Два санитара. Неприличный вариант

Пумяух
Ракссказ 2 санитара я описал в двух вариантах: относительно приличном   и совершенно неприличном, можно сказать, похабном. Сразу предупреждаю: тут присутсвуют сексуальные сцены, акты дефекации и нецензурная лексика. Те, для кого это совершенно не приемлимо, могут почиать относительно приличный вариант: http://proza.ru/2024/01/27/1929


В одной больнице санитарами работают два друга Сеня и Женя. Оба работают хорошо. Оба на хорошем счёту у начальства. И, что важно, оба пришли работать по зову души. При этом они, ну, очень разные. Сеня сосредоточен, редко улыбается. Женя, наоборот, выглядит весёлым и беспечным, что, впрочем, не мешает ему хорошо выполнять свои обязанности.
Сеня ещё в юности решил, что его призвание – помогать людям. Сострадание – вот его суть. Хотел стать врачом, но не смог поступить в медицинский вуз и пошёл в санитары. На работу Сеня идёт как на подвиг. Таскает оборудование, возит больных на каталках. Иногда больного нужно поднять и переложить, скажем, с каталки на стол, где ему будут делать рентген. Всё это Сеня проделывает мастерски, всячески стараясь не причинить больному лишние страдания. Но труднее всего, когда больного нужно мыть, когда ему нужно менять памперсы. Сеня очень брезглив. Запах мочи и экскрементов он переносит с трудом. Но он понимает, что кто-то же должен это сделать… Впрочем, что значит «кто-то»? Не кто-то, а он, Сеня. Сначала было очень тяжело. Два раза случалось, что приходилось выбегать в туалет, вырвать. Потом более или менее приноровился, хотя до конца привыкнуть Сеня так и не смог. Но каждый раз, когда ему удаётся преодолеть физическое отвращение и проделать неприятную работу, он гордится собой. И заслужено, надо сказать, гордится.

Женя, в отличие от друга, идёт на работу не как на подвиг, а как на праздник. Он тоже не отказывается ни от какой работы. Но ему-то как раз нравится переодевать больных и, тем более, мыть их. Женя сексуально озабочен. И в санитары он пошёл, прежде всего для того, чтобы иметь возможность видеть обнажённое тело, прикасаться к нему. Влагалища, члены, ягодицы, женские груди, всё это так его возбуждает! Как и отходы человеческой жизнедеятельности. Подмывая чью-то попу Женя испытывает сильнейшее сексуальное возбуждение. Ведь он допущен до самого интимного. Это даже интимнее, чем сам половой акт. А запахи его только возбуждают. Запах мочи для него, как запах роз. Запах кала – как запах свежеиспечённых булочек… Ах, какие булочки, от которых исходит этот запах! Нет-нет, Женя ни в коем случае никогда не попытается заняться сексом с кем-то из больных. Служебная этика для него не пустой звук. И прикасается он к больному так и ровно столько, сколько это необходимо. Ни одного лишнего прикосновения или прикосновения более длительного, чем это необходимо. И о его чувствах не знает никто, ни родные, ни близкие, ни даже лучший друг Сеня.
Женя бисексуал. Ему абсолютно всё равно, какого больной пола, какого возраста. Сеня абсолютно неважна внешность… Нет, я неправильно выразился. Правильнее сказать, что ему нравится любая внешность и именно в разнообразии он находит наслаждение. Девушка с красивой грудью и пушком на лобке – замечательно, женщина с арбузными грудями и бритым лобком – великолепно, с густой мочалкой – шикарно, морщинистая старуха с обвислыми грудями – прекрасно, накаченный атлет – изумительно, лысый дядечка с брюшком – просто класс! Если у больного нет руки или ноги, или обеих, или глаза это Жене совсем не мешает, наоборот, возбуждает ещё больше. Ведь это – разнообразие!
Вы только не подумайте, что Жене чуждо сострадание! Если больному очень плохо, то и Жене плохо. Женя нервничает. Жене жалко больного. Женя, как и Сеня, всячески старается не причинить лишнюю боль. Но это не мешает Жене отмечать про себя: «Ах, какие сисечки!» И когда больному становится легче, Женя искренне радуется за него. И когда больного выписывают – тем более. На Женин век больных хватит.
Вот трупы Женю не возбуждают, даже голые. К ним он относится также, как и Сеня. Отвозить их в морг – неприятная обязанность и только.
Придя домой, Женя сбрасывает накопившееся за день сексуальное напряжение. Он ложится на кровать и начинает мастурбировать. У него прекрасная зрительная память. Он прокручивает в голове воспоминания дня и всё самое сексуальное встаёт перед его взором. Он вспоминает жопы, сиськи, письки, вспоминает позы больных, их движения, свои ощущения от прикосновений и кончает в мягкую фланелевую тряпочку.
Кто-то, наверное, скажет: «Гнать такого Женю из больницы поганой метлой и на выстрел не подпускать к больным!». Простите, а за что гнать? Ведь он прекрасно выполняет свои обязанности никогда не нарушает и, уверяю вас, не нарушит, служебную этику и не позволит себе лишнего. С больными аккуратен и чуток. А что у него в голове? Этого знает только сам Женя, я, ну, и теперь ты, дорогой читатель. Но ты же не скажешь об этом Жениному начальнику, ведь правда? Тем более, ты не знаешь, куда обращаться.
А пока два санитара, два друга работают на благо людям.
– Сеня, нас попросили вот эту бандуру отвезти в хирургию. Будь другом, отвези, а я пока поменяю памперсы больным.
– Без проблем! – отвечает Сеня, радуясь, что друг избавил его от неприятной обязанности, и катит тележку с оборудованием к лифту.

2
Однажды Женя пришёл на работу в особенно приподнятом настроении.
– Сеня! Есть разговор. У меня интересные новости. Тебе понравятся.
– Ну, рассказывай!
– Тебе знакома аббревиатура ДОСПИП?
– Нет, первый раз слышу.
– Так вот ДОСПИП – это Добровольное Общество Сексуальной Помощи Инвалидам и Пожилым. Вот, представь себе, живёт на свете инвалид. И ему хочется секса. Как всем нам. А проблема серьёзная. И надо думать, как её решить.
