Особист пристально посмотрел на майора и достал из кобуры табельный пистолет
"Находясь на передовой, мы часто встречали офицеров из "Особого отдела", — рассказывал дядя Коля Щеглов, пока мы с мальчишками подслушивали за дверью. — Выглядели особисты все как один, словно свирепые хищники, не знающие жалости, с нечеловеческим волчьим нюхом. Угрюмые выражения лиц, проницательный взгляд, безупречная выправка. Ни тени страха или сомнения в волевом чеканом профиле. Ни капли жалости: ни к своим, ни к чужим. Все вокруг для них подозрительны, без исключения.
Коли вцепится такой в тебя мертвой хваткой, то отпустит не раньше, чем дождётся вынесения приговора. В том случае, конечно, если до него, приговора, тебе удастся дожить.
Встречал я одного из таких особистов, в свой первый год на войне. Скоробогатов Терентий Максимович, добрейшей души человек, на первый взгляд.
Сперва я искренне не понимал, как он оказался в рядах особистов, настолько сильно, по большому счёту, Скоробогатов от них отличался. Не понимал, пока не случились события, о которых пойдёт рассказ.
И вот, стало быть, приехал этот особист, по фамилии Скоробогатов, к нам в дивизию по своим секретным делам, со своей секретной ревизией. Повстречался кое с кем из офицеров, переговорил с глазу на глаз, документы особой важности наскоро переворошил. Вынюхал, всё что можно вынюхать. Высмотрел зорким орлиным глазом всё сколько-нибудь подозрительное и по строгим полочкам разложил, расписав в секретных отчётах для вышестоящего руководства.
В последний раз перепроверив всю имеющуюся в документах информацию о нашем полку и убедившись, что боевой дух в нём на высоте, Скоробогатов выстроил личный состав и заострил своё внимание на нашем новом майоре, присланном из Москвы, по фамилии Ипатов. Из-за сильной любви к алкоголю бывшего командира одной из рот нашего полка откомандировали под Смоленск, на самый передний край наступления, в самое горячее фронтовое пекло, а нам, взамен, прислали нового, то есть Ипатова.
Придирчиво оценивал новоприбывшего особист. Всматривался пристально, словно насквозь зорким глазом хотел пробуравить.
На первый взгляд этот майор казался вполне себе нормальным мужиком. Я, насколько помнится, не слышал, чтобы он кричал на сослуживцев или подчинённых, даже голос не повысил при мне ни разу. А если и выносил свой командирский выговор, то делал это всегда по делу и не срываясь на грубость. Никто из командного состава дивизии даже не заподозрил, что с ним что-то неладно. Насторожился только приезжий — Скоробогатов.
Не хорошо он на майора смотрел — с прищуром, с подозрением. Сперва мы даже не поняли, на кого именно из офицеров он так таращится. Изучил Скоробогатов майора взглядом поперёк и вдоль, и достал вслед за этим из кобуры табельный пистолет.
— Терентий Максимович, вы чего? — выкрикнул кто-то в недоумении.
— Как такое случилось, что вы гитлеровскую змею у себя в дивизии пригрели? — взревел Скоробогатов, обращаясь к командиру полка.
— Потрудитесь объясниться! — взвился полковник Похлебников, понимая, что на кон поставлена честь дивизии.
Скоробогатов решительным шагом подошёл к Ипатову.
— Руки в гору, немецкий прихвостень! — рявкнул он, держа майора на мушке.
Ипатов растерялся от неожиданности и медленно, нерешительно, словно с непониманием, вытянул руки вверх.
— Вы ошиблись, видимо? — выдавил он, холодея от страха перед рассвирепевшим особистом.
— Ошибся ты, когда на белый свет уродился! Без офицерской чести, совести и с душой слизняка! — рявкнул в гневе Скоробогатов.
Майор изобразил удивление. Он начал опускать руки с таким выражением на лице, словно подбирал в уме слова, чтобы оспорить выдвинутое против него обвинение.
— Дёрнешься, пристрелю на месте! — прикрикнул на него особист с острасткой.
Майор встрепенулся, но руки не опустил. Он силился подобрать слова, но не мог найти подходящих. Лицо его выдавало (бледность, выступившая на лбу испарина и бегающие глаза), он безусловно был разоблачён.
Офицеры обступили Скоробогатова и Ипатова со всех сторон, пытаясь понять, что происходит.
Особист сделал шаг к майору, расстегнул его китель и достал из внутреннего кармана Железный крест, прояснив ситуацию окончательно.
Собравшиеся были потрясены. Два молодых плечистых лейтенанта быстро скрутили майора и отвели в офицерскую палатку. Его судьба и участь, таким образом, были предрешены.
Позже Скоробогатов рассказал, как именно он вычислил затесавшегося в наши ряды шпиона. Только он, матёрый службист, с его зорким намётанным глазом, мог разглядеть странные контуры на офицерском кители майора-предателя — контуры немецкого Железного креста, которые отпечатались на материи белёсыми следами от высохшего пота.
Ипатов всегда носил этот крест при себе, во внутреннем кармане, и берёг, как зеницу ока. Опасался расставаться с крестом даже на минуту, так как крест могли найти среди его вещей при случайном досмотре, когда его не было в офицерской палатке. Опасался, но и наделся одновременно. Надеялся, что если окажется в руках фрицев, сдавшись в плен при первом удобном случае, то Железный крест спасёт его шкуру, как доказательство преданности проклятому усатому тирану Гитлеру и гнусных заслуг перед ним.
А через пару недель, после тщательной проверки всех имеющихся в деле свидетельств и доказательств, Ипатова признали предателем Родины. После чего приговор был вынесен и приведён в исполнение.
Оказалось, что годом ранее, немецким шпионам, проникнувшим в наши тылы, удалось завербовать майора и держать его на коротком поводке шантажом. После чего Ипатова успешно внедрили в роту, находившуюся на передовой".