События и персонажи изменены*******
Кундызды, прошмыгнув под мостом, затекала на окраину поселка со стороны школы и здесь уже плавно струилась, огибая его. И перед тем как утечь к Нуре, иногда по весне разливалась у крылец домов. Но добротные стены сложенные немецким орднунгом никогда не сдавались стихии. Царство Шеллеров и Роспахов, Безе и Цимерманов служило надежным оплотом от размыва околицы. К осени же струи остепенялись, залегая двумя рукавами – спокойными и светлыми, хотя в них и прятались коварные омуты, а высокий мост слева, с упертыми в пролет бетонными колонами - быками, строго смотрел за въездом в поселок. Густые кусты тянулись у берегов, образуя не проходимые заросли, через которые, тем не менее, вились тропинки, где можно было, шагнув пару раз, исчезнуть из вида публики лежащей в неге вечернего солнца на чистейшем серовато желтом песке, который вероятно бывал только у таких речушек, за миллиард лет намывавших его из гранитов.
Свет осени, последние теплые дни и все еще продолжающаяся свобода моего отпуска приводила к мыслям о мире и справедливости. Кусты у берега разряжаясь, открывали промоины и островки с таким же желтым песком, приглашавшим прильнуть к нему и забыть о всех напастях. В воду сентября следовало заходить, не спеша, помня о полотенце на берегу, омыв колени и теплую кожу, а привыкнув к прохладе размеренно проплыть среди струй, уходящих в центре на глубину. А потом выйдя на берег и придя в себя, в безветрии и тепле прошедшего дня, плавно разлечься в песке раскинув руки, и устремившись откинутой головой в небо и его неторопливые облака.
Я, Володя Гринев и Третий шли сюда со стадиона, и мышцы мои еще не остыли от напряжений мяча, а мысли от мнений об обводке Папаева и филигранных пяточных пасах Эдуарда Стрельцова********. Третий же шел в своей футболке с тройкой на всю спину, и его правая нога все еще инстинктивно сгибалась в голени, а ступня искривлялась, приспосабливая к полету очередной «Сухой лист*». Мимо райкома, мимо школы и старого сельского клуба, который, когда-то располагался здесь на Школьной улице и уже давно был снесен, но тем не менее все еще жил нашей памятью. В клубе том – предвестнике Целины, в длинном зале у высоких стен громоздились цилиндрические печи, оббитые темным железом - до самого потолка; горящий уголь, гудел в них, отдавая, миллионы лет назад накопленное тепло.
А рядом с клубом тогда располагался еще дом с магазинчиком и квартирой через стенку, в которой уже никто не жил. В неё то и можно было пролезть, перешагнув через легко раскрывающееся низкое окно. Комната в квартире была просторной и на его чисто подметенном полу, разложив подкидного Дурака, обычно усаживались приходящие школьники. Шурик Асмолов с которым, мы, уйдя с уроков, проделывали всякие пакости, впервые привел меня сюда. Странные мысли овладевали нами в этом не весть откуда-то взявшемся приюте. Они были воровскими и возникали от соблазнов: Шурик показывал выход из квартиры, через сбитую из досок дверь с откидным крючком, когда, пройдя через коридор, мы оказались у двери магазина. Вход в магазин был двойной: снаружи дома, и из квартиры. Мы же, пройдя через коридор, стояли у его двери - не просветившись у наружной, за которой сновали прохожие и волновался парк. И никто не видел нас. А там за дверью блоки БТ**, конфеты всех мастей и возможно деньги. Преграда же - хлипкий замочек на металлической скобе, вбитой в косяк.
И вот - сказал Шурик - замок можно открыть…Ни я, ни он больше не проронили ни слова. Потом мы вернулись в свою комнату и там еще трое ребят продолжали своего Дурака, мы же вылезли в окно и вернулись в школу. Магазин так и остался не ограбленным ни нами, ни ими, ни другими. а может и потому что Призраки Клуба охраняли нас от дурного, хотя первым фильмом, виденным в нём мной, как раз и был «Багдадский вор». А может этого не произошло и потому, что старый клуб и магазинчик вскоре снесли. И прямо перед входом в парк выстроили кинотеатр «Целинный». Часто возвращаясь с футбола, мы заходили в его широкое фое, где слева был вход в библиотеку! Здесь среди стопок газет и журналов можно было славно провести время - выбрать нужную колонку «Науки и Жизни», «Сельской молодежи» или еще других иллюстрированных журналов и углубившись в чтение потом жарко делиться с друзьями. И конечно, журналы умело взывали к чести! Доходило и до чтения стихов, тогда – то Третий и брался за Евтушенко, а после деклараций критиковал местную поэтическую братию. Как обычно начав с «Заголубела даль сквозная» Увы, никого из этой братии они не признавали – разве только нашего Володю Гринева, и его поэму о местном милиционере:
По дороге зимней мчится
Мотоциклом с синей птицей
Николай Перепелица….