Инвалиду, ведь, гораздо труднее с кем-то познакомиться. Далее, даже познакомился, труднее соблазнить. Ведь, элементарно, далеко не всякий желает иметь в качестве полового партнёра инвалида. Большинство предпочитает красивых и здоровых. И нельзя никого осуждать за это. Наконец, если у человека ограничена подвижность, то ему будет сложно удовлетворить партнёра. Особенно, если инвалид - мужчина.
Итак, какие варианты видятся?  Первый – пригласить проститутку. Вариант, неважнецкий. Вот лично я услугами проституток никогда не пользуюсь. И не в деньгах дело. Просто мне важно осознавать, что женщина хочет меня, а не мой кошелёк, что женщина стонет от того, что ей со мной хорошо, а не отрабатывает деньги. А инвалиду, думаю, тем более, тяжело будет осознавать, что женщина с ним только ради денег, что на самом деле он ей, вероятно, противен. Это его ещё раз унизит.
Второй - создать государственную службу помощи. Ну, ненамного лучше. Та же проституция, только под эгидой государства и платит не клиент, а государство. И всё та же унизительная мысль: "Вот она меня ласкает, а ей-то неприятно!" То же с пожилыми людьми. Вот живёт старичок или старушка. Либидо ещё не угасло, секса хочется, а партнёра фиг найдёшь. Особенно, старушкам. У сверстников, как правило, уже не стоит. А тем, у кого стоит, зачем старуха?
 А вот в Японии есть добровольческая организация. Волонтёры совершенно бескорыстно навещают стариков и инвалидов и помогаю им удовлетворить их сексуальные потребности.
– Да, интересно, – согласился Сеня.
– Так вот, продолжил Женя, – у нас в стране тоже появилась такая организация. ДОПИП. И они набирают добровольцев. Я решил записаться. Пошли вместе! Веселее будет. Ты же тоже хочешь помогать людям.
– Да, конечно! Я с тобой! Когда и куда надо приходить?
– Гареевский 10. Там вывеска есть. Приходим с документами, записываемся на 3-дневные курсы. Ну, сам понимаешь, чтобы мы случайно кому-то что-то не повредили. Посмотрим график, поменяемся с кем-нибудь сменами еслече, чтоб эти 3 дня высвободить. И – вперёд!
– Я готов!
– Ну, вот и отлично!
И друзья вернулись к работе.
Сеня работал и думал, а не слишком ли поспешно он согласился? С одной стороны, это же замечательно, людям помогать! Сеня давно понял, что это – его призвание. Действительно, каково, когда ты прикован к постели и лишён такой человеческой радости, как секс! А если рук нет? Даже не подрочить! Он читал «Самовар» Веллера про отделение больницы, где лежат «самовары» - люди без рук и без ног. И как им тяжело и физически и морально. Конечно, он поможет! Но вот справится ли? Сможет ли лечь в постель с женщиной-калекой или со старухой? Наверное, сможет! Смог же он себя пересилить и преодолеть своё отвращение к моче и калу! И это сможет. Он же – мужчина! С этой мыслью он доработал. С нею же и уснул. И снилась ему хорошенькая девушка без рук и без ног.

Потом были курсы. Как Женя и сказал, 3 дня.
И вот первое задание. 28 линия дом 17 квартира 47. Ваакаева Анастасия Фёдоровна. 89 лет. Неходячая. Первым идти выпало Сене: Женя в этот день работал.
Сеня собрался, оделся в свой лучший костюм и пошёл на встречу подвигу.

3
Дверь Сене открыла женщина лет сорока.
– Вы из ДОСПИПа? Проходите! Анастасия Фёдоровна ждёт Вас! Меня зовут Алина. Я сиделка. Вот возьмите тапочки.
В прихожей Сеня переобулся, снял верхнюю одежду.
– Помойте руки! – приказала Алина.
Права. Как можно к пожилому человеку подходить с немытыми руками!
– А теперь проходите в комнату!
В комнате пахло старостью и лекарствами.
На постели, под одеялом лежала старуха.
Сеня поздоровался.
– Ну, здравствуй! – сказала старуха скрипучим голосом, – проходи, садись.
Сеня робко прошёл. Сел на стул.
– Да не стесняйся ты так! – весело сказала старуха, – прямо как красна девица. На краюшек стула сел! Садись как мужчина! Вот так. Алина!
– Да, Анастасия Фёдоровна!
– Неси ужин!
– Спасибо, – засмущался Сеня, – я не голоден.
– Отставить разговоры! ¬– весело рявкнула Анастасия Фёдоровна, – тебе силы сейчас ой, как понадобятся. Я – женщина ненасытная.
Алина вышла и через несколько минут вернулась со столиком на колёсиках. На столике стояли сырники, сметана, бутерброды с красной икрой, начатая банка клубничного варения, открытая коробка курабье.
А старуха продолжала:
– Давай знакомиться! Меня зовут Анастасия Фёдоровна, можно просто Настя. А как тебя зовут?
– Сеня.
– Очень приятно! – старуха протянула Сене руку. Тот пожал её.
– Э! Кто так жмёт? Энергично надо!
– Боюсь сделать больно.
– Не бойся! Ну, рассказывай Сеня, что ты за птица такая, чем занимаешься?
– Я санитар. Работаю в больнице.
– О, санитар! Так это же просто чудесно!  Значит, привычный ко всему. Значит, не испугаешься, голую женщину увидев. А робкий такой! Там в больнице, небось, насмотрелся на голых тёток?
– Ну, да. Вижу, конечно.
– А такой скромный! Такой робкий! Ладно, ты мне нравишься.
И старуха кокетливо подмигнула, от чего бедный Сеня смутился ещё больше.
– А мыть женщин тоже приходилось, небось?
– Конечно. Это моя работа.
– Хорошая работа, чёрт возьми! А памперсы менять приходится?
– Да, и это тоже.
– Ну, так просто отлично! А меня помоешь? Обычно это делает Алина, но будет приятно, если это сделает мужчина. Это так приятно, когда мужчина тебя моет!
