День, пришедший на смену минувшему, обещал быть не менее занимательным. Следующим пунктом назначение Абиев выбрал посещения другого пострадавшего, но в больнице ничего не добился: главврач отсутствовал, а состояние Тауса, по словам медсестер, не претерпело видимых изменений. Предстояло еще увидеться с Ахмедовым с тем, чтобы забыл о существовании Индиры, но и его не оказалось на рабочем месте. Вторая подряд неудача не изменила планы замглавы проведать еще одного участника произошедших накануне событий.
Предусмотрительно оставив сына в машине, он постучался в калитку металлических ворот, за которыми находилось принадлежавшее Султану птицехозяйство. Позже увидел и кнопку, но с нажатием не спешил – после стука не прошло достаточно времени, чтобы отозвались. Не дождавшись, позвонил. С открыванием двери Абиев ощутил неприятный, уже подзабытый запах фермы. Заметил и тяжелый взгляд птицевода в черных шортах и в черной майке, но проследовал за ним. За воротами располагался обведенный невысокой оградой из досок бетонированный пятачок. За ним слева начинался большой курятник с несколькими входами. Пространство перед ним было отгорожено металлической сеткой, а разноцветные куры гуляли повсюду. Остальная половина надела была разбита невысокой плетенкой на три части. Недалеко от ворот находилась небольшое квадратной формы летнее деревянное сооружение с одной скамейкой, а стол отсутствовал. Нижняя половина стенок были вкруговую заделаны досками, на верхней части которых имелись следы шуруп с острой резьбой, указывающих на то, что в холодный период защищаются предположительно брезентом, а с потолка висела лампочка.
– Можешь проходить! – Султан показывал на место для сидения, но по тону вышло с одолжением. Полученный отказ не задело его, и желания высказываться за вчерашний день не было. Он направился и сел по центру сидячего места. – Мне некогда отвлекаться на каждого, поэтому ты давай недолго.
– Слишком высокое мнение о себе не украшает человека, а разочаровать может, – отметил Абиев и остался снаружи, опершись локтями на пришедшееся ему по грудь ограждение.
Другой расставил свои руки на парапет, а ноги вольно и широко вытянул к центру. Складывалось впечатление, что собой он заполнял все внутреннее пространство постройки.
– Я не собираюсь набиваться тебе в друзья. Хочешь грузить вчерашним? Не на того нарвался. Объясняться тоже не буду – не учили склонять голову.
– Вначале бы ты послушал, что тебе говорят. Мне не понять причину твоего такого поведения. Ты не на диком острове, чтобы бороться за место под солнцем.
– Твой вчерашней выпендрёж с этим не идет в сравнение, – сказал Султан. – Ты не вынуждай меня поискать поострее термин, на моих глазах тебе не укрепить свой авторитет.
– Вчера я был лучшего мнения о тебе. Если бы знал, что тебе чужда элементарная этика, не потрудился бы.
– Правильно бы сделал – ты мне никто! Пора понять, что тебе тут не рады.
– Тяжелый случай, – заметил Абиев и выразил свою озадаченность. – Все знают друг друга, ценят вежливость и добрососедство, без чего отношения между людьми нельзя считать нормальными.
– Не тебе судить об отношениях между соседями, я знаю, как обстоят дела в вашем доме. Возникает ощущение, что его и построили для того, чтобы проверить, насколько совместимы горцы в прошлом для проживания под одной крышей.
Многоэтажный дом, о котором шла речь, образцовым и нельзя было называть – конфликты между жильцами случались, виной тому в некотором смысле являлся сам замглавы. Часть курильщиков раньше проводила время за находившейся во дворе будкой по ремонту обуви, вызывая недовольство в основном женщин. Абиев распорядился убрать причинное место, а те, кто считал это самоуправством, взамен превратили один из подъездов в большую курилку и бесцеремонно отстаивали свои права.
– Всего пару наглецов достаточно для порчи общей картины, – сказал он. – Но так беспочвенно осуждать группу людей… я не знаю, кем надо быть! – Он отмахнулся, жестом показывая неуместность пустякового разговора. – Такому трёпу нет конца. Не хочу вспоминать и вчерашнее. Похоже, вы так и не поняли, что назревал нешуточный скандал.
– Что ты такое говоришь?! – сказал Султан и убрал руки с ограждения. – Мы вели себя достаточно корректно, но с твоим появлением ее будто подменили, и все пошло косо.