И так далее на 12 страницах, где были подробно с юмором и сатирой рассмотрены перипетия блюстителя порядка иной раз с пистолетом ТТ, выходившим против нарушителей закона. Мы были патриотами своей компании и ревностно защищали своих. Не было никаких сомнений, что Кинотеатр с библиотекой достойно внес новую струю в жизнь сельчан. Но, футбол – король спорта – затмевал всё и ради победы мы были готовы отдать многое. Конечно, же история, как в Караганде пытались купить для Шахтера высшую лигу, коллективно вычитанная здесь же из еженедельника Футбол – перед которым для нас блекла даже «Литературная газета», тоже была на слуху. Но никто из нас не верил в продажность Шахтера – конечно они были оклеветаны – все наше нами всегда защищалось. Также, как и дворовая команда Метеор, созданная из приятелей. Принципиальности, и крайностей где надо и не надо было не занимать: как-то один из наших игроков, во время прохождения турнира, сыграл за команду соперников.
Правил, регламентирующих переходы, у нас, конечно, не было. Но мы жили по понятиям, и посчитали это предательством, а потому игрок из команды был немедленно исключен, без права возвращения. Хотя и жил он как раз по границе наших метеоровских и дворов Автобазы, за которую сыграл этот пресловутый матч. Через пару дней, это наказание, привело к неприятности: перед общей тренировкой, я работал с мячом у себя во дворе, выходящем метров через 100 на соседний, и вдруг слышу звук выстрела и свист над головой. Что-то пронеслось надо мной и врезалось в край шиферного чердака дома. Его пролетный шум можно было сравнить разве, что с зумом бешенной пчелы, а удар – с треском разрываемого толстого и жесткого полотна. Между тем, во дворе напротив уже никого не было. Пришло понятие, что над головой просвистела пуля и след её - пропоротая черепица сантиметров на 10. Траектория же полета, если следовать следу в черепице и этому зуму, не вызывал сомнения об расположении источника. Исполнитель же по моим расчетам был – мой исключенный футболист, а стрелял он в меня – капитана Метеора, вынесшего решение.
В семье он был младшим, и я не раз видел его постреливающим во дворе из винтовки. Его отец - заядлый охотник - дробовиков и других нарезных стволов у них было несколько. Старших же я хорошо знал, братья его были терпеливыми, и добрыми людьми, не часто обращались с оружием и не особенно любили охоту. Стреляли ли в меня с целью припугнуть, или это была случайность? Этого не узнать.
Вечером же мы встретились на поле, (он уже был вне команды, но как дворовые мы всё ещё играли вместе). На меня он не смотрел, а если взгляды и встречались, то как мне показалось в них было заискивание, … и ожидание, но я ни слова ни сказал про выстрел, хотя сомнений откуда он произошел не было.
Потом уже через пару лет я раскаивался в своей жесткости и за то, что мы больше не могли вернуть его в команду, хотя не раз встречались за дружеским столом у Третьего.
Мои подозрения так и остались без основания, но увы, улучшить наши отношения так и не удалось. Жизнь его внезапно оборвалась.
Кундузда же все терпела и по-прежнему текла у моста, и мы также лежали на песке, а Третий разморившись строил женщину: вот её высокая грудь, вот и бедра, тонувшие в песке.
- Перевернись - сказал я ему, и он это сделал, разрушив то, что только создал.
В тот год в село приехал молодой специалист - агроном Акбултан – полный парень с еще наивным взглядом на жизнь, по-своему хитрый и простоватый, хотя чем-то и напоминал Карлсона*** *, который живет на Крыше, а Карлсон свои намерения имел точно! И этот парень потянулся к нашей Троице и стал часто бывать у нас дома. Мама моя заводила с ним беседы – простота его по – видимому подкупала. Это было странно, Акбултан приходил не ко мне, а к маме и они заводили длинные разговоры о жизни. Что мог он рассказать такого чтобы увлечь её: вероятно его рассказы чем-то компенсировал её память о недавно ушедшем сыне – моем среднем брате, а сам Акбултан мог видеть в ней и свою маму- рано ушедшую из жизни.