– Конечно помою, – ответил Сеня, – дело привычное.
Перспектива радовала его не особо, но и не пугала. Дело, действительно привычное. А Алина женщина, ей, наверное, тяжело ворочать Анастасию.
– Ну, вот, и отлично. Ты кушай, кушай!
Они ужинали. Анастасия Фёдоровна расспрашивала Сеню о его жизни, о родителях, о работе, причём, интимные моменты интересовали её особо. Сеня смущался. И ещё больше от того, что Алина присутствовала тут же. Иногда Анастасия обращалась к Алине. Изредка Алина вставляла слово по собственной инициативе.
Свою биографию старуха тоже рассказала. Жизнь простая. Работала на железной дороге в отделе труда и заработной платы. Была замужем.  Муж тоже на железной дороге работал. Умер в 38. Дочь есть. Замужем. И внучка. Тоже замужем. И правнук. Живут далеко, аж в Иркутске. Навещают, но редко. Звонят постоянно. Анастасия показывала фотографии родственников. Сеня, как и положено в таких случаях, смотрел, задавал вежливые наводящие вопросы. Ему было совершенно неинтересно, но он делал святое дело, помогал больной старой женщине. Ведь ей было легче от того, что она могла с кем-то поделиться.
– А мужичков я всегда любила, – гордо рассказывала бабка, ¬– ещё с юности. Муж, покойник сильный был мужчина. Мог час не вынимая. А затейник какой! Идём, бывало, по улице вдруг говорит: «Зайдём в подъезд!» Заходим. Задирает юбку и ****. А страшно. В любую секунду может кто-то выйти на лестницу.  Так это и возбуждает. Секс острее от этого. Когда в любую минуту могут увидеть. Однажды так и было. Вышла баба, стала милицией грозить. Ну, мы извинились и быстро убежали. Так смеялись потом! Но я от него всё равно гуляла. Как и он от меня. Я знаю. И он, думаю, догадывался. Но о догадках мы молчали. И он и я. А зачем скандалить? Кому от этого лучше будет? Нет, свингерства в то время ещё не было, а в Советском Союзе – тем более. Мы просто никогда не пытались друг друга поймать на горячем. Толя говорил «Я сегодня задержусь на работе». Делаю вид, что верю. Я говорю: «Сегодня ночую и Юльки». Тоже делает вид, что верит. Однажды прихожу в дом, слышу, голоса: его и женский. И пальто красное висит. Ну, я, тихонечко, на цыпочках и – за дверь. А пальто Ленкино. Ленка у нас через два дома жила. Та ещё сучка. Ну, как и я. И ничего не сказала. Ни ему, ни ей. Другая бы и ему бошку оторвала и ей глаза выцарапала. Но не я. Ленка дома у нас много раз бывала и до того и после. Продолжали дружить. А о случившемся – ни-гу-гу.
Сеня вежливо слушал.
– После смерти мужа очень горевала. Места себе не находила. Хоть и кобель, а свой! Да я тоже сучка была. И осталась.
Анастасия кокетливо хихикнула.
Потом она рассказывала о своих самых примечательных любовниках, в том числе о начальнике станции. Расспрашивала Сеню о его половой жизни:
– Небось, таких, как я у тебя не было? Сколько твоей самой старшей женщине?
– Двадцать три.
– Ой, дитё! Мне во внучки годится… Даже в правнучки!
И дальше, как он любит трахаться, какие позы и так далее.
– У меня теперь поз немного осталось, - сокрушалась Анастасия, – Раком не могу. На мужика залезть тоже.  Два года как ноги отказали. Спасибо дочери, деньги посылает. Смогла сиделку нанять. Но без секса изнывала. Тяжело очень. Манда чешется, а почесать некому. Сама дрочу, конечно, но это – не то. Мужчина нужен под бок. Тёпленький. Ты второй, кстати. Приходил от ваших один. Толик. Фамилию не назвал. Не знаешь Толю? Лет сорок, такой, брюнет. Не знаешь? Жаль. Ох, как **** классно! Я под ним орала. Жаль, часто приходить не может. Работы много.
И вот ужин закончился. Алина собрала посуду.
– Ну, я не буду вам мешать. Пойду на кухню, приготовлю завтрак на завтра. Если что – зовите.
Сеня и бабка остались наедине.

4
– Ну, так и будем стоять столбом? ¬– спросила Анастасия? – Подойди! Поцелуй меня!
Сеня подошёл.
– Да не в щёку! В губы.
Старуха уже вытащила вставную челюсть. Во рту у неё виднелся всего один коричневый зуб. Семён сделал над собой усилие и коснулся губами рта Анастасии. А та впилась в его губы долгим поцелуем. Ощущения были прегадкие. Вкус отвратительный. И сама мысль, что он целуется с женщиной под девяносто приводила в ужас. Хотелось оттолкнуть бабку, но Сеня пересилил себя и обнял её. Во 1-х, из вежливости, а во 2-х, чтобы удержать равновесие. Или даже второе – во 1-х.
– Сеня! Грудь! – простонала старуха, на секунду оторвав свои губы от губ несчастного Сени и снова прильнула к его губам. Семёну ничего не оставалось, как одной рукой опираться о кровать, а другой щупать её груди. По сравнению с поцелуем, это было не так противно.
Нацеловавшись вдоволь старуха сказала:
– Ну, что? В душ?
– Да, конечно.
– Раздень меня.
Сеня стащил со старухи пижаму. Пижамные штаны. Майку. Дряблая кожа вся в морщинах, «гречневой крупе» и родинках разного размера. Некоторые, что особенно неприятно – рельефные.  Обвислые груди.
Потом с неё пришлось снимать памперсы. В нос ударил резкий запах. Памперсы прекрасно впитывают мочу, но тело всё равно пахнет. А кал остаётся и на памперсах, и между ягодиц.
На тощем лобке росли жидкие седые волосы, напоминавшие чахлые берёзки на болоте, если смотреть на них с вертолёта.  Влагалище выглядело неаккуратно и просто отталкивающе.  Перепачканная калом задница как будто свалялась.