– Старания обелять себя при любых условиях никак не украшает мужчину. Кур разводить здесь и нести всякую чепуху… Я мог предложить тебе достойную работу, если бы не таким узнал.
– Ничего не попутал? Чтобы я, к тебе?.. Я жду-не дождусь, когда уйдешь. Знаю, как работаешь, вчера это и пытался доводить до тебя. Куда там?.. Я и дверь не торопился открывать – ты мог прийти со своей животиной.
Боясь достать головой свес крыши, Абиев интуитивно наклонился и отступил шаг назад. К громким разговорам ему было не привыкать, но с открытым хамством сталкивался впервые. Он пригрозил пальцем и нервозно сказал:
– Даю тебе час, чтобы явиться в контору, продолжим при участковом. Не могу обещать, что стерплю, если не придешь.
Султан и сам ощутил, что переборщил. Закурив, заново открыл книгу, но читать не получалось, рука, в которой была пачка с сигаретами, дрожала. Идти к Абиеву как вариант не рассматривал, хоть и уверенности не было, что обойдется без осложнений. Затаившееся колебание доставляло огорчение, но остался сидеть.
Большим, одновременно и незаметным Султан был с детства, и себя видел в будущем на руководящей должности. Не сумев с первого раза поступить в институт, к учебе не охладел и при каждом удобном случае брался за книги, однако применить свои знания для еще одной попытки не получилось. В поселке он обосновался после восьми лет пребывания на Дальнем Востоке, где проходил срочную службу. Уволившись в запас, устроился на работу в одно из промышленных предприятий города. Вначале был доволен открывавшимися возможностями – в родных краях он и не слышал о заработных платах, что получал; через год его назначили бригадиром с перспективой дальнейшего роста. Но наступили нестабильные времена, он диву давался, видя, как стремительно меняются цены на все подряд. Застал и период, когда из-за инфляции выдавали зарплаты три-четыре раза в месяц, и их задержки по полгода. Будни неизворотливого молодого человека усложнялись, и он решил вернуться к родителям. Денег было немного, вещей – два чемодана, и в самолете возникло ощущение, что он обратился в бегство из зоны бедствия. В столице жил его друг-сослуживец, с которым они иногда переписывались. Тот радушно встретил его, привез к себе домой, и уже через час познакомил с жившей по соседству кареглазой Зарой. Встреча оказалась судьбоносной и растянуло время пути домой на целый месяц. Официально закрепив отношения, в Новоюрт он приехал уже не один. Пополнение в семье не дало себя долго ждать, только родной брат почему-то после института уехал обустроить свою жизнь в те же отдаленные края.
Желание расставить по местам взяло верх, и Султан вернулся домой, чтобы переодеться. Надобности в этом по большому счету не было, поскольку всегда выходил из дома одетым опрятно, но решил подготовиться всесторонне.
Перед зданием администрации находились всего две машины, одна из которых принадлежал Абиеву. К моменту прихода Султана небольшого роста молодой человек с короткими ногами вышел и чуть ли не бегом ушел прочь. В дежурной комнате никого не было, соответственно, и справку наводить не у кого. Стояла тишина, прибывший только догадывался, что кабинет замглавы может находиться на втором этаже, и подался к лестнице. Среди одинаковых филёнчатых белых дверей одна была лишь слегка прикрыта, он постучался и вошел. Абиев листал блокнот и выглядел тусклым на фоне окна, из приоткрытой форточки над ним чувствовался, как проникает воздух, пока дверь не закрыли. Кроме него здесь находились Гасан Рзабалаев – участковый инспектор, и, предположительно, сын замглавы. Мальчик безучастно сидел на стуле и держал ступни ног оторванными от пола, а другой, опершись локтем о стол, крутил в руке авторучку и молча изучал вошедшего. Местного представителя власти Султан еще не видел со столь близкого расстояния. С оттопыренными ушами, длинным кривым носом, залысинами, с неотчетливой формой усов оттого, что не был брит, в легкой трикотажной рубашке темно-серого цвета с короткой молнией он ничем не выделялся от типичного селянина среднего возраста.
