Старая прошлогодняя листва разлезается под ногами кляксами коричневых корнеплодных истечений халцедоновой жижи, похожей на собачьи фекалии и на химерические кружева расплывающихся жиденьких облачков одновременно. Снега нет уже давно. Его место занимает жирная вязкая грязь. Вместо мороза – теплецо с кашляющим шамкающим ветром. Деревья стоят в болезненных жалких обречённых позах, как группки выпущенных обитателей психушек подышать тяжёлым влажным воздухом и замерших от одуряющей сверх одурения иллюзорной свободы. Ворона сидит на самой верхушке ясеня. На самой тоненькой ветке и покачивается, явно испытывая кайф от своей экзистенциальной исключительности. Периодически каркает. Мимо неё пролетают другие вороны. То ли отвечают ей, то ли пререкаются с ней, то ли огрызаются. Может завидуют? Она не хочет изменить своё неустойчивое положение и, словно монумент всем серым пернатым, болтается между небом и землёй, как этот квёлый февраль между зимой и летом.