Возле кровати стояло кресло на колёсиках с дыркой в сидении. Сеня осторожно поднял Анастасию и посадил её в кресло. Уже взялся за ручки, чтобы катить её, но старуха его остановила.
– Э! Подожди! А ты что, душ вместе со мной принимать не будешь?
– Почему? Буду, конечно.
– А принимать его ты будешь в одежде? И ****ься будешь в одежде? А ну, давай, скидай с себя всё!
Сеня замешкался.
– Ну, что же ты? Стесняешься, что ли?
– Прямо так идти в ванную? А если Алину встретим?
– А что, Алина голых мужиков не видела? Не сглазит она твою пиписку. Не рассуждай! Делай, как говорю!
Семён подчинился. Вот даже интересно. Перед сверстницами он раздевался легко. Даже первый раз. А тут… И даже не так стеснялся бабки (для этого же пришёл), как Алины. Она-то ту при чём? Впрочем, наверное, она уже изучила причуды бабки. И Семён покатил кресло через коридор. Алина на кухне гремела посудой и в коридор не вышла.
Дверь в санузел была достаточно широка, чтобы кресло прошло.
Санузел в квартире был совмещённый.
– Подкати-ка меня к унитазу, – сказала старуха, – я посру. Знаешь, в унитаз срать приятнее, чем в штаны.
Сеня подкатил кресло к унитазу и поставил так, что колёса находились с обеих сторон белого друга, а задница Анастасии как раз над унитазом.
Старуха принялась за своё дело. Испражнялась она громко, смачно, с удовольствием.
– Ай, хорошо!
Сене было неприятно смотреть. Но отвернуться он не решился. Он боялся, что старуха поднимет его на смех: «Мальчик стесняется смотреть? Никогда не видел, как девочки какают? Сам-то он никогда не какает? А ещё санитар!»
Сеня понимал, что Анастасия – эксгибиционистка, что ей нравится, когда на неё смотрят. «Пусть порадуется, – думал он, – мне не жалко. Могу и потерпеть»
Закончив свои дела, бабка приказала:
– Теперь мой!
И тут же рассказала анекдот:
– Мужик с бабой поужинали, она обняла его и говорит: «Теперь мой!» а он ей: «Сама мой!»
Мыть старушек Сене приходилось много раз. Но первый раз он это делал в сам будучи голым. И никогда раньше старушки не пытались его потрогать за член или за задницу. Всё это Сеня стоически терпел, понимая, то самое трудное впереди.
– Тщательнее мой! – командовала старуха, – для себя моешь!
Это Семён как раз понимал слишком хорошо и потому старался как никогда.
– А теперь сиськи… И под сиськами тоже… А теперь ****у… И промежность! … А теперь жопу!

И вот, наконец, водные процедуры закончены. Семён вытер старуху заранее подготовленным полотенцем, вытерся сам. Хотел накинуть на старуху халат, но та отказалась. Действительно, день был жаркий.
Отвёз Анастасию в комнату, уложил в кровать. Из кухни доносился звук телевизора.
Семён уложил старуху на кровать:
– Только учти! У меня – недержание мочи. В любой момент могу тебя облить. Любишь золотой дождик?
Сеня слабо улыбнулся.
– Терпи санитар, главврачом будешь! Кстати, на ночь остаёшься?
– Нет, меня дома ждут.
– Жаль. Люблю спать с мужчинами. Голая. Ну, да ладно.
Семён полез в сумку:
– Что ты ищешь?
– Презервативы.
– Зачем? Вас же, прежде, чем к нам направить, проверяют. И нас проверяют. Так что друг друга мы не заразим. Или ты боишься, что забеременею и потребую алименты? Еби так. Но сначала поцелуй.
Семёну было брезгливо представить, что его член окажется сейчас в этой ужасной дыре. И даже без презерватива! Но боялся обидеть Анастасию.
Бабка руководила. Сеня чувствовал себя препогано, но подчинялся.
Он целовал беззубый рот, мял пустые груди. Теребил клитор, предварительно намазав его и слизистую влагалища лубрикатом. Потом делал кунилингус. А старуха командовала:
– Выше! … Ниже! … Сильнее!... Не так сильно!... Теперь чуть левее!
Получалось у него не очень, хотя он старался изо всех сил. Старуха делала замечания, нервничала. В какой-то момент сказала:
– Ну, всё! Давай! Еби!
Как он боялся этой фразы! Но знал, что она неизбежна.
И тут произошло то, что и ожидалось. Или, правильнее сказать, не произошло то, что ждала старуха: член не встал. Ну, это было выше сил бедного волонтёра! Он мог приказать глазам, чтобы смотрели на этот ужас, ушам, чтобы всё это слышали, носу, чтобы терпел запахи. Кстати, хоть Семён и мыл старуху с предельной тщательностью, казалось, что запах остался. Он мог приказать рукам, губам, языку, даже мозгу. Но член категорически отказывался слушаться. Напрасно Семён так и этак теребил его.
«Ну, встань же ты! Ты должен встать! – мысленно обращался Сеня к своему отростку, – Я обязан удовлетворить Анастасию! Это – старая, больная женщина. Секс – последняя радость в её жизни! Я волонтёр! Я обязан! Я не имею право, обмануть её ожидания!» Член оставался глух.
Семён весь вспотел. Он пытался представить себя в объятьях самых красивых и желанных женщин, вспоминал свои самые сладкие сексуальные приключения. Бестолку. Член тыкался во входную дверь, но оставался снаружи.
Старуха всячески старалась помочь, дергала несчастного Сеню за член, пыталась сделать минет. В какой-то момент она попробовала вставить палец Семёну в анус. Ничего не помогло.
Анастасия сокрушалась: «Ну, ясно, тебе только молоденькие нравятся!», язвила. Семён внутренне сжимался, ожидая, что сейчас она его назовёт импотентом. Этого не произошло, к счастью.
В конце концов, оба поняли, что ничего хорошего из затеи не выйдет.
– Анастасия Фёдоровна! – взмолился Семён, – а давайте я Вам пол помою!