Акбултан часто посещал и Третьего, но Третий всем своим видом не признавал его - и мне не было понятно – за что. Тем не менее Акбултан ничего не чувствовал и не отставал. Может он не видел в людях врагов, но видел в них только светлое? И что его заставляло упорно тянутся к нам, и почему он был таким настойчивым? И на этот раз он должен был после работы подойти на этот берег Кундузды. Уже вечерело и заметно похолодало, когда он пришел. В воду мы уже не лезли – не хватало духа.
- Ну что спросил - он - Как вода?
-Теплая, как молоко - ответил Третий - только надо сразу нырнуть.
Акбултан разделся и быстро прыгнул в пучину, куда указал Третий. Сотрясаясь от холода, он выкарабкался из глубины – а тут еще, не смотря на вечер, вдруг появился ветер. Не зная, как спастись (полотенец не было и в помине), сотрясаясь от холода, он присел за кустами, прикрыв голову руками, всеми силами пытаясь унять дрожь…
Уже попозже мы стояли у Целинного, а Третий что-то рассказывал и опять об Акбултане – на этот раз о том, как вылетел он из воды – ну прямо пробка из Шампанского. Мы смеялись.
А тем временем Акбултан опять подходил к нам, он был в светлой рубашке и темных брюках, аккуратно подпоясанных кожаным ремнем, держа свой пиджак в руках. В его сияющем кругловатом лице не было и края обиды, а только радость от встречи. Что - спросил Володя, ложа руку на плечо: Отошел, согрелся? Третий сделал тоже:
- Карлсон – сказал он ему – Толстый Карлсон.
Акбултан остановился, глаза его охладели и в нем появилась искра догадки, что здесь он не свой, а все его поведение и прощение – наивность глупца. В них появилось нечто такое - отпугивающее. А потом холодок прошел, и в них блеснули слезы, а потом снова - готовность улыбаться.
-Дурак ты - сказал ему Третий.
Отстаньте - ответил Акбултан и отбросил с себя их руки.
И тут произошло странное: Володя и Третий вдруг отшатнулись и покатились в кювет, увлекая за собой и меня. Они упали в полный рост и на спину, а потом поднялись не доумевая, что произошло, как они могли упасть, да сразу почти все втроем, и кто в этом виноват? Акбултан понуро уходил в темноту, по - моему, даже не заметив, этого, а они все еще оглядывались не понимая, что произошло. Ладно сказал Гринев, вставая и отряхиваясь, не будем, давайте по домам.
Мы опять стояли на перекрестке. Ночь выдалась темной и безлунной, да и фонари почему-то потухли. И говорили, как обычно о высоком: о любви и благородстве, о справедливости и чести. Володя же рассказывал о Константине Симонове и фильме освобождение:
Жди меня и вернусь
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть. Желтые дожди,
Жди, когда снега метут, Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера.
В темном небе на Западе сверкала звезда и вдруг я заметил, как она сжалась и погасла, а потом ритмично замигала полностью, исчезая и вновь вспыхивая с равным периодом. Отчего то стало грустно, и мы молча смотрели на это странное никогда ранее не виданное явление. Это Луноход - вдруг не к месту заявил Володя, хотя какой Луноход мог быть на Западе, куда Луна никогда не попадала, да и отраженный блеск лазера, облучаемого с земли отражателя лунного робота не мог оказаться в этой точке небосвода.
Потом же я вычитал, что такое явление совпадает с описанием вспышки сверхновой - явлении чрезвычайно редком и практически не наблюдаемом визуально любителями. Но все мы втроем видели его и наблюдали до тех пор, пока не зашли в фое. И тут я вспомнил слова моей няни:
-Бог иногда хочет показать Вам Чудо и сказать Вам, что бы верили в него, ибо он верит в Вас и хочет спасти Вас.
- и показывает звезду Вифлеема – добавил я мысленно.
