Когда какого-то вора вычисляем – запросто, без проблем. А когда нарушителя, который осквернил какой-то памятник, на кого-то напал, совершил преступление на почве расовой или национальной нетерпимости – мы не можем приобщить эту запись к делу, потому что данный субъект на каких-то там платформах запретил использовать свои персональные данные. И любые попытки установить его личность просто блокируются системой со ссылками на какое-то там западное законодательство. Это что вообще такое?! И никто ничего не может с этим сделать, потому что, видите ли, система официальная, разработчик выиграл тендер, а другими системами пользоваться мы не имеем права. Получается, это ОНИ прикрывают преступников в нашем городе, не дают нам возможности их привлекать? Мы-то дела открываем, но мы НЕ МОЖЕМ их расследовать! Понимаете? А потом у нас их тупо забирает городское управление.

– Зачем? – снова спросил Федорец.

– Потому что дела политические, а районные отделения должны заниматься наркоманами, ворами, проститутками и обеспечивать порядок на улицах. И убийства расследовать. Некоторые. А с фашистами разбираться надлежит Департаменту государственной безопасности. Это, видите ли, политика. А политика – не наш профиль.

– Только не сильно-то он с ними и разбирается, – подметил Галактионов. И, облокотившись о спинку переднего кресла, продолжил: – Нам тут давеча в распоряжение попал телефон, принадлежащий одному из местных фашистов, на котором хранилась запись, как группа молодчиков разрисовывает памятник жертвам нацизма, а также видео жестокого нападения на нашу коллегу, Веронику Калинкову. Телефон с данными записями наша сотрудница передала представителям ДГБ, это происходило в моём присутствии. И нам крайне интересно узнать, что же будет с этим ублюдком, хозяином телефона, и другими фигурантами, запечатлёнными на записях…

Тут открылась дверь в кабину. Вернувшийся водитель швырнул остаток талонов обратно в бардачок и сел за руль. Он посмотрел на приборную панель, но вставить ключи в замок зажигания не решился. Что-то его явно беспокоило.

– Идём, поможешь мне, – дёрнул он одного из полицейских, который сидел в салоне рядом с Федорцом, Галактионовым и Столяровым. – Надо кое-что проверить.

И оба вышли: водитель – через свою дверь, полицейский – через дверь в салоне.

– Я сейчас днище осмотрю, а ты будешь фонариком светить, – инструктировал водитель.

– А что случилось? – спросил тот.

– Мне не даёт покоя одна нестыковка. Когда мы заехали в магазин, я посмотрел на указатель уровня топлива: в баке оставалось десять литров. До университета там полтора километра, ехать пару минут. Но когда мы отъехали от АКУ, индикатор начал показывать, что уровень топлива резко падает до нуля. Как такое может быть? И теперь мне неспокойно! Меня преследует мысль, что кто-то эти десять литров слил.

Водитель качал головой и выглядел очень напряжённым.

– Ну, это уже невиданная наглость. Слить из полицейской машины, ещё и на оживлённой улице… Какие-то ненормальные. Если кто и слил, то когда? Зачем?

– И не наделал ли этот кто-то чего-то ещё…

Водитель начал лазать под баком, просвечивать дно – проверять целостность тормозных шлангов, наличие инородных предметов.

Когда дверь в салоне закрылась, Федорец, прислушиваясь к голосам снаружи, пытался уловить то, о чём говорили водитель и полицейский. 

Тут снова в кабине ожила рация, передавая очередную ориентировку.

«Внимание всем экипажам! Нападение на Усть-Ингульское отделение полиции. Двое нападавших скрылись в неизвестном направлении. У одного может быть поддельное удостоверение сотрудника следственного комитета…» Голос по рации начал озвучивать приметы нападавших.

Полицейский, который до этого обсуждал с ребятами тендер, встрепенулся, словно не веря тому, что услышал в эфире.

– Наше отделение? Что за чёрт? – произнёс он.

И, достав мобильный телефон, спешно набрал чей-то номер. В динамике послышались гудки. Наконец раздался женский голос. Федорец его узнал. Это была Мария Воронцова, которая утром приезжала в АКУ, и которую он лично катал на собственноручно отремонтированном вузовском лифте. А потом вместе с другими студентами иностранного факультета рассказывал ей о майском инциденте на набережной, когда группа радикалов напала на студентов-технарей во время тестовых испытаний.

– Машка, что там у вас произошло? – с тревогой спросил полицейский.

– На отделение напали, – с ужасом в голосе произнесла Воронцова.

– Как? Когда? Ведь не прошло и часа, как мы уехали.

– Да только что! – продолжала Машка нервным, почти плачущим голосом. – Я до отца дозвониться не могу.

– Пострадавшие есть? – спросил полицейский, переваривая только что услышанное. 

– Двое. Седова вырубили хлороформом. А Юра чинил генератор вместе с задержанным. У нас в отделении перед этим электричество пропало. Нападавшие ломанулись прямо к ним… – Машка вдохнула воздух.

– Что, Юрка пострадал? – с беспокойством переспросил полицейский.

– Юрка, слава Богу, в норме. Досталось задержанному, который ему помогал.

– А как вышло, что задержанный участвовал в починке генератора?

– Вова, ****ь! А кому было это делать?! У нас людей нет! Что, Юрка б справился? Я сама была не в восторге от этой идеи! Но другого выхода не было! Я как раз его допрашивала, а тут всё отделение вырубило! – в панике тараторила Машка.

Тут уже Федорца словно пронзило иголками. Он понял, о каком Юрке шла речь. Лично разговаривал с ним по телефону и просил передать трубку Николе. От Юрки Федорец и узнал, что они оба чинят генератор… По коже белоруса пробежал холодок.

– Маш, ты только не волнуйся, мы уже едем, – сказал полицейский и, открыв дверь минивэна, позвал своих товарищей.

Федорец несколько раз толкнул в плечо Столярова, пытаясь того разбудить. Но доцент заснул настолько крепко, что все попытки его растолкать оказались напрасны.

Резко изменившееся состояние Федорца не ускользнуло от внимания сидевшего рядом с ним Галактионова.

– Похоже, парень пострадал, к которому мы собрались ехать, – сдавленно проговорил Федорец, отвечая на немой вопрос телеведущего.

Вернулись полицейский и водитель, которые проверяли целостность тормозного шланга и наличие инородных предметов под днищем. Водитель, расположившись в кресле, протяжно выдохнул. Он поправил иконку Спасителя, висящую над зеркалом, и тихо перекрестился.

– Не нравится мне всё это. Муторно очень, – тяжело вздохнул он. – Ещё и туман такой. Надо держать ухо востро.

Мужчина взялся руками за руль, провернул ключ в замке зажигания и, беспокойно осматриваясь по сторонам, выехал с территории заправки.


* * *


У здания Усть-Ингульского райотдела продолжалась суета. Полицейские вызвали следователей и экспертов. Приехавший экипаж скорой осмотрел пострадавшего при нападении на отделение Николу Радича с синяками и следами побоев. Медики хоть и не выявили у него переломов и признаков черепно-мозговой травмы, всё же настаивали на госпитализации для проведения более тщательного осмотра. Воронцова наотрез отказалась.

– Травмы, как вы говорите, не тяжёлые, а данный субъект задержан до выяснения обстоятельств. И у нас нет людей, чтобы приставлять к нему в качестве охраны на случай, если он решит совершить побег, – аргументировала она.

