ДВА РЮКЗАКА СТОЯЛИ У ПОРОГА...
(На смерть горняков Кузбасса. Имена изменены, сюжет выдуман)
Федьке -- двенадцать. Неполных. Полными они станут завтра, в субботу после полудня. Федька не один в семье Петриковых: кроме папы и мамы у него есть ещё сестрёнка Оленька... Ну, та вообще салажонок -- ей и семи нету. В качестве подарка папа обещал взять Федьку на рыбалку -- на дальнюю, затерявшуюся в тайге речку Тимьянку. Он рассказывал, как там красиво, какие там громадные, затмившие небо кедры, какие грозные скалы, как шумлива и прозрачна вода в Тимьянке, как вкусна уха из хариуса, сваренная на костре, без всяких снадобий-приправ -- с дымком! Мм! А ведь они ещё и с ночёвкой вознамерились... Ох и наберутся впечатлений: и сами нафоткаются, и пейзажей наснимают... Всем, всему классу, всей школе Федька покажет и расскажет!
По правде сказать, на рыбалку Федька напросился сам. Он давно мечтал побывать там, Робинзоном себя почувствовать, хариуса поудить -- вкусную, остро пахнущую свежими огурцами рыбку... Сестрица пристала, канючит: "Возьмите меня! Ну возьми-и-ите!.." Ну куда её брать -- мала ещё для таких серьёзных путешествий! Туда идти не меньше пяти часов, и не по тротуару, а по болоту, через завалы да кочковатую марь... Впрочем она, поди, и слов-то таких не знает: марь, завалы...
Отец предупредил: "Выйдем рано, в шесть утра. Гляди не проспи! Проспишь -- уйду один." Как же, проспит он! Что он -- маленький что ли? Будильник загодя завёл на пять тридцать. А пока он в школе (им недавно разрешили "офлайн"), на физике... Сколько же осталось до их похода? О, ещё двадцать часов -- почти сутки! Как ужасно медленно идёт время! Неправда, что оно течёт, бежит, летит... Ничего подобного. Оно ползёт! И ещё эти дополнительные занятия...
Но вот уроки позади. Федька со всех ног несётся домой -- ему надобно в своей рыболовной снасти кое-что подправить, а то забудешь и что потом? Потом будет поздно. Отец непременно скажет тогда с укором: "Эх ты, тюха-матюха! Что ж ты так?" Он любит, чтобы всё было "чики-чики", а не абы как. Горноспасателем служит Федькин отец. А у горноспасателей всё строго: и амуниция ихняя, и готовность придти на помощь, ну и прочее.
Рюкзаки "зарядили" загодя. Папа положил в свой палатку, втиснул котелки, кружки-тарелки, ложки -- всё алюминиевое, не раз в "сраженьях" побывавшее, зато лёгкое, не ржавеющее и не бьющееся, засунул запасную одёжку, ещё чего-то... Рюкзак так раздулся!.. Он стал похож на огромный футбольный мяч. Федькин был куда скромнее; да и что было в нём... так, мелочёвка... А ещё он был обязан был нести их удочки (отец взял две!); и теперь они торчали из его рюкзачка словно клешни жука-рогача
... Бежит Федька из школы, бежит, торопится. Вот их дом, вот и подъезд, вот их квартира... Мама вчера приболела -- простыла где-то; доктора приписали ей постельный режим. Как она там? Федька нажимает кнопку звонка, берётся за ручку двери... Дверь оказывается незапертой. Неужели маме стало так плохо, что она неотложку вызвала? Вошёл Федька и видит: Мама сидит на диване. Лицо её заплакано, плечи безвольно опущены.
-- Мамочка, что с тобой? -- кинулся к ней Федька. -- Тебе плохо? Ты вызывала скорую?
Мать протянула к сыну руки, воздев кверху лицо и сотрясаясь всем телом, зарыдала в голос...
-- Мама, мамочка, не плачь! -- успокаивал её Федька. -- Скоро придёт папа и у нас всё наладится, и всё пойдёт по-прежнему; ты же знаешь -- он сильный, он может всё!.. Ты вспомни, вспомни, как он прошлым летом...
-- Ой, сынок, не придёт к нам твой папа... никогда уже не придёт...
-- Не придёт?! -- вырвавшись из материнских объятий, отшатнулся Федька. Мир для него тотчас померк, стал чужд и жесток, беззащитен и слаб -- Ты что! -- вскрикнул он, -- Ты что такое говоришь? Как это -- не придёт? Почему? А как же завтрашняя рыбалка? Ведь он обещал, мы же договорились... Нет, я так не хочу! Нет, нет, нет! Ты, верно, шутишь, мама... А-а, я понял: вы сговорились с папанькой -- вы решили разыграть меня -- вон оно что! Но мне боязно от вашего розыгрыша...
-- Феденька, твой папа погиб, спасая других людей, -- совладав с собою, вымолвила мать.
-- Погиб? -- рассеянно повторил Федька. -- Ну вот: всё ещё шутишь, да? -- сказал он и засмеялся даже. И вдруг встрепенулся: -- Как погиб? Ведь он такой сильный. А вот это, -- он показал на два рюкзака, притулившиеся у порога: один большой, туго набитый "бутором", другой маленький, ну совсем неказистый, с торчащими из него удилищами-клешнями, -- это кто понесёт? Я? Но я дорогу туда не знаю... да и не осилю я... И потом, разве я смогу поднять его рюкзак? Нет, конечно не смогу...
Федька ходил по спальне и говорил, говорил... Его глаза были безумны.
-- Хм, погиб, вот так просто: взял и погиб!.-- кричал парнишка. -- Погибнуть может всякий -- ты попробуй выжить! А погибнуть: тьфу! Но почему? Почему, чёрт возьми! Мама, может всё -- неправда? Я не хочу верить, мамочка... Вот давай перезвоним его начальникам, давай!
-- Сынок, подойди ко мне.
Федька упал в материнские колени и страшно закричал...
... Потом были похороны. Горноспасатель Иван Осипов лежал в домовине словно живой. Казалось он вот-вот, в следующую секунду, приподнимется на локтях да и вопросит удивлённо: "А с чего вы, люди добрые, собрались здесь; вам что, занятий больше нету, кроме как на меня пялиться?"
Федька, бледный, с красными от слёз глазами стоял у изголовья покойного и безостановочно шептал: "Папка! Папка! Папка!.." А в квартире Осиповых на третьем этаже в прихожей, подле платяного шкафа дожидались рыбаков два рюкзака: один большой, другой маленький с торчащими из него и так схожими с клешнями жука-рогача удочками на вкусную рыбку хариуса.
Владимир ХОТИН
26. 11. 2021