– Алина помоет, – отмахнулась бабка, – ладно, раз так, я сама. А ты пока сиськи целуй!
Фу-ух! Это проще. Язык и губы, хотя бы, слушались его.
Он взял губами сосок, краем глаза наблюдая, как руки старухи порхают над лобком.
Через какое-то время дыхание старухи стало прерывистым, она застонала и кончила.
Семён вздохнул с облегчением. Ну, всё! Сейчас он попрощается, оденется и пойдёт домой.
Однако обрадовался он рано.
– Хорошо. Но жаль, что так и не побывал во мне.  Да ладно, понимаю, хую не прикажешь. Отпустить тебя, что ли? – и она выжидающе глянула на парня.
Тот молчал, затаив дыхание. Старуха помолчала минуту и произнесла:
 – Эх, что с тебя возьмёшь? Давай ещё раз куни и иди домой!
Ну, что поделаешь? Куни, так куни. Зато потом – домой. Семён собрался с последними силами, лег между ног бабки и стал лизать её клитор.
Ну, сколько может продолжаться кунилинг? Полчаса? Час? Зато потом – домой! Это во сколько он дома будет? Если, конечно, вдруг, ничего не произойдёт. «Вдруг бывает только пук», вспомнил он поговорку. И как только вспомнил, именно это и произошло. Бабка пукнула. Так-то в этом не было бы ничего особенного: в течение вечера старуха пукала часто. Но на этот раз выпуск газов сопровождался обильным выбросом мочи. Анастасия же предупреждала! А Семён как раз делал вдох. И моча попала в дыхательное горло.
Бедняга вскочил с кровати и стал яростно кашлять. Старуха тоже перепугалась.
– Алина!!! – заорала она.
Прибежала Алина. Сразу поняв, что произошло, она стала яростно колотить Семёна по спине.
И тут кашель перешёл в рвоту. Семён отскочил от кровати, но часть блевотины всё равно упала на простынь, хотя большая часть – на ковёр. До туалета он добежать не мог. Его всё рвало и рвало. Алина постаралась помочь, подержала ему лоб. Потом принесла воды.
И Семён он стоит перед двумя женщинами, голый, облёванный. И обоссаный тоже.
– Я всё уберу! – говорит он хрипло.
– Я уберу, – говорит добрая Алина, – не беспокойтесь. Идите в душ.
Семён идёт в душ, потом возвращается, натягивает на себя одежду. На брюки попала блевотина, но он только стирает её салфеткой. Алина предлагает постирать их в машине, но это бы означало остаться в квартире ещё на часы, а то и на ночь, а этого бы он не выдержал. Дома отстирает. Бормоча извинения, Сеня натягивает на себя одежду.
– Спасибо, дорогой! – говорит старуха, – Не вышло, но ты же старался. А чтобы *** стоял пей пиво со сметаной. Приходи ещё! Даст бог, второй раз лучше получится.
– В тридцатый раз извинившись и попрощавшись, волонтёр-неудачник выметается из квартиры и только на улице почувствовал себя спокойно. Хотя и паршиво.

5
Сеня и Женя сидели в пивной. Сеня был подавлен. Он рассказывал Жене, как было, жаловался на горькую судьбину. Тот слушал, сочувственно вздыхал, кивал, цокал языком, задавал уточняющие вопросы. Главной задачей его было не показать, своё волнение. В душе же Женя ликовал: «Вот оно! Нашёл!» Но приходилось делать грустное лицо. В прочем, другу он сочувствовал совершенно искренне.
– Вот так я и стоял голый, весь в блевотине и моче Анастасии Фёдоровны. – закончил Сеня свой рассказ, –   Позорище, конечно. Ну, ладно, Анастасия Фёдоровна, но Алина…. Видела меня таким. Вдруг её на улице встречу. И задание не выполнил. Какой позор! Конечно же, я уйду из ДОСПИПа. Даже не знаю, как говорить с ними буду. Анастасия Фёдоровна, небось, уже всё им рассказала. Ой, как стыдно!
Женя помолчал немного и сказал:
– Послушай, не занимайся самоедством. Тебе нечего стыдиться. Ну, не рассчитал силы! Взял на себя непосильную ношу. С любым может случиться. Но ты старался! В конце концов, хую не прикажешь! Ты не виноват.  Ты сделал всё, что мог.  Тебе есть чем гордиться.
– Ты так думаешь?
– Уверен. Ну, а если бы ты взялся поднять больного весом в 200 кг и надорвался? Думаю, это было бы гораздо хуже.
– Но из ДОСПИПА я уйду.
– Зачем? Не делай глупости. Мы же имеем право каждый раз решать, к кому идти! Следующий раз скажешь: «Мне, пожалуйста, до 40» И найдут тебе женщину, которую ты удовлетворишь. Не стесняйся! Вот, если бы тебя к мужику послали, ты бы не пошёл, верно?
– А я и не подумал об этом. Ведь, правда, могли мужчине!
– А вот подумай, лежит больной пидор и мечтает о чьей-то жопе. Пойдёшь?
– Нет, не пойду.
– Вот! Точно также можешь отказаться от старухи. А Настя твоя, конечно, та штучка. Уж к ней – точно, ни ногой!
– Женя, спасибо, дорогой! Утешил меня!
– Ты пойди домой, проспись. Тебе же не на смену, верно? Отдохни! Погуляй! Музыку послушай! И живи, как жил.
– Спасибо! Хорошо, что мы поговорили! Мне легче стало.
– И, вот ещё что, дай-ка мне координаты этой Анастасии.
– Зачем?
– Ну, как «зачем?». Она же так и не получила, что хотела. Может быть я смогу ей помочь?
– Ты серьёзно?
– Вполне! Не хотелось бы, чтобы у этой женщины осталось о нас негативное мнение.
– Спасибо, Женька! Ты настоящий друг!

6
Попрощавшись с Семёном, Евгений первым делом позвонил в ДОСПИП.
В принципе, телефон Анастасии у него уже был. Но лучше было действовать официально. В ДОСПИПе не удивились и продиктовали ему координаты Ваакаевой (которые у Жени были).