У Марии действительно был страх. Не не столько от опасений, что Никола постарается скрыться, сколько оттого, что в больнице парень, отвечая на вопросы врачей, расскажет об истинном происхождении некоторых травм. Нападавшие только ударили его кастетом по лицу. Остальные побои ему нанесли полицейские, которые поверили словам самозванцев с липовыми удостоверениями и начали вести себя с Николой так, словно это он напал на отделение и вырубил дежурного. Воронцова попросила Радича написать отказ от госпитализации. Он на эту сделку пошёл, поставив встречное условие – обеспечить ему доступ к телефону и интернету, чтобы он мог связаться со своими товарищами.

Спустя буквально несколько минут в коридоре изолятора временного содержания, куда снова отвели парня, послышались чьи-то шаги. Вошедший переговаривался с охранником на входе, далее шаги стали приближаться уже к камере, в которой находился Никола. Это был молодой сотрудник райотдела Юра Маслов с подносом в руках.

Охранник запустил стажёра в камеру.

– На вот. Тебе в качестве моральной компенсации.

На подносе стоял заварник с чаем, блюдце с нарезанным лимоном и десяток нарезанных ломтиков хлеба, перемазанных то ли паштетом, то ли какой-то пастой. Он поставил поднос на скамью рядом с Николой, а сам присел с другой стороны.

Задержанный бросил взгляд на бутерброды, протянул руку, взял верхний, осмотрел со всех сторон и откусил.

– Твоя идея? – спросил Никола, указав на поднос с перекусом.

– Ну, а чья же? – усмехнулся тот. – Я, конечно, разрешение спросил. Тебя, я так понимаю, здесь ещё вообще не кормили.

– Да и ты, как я погляжу, не особо сыт, – сказал Никола и кивнул в сторону горки бутербродов. – Бери, ешь. А то сам принёс, а я один чавкаю.

Стажёра уговаривать не пришлось. Он потянулся за вторым бутербродом, откусил большой кусок и принялся лопать за обе щеки.

– Тебе повезло. Удостоверения тех двоих оказались липой, – прожевав кусок, проговорил Маслов.

– Как же вы это узнали? – хмыкнул Никола, отпивая из стакана крепкий чай.

– У одного из них, лысого, была рассечена голова. Видимо, после того, как я его трубой огрел. Ему попытались оказать помощь, но как только врачи начали его осматривать, он со своим подельником скрылся.

– Ну, это я успел увидеть. Что было дальше?

– Поскольку его куртка была вся в крови, медики её сняли. Возможно, он и сам предпочёл бы от неё избавиться. Носить её после такого «окраса» он уже вряд ли бы стал. Но внутри остались некоторые вещи. В том числе удостоверение представителя следственного комитета.  Фамилии, имена и должности записал и Седов в нашем журнале. Естественно мы подали запрос в следственный комитет, и там ответили, что у них таких сотрудников отродясь не было.

Никола хмыкнул:

– Как я и предполагал.

– Сейчас там пока работают эксперты. Опрашивают дежурного, фельдшеров и других свидетелей. Приехали настоящие представители следственного комитета. И… через полчаса-час – после того, как поешь – с тобой снова хочет пообщаться Мария Степановна. Сейчас к ней должны доставить твоего научного руководителя. И ещё двух людей из АКУ, которых задержали за драку.

– Какую ещё драку? Где? У нас в АКУ? – Никола изумился, искоса глянув на телефон Маслова, который тот держал в руках.

Маслов уловил намёк иностранца и открыл на смартфоне пользующийся популярностью видеохостинг. Он стал забивать ключевые слова «драка», «АКУ». Ведь если такие зрелища происходят в публичных местах, их обязательно кто-то снимает и выкладывает в сеть. Работа с соцсетями и публикуемой в них информацией уже давно стала частью работы полиции.


* * *


Адмиральск окутал туман. Едва осязаемая белая субстанция опускалась на здания, обволакивала верхушки деревьев и электроопоры, обвивала вышки, словно шерстяная нить веретено. И только свет автомобильных фар минивэна пробивался сквозь него подобно путнику с охотничьим ножом, прокладывающему себе дорогу через заросли. Водитель ехал медленно, вглядываясь в почти белое пространство впереди.

Они приближались к Ингульскому мосту. Слева маячило старое здание сгоревшего КБ. Погружённое во мрак среди этого туманного пейзажа оно представлялось чёрной кляксой, упавшей с кисточки зазевавшегося художника на практически завершённую картину.

Федорец вглядывался в белую муть за окном. Чувство тревоги неприятно сосало за щиколотками и било по спине. Он не был склонен к паникёрству, и на происходящее обычно реагировал с юмором. Но мысль о том, что его друг снова пострадал, и неизвестно, в каком он состоянии, не давала белорусу покоя. Федорец перевёл взгляд на доцента. Тот дремал, прислонившись головой к окну и закрыв глаза.


* * *


Столяров, как всегда, уставший и злой, спускался в лабораторию после заседания учёного совета. Двадцать один пятнадцать – такое время показывали часы с электронным табло над дверью. Доцент немного удивился, потому что у входа в его лабораторию не висело сроду никаких часов. А тут старые, советские. Похожие он видел ребёнком в КБ «Ингульское», когда приходил туда вместе с дядей-конструктором.

Обстановка внутри лаборатории обескуражила его не меньше. В дальнем углу помещения, где до этого располагался стол, за которым сидел Никола и который после его ухода никто не занимал, теперь стоял кульман, а стоящий к нему спиной невысокий черноволосый парень что-то за ним чертил на огромном листе ватмана.

«Выскочка! – в сердцах произнёс про себя Столяров. – Опять решил выпендриться».

Время кульманов кануло в лету ещё в начале нулевых. Преподаватели и студенты уже давно выполняли все чертежи на компьютерах, с помощью специализированных программ, дефицита в которых АКУ не испытывал, а когда требовалась особая детализация – на специальных графических планшетах. Кульманами даже из представителей «старой гвардии» уже никто не пользовался, а тут чертил молодой человек, который к тому же чертёжными программами владел досконально. Что это, как не попытка обратить на себя внимание? 

Но и в облике парня что-то было не так. Сейчас он был одет в тёмно-серый деловой костюм. Отсутствие привычной чёрной кожаной куртки, с которой Никола расставался достаточно редко, Столярову показалось странным: зачастую его подопечный находился в лаборатории, не снимая верхней одежды (если речь, конечно, не шла о проведении опытов и работе с реактивами – он был не дурак и технику безопасности всё-таки соблюдал). Но в данный момент он не находился в условиях, которые требуют соблюдения правил техники безопасности. Тем, что Никола научился снимать верхнюю одежду, и стоял в костюме и туфлях, а не в своих видавших виды джинсах и кроссовках, Столяров был даже польщён.

И вдруг вошедший дёрнулся ещё больше. «Он что, подстригся?». Обычно его подопечный ходил с распущенными волосами длиной до лопаток. Завязывал их в хвост Никола только во время работы, когда волосы конкретно мешали ему, и делал это любым подручным материалом, будь то хомут для проводов или кусок медной проволоки, чем приводил в ужас не только своих одногруппниц, но и жену Столярова, Наташу. Парню неоднократно делали замечания за его внешний вид практически все преподаватели АКУ.

