Обреченность может вселить мужество в сердца людей...
Площадь перед Колизеем кишела возбужденными восставшими. Шум и гвалт вперемежку с бряцанием оружия создавали призрачное ощущение праздника. Потные чумазые люди с наивно-восторженными лицами хаотично перемещались в толпе, толкались локтями и подбадривали друг друга, улыбаясь и отчаянно жестикулируя. Каждый старался не думать о неизбежной мести империи, никогда не знавшей пощады.
С другой стороны площади возвышался величественный храм Венеры и Ромы. Двускатная крыша с позолоченной черепицей покоилась на белых мраморных колоннах. Храм словно парил в воздухе, будучи высоко приподнятым над землей.
Леонид залез на какой-то полуразрушенный гранитный пьедестал, чтобы высмотреть своих товарищей. В нескольких шагах от себя он увидел Вронец, которая, визжа, отбивалась от уродливой старухи, схватившей её за полу ночной рубашки. Старуха явно хотела поживиться необычным одеянием. Леонид спрыгнул с постамента и бросился на помощь. Огромных размеров гладиатор, которому он при прыжке отдавил палец на ноге, взвыл от боли и попытался врезать ему в ухо, но промахнулся. Сокрушительный удар верзилы пришелся прямо в нос коренастого малого, который, не долго думая, выхватил из-за пояса нож и бросился на обидчика. Стоявшие рядом гладиаторы повисли на руках и плечах забияки и повалили на землю. К этому моменту Леонид был уже около Вронец. Два пинка под зад для вороватой старушенции подействовали на неё отрезвляюще. Она окрысилась, показав единственный гнилой зуб в черном провале рта, но рубашку Вронец отпустила. Леонид схватил Вронец за руку и потащил в гущу галдящей толпы, сам не зная, для чего это делает. Не было никакого плана на будущее. Да и само будущее представлялось в весьма мрачноватых красках.
Внезапно, перекрывая стоящий над площадью гвалт, раздался чей-то властный окрик.
- Всем молчать и слушать меня!
Гомонящая толпа, встрепенувшись, начала быстро успокаиваться. Очевидно, говорящего знали и уважали. Крепкого телосложения мужчина, обнаженный по пояс, стоял, широко расставив ноги, на высоко приподнятой террасе храма Венеры и Ромы. Его загорелое мускулистое тело, наполненное силой воина, лоснилось на солнце. В правой руке мужчина держал гладиус - короткий меч. На голове был надет шлем преторианца – трофей, добытый в бою.
- Я Кезон из Остии, что в устье Тибра, - представился мужчина и, немного выждав, продолжил. - Многие из вас знают меня. Для тех, кто не знает, слушайте. Я был рожден свободным римлянином. По приговору суда за долги меня сделали рабом - гладиатором. Восстание подготовили мои друзья, которые поручили мне руководство. Кто не согласен подчиняться, пусть лучше уйдет сейчас. Держать не будем. Есть такие?
- Нет здесь таких, Кезон! Мы тебе верим! Командуй! - раздались голоса из толпы.
- Без тебя мы, как стадо баранов, идущих на убой! - прорычал стоящий рядом с Леонидом верзила, которому пару минут назад он отдавил ногу. – Наша сила в единстве! – выкрикнул он, что есть мочи, оглушив окружающих.
Вронец, державшаяся из последних сил за руку Леонида, заткнула уши пальцами и с легким стоном, как будто из неё выпорхнула душа, распласталась на каменных плитах, которыми была вымощена площадь. Леонид на всякий случай поспешно отвернулся от драчливого гладиатора, краем глаза заметив в толпе Дронова, Беркутова и Николая. Они стояли на нижних ступенях лестницы, ведущей в храм, недалеко от Кезона, почти плечом к плечу, как там, на арене в ожидании боя.
- Смотри, вон наши!
Леонид схватил Вронец в охапку. Она была почти без сознания. Голод, жажда и испепеляющее солнце полностью обессилили её. Она висела на Леониде, как мешок картошки, издавая нечленораздельное бормотание. Когда Леонид дотащил Вронец до Дронова, там уже были Стас и Роман. На них было страшно смотреть. С головы до ног они были забрызганы кровью. Оказывается, Роман принялся оперировать раненного гладиатора, взяв Стаса в ассистенты. У несчастного была размозжена кисть руки. Её пришлось ампутировать, используя нож и кучу тряпок, смоченных в вине. Всё про всё заняло не более десяти минут. Оперируемый истошно вопил на непонятном языке своей далекой родины. А потом, обезумев от боли, с обрубком руки, обмотанным грязными тряпками, бросился назад в подземелья Колизея в надежде принять смерть от оставшихся в живых преторианцев. После всего произошедшего Роман и Стас находились на грани срыва.