Женя боялся, что бабка нажаловалась на Сеню и отказалась от услуг ДОСПИПа вообще. Судя по всему, подобное не произошло.
В тот же вечер Евгений позвонил Анастасии:
– Анастасия Фёдоровна? … Я доброволец из ДОСПИПА… Я знаю, что визит нашего добровольца прошёл не вполне гладко… Вы не рассказывали, конечно. Сеня рассказал. Меня зовут Женя. Я Сенин сослуживец и друг. Он хороший парень, просто немного растерялся. Со всяким такое может случиться. Первый раз человек на такое задание пошёл. Да он мировой парень, но вот так получилось. Так вот что я звоню: во-первых, ещё раз принести извинения за произошедшее, а во-вторых, мне бы хотелось попытаться сгладить впечатление, которое он произвёл и доделать начатое им… Да-да! Именно так, уважаемая Анастасия Фёдоровна! Я намерен Вас выебать, если Вы не против… Да, знаю я, знаю! У нас с Сенькой нет тайн друг от друга… Нет, меня не пугает ничего… Нет, я не собираюсь хвастаться, дескать, я такой половой гигант. Ну, попробуем, а? Попытка не пытка… Завтра я на смене. Как на счёт послезавтра вечером? Часов в 7? Оки? Я буду мечтать об этом… Ага!... Именно так и буду мечтать! Ох, Настасья, мы так сексанём, что все охуеют!

6
В 18:59 Женя уже тянул палец к кнопке звонка.
В другой руке у него был букет роз.
Дверь открыла Алина (А кто же ещё!). Женя про себя ответил, что фигурка у неё очень даже ничего.
Как и Сеню, Алина отправила Женю мыть руки:
– Я пока подержу цветы и сумку.
Старуха широко улыбалась:
– Ну, заходи, ёбарь Женя! Знакомиться будем. О! Это мне?
Женя уже вытаскивал из сумки вино и конфеты.
Потом они ужинали и рассказывали друг другу каждый о себе. Ну, так же, как два дня назад было с Сеней. И точно также, как тогда, после ужина Алина ушла на кухню.
Тогда Женя пересел на кровать к Анастасии, и они стали целоваться. Он щупал её грудь и остальные места. И, можете не сомневаться, у него стоял по команде «смирно».
В процессе Женя раздевал Анастасию, и раздевался сам. Вскоре он остался в чём мать родила, а она – в памперсах.
Женя видел то же, что два дня назад Сеня, но впечатления были совсем другие. Дряблая, морщинистая кожа, груди – «уши спаниеля» - всё это вызывало у Жени огромное сексуальное возбуждение.
И вот Женя расстёгивает памперс и вдыхает запах. Тот самый запах мочи, экскрементов и пота, который так ненавистен Сене. Но Жене он кажется божественным.
Женя целует Анастасию в живот, целится ниже.
– Подожди! Помыться же надо!
– Потом!
– Я же обоссаная! Тебе нравится так, с мочой?
– М-гм! – говорит Женя, язык которого уже работает
– Ну, обалдеть! Таких я ещё не встречала.
Через короткое время, Анастасия начинает тяжело дышать, стонать, дергаться и кончает. Потом ещё раз и ещё!
После небольшой передышки Женя залезает на Анастасию:
– Ах, Настасья, ах Настасья, отворяй-ка ворота!
– Уже отворяю! – хихикает старуха и Женя входит в ворота. Вот он, торжественный момент!
– Настюха, ты классная! – пыхтит Женя.
– И ты классный!
– И ****а у тебя обалденная! Мне так нравится ****ься с тобой!
Через какое-то время Старуха кончает. Женя через секунду изливается в неё .
Лежат. Отдыхают.
– А Сеня не смог даже в меня попасть.
– Ну, не всем дано. Да он хороший парень. Просто вкусы у нас разные.
– Да. Ему, небось, только молоденьких подавай!
– Да. Как и подавляющему большинству мужчин.
– Но не тебе.
– Я исключение. Ну, разве у них такие сиськи? Да не злись на него!
– Я и не злюсь.
– Он хороший парень, просто мыслит узковато.
– Да уж… Но, честно говоря, я не жалею, что он пришёл. Он меня позабавил. Такой впечатлительный, застенчивый, такая лапочка!
– А уж, признайся, что ты специально его дразнила.
– Каюсь. Было такое.
– Ну, он, конечно, в шоке был.
– Бедненький! Передай, что я прошу у него прощения и нежно целую в писюн.
–А меня?
– Давай писюн! Заслужил!
Женя вставляет член старухе в рот, и та начинает сосать.
И – снова вагинальный секс. И анальный. Подробности писать не буду. Я же не порно пишу. Тем более, уважаемый читатель, уверен, сам знает отлично, что могут двое делать в постели.
Наконец, они оба пошли мыться. Голый Жена выкатил голую Анастасию в коридор. В отличие от Сени, Женя не только не боялся, что Алина может выйти в коридор, но и желал такой встречи. Алина не вышла. Она что-то делала на кухне. Ну, и ладно!
– Сеня так напугался, когда ты сказала, что будешь срать. Тебя подвезти к унитазу?
– Спасибо, я уже посрала в памперс. Ты же видел говно на памперсе!
– Ну, вот! – разочаровано вздохнул Женя, – я так хотел посмотреть, как ты срёшь!
– Тебе запах нравится?
– Сам процесс.
– Ну, извини, не дотерпела.
– Ладно, в следующий раз.
– Я утром обычно сру. Останешься до утра?
– С превеликой радостью! Ух! Спать с Настюхой буду, голой! И он снова поцеловал её в губы.
- Ну, хоть поссышь?
– Поссу.
Женя подставил руки, и старуха начала мочиться прямо на них.
– Слушай, одна тётка писала, что мечтает, чтобы мужик пописал ей в дырочку сильной струёй. Пишет, аж мурашки. А тебе бы это было интересно?
– Да, очень!
– А я как раз писать захотел.
– Давай! Писай!
И он пописал, а старуха от удовольствия глаза закрыли.