Дав поволноваться им с полминуты, Абиев неторопливо закрыл блокнот. Султан заметил ответные действия по отношению к себе: ему не спешили предложить присесть. Он коснулся до спинки стула, однако на его вольность расположившийся во главе стола мужчина отреагировал жестом, не терпящим возражений: качанием головы и дублированием того же действия указательным пальцем правой руки. Вдоль стены стояло с десяток одинаковых стульев, с противоположной стороны, недалеко от входной двери – еще два. Последние выглядели старыми и были, судя по всему, недавно отремонтированы. На один из них ему и разрешили опуститься.
Показывая на него, Абиев сказал:
– Этот гражданин заявляет, что сидящий по нашей воле в тюрьме человек неповинен, что боится и сам оказаться на его месте. Типичные толки моих недоброжелателей, соседствующие с наглостью и предательством. Изливать такое не то что чревато последствиями, но неприятно.
– Я вправе иметь свой взгляд на вещи, а до вашего мне нет дела, – холодно ответил Султан.
– Твое несогласие с решением органов чем-либо обоснован не может быть, значит, является плодом протестных настроений. Достаточно ставить разные вопросы к любому предмету, чтобы договориться до абсурда.
– Вы не о Мирабе сейчас? – Рзабалаев уточнением вступил в разговор.
– О нем самом, о ком же еще? – сказал Абиев, наблюдая за приглашенным лицом. – Пусть при тебе выкладывает свои претензии.
Попрекаемый в небезопасных возмущениях молодой человек смотрел либо на начальника без погон на плечах, либо на мальчика. И даже осознав, что был неправ, не смог преодолеть неприязнь по отношению к замглаве, но из-за событий вчерашнего дня был сдержан – не желал, что тема вновь возникла.
– Болтать о своих подозрениях я не люблю, – спокойно сказал он. – Подробности той истории уже не актуальны, и опасаться нечего. Людям интересны отдельные моменты из жизни сельчан, и я остался при своем: арестованный не виновен. Он бы элементарно не осилил, в ту пору Мираб был ослаблен настолько, что едва ходил. Еще один момент: не меня одного нервирует, когда его называют кирзачом. Некоторые перестали носить практичную обувь для леса, гор, но в его положении это звучит как издевательство вдогонку.
– Переехали, значит, пора переобуться, – сказал капитан, имевший непосредственное отношение к заключению под стражу одного из местных жителей. – Мираб был обнаружен на месте убийства с пятнами крови и ссадинами. Дальше им занимались в районном отделе. Все было очевидно, он и оправдываться не пытался.
– Дело нехитрое, достаточно захотеть. И признания подпишет любые, и отпечатки найдутся там, где надо.
– Ты не шути с подозрениями о подтасовке фактов в адрес органов власти. Могут и спросить.
– Какие тут уж шутки?! Вам проще, вы разделяете ответ на всех, кто имел отношение к делу, но нежелание выслушать усиливают сомнения.
– Выкладывай, но заверяю, что ошибаешься. Мираб спал в сильном подпитии, и пришел в себя под утро. Догадаться несложно, как происходило: принял на грудь, совершил, потом добавил. Он пил все, что жгло, и голова у него болела не от похмелья, а по тому, где еще раздобыть.
Рзабалаев чуть развернулся и оперся локтем о стол. Действующий сотрудник правоохранительных органов привел пример, как местные молодые ребята попали в больницу с отравлением, родители пострадавших писали жалобы на винодела, а дело оказалось в рыбе из магазина. Для убедительности сочинил, как ему подарили паленый ром, что чуть с ума не сошел, и вывел разговор к тому что попавший ему в руки напиток мог быть с одурманивающим эффектом, также то, что пожевал.
– Допустить такое можно, разве что от безысходности, – сказал Султан. – По конкретному вопросу есть основание вам не верить. Для меня очевидностью является то, как мне представляется.
– Большинство преступлений происходят спонтанно, а когда не отдаешь отчет своим действиям – тут и говорить нечего.
– Раньше не знаю, каким он был, но последний год только и делал, что пил и спал. Согласиться с заключением сложно, в нем указано, что мотивом стала ревность. Чушь, как подобные качества приписываете к лицу, не выплывавшему из хмельного болота? И та женщина, как ее, Рафиса, никак не могла быть такому возлюбленной. Она приходится ему двоюродной сестрой, и этот мужа ее всегда называл братом.
– Во время первых показаний Мираба так говорил, да, но потом стал твердить, что ничего не помнит. Оно и понятно… но ведь никому не известно, что на самом деле было в его голове.
