Открывшееся второе дыхание - отличный способ избавиться от зависти к конкурентам...
Странно, но Нина Вронец не испытывала неудобства на кресте. Ей это напоминало какое-то мистическое театральное действо. Стоило только принять правильную позу и правдиво изобразить страдание, чтобы зал затих, а потом взревел от восторга. Единственно, чего не хватало для завершенности сцены распятия - огней рампы и зрителей. Но с этим можно было смириться. Главное, впитать в себя ощущение вселенской трагедии и сохранить его в сердце. А потом удивить главрежа театра глубиной своего неувядающего актерского мастерства, достойного первых ролей. И избавиться от этой чертовой зависти к молодым бездарным актрисочкам.
Вронец расплылась в довольной улыбке и принялась напевать арию Кармен, вызвав недовольство стоящего рядом легионера.
- Заткнись, старуха, - рявкнул легионер, схватив Вронец за горло. - А то придушу.
Вронец, недолго думая, плюнула легионеру прямо в лицо и показала язык. Чернота мгновенно застлала ей глаза...
Вронец проснулась в хорошем настроении. Сон явно был вещим, и его стоило, не торопясь, осмыслить.
Нина Степановна привела себя в порядок, заварила чашку крепчайшего кофе, закурила сигарету и, немного волнуясь, открыла эзотерический сонник, услугами которого частенько пользовалась. Трактовка сна удивила Вронец своим оптимизмом. Оказывается, увидеть собственную казнь - это, значит, что ваш замысел приведет к почету и славе. В голове Нины Степановны завихрились приятные мысли.
Первую половину дня Нина Степановна провела в мучительных рассуждениях и внутренних диалогах. Потом позвонила главрежу и сообщила, что выздоровела и скоро будет в театре. Главреж сказал, что ждет её. Ровно через час Вронец открыла дверь в кабинет главрежа, которая жалобно скрипнула, предчувствуя нелегкое испытание для хозяина.
- Нина, как я рад твоему выздоровлению! – главреж был сама приветливость. – Присаживайся. Кофе, чай, или, может, покрепче?
- Не суетись, Владимир Иванович! – Вронец сразу дала понять, что настроена на боевой лад. – Хотя от крепенького не откажусь.
Главреж достал из книжного шкафа рюмки и початую бутылку армянского коньяка.
- Мы так беспокоились за тебя, - главреж наполнил рюмки и одну из них пододвинул Вронец.
- Как я понимаю твою заботу! - съязвила Вронец. - Но я не об этом.
- А о чем? - главреж одним глотком опустошил свою рюмку, слегка поморщился, а потом на его лице заиграла довольная улыбка. – Это я за твое здоровье.
- Дело в том, что я многое передумала за время болезни, - Вронец почувствовала легкое волнение. - Надо поговорить.
- О чем конкретно? - главреж изобразил на лице неподдельный интерес.
- Женщине, тем более актрисе, трудно говорить на такую тему.
- Валяй, не первый год знакомы.
- Мне уже за пятьдесят, - печально констатировала Вронец.
- В прошлом году мы отлично отметили твой юбилей, - главреж воздел глаза к потолку, словно вспоминая приятные мгновения жизни.
- Конечно. Но, …в пятьдесят уже невозможно играть любовниц и возлюбленных.
- Согласен, - главреж закурил сигарету и налил себе вторую стопку коньяка. - В пятьдесят плюс с сексом у женщин большие проблемы. А это значит, что и на сцене сложновато играть в любовь.
- Так вот, других ролей для меня в репертуаре практически нет.
- И ты сгораешь от зависти к молодым актрисам? - бровки главрежа сложились домиком, как у циркового клоуна.
- Откуда ты знаешь? – удивилась Вронец.
- От верблюда! – главреж делано загоготал. - Ты завидуешь этим бездарным девицам, наполнившим наш театр?
- Ну, да. Они стали вытеснять меня отовсюду. Та же Фатеева…, - при воспоминании о Фатеевой у Вронец сильно запершило в горле.
- Фатеева дура! – припечатал главреж молодую актрису безжалостной характеристикой. - Если честно, то она не умеет играть. Она только вертит задницей и любит оголяться на сцене. Намного больше, чем это предусмотрено сценарием!