В фое шли танцы и вдруг мне стало предельно легко и наш поступок с Акбултаном уже не казался таким огорчительным. Восторг охватил меня и кружась в танце я подпрыгнул и вдруг почувствовал, что вес мой резко уменьшился и мне показалось, что вчерашнее, желание стать летающим человеком - Ариэлем, после прочтения романа А. Беляева*- вполне возможно. Потолок в фое довольно высок и при моем среднем росте допрыгнуть до него без специальных тренировок - задача казалась не исполнимой. Тело же мое в высшей точке как бы зависло, и я физически это ощутил, коснувшись ладонью потолка, потом еще и еще – Я летал, а значит был прощен! Публика в фое смотрела на меня с изумлением.
И с тех пор это осталось во мне и сделало лидером баскетбольных турниров в политехе. Я стал маткой, когда набиралась команды для совместной игры. Особенно мне удавался перехват высоких мячей. Тело мое вытягивалось, но я чувствовал себя ни Едешко, ни Палаускасом, и не Беловым, и не Саканделидзе и не Жармухамедовым*** **, но Львом Яшиным защищающим ворота Динамо, и стремительно несся вверх к мячу, и как мне казалось, теряя часть веса.
……………………………………………………………………………………….
Как-то сидели мы с Третьим у меня дома, он уже тогда был Судьёй, переквалифицировавшись из шофера старого ГАЗ- 69. Супруга моя отсутствовала, и я как бывший холостях приготовил яичницу с ветчиной и выставил запотевшую белоголовку – Столичной (отменного качества, тогда водка была!). Кстати, с хорошим хлебом – а он у нас почти всегда такий ужин - отменный, зная еще о том, что в заключении нас ждет Индийский чай. Третий прошел в зал, а там на окнах, выходящих в степь, всё ещё висели шторы, когда-то подаренные им.
Эх - сказал он – Кок, не умеешь ты жить, даром что кандидат наук, ведь им уже за 15 лет.
Эх – сказал я - ты Судья, а ходишь без носков.
Мы вернулись за стол, и принялись за чай. А чай я подаю – гренки с ароматом на всю кухню.
- Знаешь – неожиданно сменил тему разговора Третий – долго жить не обязательно, мне кажется сколько не живи, а все мало - Кок - продолжил он, помедлив - думаю это наши предпоследние посиделки - Не тянет мотор - и он ударил себя в грудь - тупит, заколебали в судах - но я не буду как они, я Бий*****, и думаю - почему я должен помирать от их распрей. Справедливо ли это?
Мне стало не по себе: - и что тебе честность, надо меру во всем знать - подумал я – Эх, Володя на тебя излишне действует, своей литературой и повязанности на чести. Но ничего не сказал, потому что знал – упрется Третий и никогда не признает, что-кто- то может влиять на него.
- Ты Кок, так и будешь нищенствовать, со своим уставом;
_ Эх – сказал – я - обо мне то все понятно, я больше ничего то и делать не умею как писать статьи и ковыряться в механизмах, чтобы изобрести. Да вот и геологи наши говорят, что самоцветы, которые они ищут, открываются только честным, поскольку самоцветы настоящие и открываются настоящим. Или так, как в паре замок - ключ, бороздки и выступы должны совпасть. Геологи утверждают, что таков опыт их наблюдений за много лет. Да и я, как только начинаю привирать – лишаюсь мышления, не идут в голову статьи, а лишь дурь. Так что в самой природе дури не много.
- Только пусть не думают, что достали меня - продолжил Третий - Я и во сне к ним приходить буду, достану их. Они думают, что природа глупа – а они хозяева. А я - то знаю достану их оттуда, как и сейчас достаю. Ты почему думаешь Евреи такие сильные, да многих их убивали, а они, прыг на небо, и оттуда и снова достают. И ты думаешь только Евреи таковы, да посмотри на статистику. Да будет Свет – ка.. на твою голову.
И в этом неожиданно возникшем разговоре Третий остался верен своему иронично утверждающему двусмысленному тону.
- Я просто знаю, что тому, кто управляет нами проще забрать меня к себе, и если хочешь знать, это нечто говорит со мной…только не буду убеждать тебя, но я это знаю так же, как и то что говорю с тобой сейчас.
