Повесть. Продолжение.
Павлик уплетал ужин и взахлёб рассказывал о событиях прошедшего дня.
– …и тут она как рванёт! Главное, так спокойно у Васьки на коленях сидела, даже мурлыкала, и вдруг – р-раз!.. Представляешь? А мы и не заметили, что дверь приоткрыта была. Славка за ней, у него реакция, он же на бокс ходит, но всё равно не догнал. Ну, мы, конечно, бегать вокруг дома, звать её, а всё без толку. Сбежала.
– Ну, ясное дело, что сбежала. Замучили вы её, наверное, своим вниманием, – вздохнула прабабушка.
Вернувшись домой, она переоделась в уже знакомый Павлику спортивный костюм с надписью СССР на спине и превратилась из музы хоть и в необыкновенную, но всё-таки старушку – старушку беличьего типа, как мысленно стал называть её Павлик. Глядя, как ловко Андрей Антонович рисует портреты, он тоже попытался нарисовать портрет не портрет, но белку с человеческим лицом – так, для пробы, когда художник давал им задание рисовать, что в голову взбредёт. Так и говорил – рисуйте, мол, любую белиберду. И ребята начинали фантазировать, кто во что горазд, а в Павликову голову ничего оригинального как-то не приходило. В общем, попробовал, но попытка оказалась не очень, он этот листок даже показывать не стал.
Может, надо было рисовать не белку с лицом, а старушку с хвостом и лапками, засмеялся Павлик своим мыслям, глядя, как прабабушкины лапки осторожно ставят чашки на стол.
– Да нет, ничего не замучили, ей нравилось. Кормили её, как Андрей Антоныч велел. За бантиком она попрыгала – это Славка ей игрушку такую сделал на верёвочке, чтобы она тренировалась… А она, хитрая, всё думала, как сбежать. Но Костя сказал, далеко не уйдёт, вернётся. И так и вышло! Мы сбегали искупаться разок, а приходим – она сидит на пороге, а рядом мышка лежит. Представляешь? Не съела, нам принесла, к обеду!
– А вам на четверых одной мышки хватило?
Павлик залился счастливым смехом.
– Не, мы макароны ели, мышку ей оставили. Ой, я же не сказал – я макароны им сварил по-гоголевски! Они такого способа и не знали!
– Ну и как?
– Нормально. Славка говорит, что с маслом можно и недоваренные есть. А Васька на ночь там остался, у Андрей Антоныча. Ему мама разрешила, он звонил. Говорит, ей так рисунок понравился, ¬– ну, тот, который его портрет, что она теперь ему всё разрешает. А портрет в рамочку вставила – и на стенку, любуется каждый день. Нас Андрей Антоныч тоже нарисовал, вот посмотришь завтра… Да, а ты наши-то рисунки видела?
Прабабушка кивнула.
– Видела, но мельком. Времени не было. Пойдём в комнату, чаю попьём, вместе посмотрим.
Расположились за круглым столом. Пра включила торшер – сказала, для создания вечернего уюта так нужно, хотя с нормальным светом видно было бы лучше. Принесла вазочку с конфетами «Мишка косолапый». Ага, подумал Павлик, знаем-знаем, от Шишкина тут только лес.
Рассматривали рисунки долго, вдумчиво.
– Да, впечатляюще… И это всего за неделю!
– Ты не думай, что это всё! На конкурс работы ещё несколько дней принимают, и мы добавим. У Васьки знаешь какие идеи есть! Он из-за этого и остался. – Павлик посмотрел в окно, за которым бледное вечернее небо стремительно темнело. – Наверное, сидит сейчас, рисует… Андрей Антоныч говорит, рисовать любого научить можно, хоть обезьяну, а вот научить по-настоящему видеть – трудно. Но мы стараемся.
– Нравится тебе?
Тут Павлик задумался. Правильным было, конечно, ответить, что да, очень.
– Да, – сказал он.