– Знаешь, – говорил Женя, ласково намыливая старуху, – я такие порно видел, там бабы срут и говном себя мажут. Меня это так возбуждает!  Давай с тобой так сделаем!
– Давай!
– Ты, правда, этого хочешь?
– Правда! Интересно же!  У меня такого никогда не было.
– Я подставлю ладошки, и ты в них посрёшь. А потом я буду тебя мазать. Сначала жопу. Буду тебе сиськи мазать, спину, шею, щёки… Я намажу, я же потом и смою!
– Ну, ты и извращенец, – смеялась старуха и теребила его член.
Пока они мылись Алина поменяла постель и снова ушла на кухню.
А потом у них была обалденная ночь. Описывать смысла не вижу.


7
Прошло несколько дней. Парни продолжали делать свою работу. Сене в ДОСПИПе объект пока не нашли, но обещали.  Женя же успел оказать помощь безногому инвалиду, сделав ему минет.
Дойти до Анастасии у Жени как-то не получалось. Кроме работы – всякие дела. Они созванивались, ворковали по телефону. Вели такие бесстыжие разговоры, от которых у постороннего слушателя завяли бы уши. Ему, конечно, очень хотелось навестить старушку, но то одно, то другое мешало.
Однажды на улице его окликнули по имени.  Он обернулся. Это была Алина.
– Здравствуйте, Женя!
– Здравствуйте, Алина! Вы что тут делаете?
– Я тут живу. Вон в том доме. А Вы?
– Я к брату в гости ходил. Мой брат вон в том доме живёт.
– Соседи! Как Вашего брата зовут?
– Рома.
– Нет, не знаю. Наверное, видела много раз, но не знаю. Почему к нам не заходите?
– Замотался.  Знаете ли, быт затягивает. Работаю много, а когда не работаю, надо тоже всякие дела делать. В магазин, в поликлинику, в банк.
–А Анастасия-то от Вас в таком восторге! Каждый день вспоминает.
 – А кто с Анастасией сейчас?
– Марина. Мы же двое, сменяем друг друга. Просто так вышло, что вы с Сеней оба раза попадали на меня. А мне тоже надо бывает в банк, в поликлинику.
– Да, конечно.
– А Вы интересный человек, Женя, вот приглядываюсь я к Вам…
– Спасибо!  И чем же я такой интересный?
– Это разговор не уличный.
– Тогда, давайте, зайдём куда-нибудь пообедаем. Как Вам моё предложение?
– Да… Не знаю, как-то даже неудобно…
– Да что же тут неудобного? Давайте-давайте! Тут рядом есть приличное место. И народу в это время, обычно, нет. А десерты у них просто обалденные.
– Ладно, уговорили! Вы умеете.
Кафе оказалось, действительно, милым и уютным.
– Вы когда-нибудь пробовали десерт из авокадо?
– Нет.
– Сейчас попробуете.
Они сели за столик. Сделали заказ. Посетителей в кафе почти не было, играла негромкая музыка и они могли спокойно беседовать.
– Так чем же я Вас так заинтересовал?
– Ну, хотя бы, Вашими предпочтениями в сексе. Вам, правда, нравится спать с пожилыми, с инвалидами, с калеками?
– Ну, не нравилось бы, не спал бы. Но слово «предпочтения» здесь неточно. Я не отказываюсь и от молодых, здоровых. Просто я всеядный.  У меня широкий диапазон.
– То есть Вам всё равно, как человек выглядит, сколько ему лет, мужчина это или женщина?
– Не совсем так. Многообразие, вот что меня привлекает. Сегодня женщина, завтра мужчина. Сегодня юная, завтра зрелая, послезавтра старушка, сегодня худая, завтра полная. Вот именно это мне и нравится.
– И, неужели, никогда не хотелось встретить ту, Единственную?
– Нет. Никогда. Мне важно разнообразие. С одной женщиной я бы застрелился.
– А говорят, что любимый человек может заменить всех.
– Не для меня.
– Просто Вы ещё не встретили своего человека.
– Вы так думаете?
– Да. Я так думаю.
– «Графские развалины»… Очень вкусное пирожное. Неправда ли?
– Да, спасибо! Очень вкусно.
– Алина, Вы сладкоежка?
– Есть такой грех.
– А теперь представьте себе, что вам дают «графские развалины» на завтрак, обед и ужин. И ничего больше! Замечательное, вкуснейшее пирожное! Но Вы взвоете. Захотите селёдочки с лучком, огурчиков солёных, мяса с картошечкой, неправда ли?
– Разве можно сравнивать человеческие отношения с едой?
– Почему нет?
–  Ну… То еда, а то люди.
– И что? Да, мы не людоеды. Но в данном случае особо разницы нет. Можно пресытиться пищей, можно – человеком. Как бы хороша ни была пища и как бы хорош ни был человек. Наверное, есть люди, для которых разнообразие не имеет значения, а для меня это – очень важно.
– Ну, хорошо. А секс с пожилыми – тоже разнообразие?
– Конечно. В каждом возрасте – своя прелесть.
– И какая же прелесть в стариках и старухах? Морщины? Дряблая кожа?
– И это тоже. Но не это главное.
– А что же?
– Запретность. Слом стереотипов.  Понимаете, в сексе, вообще, самый приятный момент… ну, или один из самых приятных. Нам с детства внушают, что попа и пися стыдные, что их никому нельзя показывать, особенно, противоположному полу. А потом вдруг выясняется, что можно и нужно. И не только показывать. И вот в этой бесстыжести – такая прелесть! Женщина раздевается, показывает свои стыдные места, мужчина раздевается.  А, ведь, это же неприлично! Сиськи, писька, попа! Ничего, что я такие слова говорю?
– Ничего, говорите! Мне интересно.
– Так вот, со стариками дело обстоит ещё интереснее. Нас с малолетства приучают уважать старость. Уважать, в смысле, проявлять уважение. Быть почтительным, не перебивать. Если несёт чушь – слушать. Разумеется, на «Вы», по имени – отчеству. Между нами и пожилыми людьми высоченный и толстенный барьер. «Уважаемая Анастасия Фёдоровна!» И вдруг  этот барьер ломается и мы берём эту уважаемую Анастасию Фёдоровну, раздеваем её догола, и вгоняем в неё член как в сверстницу. И она превращается в Настю. В девушку Настю. Это же так здорово! Так возбуждает! Мне 23 года, моей маме – 42, бабушке – 66. То есть Анастасия мне в прабабушки годится. Моей бабушки на свете не было, а она уже мёпалась.