Мы не виделись очень давно, и если Третий не изменился в стиле разговора, то смысл сказанного был для меня нов. – Не особенно замечал в нем этих мистических нот. Боль взяла меня, и я смотрел на него хотя и не совсем веря словам, но судьба моего брата, ушедшего уже давно от этой причины заставляла печалится. Третий смотрел на меня не так не иронично смешливо как обычно, а так как будто была прожита жизнь огромной протяженности, и он устал от нее, и он знал, что ждет его, так как знал бы о себе врач.
И что – говорят врачи?
Третий же перевел разговор на другую тему:
- Приходи завтра ко мне, в гостиницу, пара коллег будет, посмотришь на диковинных. Может у них ты хоть приворовывать научишься и купишь наконец то нормальные шторы, кандидат наук. Но пока, пойду, мне надо еще на завтра Беш****** заварить.
Из коллег же пришел один, как, я понял из его слов – «Человек имеющий существенный вес» и носитель Фамилии. Честно говоря, я о ней слышал. Но теперь представить себе наше правосудие в таком исполнение мне было невозможно. Бутылок не хватит, а уши завянут, и не от крепких слов, а от дел. Да тут еще Третий после гостевых навязал мне его в попутчики, видимо захотел научить меня жизни.
- Это тебе Кок, не няня твоя Иоганна фон Расс с дворянскими замашками, что учила тебя о Боге и Любви.
Попутчик этот показался мне самым тяжелым. Да простят меня мой Бог и мои воспитатели - главной моей мыслью было: как прекратить поток грязи, изливавшийся из него, чем ударить, чтобы убить и засунуть куда-то труп. И даже последствия такого дурного поступка уже не заботили меня. Но как же Третьму так легко удалось спровадить его! По-видимому, и в глубоком опьянении Гость знал о невозможности пререкания с Третьим, даже обладателю такой Фамилии. Но на кого-то ему надо было сесть, и он решил – на меня. Но что-то помогло мне, и когда силы мои уже покидали меня этот человек, вдруг отстал!
40 лет спустя, из переписки с В.Г.:
….потом ты упомянул некого Карлсона? Догадываюсь, что это Акбултан --- ветеринар с Юга. У нас был на отработке. Он очень гордился голубизной своей крови (тогда этому цвету не вкладывали современного понятия), принадлежащей своему южному жузу. И всегда говорил об этом жузе только с приставкой "улы***", чем, разумеется, вызывал у нас зубовный скрежет. Однажды (после возлияний) словесный диспут приобрёл довольно увесистую жестикуляцию, с целью сбить с ветеринара нимб его богоизбранности. Я тоже не стоял, и в носу не ковырялся, а изредка корректировал правоту аргументации. Кончилось тем, что они на следующий же день поладили, а от меня Акбултан навсегда стал воротить морду лица…
Довольно часто я бывал свидетелем неприкрытого чванства по отношению к Третьему. Как-то раз один из знакомых тебе, во всём блеске своего военного мундира, брезгливо подал ему руку, отворотив при этом в сторону рыло. Меня такая карикатурность отчасти позабавила, а Третий ещё очень долго плевался, садясь в кабину своего грузовичка, на котором подрабатывал. Примерно эдаких эпизодов с разными персонажами, причём тебе известных, я могу привести не один, если тебе интересно. Но несколько позже, когда он стал Судьей, видел и факты подобострастия и хамельонства. Свою карьеру на поприще судилища Третий начинал судебным приставом, ещё грызя юриспруденцию. И, разумеется, уже тогда находился под пристальным взором отцов района. Вызывался на ковёр с целью становления облико морале. Конечно же, за расширенный ассортимент напитков, помимо чая и пастеризованного молока. К чести властей, хочу добавить, что оргвыводов не последовало и разговор вёлся в духе отечески-назидательной беседы, типа: " Аманба-а-а, мырза!.."