Дело было даже не в том, что парням-студентам запрещалось ходить с длинными волосами. А в том, что Никола занимался научной деятельностью и вполне мог представлять вуз на различных научных конференциях. Но его облик никак не ассоциировался с образом молодого учёного, парня даже не фотографировали для вузовских буклетов.  В связи с этим Столярова, как куратора, даже просили повлиять на упрямца, чтобы тот, наконец, укоротил свои патлы и «привёл себя в более приличный вид».

Теперь же у стоящего перед кульманом была короткая стрижка. И этому Столяров удивился даже больше, чем кульману и висящим перед входом в лабораторию советским электронным часам. И он невольно подумал, что же должно было произойти, чтобы его бывший подопечный так кардинально сменил свой имидж. В то, что Никола что-то переосмыслил и это было сделано от души, а не в целях показухи, поверить Столярову было сложно.

Доцент не понимал смысла этого перформанса. Зачем было вешать эти старые советские часы и тащить в лабораторию этот кульман? Тем более, он был огромный, сам бы парень явно не справился. Он его установил не без чьей-то помощи. Прикрепить к нему лист ватмана и демонстративно на нём чертить… Надеть костюм, сменить причёску… Чтобы что? Произвести на Столярова впечатление? Доцент не любил, когда кто-то пытался произвести на него впечатление. Ещё и так топорно. И сейчас он был настолько шокирован развернувшейся перед ним сценой наглости и самолюбования, что даже не знал, с чего начать.

От злости Столяров запыхтел, но старался не потерять самообладание, хотя на языке уже вертелась парочка колких фраз. Он подошёл к столу, поставил на него портфель, снова глянул на парня, сосредоточенно что-то выводящего на большом чертёжном листе. Доцент ждал, что тот заговорит и как-то объяснит свою выходку. Но говорить что-либо стоящий за кульманом и не думал. Он продолжал чертить, словно даже не замечая доцента.

– Что, гадёныш, даже поздороваться не считаешь нужным? Ждёшь, когда я с тобой заговорю? – зло произнёс Столяров, крепко сцепив зубы. – И это после того, как ты изъявил желание ко мне вернуться и работать вместо со мной?

Столяров решил предметно поговорить с Николой – в том числе и том, зачем по случаю своего возвращения нужно было организовывать весь этот маскарад. Огромный старомодный кульман, смена гардероба, стрижка…

– Ну, допустим, смену внешнего вида и твой «новый» чертёжный гаджет я заметил. Не хватает только пера, чернильницы и керосиновой лампы для полного антуража. Что, не смог достать? Не дорабатываешь! – продолжал Столяров, поджав губы. – Тебе бы норм приличия набраться. Хотя бы здороваться с тем, кто входит в лабораторию.

Парень по-прежнему молчал и даже не сдвинулся с места. Он и вовсе походил бы на манекен, если бы рука не продолжала методично выводить линии на огромном чертёжном листе.

Доцент подошёл ближе и посмотрел на чертёж. Это был трижды проклятый им пресловутый преобразователь. Вглядевшись в схему, которую старательно вычерчивал парень у кульмана, Столяров обратил внимание, что один из ключевых узлов прибора нарисован не так, как Никола изображал его ранее. Этот узел был предметом горячих споров Николы с доцентом.

– Почему ты считаешь, что именно так он будет работать? – спрашивал тогда доцент у Николы. И размашисто перерисовывал.

– Так, как предлагаю я, будет эффективнее, – отстаивал свою идею Никола. – Так мы увеличим мощность.

– Это не по правилам, – кривился Столяров. – Делай вот так!

Но подопечный ни в какую не соглашался на вариант, который предлагал его научный руководитель.

Теперь же, бросив взгляд на чертёж, доцент заметил, что этот узел был нарисован так, как он, Столяров, когда-то и предлагал. Вот только все надписи черноволосый парень почему-то делал на сербском языке.

– Ты таки решил его изменить? – удивлённо спросил Столяров, поразившись, что его непокорный подопечный в конце концов с ним согласился.

Доцент коснулся его плеча, чтобы уже явно показать своё присутствие, так как парень стоял к нему спиной и был чересчур сосредоточен.

– Нет. Я всегда делал именно так, – сказал человек у кульмана.

Столярова словно ударило током. Стоящий спиной к нему говорил с акцентом, которого у Николы никогда не было.

– Это Никола решил его изменить, – сказал молодой человек и повернулся к нему лицом.

Доцент опешил ещё больше. Он увидел лицо своего преподавателя – Милоша Лучича. Столяров дёрнулся и отступил шаг назад. Он пытался понять, каким образом его молодой преподаватель, который читал у них ещё в то время, когда Столяров был студентом, оказался вдруг в этой лаборатории и теперь стоит здесь и что-то чертит. И главное, как он мог их перепутать? С одной стороны, эти двое действительно были похожи – одного роста, комплекции, схожие черты лица. Даже манера вглядываться в чертежи, слегка прищурившись, такая же. 

У Столярова покраснели щёки. Он понял, что все эти колкости, обращённые к его подопечному, он наговорил своему преподавателю. И не просто преподавателю, а первому научному руководителю.

– Простите. Я вас перепутал со своим подопечным, – нерешительно произнёс Столяров, испытывая чувство стыда и неловкости.

– Ничего страшного, – выговорил с акцентом Милош Лучич. – Нас часто путают.

Доцент принялся внимательно разглядывать чертёж, словно что-то пытался для себя уяснить.

– Так получается, это ВЫ автор чертежей, а не он? – в недоумении спросил Столяров. – Выходит, это действительно ВАШ преобразователь?

– А ты, Игорь, разве не помнишь? – простодушно посмотрел на него серб. – Ты же когда на свои соревнования по карате ездил, а потом приходил ко мне на отработку, я при тебе его начал чертить в тетради. Помнишь, как я прорисовал на клетчатом листке некую конструкцию? Конечно, ты в моих почеркушках вряд ли что-то мог понять, – усмехнулся Милош. – Но этот узел, я смотрю, ты запомнил исправно. Раз он вызвал у вас столько горячих споров.

Столяров кивнул. Всё, что серб ему сейчас говорил, он помнил.

– Потом я этот лист вырвал из дневника, – продолжал Милош. – Его нет нигде, ни в одном из моих черновиков и проектов. Потому что слишком опасны эти знания для технического вуза страны, собирающейся разместить на своей территории базы Военного Альянса. И я был очень рад тому, что даже если со мной что-то произойдёт, он останется в твоей памяти.

Однажды Столяров начертил эту конструкцию Николе, сокрушаясь о том, что ни чертежей, ни даже схем не осталось, а это единственное, что он смог вытащить из своей памяти. Чуть позже удивился, когда парень перечертил его схему на отдельный лист и стал сам дорисовывать недостающие элементы, да так быстро, словно делал это с оригинала чертежа под копирку. И только потом, в процессе работы, Никола изменил этот узел, предложив альтернативный вариант.

– Так вот зачем я вам был нужен? Передать ваши знания? Послужить такой своеобразной «флешкой» сквозь времена? – обиженно и с вызовом произнёс Столяров.

Милош отрицательно покачал головой.

– Не каждая «флешка» будет отстаивать детище двух сербских безумцев, жертвуя своей репутацией и безопасностью. И уж тем более не пойдёт на риск и не станет врать на полиграфе, чтобы выгородить того, кто может стать продолжателем его дела.

– Какого ещё дела?..

