Две дюжины танков одной винтовкой не подобьёшь!

Павел Соболевский
"Две дюжины танков одной винтовкой не подобьёшь!" "Ещё как подобьешь!" — не согласился Иван



"Немецкий танк надвигался на наш окоп в лобовую. Неминуемо, неотвратимо. Он был от нас метрах в сорока, не больше. Гремел мотором и скрежетал железом, словно злой рок, от которого нет спасения. А позади него, в нескольких сотнях метров, катило по широкому полю ещё два с лишним десятка немецких танков.

Мы с Иваном, моим старым боевым товарищем, засели на дне окопа и старательно мозговали, как будем выкручиваться из передряги. Ложиться в сырую землю, по правде сказать, нам совсем не хотелось. Тем более, что по возрасту рановато было. Хотелось ещё пожить. Домой с победой вернуться, жену-красавицу с любовью расцеловать, мать-старушку сердечно обнять, с детишками малыми повозиться. Вот только война соглашаться с нашими планами категорически отказывалась.

Остальные бойцы нашего взвода после двух часов кровопролитного боя полегли смертью храбрых под пулями. В живых остались только мы вдвоём — я и Иван. А против нас этот самый "Тигр" — бронированная громадина с пушкой и пулемётами, который нужно как-то остановить. Расклад был предельно прост: не одолеем его — погибнем сами.

— Что будем делать, Иван? — я повернулся к нему, с суровостью сдвинув брови. — Как совладаем с танком? Орудие перебито, противотанкового ружья нет. Из гранат — одна-единственная лимонка осталась. Но она нам вряд ли поможет — осколочная граната для железной махины, как комариный укус для мамонта.

— Зато у нас есть винтовка! — Иван погладил свою винтовку. Ласково и с душевным трепетом. Словно женщину, любимую и дорогую сердцу.

— Пулей танк не возьмёшь! — хмыкнул я.

— Ещё как возьмёшь! — не согласился Иван. — Бери лимонку и обходи танк сбоку. А я пулемётчика сниму из винтовки. Того, что засел на башне. Второй пулемёт тебе не угроза, он спаренный с пушкой и всегда наведён в ту сторону, куда стреляет она.

Я кажется начал догадываться, что задумал Иван, и понимающе кивнул ему, вместо ответа.

А "Тигр" тем временем приближался. Грохочущий и неумолимый, сеющий вокруг свинцовую смерть. Он был в каких-то пятнадцати метрах...

Я схватил лимонку, наспех перекрестился, хоть был отродясь неверующим и некрещёным, и пулей выскочил из траншеи. Пробежал со всех ног десяток шагов, пригибаясь как можно ниже к земле, перекатился по брустверу и юркой мышью шмыгнул в соседнюю траншею.

Пулемётчик на башне "Тигра" заметил мою перебежку. Он спешно развернул пулемёт и дал по мне прицельную очередь.

Я добивался именно этого, хотел отвлечь его и отвлёк. Пули задеть меня не успели, зато я дал возможность Ивану высунуться из укрытия и сделать прицельный выстрел.

Секундочка та дорогого стоила! Пулемёт затих вслед за выстрелом, а пулемётчик повис на люке в безжизненной позе.

Молодчина Иван! Ворошиловский стрелок, не иначе! Не зря так любит свою винтовку!

А вот теперь настала моя очередь!

Я выскочил из траншеи и припустил со всех ног в сторону "Тигра". С разбегу вскочил на броню и швырнул лимонку в смотровую щель танка, предварительно не забыв вырвать чеку.

Внутри железной коробки оглушительно ахнул взрыв, едва не стряхнувший меня с брони. Огонь и пыль повылетали наружу со всех щелей.

Живых после взрыва внутри кабины не могло остаться по определению. Осколки и бесчисленные рикошеты в замкнутом пространстве железной коробки сделали своё смертоносное дело.

Боеукладку, слава богу, осколками не задело. Произойди такое, и боекомплект танка мог запросто сдетонировать, забрав меня на тот свет в долю секунды. Но этого не случилось, а значит осколки не пробили защитные шторки и не навредили снарядам.

Пол дела таким образом было сделано, но дальше нам с Иваном предстояло самое сложное. С этой секунды мы должны были действовать предельно чётко, быстро, очень слаженно и расчётливо, не оплошав даже в самой незначительной на первый взгляд малости.

Взобравшись юркой мышью на поверженный мною танк, я спустился внутрь кабины через башенный люк. Наводчики других немецких танков, движущихся вслед за первым, заметить этого не могли даже с помощью оптики, сделать это им мешал клубившийся вокруг танка дым.

Спихнув с рычагов управления мёртвого немца-водителя, я занял его место, наскоро сообразил что к чему, взялся за управление и дал газу, направив танк к тому окопу, где меня дожидался Иван.

