На третий день стояния на площади Грише как наводчику орудия пришлось пострелять. Во время приёма пищи. Обедали в тот день на броне, их обстреляли, и пули, попав в стену, обрушили на «стол» куски штукатурки. Это сильно разозлило. Гриша схватил крупнокалиберный пулемёт и дал пару очередей. Стрелял по верхнему краю карниза. Этого хватило, чтобы стрелявших успокоить.
Стрельба раздавалась на соседних улицах.
Кафе «Veprove koleno», что на углу улицы Водичковой, было закрыто. Столиков и уличных кафе не осталось. Как писали тогда, они являются свидетельством стремления жить по-западному. В результате были отутюжены бронетехникой.
- Третий день в Праге, а только и слышим: «Вы зачем сюда, ребята?» – Олег упёрся взглядом в бутылку. – Из еды осталась только водка. Мы всё оправдываемся: да вот… нас прислали… у вас тут переворот…
- Зачем переживаешь за еду, - перебил его Карим, - смотри, какой помидор поймал. В нас бросили, - он поднёс к лицу Олега немного треснувший помидор, - следующий раз просить будем, чтоб колбасой бросали.
Дёмин недовольно цыкнул на Карима и сплюнул вниз с танка:
- Ещё раз напоминаю и прошу: ни в какие дебаты с населением не вступать. Лучше молчать. А кто сильно допечёт – матом, для разрядки обстановки. Русский мат и в Праге мат, но им нас не перематерить.
- Скорее бы это закончилось , - Олег отшвырнул сапогом кусок штукатурки, - дома жена на сносях.
Гриша, после того как вынужденно взял в руки пулемёт, чувствовал прилив адреналина. Но что-то угнетало: а если приказ стрелять в людей… смог бы он? Смог бы выстрелить вон в ту блондинку? Молодые ребята, как и сам. И наверняка все влюблены. Становилось страшно. Спасением были мысли о Лоре.
Лето было на исходе. Тёплый и совсем неласковый пражский август.
- Застоялись мы, - сказал Дёмин. - Танк надо размять. Пусть видят, что не спим и бдительность не потеряли. Давай, Олег, заводи.
Танк заревел, загрохотал, выехал с улицы Водичковой на Вацлавскую площадь и остановился.
- Что дальше, командир? – спросил Олег.
- Стоим минут десять… - неуверенно сказал Дёмин, - затем на прежнюю позицию.
Больше всего смущала неопределённость; никаких команд не поступало. Ствол направить в улицу Водичкову, закрепиться и ждать дальнейших указаний. Это начинало действовать на нервы. Кто-то правильно заметил: «чистая» война – война нервов между чехословаками и советскими солдатами.
Закрепились, стоим рядом с этим «Veprove koleno». Это свиное колено – придумали же хреновину! - уже по ночам снится, - злился Дёмин.
На площади стоял удушающий смрад выхлопных газов – жгли резину. Где-то пролетел коктейль Молотова.
- Чёрт подери, смотри, что творят! - воскликнул Гриша.
Несколько молодых парней забрасывали булыжниками впередистоящий танк. Затем ломами проломили топливные баки. Через минуту танк густо задымился, появилось пламя.
- Надо спасать, - почти приказал Дёмин, - доставайте брезент, будем сбивать пламя.
- Подожди, командир! – Карим Кудайбергенов растерянно вжался в своё сиденье. - Какой-то шакал поджёг и наш танк. Тушить надо.
Парень ударом кирки пробил в их танке запасную бочку с соляркой, а девушка поднесла факел к пробитому отверстию.
Танк задымился. Затем начал гореть.
В голове у Гриши как молния мелькнула мысль: цыганка! бойся огня! Вот и выпал случай пройти испытание.
- Командир, - восклинул он, - давайте все из танка, я выкручусь. Отъеду с площади и выпрыгну.
- Гриша, ты чего? – возразил Олег, - я же водитель.
- Олег, давай вылазь. Жена на сносях. Забыл?
- Давай, Гриша, не затягивай, не рискуй, - сказал Дёмин, а мы попробуем потушить. Все из танка! Карим, захвати брезент!
Гриша заставил себя разозлиться – это прибавило жизненных сил. Нажал на педаль подачи топлива. Топливо закончилось. Танк не заводился. Лихорадочно оценивал ситуацию: отъехать не смогу; сбивают они там огонь или нет… что-то жарковато в танке; надо выкарабкиваться…
Тело просило о помощи. Просилось жить.
Входной люк и люк запасного входа заклинило. Попытался дотянуться до люка механика-водителя – не смог. Без паники! – приказал сам себе и запел: сегодня он играет джаз, а завтра Роди… Язык стал непослушным. Как будто рой пчёл налетел и начал жалить лицо.
Кровь закипела… вспышка… перед глазами быстро промелькнула плёнка с перфорированными краями; на ней череда лиц и событий: выплывает из утробы матери, побег из дому, цыганка, поцелуй у ручья, могила Потёмкина, Лора машет рукой, а на безымянном пальце оловянное кольцо и губы, пахнущие вишнями…
Кожа начала плавиться, а душа с криком выпорхнула в люк.
4 сентября
Гриша, как жить? Дышать не могу без тебя. Жить не хочется. Надо жить… как? Кажется, это тяжелее, чем бухнуться под поезд, как Анна Каренина.