Столяров недоверчиво вздёрнул бровь, пытаясь понять, искренне сейчас с ним говорит Милош или льстит. Если второе, то зачем? А серб продолжал:

– Я сразу в тебе что-то такое разглядел.

– Что именно? Я хочу конкретики, – настаивал Столяров, начиная злиться.

Милош задумался, словно вспоминая, что его заставило поделиться с Игорем своей идеей.

– Понимаешь, ко мне тогда только пришла эта мысль. Внезапно. Как говорят у вас – озарило. Мне нужно было кому-то рассказать. Но все, кто меня окружал, не вызывали у меня доверия. Они подписали один документ, который сделал невозможным моё дальнейшее пребывание здесь. А ты был просто студентом первого курса. Самым талантливым и подающим надежды. Честным и совестливым. Вот мне и захотелось поделиться именно с тобой. Вроде нашего с тобой секрета на прощание.

– А он? – всё больше заводился Столяров, намекая уже на Николу. – Зачем ОН ко мне навязался? Я ему тоже показался честным и совестливым? Тоже что-то такое во мне разглядел?

– Наверное, ты ему показался похожим на меня.

– Каким образом? – разводил руками Столяров. – Мы же совершенно с вами не похожи! Ни внешне, ни манерами.

– Ну, он же не видел меня никогда в жизни. – Милош улыбнулся своей обычной простодушной улыбкой. – А тебя, Игорь, он видел. Причём каждый день.

– То есть сейчас я принял вас за него, а всё это время он принимал меня за вас? – хмыкнул и покачал головой Столяров. – Бред какой-то…

И тут до доцента дошло, что Милош Лучич, его первый научный руководитель и, можно сказать, наставник, выглядит так, как тогда, когда он учился на первом курсе. А такого не может быть. Ведь столько лет прошло! Он уже давно закончил университет и получил учёную степень. А тут этот наставник, который как минимум на десять лет старше Столярова, спустя столько лет, оставался парнем, практически одного возраста с его подопечным Николой.

Кроме того, Столяров не понимал, как Милош Лучич вообще мог оказаться в этой лаборатории. И даже не потому, что он уже давно не работал в АКУ. А потому, что два с половиной десятка его уже как нет в живых. Неужели информация о его гибели не отвечает действительности? Может, он всё-таки жив? Или это какая-то мистификация?

И тут Столяров сообразил, что он сейчас попал в другое время – время своей учёбы на первом курсе. Тогда в этой лаборатории, наверное, действительно стоял кульман. А над входом висели эти часы. И когда его наставник, Милош Лучич, мог действительно здесь что-то чертить.

– Зачем? Зачем вы меня привели сюда? – спросил Столяров, не до конца понимая, что под этой формулировкой он имеет в виду.

– Чтобы тебя предупредить, – произнёс вдруг Милош, и лицо его приобрело невероятную серьёзность. – Сегодня ты защитил наше изобретение. Этого тебе с рук не спустят и постараются закрыть рот. Возможно, даже навсегда.

– Навсегда? – недопонял Столяров. Но тут же нерешительно усмехнулся. – Я же ничего такого не сказал. Я урезонил профессора Графченко, который хотел себе это присвоить.

– А это история не сегодняшнего дня, – спокойно продолжал Милош Лучич. – Всё началось намного раньше. Вспомни, как приезжали представители Военного Альянса и просили отдать им мои дневники, под видом того, что они представляют историческую ценность, обещая профинансировать вам в вузе массу программ, а ты ударил по столу кулаком и сказал, что в этом разберётся твоя научная группа и что она уже начала исследования, которые нельзя прерывать. Вспомни, как ты лично ходил к бывшему ректору и просил выписать тебе научное распоряжение, а мои дневники оформить как предмет твоего исследования, чтобы защитить их от изъятия и уничтожения. Ты сказал, что сам найдёшь переводчика среди студентов. И даже ходил в приёмную комиссию искать кого-то из республик бывшей Югославии – так сказать, носителя языка. Но никого не нашёл. Именно после твоих действий Караваеву и подкинули идею укрыть у себя одного сербского «экстремала», с которым он познакомился при о-о-очень непредвиденных обстоятельствах, и спрятать его от полиции и спецслужб. А потом, когда Караваева назначили ректором – предложили этого серба оформить в АКУ как студента и познакомить с тобой. Студент из Сербии, носитель языка. Ещё и технарь от Бога… Всё как ты и хотел, родной. Желания исполняются.

Столяров пребывал в замешательстве и молча слушал серба.

– Или сейчас бы ты предпочёл переиграть ту ситуацию и отдать мои дневники Альянсу? – лукавым взглядом, с прищуром, Милош посмотрел на Столярова.

– Если бы я предпочёл переиграть ситуацию, я бы не вступался за него сегодня, – понизив голос, произнёс доцент.

– Именно поэтому мы и встретились здесь. В месте, которое нас троих объединяет.

Милош отошёл от кульмана и подошёл к Столярову. Его лицо выражало не только серьёзность, но и тревогу.

– Времени у тебя осталось очень мало. Действовать надо будет очень быстро. Я постараюсь помочь, насколько это возможно. Но всё будет зависеть от тебя и от твоих решений. Будь осторожен, Игорь. Опасность уже близко. Ты даже сам не представляешь, насколько.

– Что я должен делать? – уточнил Столяров, полностью доверившись своему наставнику.

Милош Лучич внезапно осмотрелся по сторонам и закричал:

– Пригнись!

Столярову даже показалось, что серб схватил его за плечи и толкнул вниз.

Раздался грохот. Столярова подбросило так, словно под ним взбрыкнула лошадь, и над головой пролетели стеклянные осколки. Одновременно с этим доцент ощутил сильный удар чем-то тяжёлым слева, причём так, словно там была стена.

– Что за чёрт? – услышал он над ухом голос Федорца, хотя в лаборатории его не было.

Столяров подумал, что в лаборатории раздался взрыв, и попытался увернуться, но его руки наткнулись на какую-то преграду. Из этой преграды раздался очередной грохот – и доцента замотало из стороны в сторону, будто в каком-то адском аттракционе.

Он с воплем распахнул глаза и увидел слева от себя боковую часть автомобиля с обивкой, и сейчас, оказалось, она треснула и на несколько сантиметров вдавилась вовнутрь. Он находился не в лаборатории, а на заднем пассажирском сидении полицейского минивэна. Не понимая, что происходит, Столяров приподнялся – и ощутил третий удар по машине слева, ещё более сильный, чем первые два. За окном маячила какая-то машина, которая ехала в том же направлении и зачем-то била правым боком по автомобилю, в котором полицейские везли участников драки в Усть-Ингульский райотдел.

От очередного удара машину перекосило на правый бок. Столяров практически навалился на сидевшего справа от него Галактионова – и удар пришёлся уже с правой стороны. Это был участок ограждения моста, в который врезался на ходу полицейский минивэн. Водитель пытался ускорить движение, но зловещая фигура какого-то фургона, которая маячила за окном слева от Столярова, продолжала их преследовать.

Минивэн вращало подобно юле, приближая к перилам. Водитель корчился от боли. Видимо, он был уже ранен. Из последних сил он пытался удержать руль и вывернуть его так, чтобы сманеврировать между перилами моста и фургоном, который то и дело выныривал из тумана и наносил удары слева. В какой-то момент он начал терять ориентацию. Вскочивший с места Федорец перехватил баранку.

Один из полицейских отстегнул от пояса рацию и нажал кнопку связи с дежурным в отделении.