Предыстория дома, где произошло обсуждаемое событие, не содержала ничего интересного: бездетная семейная пара ночью на подъезде к поселку перевернулась, а выбраться из машины не смогла. Люди обычно обходили стороной заброшенный, еще не отделанный до конца дом, но Султан бывал в нем. По его глубокому убеждению, в то самое время внутри, помимо увлеченной пары, находился еще человек, который на глазах женщины сворачивает шею ее ухажеру и убегает; от испуга она цепенеет, а едва выбравшись на улицу, начинает визжать.
– Неясно, каким образом во дворе оказался и Мираб, – разводил он руками. – Прибегают люди и обнаруживают двоих: один не дышит, а второй ничего не соображает.
– Верно, двое, все остальное – домыслы, чем ты и руководствуешься, – сказал Рзабалаев.
– Объясните, как он сразу после совершения убийства смог залиться до полуживого состояния? Различить могу, что реально, что нет: способный голыми руками свернуть шею другому мужчина физически более чем здоров, и на время никакое спиртное не должно было его брать. Не путайте последовательность и не объясняйте это вселявшимся в него зверем. Мне еще не ответили, как он там очутился.
– Совершенно неважно, и он не утверждает, что в руках ничего не было. Скорее всего случайно забрел, случайно и совершил.
– Или привели!.. – Султан продолжал упорно отстаивать свою точку зрения. – С определенной целью это не такая сложная задача. Страждущему достаточно показать недвусмысленный знак, чтобы пошел за тобой.
– Тайком не проделаешь. Логичнее предположить, что он там спал, а другой несчастный, сам того не замечая, наступил на него, а этот обиделся, подкрался и воздал от души. Правда, как и полагается, похожа на саму себя. Вдобавок я располагаю неопровержимыми доказательствами вины арестованного: кровь убитого на одежде и на руках, которые к тому же были в ссадинах; его признания.
– В его состоянии всегда падают, встают, не следят за своей внешностью. С неясной головой он мог поставить подпись под чем угодно, лишь бы отставали. А когда понял, что нелепо попался, что и слушать не станут, было поздно.
– Допросили его на следующий день, – сказал участковый инспектор. – Он был в норме, что тоже заверено им собственноручно. Меня не приглашали, но шли вторые сутки. Напоминаю, запачкан он был кровью убитого. Криминалист так заключил. Что на это скажешь?
– Не отдающий отчет своим действиям человек всегда рискует оказаться крайним. Люди говорят, что лишнего он себе не позволял, и вряд ли есть ворох заявлений на него. Отсюда полагаю, что его привели. Каратель – похоже, что он был им, – вероятно, вычислил время очередной встречи этих двоих и сделал так, чтобы до правды не докапывались.
– Тебе все известно, а мы, значит, не умеем выстраивать логические цепочки и ничем полезным не занимаемся?! – с сарказмом отметил Рзабалаев.
Его оппонент был воодушевлен тем, что при разумеющихся выражениях недовольства ему не мешают высказаться, не подводит и память. Не мог он про себя не отметить и то, что являвший собой первый номер человек сидит, словно проглотив язык.
– Согласен, неплохо бы изолировать от общества подобных Мирабу людей еще до совершения ими откровенных правонарушений. Но этот тихо доживал свой век и являл собой поучительный пример для беспечной молодежи. Сам практически бесчестно похоронен, и род его глубоко затронут. По моему убеждению, настоящий душегуб, причем дважды, – он выставил вперед два пальца, – гуляет на свободе.
– Хватит тебе дважды, я понял, о ком ты говоришь. Одни умники связывали эти два дела. То было несчастным случаем. Вор тоже может оступиться, потому что волнуется, оборачивается. Что, опять не согласен? – спросил капитан, заметив недоверие во взгляде молодого человека. – Получается, что обитающий рядом изверг борется и с воровством, и за нравственность.
– Считайте, как хотите, но по мне, несчастного случая не было. Доводами не располагаю, достаточно и здравого смысла. Он носил блоки на уровне пупка, скорее, не по одному, а в них килограммов тринадцать-четырнадцать веса. Как можно свалиться назад на спину так, чтобы блок раздавил ему голову? След на его лбу, я слышал, был не один. Выходит, его блоком и добили.
Рзабалаев заметил, что мальчик всматривается то одному говорившему в лицо, то другому, и спросил:
– Расим, ты Мираба знал?