- Ты сейчас со мной искренен?
- Как никогда. Знаешь, что она отчебучила пару недель назад на встрече творческой интеллигенции? – главреж скорчил страшную гримасу. – Дорвалась до фуршета, накачалась дармовым вином и выдала в компании уважаемых гостей неприличный анекдот. Ну, этот, про муравья, женскую ножку и ежика там, наверху. Выглядела, как последняя дура. Все, конечно, сделали вид, что ничего не заметили. Похихикали и постарались от неё отойти подальше. И это, наверняка, скажется на имидже театра! Не мне тебе объяснять.
- Я думала, что она твое протеже. А ты так негативно о ней отзываешься.
- Ты думаешь, что я в восторге от Савельевой и Шпильберг? – разрумянившийся главреж в возбуждении прошелся по кабинету. - У одной сиськи не умещаются ни в одно платье, а у другой вместо задницы гладильная доска! Их бы объединить, как-нибудь.
- Тогда я не совсем понимаю…
- Что здесь понимать! - перебил главреж. - Молодые актрисы неумелы и амбициозны. Они интригуют, действуют мне на нервы, требуя внимания, ролей, известности. А эта твоя Фатеева вчера свалилась в оркестровую яму. Ты уже наверняка знаешь. Но это еще не всё!
- Что ещё?
- Угадай, в чем причина, что она грохнулась в яму?
- Ну, мало ли! Может, разволновалась, оступилась.
- Да с похмелья глубокого была! Поэтому и не расшиблась вдребезги, как следовало бы, чтоб поумнеть, - главреж наполнил себе очередную рюмку. - И знаешь, что я придумал? Я хочу замкнуть всех этих дрянных девчонок на тебя. Под благовидным предлогом, что для успеха на сцене надо работать, работать и работать. Ты будешь фактически моим замом по молодому поколению.
- Ты так неожиданно принял решение, что мне кажется всё каким-то несерьезным, - Вронец недоверчиво скривила губы.
- Почему? Я постоянно враждую то с тобой, то с молодыми, то еще с кем-нибудь. Чтобы с этим покончить, я предлагаю тебе стать человеком, который отвечает за театральный гарем. Уверен, твоя зависть быстро сойдет на нет.
- Что- то мне не верится.
- Но, у меня в запасе есть и еще один сюрприз!
- Выкладывай, если не шутишь.
- Вот здесь лежит новая пьеса, - главреж выдвинул ящик стола и вынул толстую стопку неряшливо сложенных бумаг.
- Кто автор?
- Я! - лицо главрежа расплылось в самодовольной улыбке .
- Ты? И как называется?
- Зависть Мельпомены!
- И о чем?
- О зрелой актрисе и её сложных отношениях с молодым поколением. Главная роль – твоя. Фатеева, Савельева и Шпильберг на подхвате. Как тебе такая затея?
- Интересно.
- И это еще не все, - глаза главрежа стали хитрющими. - Ты будешь режиссером спектакля!
- Я?! - от удивления Вронец опять зашлась в сухом лающем кашле.
- Именно ты и научишь девах играть, а не позировать, - главреж потер от удовольствия ладошки. - Я даже представляю, как о нас заговорят в театральной прессе! Ну что, согласна?
- Согласна. Только вот справлюсь ли? - Вронец продолжала недоверчиво коситься на главрежа.
- К черту сомнения! - главреж налил себе рюмку и чокнулся с Вронец. - За успех!
Вронец лихо опрокинула в себя стопку коньяка. Кровь мгновенно прилила к щекам. В горле перестало першить. Нервное напряжение исчезло.
- Нина, времени сейчас на тары - бары нет. Жду тебя завтра для первой читки пьесы.
Главреж схватил трубку телефона и принялся куда-то названивать. Вронец для него уже не существовала. Не попрощавшись, она вышла из кабинета. На этот раз дверь мягко открылась и закрылась без жалостного скрипа. Кто-то невидимый выпорхнул из кабинета, слегка задев Вронец за плечо. Она даже не обратила внимания на такую мелочь. Её сердце было переполнено любовью к родному театру, которому она отдала тридцать лет своей жизни.
Продолжение следует...