- Вот сама посуди, — лукоморский песнопевец загнал в развилку ветви дрожащую русалку и уже час толкал речь. — Сама посуди: есть чудо-юдо, и есть Иван-крестьянский сын; есть баба-яга, и есть Василиса; есть Сивка-Бурка, и есть Конёк-Горбунок. И я есть, кот Баюн. А это значит что? — русалка всхлипнула и часто заморгала, — значит, должен быть кот Молчун.
Я, например, хожу по дубу кругом. А он, скажем, лежит под елью, вытянувшись. Я пою песни и сказки сказываю. А он пучит щёки и молчит, хоть убей. У меня шерсть наполовину серебряная, а наполовину шёлковая, а он лысый. Поняла?
Русалка вздохнула и робко подала голос:
— Сфинкс, что ли?
Кот замахал сначала лапами и хотел возразить, но красота представившегося ему образа остановила Баюна. Он представил себе пустынное море далёкой Африки, стройные абрисы пирамид (а основание у них — квадратное, понимаете?) и посреди всего этого внушительную фигуру загадочного лысого (ну, чего уж тут скрывать) сфинкса.
Робкая красавица, поняв все по-своему, жутко перепугалась и со страху зажмурила глаза. Потом, поняв по ровному дыханию кота, что тот не зол, осторожно бросила взгляд из-под богатых ресниц. Тот стоял, вдохновенно запрокинув голову, и медленно, раздумчиво разминал когтями кору дуба. Русалка облегчённо вздохнула, осторожно вильнула хвостом и скрылась в пышной кроне дуба. Она знала: на Баюна накатило, и лучшее, что можно сделать в такой ситуации — слинять по-тихому.