– Ингульский мост! Серый фургон идёт на таран! Нас пытаются скинуть с моста! – быстро и прерывисто передавал он. Но договорить не успел.

Очередной мощный удар выбил рацию из его руки. Полицейский не стал её искать и потянулся за пистолетом.

В это время его коллега высунул через дыру в окне руку с пистолетом и принялся стрелять, очевидно целясь по колёсам, разглядеть которые в тумане оказалось непросто. Он грубо заматерился и зашипел, когда нажатие на курок стало вызывать бесполезные щелчки.

Откуда-то снизу из упавшей рации продолжал раздаваться голос дежурного.

– Что за фургон? Номера?

Ответа не последовало.

– Минивэн, ответьте, вы живы?.. Минивэн, ответьте!..

В разразившейся тряске Галактионов успел вынуть из кармана смартфон и включил стрим в своём блоге.

– Дорогие друзья, зрители и подписчики! – говорил он, стараясь это делать как можно более чётко и без одышки. – Возможно, это моя последняя запись. Мы едем по Ингульскому мосту в машине полиции, и нас пытаются таранить, хотят сбросить с моста. Скорее всего, мы этот мост живыми не переедем…

Ведущий навёл камеру на салон минивэна, стараясь запечатлеть на записи всех, кто находился внутри. Потом потянулся к окну, стекло в котором уже было разбито, и высунул из него руку с мобильным, пытаясь выхватить из тумана преследовавший их фургон. Он старался фиксировать происходящее максимально чётко – возможно, уже даже не для сюжета (думать про новый выпуск шоу в возникших условиях было бы глупо), а для дальнейших следственных действий.

Новый толчок. Машину перекосило, Галактионова отбросило прямо к кабине минивэна. От удара у него потемнело в глазах и он едва не потерял сознание. Практически над ухом телеведущего прозвучал голос из рации:

– Внимание всем постам! Ингульский мост! Нападение на экипаж полиции! Ближайшие наряды, отзовитесь! Повторяю: нападение на экипаж полиции! Ингульский мост! Ближайшие наряды, отзовитесь!

– Восемь-ноль-восемь, принял! Направляюсь к Ингульскому мосту! – раздался другой мужской голос.

– Девять-ноль-шесть! – раздался в рации ещё один голос. – Ингульский мост, принял. Прошу детальной ориентировки.

– Детальной ориентировки дать не могу. Связь с минивэном прервана…


* * *


Юрий Маслов и Никола Радич мирно поедали бутерброды и смотрели ролики с моментами драки в холле перед конференц-залом АКУ, которые, как стажёр и предполагал, уже были выложены в интернет.

– Вот это да! – комментировал Маслов. – Это ж Галактионов собственной персоной!

– Кто? – переспросил серб, дожёвывая очередной бутерброд.

– Ты что, с Луны свалился? – с недоумением и задором Юрка с посмотрел на Николу. – Это ж самый известный в Адмиральске ведущий. «Коридоры» никогда не видел?

– Не видел, – пожал плечами Никола.

– Вот и зря. Самое крутое шоу. Они там ходят по разным чиновникам и задают им неудобные вопросы…

Никола присмотрелся к видео и остолбенел. Среди дерущихся он узнал своего лучшего друга. Влада Федорца знали как человека, который умеет договариваться, и любую, даже самую скверную ситуацию, может разрулить словами. Он был в меру горяч и темпераментен, но при этом умён и хитёр. Вмазать кому-то в рожу он мог в целях самозащиты или если это было нужно для дела.

– Ты чем-то озадачен? – переспросил стажёр.

– Это мой друг… – Никола указал на русоволосого парня, который размахивал кулаками. – Ума не приложу, что заставило его полезть в эту драку.

– Ну, мало ли… Разные бывают обстоятельства. Знаешь, чем я первый месяц стажировки занимался? Принимал заявления у всех, кого привозили сюда после разных мордобоев. И поводы там были такие, что в жизни не поверишь… Кто-то музыку в транспорте слушал без наушников, кому-то чей-то прикид не понравился… Кто-то на бабу чью-то не так глянул, а хахаль приревновал…

Юрка смотрел на экшн в АКУ как на шоу и снова перематывал на интересные моменты.

Он поставил на загрузку второй ролик и потянулся за новым бутербродом.

– А один раз сюда даже пьяную негритянку привезли, которая устроила поножовщину с какими-то пацанами на набережной, – с задором говорил Маслов, откусывая зубами от бутерброда очередной кусок.

В этот момент Никола аж потемнел и нахмурился, став похожим на статую чёрной египетской кошки.

– А у неё ты тоже принимал заявление? – мрачно спросил парень, глядя даже не на Юрку, а куда-то сквозь него.

– Не, это до меня было, – наивно ответил Юра. – Ребята как хохму рассказывали. Представь: негритянка, пьяная, да ещё и с ножом. Ты такого отродясь не видел!

– Видел, – ещё мрачнее произнёс Никола. – Я был тогда на набережной.

– А что ты там делал? – остолбенел Юрка.

– Мы тестировали оборудование, которое подавали на тендер для городской системы видеонаблюдения. И «пацанами», как ты выразился, были местные скинхеды, перед которыми стояла задача сорвать наши испытания.

От удивления Юрка даже перестал жевать. У него отвисла челюсть так, что во рту был виден полупрожёванный кусок бутерброда.

– Наших ребят они начали провоцировать. Нож, о котором ты слышал – это был ИХ нож. И вырвала его у них из рук моя подруга. И пьяной она не была. Её даже не освидетельствовали.

– Подожди… – задумался Юрка. – Среди фигурантов, которых доставили в отделение, были одни негры. Четыре пацана и одна девка. Я точно помню, ребята говорили. Ещё рассказывали, что те страшно путались в показаниях. То их было семь, то резко стало пять…

Он снова посмотрел на задержанного.

– То есть, ты был одним из участников той драки? А почему же ты не давал показания?

– Да, – ответил, как робот, Никола. – Я тогда не давал показаний, так как именно в тот момент лежал на операционном столе. Мне тогда прострелили лёгкое.

– Ого! Я этого не знал…

– Теперь знаешь.

– Подожди, но от ребят я ничего не слышал, чтобы в том инциденте был кто-то с простреленным лёгким, – недоверчиво произнёс Юрий.

В это время у решётки послышались шаги. Охранник изолятора показательно кашлянул. Он зашёл в камеру и бросил неодобрительный взгляд на стажёра.

– Я тут краем уха слышу, у вас такая милая беседа завязалась. И истории такие интересные – прямо целый боевик. Иди-ка ты работать, Юрец, пока он тебе ещё больше лапши не навешал, – по-отечески произнёс охранник, хлопая стажёра по плечу. После этого он строго посмотрел на задержанного. – И ты, парень, не подставлял бы Юрку своими рассказами. Он молодой, доверчивый. Видишь, как к тебе проникся? У нас за такое по головке не погладят. Так что, раз уж загремел в ИВС, прояви хотя бы здесь порядочность, пожалей паренька…

Тут зазвучала прикреплённая к поясу охранника рация, из которой на весь изолятор раздался мужской голос.

–  Ингульский мост! Серый фургон идёт на таран! Нас пытаются скинуть с моста!..

– Ёшкин кот… Это же наши! – в ужасе проговорил охранник, отстегнув от пояса рацию и сжав её в руке.