А «очень» говорить не стал. Потому что понял вдруг, что рисовать ему просто нравится, а вот что нравится очень – так это всё остальное. Лодка, речка, купание. То, как красили дом, и ему приходилось по стремянке залезать под самую крышу. Варить макароны и есть их с ребятами очень понравилось. Сами ребята, конечно – как это он про них сразу не подумал! Андрей Антонович и его рассказы, особенно вечером, в саду с чаем… Павлик прикинул: если, допустим, убрать рисование, а всё остальное оставить, было бы так же здорово. А вот если вместо рисования убрать Петровича с «Валентинкой», то нет, уже не так. А если убирать ребят, даже кого-то одного из них – то вообще не здорово будет! Тут даже Петрович с лодкой не поможет. Получилось бы, что ты просто ездишь на уроки рисования. Ну, подумаешь – на лодке, а не на метро… Но с другой стороны, если бы не было рисования, не было бы и поездок к Андрею Антоновичу, а значит, и лодки не было бы, и всего остального…
Павлик тряхнул головой. Вон оно как всё переплелось! С одной стороны, с другой стороны… Нет уж, не надо ничего убирать из этого переплетения. И так всё хорошо.
– Да! – сказало он ещё раз. – Очень нравится!
Прабабушка спрятала рисунки в папку, оклеенную мраморной бумагой, и Павлик вспомнил, что рассказал ещё не всё.
– А ты про Андрей Антоныча знаешь, что он моряком хотел быть?
– Нет, – удивлённо подняла брови прабабушка.
– Сам рассказал, что у него такая мечта была. Из-за морской болезни не получилось, приходится теперь художником работать. Но море никогда не рисует.
– Ах, из-за морской болезни… – прищурилась Пра. – Ну тогда понятно, почему мы полдня пешком по городу ходили.
– А я вот себе никак не могу мечту придумать.
– Зачем её придумывать? До неё дорасти надо. Много чего узнать, расширить, так сказать, кругозор. И она сама тебя найдёт.
– Ну не знаю… Мы у Андрей Антоныча каждый день кругозор расширяем, уже из ушей скоро этот кругозор сыпаться будет. Васька вон говорит, что теперь можно и в школу не ходить… А у тебя-то какая мечта? Про книжку прадедушкину я понял, что это не мечта, а план.
– План, да…
Прабабушка неожиданно рассмеялась, раскинула руки и закружилась по комнате, чуть не наткнувшись на фикус. Вот у кого морской болезни точно быть не может, подумал Павлик. Буквы СССР мелькали перед ним белой лентой.
Затормозив, Пра посмотрела на него круглыми беличьими глазами.
– Ты вот сидишь тут с чаем, мишек косолапых уплетаешь – и даже не догадываешься, что ты этот план спас! Да и всю книжку тоже. Прямо как ангел с небес явился – и спас!
Павлик чуть не поперхнулся конфетой.
– Я? – спросил он недоверчиво. Ангелом представить себя не получалось.
– Ты. И очень я тебе за это благодарна. Понимаешь, сначала-то мне было интересно, но не писать, а читать, что там Павел Андреевич в исторических хрониках навыкапывал. Что тут было триста лет назад, или двести, пусть даже пятьдесят… Только про это всё он уже в книжке рассказал, и рассказал так, что зачитаешься! А мне досталась современная история, а в ней – ничего интересного. Ну не будешь же писать, как однажды зимой прорвало трубы и половину улиц водой залило, так что можно было на коньках по всему городу кататься. Или про то, как ниже по реке задумали турбазу построить. Начали бодро – и бросили, там теперь настоящие джунгли, и стены среди них торчат, как развалины древние…
Павлик насторожился. Не та ли это брошенная стройка, про которую Дэн говорил?
– Вот уже год я над этой книжкой сижу, и ничего, совершенно ничего не получается. Высасываю ерунду из пальца, самой стыдно. А не бросишь. Как эти писатели живут, просто ума не приложу! Конечно, когда сочиняешь что-нибудь про события в далёкой галактике, таких проблем не бывает – пиши, что хочешь, кто тебя там, в космосе, проверит. Или про всякие параллельные миры. Ну, чего там – выдал каждому герою по волшебной палочке, и вперёд! То-то сейчас что ни книжка, то про всякую небывальщину. А слабо про свой панельный дом что-нибудь захватывающее написать, а? – грозно спросила она у фикуса, будто фикус в свободное время баловался сочинительством историй про миры и галактики. Фикус застеснялся и промолчал. Прабабушка пренебрежительно махнула рукой.
