Долго ли, коротко ль, но когда Странник собрался в дорогу, уже брезжил рассвет. Чем он всю ночь занимался, остается только догадываться. Возможно, беседовал с Боланом, а может, вспоминал о былом. На крыльце парня ждала собака – неясно, чей вообще ласковый пес, который бегал вокруг в поисках приключений и умудрялся, подлизываясь чуть ли ни к каждому, вызвав умиление, всегда получать разные лакомства. Пес был большой, лохматый, красивый и дружелюбный; он смотрел на Странника глазами полными восхищения, преданности, лести и предвкушения неминуемого угощения.
— Ну что же – ты сам пришел, – вздохнул Странник, кидая Марсику бутерброд с колбасой. Его сердце на мгновение сжалось... Но «Надо, так надо». В собачьих шапках на Севере ходят и по сей день, да и едят их многие, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Жир топят от туберкулеза, берут с собою в тайгу в экспедиции, а когда продукты кончаются... просто съедают. Ну а вы, разве не едите друг друга в больших городах? Так хотя бы честнее.
Пес жалостно проскулил в ответ, принимая угощение от Лукавого и виляя хвостом. Дальше шли они молча, чувствуя оба какую-то странную обреченность. Солнце скрылось за лесом; вспыхнул алый закат. Дорога была нелегкой, но едва пробил полуночный час, показался просвет – широкий безжизненный тракт, давно заброшенный, но почему-то до сих пор не заросший. Даже деревья вокруг выглядели больными, корявыми и обглоданными. Еще более жути добавляло и то, что в этом месте недавно случился лесной пожар. Черные березы в свете Луны выглядели весьма живописно. Достав из рюкзака саперную лопатку, Странник начал копать. К тому моменту, как яма была готова, пес уже успел доесть все припасенные бутерброды и бегал вокруг, заигрывая, исполненный благодарности. Взглянув в глаза своему палачу, он вдруг внезапно остановился, словно почувствовав смерть, и содрогнулся.
Пес не ушел. Он продолжат стоять и дрожать, смиренно склонив свою голову. Видя все словно в тумане, ощущая страшное дежавю, Странник достал нож и, только лишь замахнулся... Как в это мгновение из лесной чащи на полянку начали одн за другим выходить волки. Их вожак оскалил клыки и угрожающе зарычал. Странник не испугался; более того, – в нем проснулся звериный инстинкт, и вспыхнула радость, – ведь не придется убивать глупого доброго пса, что само по себе уже гнусно. Даже не вспомнив о ружье, он прошептал: «Человек вынул нож. Серый, ты не шути. Хочешь крови? Ну что ж... Я такой же, как ты...» и бросился вперед.
Сбив волка с лап коротким ударом в нос, что порою смертельно для любой собаки, Странник отрезал матерому голову. Сделал он это в считанные секунды – так, будто всю жизнь тем только и занимался. Остальные волки немедленно разбрелись в разные стороны. Глаза красивого зверя глядели еще, как живые, и плакали, когда безумец вырезал у него сердце и принялся его поедать. Оказалось, что это очень непросто, – сырое сердце жевалось с трудом, – но познаватель справился со своей страшной миссией, отрезая по кусочку ножом, и закопал останки. Марсик все это время был рядом и трусливо озирался по сторонам.
В то самое мгновение, когда дурак проглотил последний кусок волчьего сердца, случилось нечто немыслимое. Он вдруг почувствовал, что тело его приобрело необычайную легкость, силы удвоились, а голова стала ясной, сделанной, будто из хрусталя, – любая мысль могла развиваться, расти, подобно кристаллу, имея доступ, как казалось, ко всей информации на земле. Всему этому сопутствовала эйфория, сходная отдаленно разве что с теми астра-ментальными оргазмами, которые испытывает начинающий свое знакомство с иглой человек.
Расстояние до дома Странник не прошел – пролетел, не испытывая ничуть сожаления о своем кровавом священнодействии. Присесть и обильно покушать, как обычно это бывает после прогулки по лесу, дураку совсем не хотелось. Поэтому он скормил Марсику остатки замечательной колбасы и затопил баньку.
Солнце снова зардело, склонившись к закату, когда вдоволь напарившись и отмывшись от пота и крови, Странник предстал перед ликом страшной богини. Геката выглядела теперь совершенно живой и улыбалась ему будто любовница. На долю мгновения парню показалось даже, что на него смотрит Алина, но это было немыслимо, – «Неужто сама королева ведьм овладела художницей, чтобы явиться к нему? Полный абсурд».
— Я принес тебе жертву, – сказал Странник, обращаясь к картине.
— Это не жертва была. Жертва – ты. За ногу подвешенный*. Или ты смеешь думать, что кому-то из женщин нужен собачий труп? – раздался красивый насмешливый голос. – У кота мозгов больше, хоть он и приносит мышей.