Уже потом, работая в адвокатуре, Третий вступил в КПСС. Про обязательность этого ритуала распространяться не буду. Добавлю лишь, что в рамках тех времен он оставался свободным в своих убеждениях, оценках, и никакими догмами не обгавнявился. Своих жизненных установок не менял, закрытостью не страдал --- жил распахнуто. В годовщину его ухода от нас его друзья-коллеги, говорили и его всегдашней готовности приходить на помощь друзьям, но в то же время удивляются невозможности влияния на него по поводу какого-нибудь судебного процесса. Ценное признание. Вот как раз оно высвечивает не только то, что он не был манипулируемой единицей, но и подчёркивает его же профессионализм. Кто-то сказал: профессионализм --- высшая степень защиты от растления. Мне нравится такое определение. Пусть и редко, но подобное наблюдал ну, хотя бы на примере Татьяны Павловны Богородской**** Свою работу она также ставила выше интриг, мстительности, наушничества, не разделяла и не властвовала. Такими и останутся в памяти…
Ещё летом я вышел на его братца -- Болата. Он продолжает династическую профессиональную линию. У Третьего и дед был бием*****, Я не знаю на каком уровне авторитета и уважения находится ваше правосудие, ну, а на наше...: не нашелся, в своё время де Голль, который разогнал и обновил бы весь судейский корпус. Что же касаемо Третьего, то он на своём поприще не уронил знамя чести и незапятности. Взяток не брал, вещизмом не обгадился. К нему не прилепишь определения: " Рыльце в пушку". Впрочем, сейчас говорят: " Морда в гавне".
Вообще-то, я не о судействе хотел с тобой покалякать, мне по-правде малоинтересны эти бутафорные структуры. Просто вспоминая нашу, довольно аскетичную юность, помню твоё демисезонное пальтецо, на все времена года, наличие денег лишь на карманные расходы, всё-таки хочу спросить: было ли у тебя тогда очущение устойчивости и уверенности, что будущее будет прекрасным? Имелись ли у тебя сразу же после окончания института какие-то достаточно стройные варианты деятельности или карьеры? Сейчас видишь ли предсказуемые формы для своих детей, внуков?
А жили мы в детстве по соседству Третий в то время, был довольно, невзрачным подростком. Не имел ни мускульных качеств, ни авторитета крупной фактуры, хотя имел и острый глаз, и не менее острый и живой ум, и упорство. Но мнением его мог пренебречь любой, даже девки - однокашники легко ошельмовывали. Приведу пример.
На уроке литературы учительница Лидия Васильевна попросила каждого рассказать своё любимое стихотворение. И Третий выдал посвящение Льву Яшину Р. Рождественского:
Чужое солнце
вздрогнуло во мгле.
И грозно снизошла
улыбка тигра
на лик
великолепного
Пеле.
Был миг,
как потревоженная мина.
И захлебнулся
чей-то баритон!
И был разбег!
И половина мира
в беспамятстве
искала валидол!
И…
знаменитейший удар
с нажимом!
И мяч мелькнул
свинцовым колобком!.
А ты
достал его
В непостижимом!
В невероятном!
В черт возьми
каком!!!
Хвалебные слова
всегда банальны.
Я славлю
ощущение броска!
Года летят,
и каждый
как пенальти,
который ты возьмешь
наверняка!
Это выглядело как вызов - противопоставление пионерско-патриотическим ритуалам. Все сразу набросились на Третьего с вопросами:
Третий онемел, не зная как помочь постичь непостижимое непонимающим. И тогда все стали кричать: " Вот и не ври, что любимое, раз сам не знаешь о чём говоришь!!! И, обвинили в неискренности. А стих ведь могучий.
- Я всё ещё живу. И тебе того же. Рекомендации твои по оздоровлению принимаю, кроме одной. Решился объясниться рифмой:
Чтоб продлить мой век конечный,
Жизни возогреть накал,
Вместо помыслов О ВЕЧНОМ,
Ты сулишь мне взять токал?!
Рад принять я это средство,
Веруя, как в элексир,
Как в снадобье или действо
В становленье дряхлых сил.
Только в этой панацее
Скорбный видится мне факт:
Не дай бог себе на шею
Камнем привяжу инфаркт.
Женишок я, в общем, мнимый,
Сгорбившись, должон сказать,
Что в страстных делах интимных
Могу свечку лишь держать.
- А вот звезду твою - сверхновую, я тоже помню.
Как-то перед поездкой в Киевку в которой уже не был лет 20, я увидел Третьего во сне. Было сумрачно и он стоял на фоне светлеющего неба в белой одежде.
-Клим - сказал он – Зайди к моей маме.
И она, узнав про белую одежду сказала:
- Кудай оны калдырмады, жумак бактарына кабылдады (бог не оставил его и взял в райские сады)
Как было приятно маме в свои последние дни в этом мире узнать, что сына её помнят и он в садах у Бога.