Тот покачал головой, чем удивил отца, который сам видел, что при встрече они здоровались за руки.
– Что слышно из уст ребят про погибшего вора?
– Ничего, – ответил Расим и изменил угол зрения.
– Людскую молву ты не бери за основу, – сказал участковый инспектор на Султана. – В заключении и этого дела спору нет. Он мог упасть и удариться о неровную поверхность, потом встать и свалиться на спину. У одних даже от пореза пальца темнеет в глазах.
– Вы и слышать не хотите о причастности к этим событиям третьего лица. Очень непростого, который взвалил на себя роль вершителя судеб. Злодей со шрамом на щеке наверняка существует, пусть и не логично совершение преступления с открытым лицом.
В справедливости решения суда Рзабалаев не сомневался, поэтому не отвлекался на всякого рода нелепые предположения. В отличие от Абиева, даже не шутил на подобные темы.
– Скажи мне, чем ты сам тогда занимался? – спросил он.
– Был в пути, а разбирательство шло по последнему делу. Люди находились в ожидании приговора, некоторые не скрывали свое удовольствие, и мне невольно вспомнился Нифти – был у нас такой персонаж.
Участковый инспектор полюбопытствовал, и Султан перенесся на несколько десятилетия назад. Повествования об инвалиде с детства с неправильно сросшейся нижней конечностью после перелома и славившегося тем, что открыто делал людям пакости, хорошо засели в памяти рассказика. Бригадир в колхозе в войну и после нее не то что не стеснялся писать жалобы в карательные органы, напротив, предупреждал провинившихся, что собирается заявлять, и присутствовал при конфискации или задержании. Ни сельчане не смогли его уразуметь, ни местные представители власти. Слабое здоровье не помешало ему дотянуть до глубокой старости, до беспомощного состояния. Большинство людей восприняло его кончину с невиданным безразличием, во что верить было сложно. Молва о нем гуляла из уст в уста, а молодежь в основном узнала, когда он лег в землю.
– Веселились, что ли? – спросил Рзабалаев, представляя себе довольные лица людей на похоронах.
– Я так не говорил, но слышал, что у женщин якобы рыдать не выходило. Многие спорили о том, не пострадает ли их совесть за почтение откровенного отщепенца лишь потому, что перестал жить.
– Грустно и занимательно, но с нашим делом не сопоставить.
– Согласен, совершенно разные истории. Я уверен, что настоящий преступник еще проявит себя. Или о нем станет известно, когда и оправдывать будет некого.
Абиев находил высказывания приглашенного молодого человека не безосновательными и с не меньшим интересом дослушал его рассказ, но вида не показывал, и поддержать не был намерен.
– Сверь его паспорт с датами тех событий, – сказал он в надлежащем тоне. – Привыкшему быть в центре внимания окружающих временами становится скучно.
Тот огорчился, что его старания возымели непродолжительный срок действия, но добавить было нечего.
– Вы и сами поняли, что выводы по обоим делам вызывают сомнения, – сказал он. – А можно было…
Ему махнули рукой:
– Ты иди, на сегодня хватит. Нужен будешь – позовем.
Султан дошел до двери, потянулся к ручке, и до него донесся голос того же замглавы:
– Придешь завтра в два часа! Поведаешь мне еще о чем.
Допущенные им ошибки: раз – нагрубив, и два – придя сюда, – отразились на его настроении. В ожидании разъяснений он обернулся.
– Что непонятно? Не застанешь завтра, приходи на другой день!..
С уходом Султана Абиев почувствовал, что находится во власти его представления.
– Сын, принеси из холодильника в коридоре графин с водой, – сказал он и поднялся.
До этой поры завглавы еще сохранял желание пообщаться с ним по открывшимся обстоятельствам, само собой, не с позиции равных. Он повернулся к окну с убеждением, что подобным тому только и дай волю, чтобы превратился во врага, и перед зданием правления заметил его самого. Оставив за спиной, решил, что им незачем больше встречаться, и со словами: «К человеку стоит только приглядеться», опустился на свое место.
В это время и сын пришел обратно. Он поставил с синеватым отливом узорчатую в виде парных волн посуду на стол между взрослыми и присел обратно.
Участковый инспектор выпил стакан воды и сказал:
– Чем поишь меня в такой день? Пошли его за пивом!
– Мы недолго, и ты знаешь мои правила, – ответил другой.
– Откуда он взялся? То есть мне известен, кто он такой есть и чем занимается.