******
— И ты ей позволишь? Леля мозги запудрит, а у него их и так с гулькин нос. Я мышей приношу, чтоб из дома за безделье не выгнали, дура, – насупился Ольгерд.
— Сам хотел познавать. Так уж пусть начнет с этой. К чему время-то тратить на дурочек лишних?
— Всё равно ничего не поймет.
— А вдруг? Раз уж Любций ушёл, свою душу оставив, пусть потешится с нею. В том и веселье.
— Всё эстетика ваша, романтика, – проворчал тихо Ольгерд. Люди кошек мяуканье от плача ребенка не вполне отличают*. А ты хочешь, чтоб он поумнел, поглупев еще больше.
— Но ведь так интересней.
— Тут уж я не поспорю. Хоть и скушно немношко. Горюшко моё, горе. Ох, душа моя, кошка. Будет блjaдство, как в Польше... Этих сказок не счесть. Пусть одной станет больше. Умный сможет прочесть.
— Прекрати.
— Умолкаю...
— Я сказала, заткнись.
— Эх, пойду, подремаю.
— Нет, останься. Вернись! Коты тоже мяучат.
— Хм, а я никогда. Ныть, Катюш, удел сучий.
— Всё, молчи, блатота.
******
— И в чем тогда смысл? – спросил Странник.
— Наглый грубый щенок. Ты должен найти Прозерпину. Я видела ее в твоих снах.
— История повторяется? И как я это сделаю? – парировал парень, пытаясь быть саркастичным, – новый страх его улетучился вместе со смертью волка, и это опьяняло подобно победе в бою.
— История всегда повторяется. Кружится-кружится по спирали, подобно пластинке, играет. Карты-ноты одни, и расклады похожие. Твой дух – мой призрачный рыцарь. Сослужишь мне службу. Иди и смотри.
Изображение на картине застыло, вновь стало безжизненным, а Странник почувствовал, как между пальцев его скользят-утекают прекрасные длинные волосы.
— Лилит, – прошептал он, улыбаясь блаженно, опустился в кресло и крепко уснул.
Стих 2. Кабы я была царица, завела б мужей штук тридцать. А когда б мне стало мало, снова б Девицею стала.
Сон убаюкал Странника, словно укол забвения, избавил от груза последних событий, смывая грязь из памяти теплой волной; но только внутри этой дремы оказалось изысканно пусто, там существовали лишь черная тишина, запах моря и бесконечный покой.
Прошла безликая вечность. Скиталец спал, забыв о доблести и невзгодах, о радостях и болезненных унижениях. Сквозь сон почувствовал он нежное прикосновение, ветерок, шелест длинного платья, ощутил божественный аромат неповторимых духов вперемешку с запахом горящих восковых свеч и, собрав волю в кулак, открыл свету глаза. Всё вокруг выглядело весьма странным, впрочем, как и всегда в последнее время. Странно было бы, если б всё неожиданно стало обычным, но этого не случилось. И все же, даже в этой, привычной уже неординарной реальности усматривалось нечто противоестественное даже ей.
Странник встал, открыл ящик стола и, взяв зачем-то в руки свой револьвер, начал бродить по дому. Внимательно осмотрев все комнаты, он поднялся наверх, немного там осмотрелся, заглянул на чердак, спустился вниз и принялся за каморки с нежилыми помещениями, – даже при скромном желании дома у него мог спрятаться небольшой отряд партизан. Никого не обнаружив, познаватель вернулся в зал, прилег на свой любимый диванчик и закурил. Выпустив в воздух струю синеватого дыма, он вдруг заметил движение краешком глаза – где-то на периферии зрения мелькнула темная тень.
— Известный симптом, – хмыкнул парень, продолжая попыхивать трубкой; на деле же у него по спине пробежали мурашки.
В горло пробралась горечь, – очень хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Превозмогая лень, Странник поднялся с дивана, вышел на кухню, налил вина и только тогда вдруг понял, что на картине больше нет изображения темной богини. Геката исчезла, оставив на свежем холсте только ночь, свет безумной Луны и жуткие тени. Ступая как можно тише и осторожней, боясь спугнуть дар осознанности и испортить свой сон, Странник вернулся обратно в ту комнату, где висело изображение темного божества. Живой странный дом, в котором и повседневно-то творилась всякая чертовщина, почувствовал, что его раскусили и перестал делать вид, как будто все вокруг настоящее. Обычный зал, к которому примыкала большая часть комнат, разросся до пределов дорогого пентхауса, оформленного в стиле модерн с заметным влиянием рококо и барокко. Странное, но прекрасное сочетанное практичности и простоты с элегантностью, дворцовым пафосом и даже ветреностью, создавали великолепную атмосферу – несколько надменно-шикарную, но, в то же время весьма уютную и располагающую к эстетическому мировосприятию вкупе с релаксацией и умиротворением.