С управлением удалось совладать без труда. До войны я работал в колхозе трактористом на гусеничном тракторе, а значит танковая механика не была для меня чем-то непостижимым. А Иван, в свою очередь, перед тем как попасть в пехоту успел повоевать в артиллерийском расчёте, а стало быть о том как стреляет танковое орудие имел достаточное представление. Я знал об этом факте его фронтовой биографии и делал на это ставку.

Доехав до упомянутого окопа, я отворил нижний люк, называемый танкистами "люком механика-водителя" и жестом пригласил Ивана забираться в танк.

Иван молча кивнул, резво вынырнул из окопа, быстро залез в танк, захлопнул за собой люк и наскоро огляделся в новой для себя обстановке. Он быстро сориентировался: откупорил боеукладку, достал оттуда снаряд и со знанием дела зарядил орудие.

Мы действовали слаженно, как давно сложившаяся команда, не тратя впустую слов и отлично понимая друг друга. Взрослые мужчины, как же иначе, состоявшиеся и побывавшие на своём веку во многих лихих коллизиях.

Я аккуратно развернул захваченный нами танк и направил в ту сторону, откуда на нас в эту минуту двигалось по широкому полю ещё два десятка танков врага. Они, эти танки, находились от нас на расстоянии не более чем полкилометра и располагались полубоком по отношении к нам.

После короткого раздумья я принял решение занять позицию на небольшой возвышенности, заросшей кустарником и молодыми берёзами, и вести огонь по врагу оттуда. Я направил машину на этот выгодный для нас плацдарм, а Ивану велел зарядить орудие бронебойным снарядом.

Объехав пару деревьев, я остановил танк на опушке леса. Отсюда, с пригорка, открывался отличный вид на поле, по которому перемещались танки противника. Они, эти танки, были для нас как на ладони. Наш танк, в свою очередь, очень удачно скрывался кустарником, тянувшимся вдоль опушки. Наружу из кустов торчало только танковое орудие.

Иван аккуратно навёл прицел и подбил первым же выстрелом вырвавшийся в авангард атаки немецкий танк. Башня танка вспыхнула и окуталась ярким пламенем. Я поздравил Ивана с точным выстрелом, тот улыбнулся, довольный собой, и отправил в казённик пушки новый снаряд.

Десятком следующих выстрелов Ивану удалось вывести из строя ещё несколько танков врага. Он подбивал их с убийственным хладнокровием, один за одним, словно в тире. Немецкие танкисты-наводчики не замечали наш танк в его укрытии, а даже если и замечали, то не могли заподозрить в нашем лице неприятеля, учитывая, что на башне нашего танка красовалась гитлеровская свастика.

Спустя ещё десяток выстрелов, немецкие танки начали разворачиваться и отступать. Они взрывались один за одним, а Иван всё палил и палил им вдогонку, пока не подорвал все до единого.

На этом бой был окончен. Я вылез из тесной кабины на свежий воздух и по-хозяйски уселся на броне освоенного мною "Тигра". Достал кисет и принялся крутить самокрутку.

— Табачком не угостишь, земляк? — поинтересовался Иван, вылезая из танка следом.

— Отчего не угостить, угощу! — улыбнулся я и протянул кисет.

— Ты прирождённый механик-водитель! — склеивая самокрутку, похвалил Иван.

— А ты первоклассный стрелок! — отозвался я и, чиркнув спичкой, дал ему подкурить.

— Может сразу на Берлин рванём, не будем дожидаться когда подтянется подкрепление? — внёс предложение Иван, толи в шутку толи всерьёз. — Техника у нас что надо! — он от души улыбнулся и показал почерневший от копоти большой палец.

— Почему не рвануть, рванём! — поддержал я, затягиваясь табачком и выпуская дым. — Вот только заправится надо, горючее почти на нулях. Перельём из подбитого танка в бензобак нашего, и немедленно на Берлин!"

Дед закончил рассказ, улыбнулся лукаво и наполнил водкой стакан. Выпил горькую залпом и закусил простым солёным огурцом. Затем достал из коробочки на столе запылившуюся от времени боевую медаль и погладил пальцами с благоговейным трепетом переливающуюся на свету Золотую Звезду. Он думал о чём-то своём, очень важном и дорогом.

Прошла минута, дед повернулся ко мне и сказал, с незнакомым мне прежде выражением в голосе:

"Запомни мои слова, внучок! Помни их и не забывай!

Партия не ошибается никогда! Но даже если партия ошибается, она всё равно права! Советский Союз это больше чем Родина! Коммунизм — это наша Правда! Единственная! Настоящая!

Пройдут года, сгинут с русской земли бесноватые диктаторы-самодуры, подхалимные чинуши и нефтегазовое ворьё. А наша Слава, она останется навсегда!

Люди воспрянут, и люди поймут..."