– Вчера случайно столкнулись. Видал, чем набит?
– Если прижмет, то с каждого может сыпаться лишнее. На болтуна не похож, но все грамотно излагает, будто готовился.
– На это у него время было, – сказал Абиев, сплел пальцы и пригнулся вперед. – Гасан, я склонен согласиться с ним, изверг с неприглядным лицом вчера в лесу встретился людям. Я утром разговаривал со спасенным им от лап одичалых собак мальчиком. Параллели легко провести. Очевидно, что мы не в полной мере владеем ситуацией, и некоторых вещей не хотим замечать. О шраме на убийце поговаривали и тогда, но Мираб сознался, и про метку забыли.
– Какие сомнения? Я тебя умоляю! Он-то ладно, еще не созрел… Метка – такой же вымысел, как и сам каратель.
– Как знать! Пищу для размышлений нам подкинули, пора позвонить в Сибирь и еще раз порасспросить ту женщину. Нужно бы убедиться, не оговорил ли себя наш арестант.
– Пустая трата времени – вопрос ему не раз был задан, и не только людьми в погонах, – сказал Рзабалаев.
– Мне известно, что сбесило его, и то, что не помнить, чем ударил, тоже поддается объяснению, но все же?..
– Придя в себя не мог не осознать, чем грозит ему подобного рода признание. Сажать невиновного в тюрьму непросто, тем более с таким обвинением. Он бы проще чего брал на себя. Сложно выжить зависимым заключенным без подпитки извне.
– Мог и посчитать все как должное. Спору нет, что жив он остался благодаря тюрьме. Какие стояли холода в прошлую зиму… недолго было и замерзнуть. И жару эту непросто выдержать. Подумать страшно, если обнаружиться, что посадили первого попавшегося.
– Догадок можно строить бесконечно, и местами они покажутся убедительней правды. О каком ты изверге говорил?
– Мужик один вчера снес башку огромной собаке. О нем самом ничего не известно, скудно описывают.
– Звонок что даст? – спросил Рзабалаев. – Пока напомнишь, что происходило, и неизвестно, что ей в голову взбредет.
Рассказывать обо всем подряд при сыне было неудобно, но необходимо – не маленький уже. Сам до сих пор чувствовал ведущую руку своего отца, хоть и рано ушел из жизни.
– Я и не горю желанием услышать голос Рафисы, но что любопытное она может сообщить. Номер нашел случайно, не знаю, живут ли вместе.
– Тема с того момента не обросла спорными моментами, если не считать сегодняшнюю браваду этого. Позвоню-ко ей сам, для меня все было ясно и в тот раз, но могут быть интересные моменты.
– И спроси так, чтобы сказала правду. Потом и я выйду с ней на связь, и будем разбирать ее ответы.
Капнув на руку воды, Рзабалаев намочил лоб и шею и пересел на соседний стул, седушка которого была чуть прохладнее.
– Послушаешь вас – засомневаешься и в себе, – сказал он. – Ваши догадки построены на недоверии к милиции. Скажем, застали вора на месте преступления. Забить его – это самое худшее решение. Проще и эффективнее было обездвижить до утра. И во втором эпизоде зря ищете перекосы. По-вашему, убийца знал, что в заброшенном доме произойдет нечто такое. Узнать это практически нельзя – не на людях договариваются. И зачем его наказывать так жестоко? Чтобы неповадно было остальным?
– Речь идет о судьбе заключенного под стражу жителя. Вздор, если утешим себя тем, что тюрьма спасла его от погибели.
– Возьмем, что притащили Мираба с целью освободить поселок заодно от проблемного жителя. Бред получается: запутывая следы, этот некто терял сам факт, что карает. По логике следовало бы наказать тех, кто травит людей. Но общеизвестно, как человек в подпитии может действовать в отдельных случаях и где берет силы.
– Дом тот мог быть домом свиданий этих двоих, одновременно и излюбленным местом Мираба, значит, могли и столкнуться, – сказал Абиев, держа в голове третье лицо и поднялся. – Если кто-то способен убить… Хочется верить, что ошибки не произошло.
Покидая кабинет Рзабалаев сказал, что пережевывание закрытой темы не стоит того, чтобы тратить на это время, и добавил:
– Перед началом ты говорил, что тема глубокая, и потянет на серьезный напиток, а тут самое большее на лимонад.