Налюбовавшись декоративной резьбой, плавностью линий и мягкими теплыми бликами скандинавской сосны, познаватель направился в спальню. Едва он хотел возмутиться обилию светлых тонов, как проглотил язык и умолк, наблюдая на белоснежной постели роскошную женщину в черном кружевном неглиже.
Трудно описать мгновения этого сна, но в ней воплотились практически все его предпочтения, оставив, все же, даму самой собой. Пытаясь создать словесный портрет неземному созданию и подобрать хоть какие-то слова для приветствия, Странник нахмурился…
— Примерно так я выглядела, будучи царицею Савской, – сказала Лилит. – Ну, если тебе интересно.
— Вы умопомрачительны, но ваш голос... – пробормотал парень, чувствуя головокружение от наплыва чувств. Он слышал ясно, отчетливо, именно тот самый голос, который заставил его потерять покой на долгие дни, проник в самую душу, пронзил ее, заставив страдать от счастья, затуманил сознание, заворожил и буквально лишил рассудка. Звучал теперь он натурально, не так театрально, не так волшебно, как в мускариновых грезах, но, все же, это был он – с ним говорила Лилит, и в эту секунду сомнениям в голове странника просто не было места.
— Знаю. Многим мужчинам меня лучше не слышать вовсе – сходят с ума, даже не успев взглянуть. А я ведь женщина, мне тоже хочется нравиться.
— Вам хочется нравиться? Но ведь вы бесподобны!
— Не так уж я и красива, – кокетливо сказала Лилит. – Просто умею себя подать.
— Позволите мне возразить вам?
— Конечно, позволю, – рассмеялась шикарная дьяволица. – Но ты должен понять, что я вовсе не так недоступна и эфемерна, как те же, всеми любимые звезды. Я в каждой женщине, с которой ты был по-настоящему счастлив. Я ближе, свободнее и откровенней любой разбитной оторвы, но чище и целомудренней, чем все монашки на свете. Ты уважаешь женщин, и уже близок к тому, чтобы играть в эти игры. Но вся хитрость в том, что это всего лишь мгновение. Только тогда, когда ты будешь готов к настоящему подвигу, ты станешь достоин меня.
— И нет ничего вечного и незыблемого?
— Стоит поверить, что это так, и все идет прахом. Не верь никому. Все ложь. Истина никогда не придет к тебе и не скажет: «Я – правда, – трахни меня; владей мною единственно и полноправно».
— И что же делать?
— Делай, что хочешь.
— Хорошо, – улыбнулся Странник, присаживаясь на постель. – Правда в том, что Дурак всегда готов к подвигу. Настоящий подвиг, – в совершении его на ясную голову. А я еще никогда такой ясности в своей голове не ощущал. Но я ведь влюблен в тебя. Я влюблён во всех женщин, в которых есть хоть капля тебя. Значит, я никакой не герой. Возможно с тобой я им стану. Я готов с ним сразиться.
С этими словами он провел ладонью по нежной коже и посмотрел первой из женщин прямо в глаза.
— Тебе повезло, что это всего лишь сон, – рассмеялась Лилит, увлекая его за собой.
— Мне кажется, что я понимаю. Но не хочу просыпаться.
— Хорошо. Только не думай, что всё так уж просто, – куснул собачатинки, и вот, – ты уже доблестный рыцарь Гекаты. Тебе придется совершить нечто гораздо более существенное для того, чтобы стать достойным внимания.
— Что именно? – спросил Странник, увлеченно целуя прекрасное тело, стараясь запомнить каждый крошечный миг этого волшебного сна.
— Чтобы реально помочь мне найти Прозерпину, ты должен будешь опять повстречать свою маленькую дьяволицу, а для этого силы животного недостаточно.
— Хорошо, я сделаю все, что нужно.
— И не отступишься?
— Не отступлюсь, если буду уверен, что все реально.
— Это можно устроить, – прошептала Лилит, с удовольствием позволяя Страннику овладеть своим, а может, и не своим великолепным призрачным телом.
***WD***
Illustration von Tanya Orly. Vielen Dank, Tanya.
*Таро смотрите и примус чините)
*Кошки, только домашние, имитируют плач ребенка, мяукая. Ведьмы в курсе. Блjaдивый – лживый. Словарь - Игумен Силуан (Туманов). Да и в других. Попы не сказали? Или вы просто не слушали? Или язык позабыли? Тогда царь в гневе обругал его: «Что ты говоришь, блjaдин сын, тут патриарх! Скажи «Благослови, владыка». В старорусском тексте Евангелия постоянно встречается, а тут написать невозможно. Эх...
*Первая встреча с Лилит описана в Ев. от Странника. http://proza.ru/2021/09/08/900
Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/25/1242
Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/24/83
Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822
Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819
Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456