Мне уже за 70, и я вспоминаю все эти вечора*******, а сердце еще волнуется, и как-то я, взяв в руки книгу «О пройдённом Пути» моего Учителя Академика Сагинова, снова был удивлен, человек построивший в провинции вуз, который стал первым в соц. соревновании второго государства в мире, ни раз, и ни два критиковал свои поступки, сожалел о сделанном и искал пути их исправления. Я и мои друзья ведь тоже так делали, значит и мы ему в чем-то сродни. И тут вспомнил как Академик перед изданием раздал нам электронные копии книги – сделать замечания. Нам книга понравилась, но мы посоветовали «Добавить перцу». Но по издании его мы вроде бы не заметили. И только при повторном прочтении заметили Самокритику. – Вот так – он прореагировал на наши рекомендации: Перцу он добавил на себя.
-Ну не такие уж большие проступки в себе Вы нашли – скажете Вы, прочитав «Вечора» - и стоит ли так бить себя в грудь. Там ничего особенного не произошло, ну судья, ну профессионал.
Хм... – шепнул я себе – вы думаете я сказал бы Вам, о чем - то большем, чему нет Срока давности?
Третий же приснился мне в одну их декабрьских ночей, он опять был в белом с сероватым отливом пиджаке, и мы находились в каком-то здании, то ли административном, то ли это была квартира.
- Смотри сказал он и наклонившись поднял несколько половиц. В образовавшейся под полом пространстве бушевало пламя.
Проснулся я тяжестью на душе и дурными предзнаменованиями. Страх сковал меня. И помня темы наших бесед я сказал супруге: Будте готовы страну ожидает гражданская война. И вскоре разыгралось, то что у нас называют январскими событиями ********
Но навсегда остались во мне эти строки, что с упоением читал Третий:
…………..
Я славлю
ощущение броска!
Года летят,
и каждый
как пенальти,
который ты возьмешь
наверняка!
Этот стих Р. Рождественского, не так легок для восприятия, как другие, и его надо суметь продекламировать на публику тех лет. Третий тогда посчитал, что у него получится, и он не спасует, но для этого следовало практиковаться.
И еще раз он мне приснился. Мы шли вдоль берега реки по желтому песку, почти такому же как у моста на Кундузде, но теперь за рекой открывалась безбрежность, и она была необыкновенно широка, а сам Третий, чем - то напоминал мне римского патриция, и он был в такой же белой тунике. Мы сошли в воду по самые щиколотки и струи приятно обвивали кожу. Третий вдруг остановился взглянул на меня, отошел подальше и вдруг плавно размахнувшись бросился в воду. И я еще долго смотрел как он уплывает, далеко в светлых водах, а его белая туника колеблется под стать волнениям волн, исчезая вдали.......
Та река зовется Летой. Выпей, друг, отрадной влаги
-И забудешь все мученья, Всё, что выстрадал, забудешь.
Ключ забвенья, край забвенья! Кто вошел туда -- не выйдет,
Ибо та страна и есть Настоящая Бимини.* *
*Сухой лист -Крученный удар, когда мяч пролетая пологую траекторию вдоль, вдруг резко сворачивает в ворота;
**БТ – болгарский табак – импортные сигареты, высшего качества, в те времена, редко поступавшие для традиционной распродажи;
***Улы – здесь В.Г. не совсем прав, Улы жуз - так в самом деле называется жуз казахов на Юге. И немало добрых и открытых, и неподкупных, высоких профессионалов своего дела были и есть в нём.
****Богородская Татьяна Павловна – Учитель математики, заслуженный
учитель РК
***** Бий – судья по призванию и выбору в досоветском Казахстане
****** Беш – Бесбармак – национальное блюдо казахов
******* точно так же, как одни, реально случившиеся, вещи забываются, другие, никогда не случавшиеся, могут оставаться в памяти так, словно они на самом деле были. «Вспоминая моих грустных шлюх» Габриель Гарсиа Маркес
******* беспорядки в нескольких городах РК были прекрашены вводом международного воинского контингента ОДКБ.
********известные игроки клубов Спартак и Торпедо, г. Москвы
*** ** Едешко, Палаускас, Белов, Саканделидзе, Жармухамедов – члены сборной СССР по баскетболу, вырвавшей на последних секундах олимпийское золото у США
*** * известная детская повесть о Карлсоне, который живет на крыше и советские мультфильмы о нем.
* * Генрих Гейне, Бимини - острова в океане, Рай на Земле