* * *


Серый фургон, таранивший минивэн, немного отстал, но теперь снова приближался.

– Минивэн, ответьте! Минивэн, ответьте!.. – звучал голос дежурного из упавшей рации где-то под креслами, возле которых присел Столяров, прячась от пуль и группируясь на случай опрокидывания транспортного средства.

«Рация! Возьми рацию!» – услышал доцент в голове голос, которым до этого с ним говорил  Милош.

Под одним из кресел действительно болталась рация, зацепившаяся антенной за нижнее крепление. Доцент её высвободил и поднёс к губам.

– Говорит минивэн. Мы ещё живы. Нужна помощь.

– Дайте приметы для ориентировки.

– Какие приметы? Для какой ориентировки? Объясните по-человечески, что вам нужно!

– Кто говорит? – раздался из рации голос оператора.

– Какая, к чёрту, разница?! Пассажир вашего грёбаного минивэна!!! – прокричал Столяров так, что едва не охрип. – Нас пытаются столкнуть в реку! Пришлите помощь, мать вашу!

– Помощь выехала. Где владелец рации? Он ранен?

– Отстреливается, чёрт возьми!

– Вы можете описать фургон более детально? Марка? Габариты? Кто за рулём? Кто ещё в кабине кроме водителя?

Столяров осторожно приподнялся и высунулся из окна. В модификациях фургонов он не разбирался, и постарался рассмотреть хотя бы номера. Но те были заляпаны грязью. Возможно, замазаны специально. Да и вряд ли бы он различил в таком густом молочном тумане какие-то цифры и буквы на номерном знаке.

В кабине фургона маячили две фигуры. За рулём находился крупный мужчина, лица которого он не мог разглядеть из-за надетой на голову шапки с прорезями для глаз. Рядом с ним сидел пассажир, лицо которого тоже было скрыто под маской. Он держал в руке нечто похожее на пистолет. Раздался выстрел. Столяров едва успел пригнуться.

Он снова присел под сидение и проговорил в рацию:

– Номера заляпаны грязью. В кабине два человека. Лица обоих в масках. У пассажира в руках пистолет! Он стреляет по минивэну!

В рацию, которую обеими руками держал Столяров, закричал уже Федорец:

–  Господа полицейские! Ваши уже без патронов! А нас продолжают таранить! Пришлите хоть кого-нибудь! Тут два шага к мосту от вашего Усть-Ингульского!


* * *


Охранник ИВС продолжал сжимать в руках рацию. Лицо выражало ужас и злость от бессилия и невозможности как-то повлиять на ситуацию. Он слушал и понимал, что убивают его товарищей. В тот момент, когда сам он просто стоит посреди изолятора с рацией в руках. Его сердце похолодело, когда голос из рации, принадлежавший его товарищу, перестал доноситься.

В рации вдруг зазвучал другой, незнакомый ему голос. Этот голос сказал, что хозяин рации жив, но отстреливается. Внезапно этот голос перебил другой, который сообщил, что стрелять полицейским уже нечем, а помощи нет, хотя от Усть-Ингульского до места происшествия – рукой подать.

Никола приподнялся со скамейки и прислушался. Он опешил. Оба голоса, доносившиеся из рации, были ему знакомы. Один принадлежал его научному руководителю, а другой – лучшему другу. Эти голоса он знал хорошо и слышал довольно часто. Спутать их он не мог.

Никола осторожно совершил пару шагов по направлению к выходу. Охранник и стажёр стояли у скамейки в камере, как вкопанные, и, затаив дыхание, слушали всё, что доносилось из рации. И даже не заметили, как задержанный оказался за пределами камеры.

И лишь когда Никола бросился к выходу из изолятора, охранник опомнился и метнулся за ним. Но парень уже успел добежать до поста с пультом, нажал одну из кнопок, завернул и побежал вверх по лестнице. Сработала система «Интел-Секьюрити» и решётка захлопнулась прямо перед носом у охранника, огласив изолятор звуками сирены. Каких-то пару секунд, несколько десятков сантиметров. И вот два полицейских оказались заперты в помещении ИВС, словно в клетке.

Специальные «умные решётки» для изолятора с замозахлопывающимся электронным замком изготавливала компания, производящая смарт-оборудование для пенитенциарных служб и органов правопорядка. Эти решётки были частью специального заградительного барьера. Захлопнувшись снаружи, этот замок открывался только с пульта дежурной части, сконструированный таким образом, чтобы не дать заключённому выбраться из изолятора и обезопасить полицейских, находящихся снаружи.

Представители фирмы-изготовителя доказывали, что сбежать их «умными решётками» просто невозможно. Специальная кнопка на пульте охранника блокировала отсек ИВС от остальных помещений РОВД. Видя выбежавшего из камеры заключённого, охранник на посту, расположенном у выхода из изолятора успевал нажать на тревожную кнопку и покинуть ИВС. Нарушитель оказывался заблокирован в изоляторе временного содержания и бежать дальше уже не мог. Если задержанный продолжал вести себя агрессивно, усмирять его приходили уже сотрудники спецподразделений.

Однако охранника в этот момент на посту не просто не было, а произошла ещё более абсурдная и неожиданная ситуация: в этот момент он и ещё один полицейский находились в камере, где по «железной логике» этих «умных» решёток должны были находиться заключённые либо задержанные. Но то, что задержанный и охранник могут поменяться местами, разработчики системы, видимо, не учли.

Откуда задержанный узнал про принцип действия «умной решётки», охраннику и стажёру оставалось только догадываться.

Едва осмыслив, что произошло, охранник вынул из кобуры пистолет, надеясь ещё как-то зацепить ускользающий за угол силуэт. Но Юрка резко ухватился за его руку.

– Не стреляйте! У него и так лёгкое прострелено!

– Ты что творишь, придурок! – начал кричать на Юрку охранник. – Тебя же из органов попрут за такое!

– Да он к своим побежал! Вы не понимаете! В том минивэне его научный руководитель! Мария Степановна дала распоряжение доставить его в райотдел!

– Да какого хрена ты вообще сюда припёрся?! К нему, в эту камеру! – ещё больше напрягал голосовые связки охранник. – Накормить его хотел?! Он тебе давай рассказывать о своей нелёгкой судьбе, а ты и уши, глупец, развесил?!

– Мне Мария Степановна дала распоряжение обеспечить его мобильной связью! – словесно защищался Юрка.

– И как, обеспечил?! Доволен теперь результатом?! – кричал охранник. И, смахнув со лба капли пота, принялся корить уже себя: – И я, дур-рак, зашёл сюда! Тебя, молокоса, предупредить хотел! За все годы своей работы в более глупой ситуации я ещё не был!

После этого он включил рацию и стал докладывать о сбежавшем из ИВС задержанном.

Никола бежал по коридору так быстро, что сбил с ног полицейского, направлявшегося на вой сирены к изолятору. Полицейский достал из кобуры пистолет и прицелился, но задержанный уже перемахнул через стоящий на проходной турникет. Выбежав на улицу, парень чуть не напоролся на группу полицейских, готовящихся к выезду.

«Наших там расстреливают, а эти только собираются выезжать!», – на бегу подумал Никола.

Он пересёк улицу и бросился в первый попавшийся двор. Эхом вдалеке раздались выстрелы, из каких-то громкоговорителей прозвучал приказ остановиться. Парень лишь ускорил бег и нырнул в тёмный переулок. Крики полицейских становились всё дальше.