- Успокойтесь и приведите себя в порядок, - приказал Дронов. – Давайте послушаем, что восставшие будут делать дальше.
К этому времени Кезон принялся отдавать команды:
- Все гладиаторы ко мне! Мы пойдем в голове отряда и будем прорываться из города. Остальные идут за нами! Раненые, женщины и дети в центре. Мужчины прикрывают их по бокам, – Кезон окинул взглядом своё разношерстное воинство. – Боги помогли нам получить свободу! И никто не сможет её у нас отнять!
Толпа, следуя командам Кезона, начала перестраиваться в походную колонну. Через некоторое время люди, потоптавшись на месте, двинулись вперед.
- Ну, с богом! – Дронов истово осенил себя крестным знамением.
Колонна насчитывала не меньше тысячи человек. Было ясно, что к гладиаторам присоединились рабы, проживавшие в городе. Некоторые были с детьми. Незавидная участь ждала многих из них. Но люди решились на отчаянный шаг. Свобода была их единственным смыслом жизни и манящей путеводной звездой.
Передовой отряд под предводительством Кезона уверенно вел колонну узкими римскими уличками к мосту Цестия – единственному месту, где можно было перебраться на другой берег Тибра, минуя крепостные стены, построенные еще во времена Сервия Туллия.
Улицы были пусты. Страшная весть о восставших рабах, уничтожающих всё на своем пути, уже разлетелась по городу. Жители и стража разбежались и попрятались. Власти не были готовы к такому быстрому развитию событий и не успели еще ничего предпринять. Скорее всего они могли бы перекрыть мост. Полсотни хорошо обученных легионеров на узком мосту способны были на некоторое время преградить путь отряду Кезона. А в это время подтянувшиеся основные силы римлян ударили бы с флангов и в тыл колонне. Основной замысел Кезона заключался во внезапности: перебравшись без задержек через Тибр, свернуть на юг по дороге на Остию. Но вот что дальше? Насчет этого ни у кого не было никаких предположений.
Отряд потихоньку втягивался в маршевый ритм. У Леонида даже исчезла одышка, изнурявшая последний год. И, самое главное, он перестал стесняться своего обнаженного чрезмерно упитанного тела, привыкшего к фастфуду. Увесистое копьё, которое он подобрал по дороге, придавало ему вид перекормленного папуаса, если таковые вообще встречаются в природе. Но вот удивительная Вронец! Она шла впереди Леонида. От еще недавнего обморока не осталось и следа. На левой руке у неё был надет небольшой круглый щит, расписанный золотистыми драконами, из пасти которых вырывались языки пламени. Вронец напоминала постаревшую амазонку, ещё не растерявшую бойцовского духа. Почувствовав взгляд Леонида, Вронец обернулась и пальцами показала символ Виктории. Леонид подмигнул в ответ, хотя и не разделял её наивного оптимизма.
Когда колонна свернула в сторону Тибра и начала спуск к реке, впереди идущие стали притормаживать. Люди заволновались. Опять послышались крики и звон мечей. Все застыли, тревожно вслушиваясь и стараясь понять, что происходит. Вскоре в голове колонны радостно закричали:
- Мост наш!
Оказалось, несколько городских стражников, охранявших мост, ничего не слышали о восстании. Передовой отряд Кезона своим внезапным появлением страшно изумил римлян, преспокойно дремавших в тени развесистых ив. Вместо того, чтобы улизнуть на другой берег Тибра и спрятаться в оливковых рощах, они вступили в схватку и были вмиг прикончены гладиаторами. Их тела, порубленные со знанием дела и лютой жестокостью, лежали сейчас на пыльной обочине дороги, свернувшись в последней судороге смертельной агонии. Люди, проходя мимо, брезгливо отворачивались. Никто не хотел думать, что такая же участь скоро может постигнуть и его самого. Колонна медленно втянулась на мост. Некоторые оглядывались на Рим и поднимали вверх руки со сжатыми кулаками. Они мысленно проклинали город их страданий и ненависти.
Колонна шла на Остию. К морю.
Продолжение следует...