– Эдипов комплекс?
– Да нет у меня никакого Эдипова комплекса! Просто удивительно, щупать груди, которым столько лет, входить во влагалище, которое старше меня почти в четыре раза. И ей приятно, что молодой парень относится к ней не как к бабке, а как к ровеснице. От одной этой мысли –мурашки по коже! Приятные мурашки. То же самое – секс с мужчиной. Ведь это же запретно. А запретно – значит сладостно.
– Фильм такой был «Табор уходит в небо». Не видели?
– Нет.
– Посмотрите! Хороший. Так вот в этом фильме один герой говорит: «Что бессовестно, то и сладостно»
– Отлично сказано! Посмотрю фильм.
– Ну, а с туалетом, я уже поняла, то же самое?
– Ну, конечно! Ведь это самое интимное! Гораздо интимнее, чем секс. И уж если тебе ТАКОЕ доверяют. Знаете, я в юности был ужасно стеснительный. Сколько раз, провожая девушку, я терпел до последнего. Пару раз даже писался.
 Женя сделал многозначительную паузу и выразительно поглядел на Алину.
– Так вот, может быть потому, что я был таким стеснительным, теперь меня это так волнует. Вот сообщил Вам, вроде бы, такую пустячную вещь…
– И возбудились?
– Да.
– Продолжайте, продолжайте!
– Так на чём мы остановились?
– На туалетных делах.
– Так вот, мы с Анастасией нашли друг друга. Мы друг друга понимаем. Таких как мы совсем мало. Я давно мечтал о такой женщине. Сейчас я Вам признаюсь в том, в чём никому не признавался, даже Сене. Я в санитары пошёл, в первую очередь, чтобы видеть и трогать голых людей. Когда я меняю памперсы или мою больного, у меня и член, простите, стоит и пульс учащается. Да, наверное, я извращенец, но я никому вреда не причиняю, не насилую, не развращаю малолеток. И за больных не опасайтесь. Я никогда не переступлю грань. Видеть и прикасаться мне вполне достаточно. Я читал про врачей и санитаров, которые не совладали с собой. Я совладаю. Причём, без труда. Говорю же, мне вполне хватает видеть. Домой приду – там кончу. И уверен, я не один такой. Какой-нибудь гинеколог заявляет, что на работе отключает своё либидо. Неужели? Заглядывает во влагалище к женщинам и ничего при этом не испытывает? Пусть рассказывает сказки! Хотя… Как знать? Вот Сеню же тошнит от такой работы… Был у меня случай. Мыл я однажды парализованного мужика. И вдруг под моими пальцами у него встал. Ну, и что я сделал? Да ничего! Закончил процедуру, вытер его и отвёз в палату. Вот так и терплю каждую смену. Смесь наслаждения и муки. А тут – Анастасия! И можно не скрываться. Можно прямо говорить, что хочешь. Можно делать с ней или при ней что хочешь, ну, и что она хочет, конечно. Да это же великолепно!
– Понимаю Вас.
– Вот, все думают: извращенцы – бяки и всех их надо изолировать от нормальных людей, а то и истребить. По поводу тех, кто не может себя сдержать, набрасывается на людей, насилует – согласен. Но сколько в мире таких, как я, безопасных и даже полезных?  Ведь мы с Сеней делаем одно дело: людям помогаем. Но он – с отвращением, а я – с радостью. И кому от моей радости плохо? Больные люди вымыты, доставлены на процедуры и обратно – в палату. Лежат в чистом. И какая разница, что в голове у санитара? Главное, чтобы работу выполнял хорошо. А что он делает дома после работы наедине сам с собой – кого это касается? Кстати… вот я тут что подумал, нам с Сеней обоим приходится преодолевать себя. Ему – свою брезгливость, мне – мою похоть. Ну, вот, работу мы выполняем на совесть, оба. Не подумайте, что я хвастаюсь. А вот для секс-волонтёрства порядочности, добросовестности, ответственности и желания помочь мало. Тут нужно хоть немного похоти. Тут дело для извращенцев, таких, как я. Сеня – чудесный человек. Но такое ему не по зубам. Хотя… при чём тут зубы?
– Наверное, Вы правы.
– А, знаете, чего Сеня больше всего опасался?
– Чего же?
– Когда он катил Настю по коридору в ванную и обратно, он боялся, вдруг Вы выйдете в коридор и увидите его голым. Настя же заставила и его раздеться.
– Да?!
– Да.
– А почему? Её он не стеснялся, а меня стеснялся.
– Он и её стеснялся. Но она, как бы, его объект, к этому он был готов, ну, или во всяком случае думал, что готов. А Вы, как бы, человек посторонний... Ну, не то чтобы посторонний, но не объект.
– И в результате я его, всё-таки, голым увидела.
– Голым и облёванным.
– Бедный мальчик!
– Мне его тоже жалко.
– А Вы не боялись, что вдруг я выйду в коридор и увижу Вас голым?
– Нет. Мне бы это даже было бы интересно. Даже если бы Вы вошли в тот момент, когда я мёпаю Анастасию.
– Ну, вы шалун!
– А то!
– Кстати, Анастасия намекала, что ей было бы приятно, если бы я тоже посмотрела.
– Ну, а Вы?
– Не знаю даже…., с одной стороны непривычно. У меня подобного не было.
– А с другой стороны любопытно?
– Пожалуй… Ладно, мне, наверное, пора домой. Спасибо за угощение и интересный разговор.
– Я провожу, если Вы не возражаете.
– Не возражаю. Только, можно, я не буду какать Вам в ладошки, а Вы не будете по мне всё это размазывать?
– Договорились.
Через полчаса они уже в квартире Алины сотрясали постель.
Кирьт-Экрон 25.02.2024