Никола бежал по вечерним кварталам и старался дышать как можно глубже, концентрируя силу духа и тела и глядя по сторонам, чтобы снова не попасться в руки полиции. После нескольких часов, проведённых в провонявшихся гнилью и плесенью коридорах Усть-Ингульского ИВС, этот промозглый осенний воздух показался ему невероятно свежим.

До него только сейчас начало доходить, какой плевок он совершил в лицо разработчиков «умной решётки» и всех, кто так яростно проталкивал эту продукцию в Адмиральск. Одним нажатием на кнопку он свёл счёты с системой “IntelSecurity” и компанией “IntelPower”, ради которой в своё время был объявлен крупный тендер и из-за которой пострадали его товарищи, в том числе и он сам.

Никола понимал, что если за попытку бегства от Воронцовой он ещё мог влететь на штраф или 15 суток админареста, то за побег из ИВС ему уже светит статья. Однако это его сейчас не так уже и волновало. Его бегству не смогла воспрепятствовать система “IntelSecurity”, которую ещё так недавно нахваливала городская власть в лице вице-мэра Крючкова. Какое-то время, вероятно, она работала исправно (просто потому, что подобных ситуаций не возникало). Но сегодня она дала сбой, показала свою полную неспособность предвидеть подобные инциденты.

Чего бы не случилось с университетской «Сигмой», у которой была функция распознания лиц. И он понимал, что если бы в охранную систему ИВС и всего райотдела была внедрена их «Сигма», то она бы распознала по лицам, что охранник оказался в запертой камере, а задержанный бежит по коридору. И уже бы «Сигма» заблокировала задержанного и отсигналила о случившемся диспетчеру или оператору. Она бы просто заблокировала Николе путь из изолятора, и от выхода он бы просто не добежал, поскольку его лицо идентифицировалось бы как лицо задержанного. Но на такое простейшее, казалось бы, действие, «умная решётка» от «ИнтелПауэр» оказалась неспособна. И Николе это доставляло несказанную радость.

Омрачало момент триумфа лишь то, что пару минут назад парень слышал из рации охранника. Стреляли по его друзьям. Живы ли они? Всё ли в порядке? Успели ли наряды до них добраться? В любом случае, Никола был уверен в том, что в этой ситуации он точно должен помогать своим товарищам, а не сидеть в этом занюханном изоляторе. И он мчался к мосту. Туда, где до боли знакомые голоса просили о помощи.


* * *


Левая панель минивэна вдавилась вовнутрь, стекло в окне потрескалось. Несколькими ударами локтя один из полицейских выбил его наружу. Второй перезарядил пистолет и стрелял через разбитое окно минивэна в окно таранившего их фургона. На третьем выстреле стекло рассыпалось в крошку. Пассажир пригнулся. Фургон резко начал прижимать минивэн к бетонному карману на стыке разводной и неподвижной части моста.

Где-то вдали уже доносились звуки сирен. Столяров напряжённо прислушивался, надеясь, что машины с сиренами едут именно к ним, и думал о том, удастся ли их бригадам застать экипаж минивэна и его пассажиров живыми.

– Минивэн, вы меня слышите? - перебил его мысли голос из рации, - Опишите приметы пассажира. Приблизительный возраст, комплекция? 

– Может, вам ещё его рост и цвет глаз назвать?! – с раздражением рявкнул Столяров.

– Постарайтесь сохранять спокойствие…

– Да какое, ****ь, спокойствие?! Нас сейчас раздавят как консервную банку!..

В этот момент доцент почувствовал невероятную злость. Он смотрел на фургон, который если и отставал, то лишь для того, чтобы скрыться в тумане, потом вынырнуть из него и нанести очередной удар. Столяров понимал, что их сейчас не просто хотят напугать. Их именно убивают. Нагло и бесцеремонно. Методично и безжалостно. И устранение их было спланировано. Может быть, быстро, но надёжно, с учётом всех обстоятельств. Тут тебе и скверная погода (в тумане трудно что-либо разглядеть), и размер автомобиля, достаточный для того, чтобы подтолкнуть минивэн к обрыву, за которым притаилась, клацая клыками в холодных водах Ингула, вечно голодная Смерть. И место для убийства подобрано как нельзя лучше. Ведь потом можно будет с наигранно-скорбным лицом сказать, что водитель минивэна не справился с управлением, что-то на мосту не разглядел, автомобиль изменил траекторию движения и… несчастный случай. Будут ли разбираться, как это произошло на самом деле? Найдут ли, будут ли хотя бы ИСКАТЬ того, кто это спланировал, и тех, кто осуществил? Столяров, уже не раз имевший дело с городской полицией и ДГБ, знал ответ на этот вопрос. Утвердительным он не был.

Доцент был убеждённым пацифистом и всегда старался жить по правилам, по закону, никому не причиняя вреда, но и другим не позволяя ограничить свою свободу. И умирать этим вечером в его планы не входило. Совсем скоро в стенах вуза должна была пройти международная научная конференция, на которой ему предстояло выступать с ответственным докладом. Дома ждала любимая жена, которая явно не заслужила стать вдовой в столь молодом, цветущем возрасте. В райотделе как раз в эти минуты его ждал подопечный, который, несмотря на свою придурковатость, всё-таки был трудолюбив, требователен к самому себе и действительно много знал и умел. И что теперь? К кому он вернётся? К негодяю и проходимцу Графченко, который чуть не присвоил себе его разработку? Столярова ждали лекции и проверки курсовых работ. Со своими студентами он вёл себя порой довольно строго, а некоторым и вовсе портил настроение перед сессиями. Но и им он не сделал ничего такого, чтобы теперь сдохнуть на этом мосту, или под ним.

Доцент посмотрел на Федорца, который хоть и проявлял гонор на парах и вступал с ним и другими преподавателями в полемики, вызывая иногда раздражение, но именно в этот критический момент он думал не только о собственной шкуре, а изо всех помогал раненому водителю удержать баранку. Чем он провинился? Перед кем?

Столяров перевёл взгляд на Галактионова, который, не теряя самообладания, продолжал вести репортаж. Телеведущий хоть и часто мозолил глаза всякого рода чинушам, и иной раз они наверняка были готовы его убить, но, как ни крути, благодаря ему и его знаменитому шоу в городе решались многие проблемы, и он явно не заслуживал такой тяжёлой смерти.

А в чём провинились эти полицейские? У каждого из них наверняка есть семьи. И дома их ждут любящие жёны, родители, дети. Каково им будет перенести их гибель? Заслуживают ли ОНИ такой участи?

Столяров понимал и готовился к тому, что волосок, на котором сейчас держится его жизнь и жизнь всех, кто волею судьбы оказался с ним в этом минивэне, вот-вот оборвётся. Но тут он подумал: а судьбы ли волею? Ведь погибнут они не в результате несчастного случая, не потому, что «так получилось». У этой «судьбы» есть конкретные имена и должности. Возможно, и заказчиков своего убийства он, Столяров, даже знает, и, возможно, даже видел кого-то из них на учёном совете.

Кто же это? Кто? Кто решил их убить? Кто взял на себя право решать, что жить им уже необязательно? Так ли уж их смерть неизбежна, и должен ли он, Столяров, так легко и безучастно соглашаться с таким «решением»?

– Пожалуйста, ответьте! Вы меня слышите? – донёсся до ушей Столярова голос из рации, заставив его мозг выйти из временного анабиоза.