– Павлу Андреевичу я, конечно, ничего такого не рассказывала, чтоб не расстраивался. Но себя-то не обманешь. Не становись писателем, Паша, пожалеешь! Нет работы тяжелее. В общем, измучилась я. И тут ты со своим монстром! Это, конечно, нарушение общественного порядка… но меня ты спас, просто спас! И без всякой волшебной палочки! Теперь-то я знаю, что напишу. Новая глава в истории города – вот чем станет наш фестиваль! Павел-то Андреевич мой всё переживал, что нет у нас никаких достопримечательностей – а мы сам город сделаем достопримечательностью. Это будет достопримечательность всей страны!
Она сделала ещё один изящный поворот вокруг своей оси и добавила негромко:
– Но не сразу. И если товарищ капитан не помешает.
У Павлика, который за неделю новой жизни успел забыть об опасности, упало сердце.
– А он что… заходил?
– К нам – нет, к монстру в магазин – да. И чего-то я в этом не понимаю… Ладно, поживём – увидим. Пойди-ка вот чашки вымой, и спокойной тебе ночи.
Павлик послушно взял чашки и поплёлся к двери. Ну что ж это такое! Так всё хорошо шло – рисунки рисовали, кругозор расширяли, в городе праздник намечается, а тут опять товарищ Шерлок Холмс этот!
За спиной раздался легчайший скрип. Павлик обернулся – и остолбенел. Чашки одна за другой выпали из его рук. Часть стены, у которой стояла прабабушка, вдруг упала внутрь комнаты и превратилась в уже застеленную кровать. Изголовье её украшала подушка в кокетливый цветочек.
– Ты что, Паша? Споткнулся?
– Нет, – сказал Павлик, подбирая осколки. – Случайно. Извини. Завтра склею. А эта конструкция… она тут во всех квартирах, что ли?
– Ну что ты, нет, конечно. Это один мой бывший ученик сделал. Ещё в школе изобретательством увлекался – такое на уроках труда выдумывал! Вырос, стал конструктором. Пришёл раз в гости, видит – тесно у меня здесь. Так он и говорит: я вам механизм придумаю, чтоб кровать в стену убирать. И придумал! Теперь у меня тут и спортзал, и кабинет, и на балкон выходить удобно.
Павлик всё никак не мог опомниться от ошеломительного превращения стены в кровать. Он трогал рычаг, дёргал резинки, которые удерживали постель, осматривал стену.
– А не тяжело?
– Попробуй сам.
Павлик попробовал. Кровать поднялась будто сама собой. Хорошо учили в прабабушкиной школе. И действительно, с кроватью этой к балкону не подойдёшь.
– Круто, – только и смог он сказать. – Круто.
И представил, как завтра будет рассказывать друзьям об этой уникальной конструкции.
– А на балконе ты что делаешь?
– Рассвет встречаю.
Павлик выглянул на балкон. В темноте он казался ещё меньше.
– А зачем?
– Интересно. Он каждый раз разный.
– Ты его каждый день, что ли, встречаешь?
– Что ты, его просто так не встретишь. А дождь? А облачность низкая? Или вообще – зима? Это в Греции, говорят, триста тридцать три дня в году солнце светит, а у нас климат нервный, переменчивый. И я тебе скажу: это очень хорошо. Только представь, что вокруг всё время лето! С ума сойдёшь от однообразия. Ни на лыжах покататься, ни опят пособирать. И рассвет уже через неделю надоест. А тут его дождаться надо, поймать… Нет, что ни говори, лучше нашего климата в мире не найти.
На обсуждение климата сил у Павлика уже не осталось.
– Нет уж, утром лучше поспать.
– Поспать утром тоже неплохо, – согласилась Пра.
Продолжение следует.