– В нашей смерти может быть заинтересован один человек – профессор АКУ Альберт Графченко, – насколько мог разборчиво говорил Столяров.

– В чьей смерти? – удивился диспетчер. – Что, уже кто-то умер?

Раздался скрежет. Фургон уже не отъезжал от минивэна и не наносил жёсткие удары, а прижимал его к краю моста.

– Да пошли вы к чёртовой матери, олухи! – чуть ли не плюнул в рацию Столяров.

Ему захотелось раскроить водителю фургона череп чем-то тяжёлым. Но под руками не было ничего, кроме трижды проклятой рации, из которой невозмутимый голос оператора начал выспрашивать данные об умершем и обстоятельствах его смерти.

Столяров высунулся из окна минивэна, и целясь в голову водителя фургона, со всей силы швырнул рацию, представляя, что в его руке боевая граната. Доценту даже показалось, что кто-то словно подхватил его руку, придавая броску невероятное ускорение.

Бросок этот был актом отчаяния, следствием чувства бессилия и безысходности. Но тут произошло то, о чём Столяров даже подумать не мог. Рация, которую он метнул в фургон, попала водителю прямо в висок. Тот как-то странно откинулся на левый бок, после чего фургон начало водить из стороны в сторону. Человек, сидевший на пассажирском сидении справа от водителя, попытался ухватиться за руль и скорректировать движение, однако это не помогло. Фургон сдал влево, выехал на встречную полосу, пересёк её и, сбив мостовые ограждения, сорвался с моста и улетел в реку.

«Молодец, Игорь! Отличный бросок!» – услышал он в своей голове чей-то голос. На этот раз голос принадлежал его школьному военруку. Игорь понял, что он мысленно перенёсся в то время, когда, будучи одиннадцатиклассником, проходил курс довоенной подготовки и ездил на соревнования, которые проходили на военном полигоне за городом. Тогда у парня в руках была учебная граната, которую нужно было закинуть в условный БТР условного противника, пока тот не разнёс в клочья их роту. Тогда Игорю с учебной гранатой это удалось. Как и сейчас удалось, уже с рацией.

«Молодец, Игорь, ты справился! – услышал он голос Милоша. – Я тобой доволен!»

После этого голоса в его голове стихли.

Полицейский минивэн, изрядно побитый и смятый с обеих сторон, выехал за пределы моста. За ним начинался сквер, где возвышался памятник Пушкину, а внутреннюю часть с обратной стороны украшали плиты с детскими рисунками по мотивам его сказок. Съезжая с моста, минивэн снёс отбойник, за которым начиналась улица Магистральная, переехал улицу Набережную, которая её пересекала, едва не врезавшись в двигавшийся по ней микроавтобус, пролетел ещё пару десятков метров и въехал в торговый павильон «У Лукоморья», в который был вмонтирован остановочный навес. С улицы раздались чьи-то крики. Металлопластиковые конструкции, внутри которых были вставлены большие обзорные окна, сломались, словно прутья деревянного забора. Стёкла, подобно брызгам фонтана, разлетелись мелкими фракциями. Вместе с ними во все стороны разлетелись десятки мягких игрушек, висевших на витрине. На тротуар и дорогу упали коробки, из которых вывались элементы игровых конструкторов.

Столяров лежал между сиденьями и не мог понять, жив он или нет. Галактионов держался за переднее сиденье и тяжело дышал. Федорец пытался выбраться наружу через дверь, замок в которой заклинило, и она болталась из стороны в сторону, словно держалась уже на соплях. Студент начал бить её, наваливаясь всем своим весом, и та просто вывалилась наружу.

Снаружи мигали проблесковые маячки и слышались голоса. К минивэну тут же подбежали спасатели и полицейские и спешно начали вытаскивать из салона тех, кто, по их мнению, был ещё жив.

Они помогли выбраться из машины Федорцу, затем Столярову, который с трудом поднялся из-под сидений, держась за поясницу, и пытался ещё найти очки, которые закатились куда-то под низ. Галактионов к этому моменту уже подобрал свой мобильный и снимал на камеру помятый салон минивэна, разбитый магазин и полицейских со спасателями, которые помогали им выбраться наружу.

Столяров и Федорец лежали на газоне, раскинув руки в стороны и глядя на небо, туман под которым уже начинал рассеиваться и сквозь оставшуюся пелену можно было разглядеть пару звёздочек. Они были обессилены, но испытывали облегчение, что всё уже закончилось и что после этой дикой погони с перестрелкой они остались живы.

Они не смотрели ни на спасателей, которые пытались разблокировать переднюю дверь, ни на полицейских, которые суетились у разбитого минивэна, активно между собой переговариваясь. И тут у кого-то из них донеслись звуки рации, передававшей очередную ориентировку. 

«Внимание всем постам! Из изолятора Усть-Ингульского отделения сбежал задержанный и скрылся в неизвестном направлении…»

Федорец прислушался и открыл рот. Он с недоумением посмотрел на доцента.

– Э… Вы тоже это слышали?

– Да, чёрт возьми. Не глухой. Надеюсь… – в полупрострации произнёс Столяров, мучительно скривившись и приставив ладони к ушам, в которых стоял жуткий гул после недавних выстрелов.

«Приметы сбежавшего. Невысокого роста, худощавый, славянской внешности, волосы длинные тёмные. Ориентировочный возраст – 25 лет. Одет в чёрную кожаную куртку, серый свитер и джинсы…»

– Во даёт! Краса-авчик! – с восхищением говорил Федорец, практически не слыша собственного голоса из-за звона в ушах.

– Жопу бы надрать этому красавчику. За то, что сбежал. Ты понимаешь, какими последствиями это чревато? – прожужжал Столяров охрипшим от стресса голосом.

В это время кто-то из полицейских переговаривался по рации.

– Как он мог сбежать? Там же система «ИнтелСекьюрити»? – звучал его недоумённый голос.
 
– А вот так! Обошёл систему, запер в обезьяннике двух полицейских, а сам сбежал!

– Как он мог её обойти?! Нас же убеждали, что это невозможно!

– Ну, блин… Оказалось, что возможно…

Столяров закрыл лицо руками и начал истерично хохотать.

– Вот это да! – не переставал восхищаться Федорец. – Я в нём не сомневался. Он их сделал! Игорь Иванович, это же самая крутая месть, какая только может быть!

– Какая ещё месть? – измученно протянул Столяров, хрипя и держась за чугунную голову.

– То, что задержанный смог сбежать из изолятора, как-то скрыть ещё можно. Но то, что он это сделал, закрыв в ИВС охранника и полицейского, и сделать ему это помогла их хвалёная «умная» система, «замолчать» им уже не удастся… Следующий тендер “IP” точно провалят. Они уже не смогут сказать, что их система такая неуязвимая. Сейчас они обхезались по полной. Благодаря Николе. И можно теперь предлагать нашу «Сигму»…

Столяров повернул голову и с лёгким пренебрежением посмотрел на студента.

– Мы тут чуть не подохли, а ты всё о тендере. Такой же псих, как и твой друг. Лифтовик хренов, – говорил Столяров, выдыхая изо рта клубы пара, держась за уши и пытаясь унять в них шум.

– И вас я узнаю, Игорь Иванович. Ничуть не изменились, – улыбнулся белорус, глядя на доцента. После чего откинул голову назад и тоже засмеялся.