Жил дом, и был он такой старый, что совсем забыл канон смены поколений- всем старикам однажды положено повалиться набок. Так он стоял чучелом посреди деревни, будто в забытьи не обращая ни на кого внимания.
Еще более интересные вещи происходили внутри этого дома: там сновали люди, что-то доказывали друг другу, решали, одним словом - суетились. А дело было все в том, что вековалый хозяин надумал выкурить последнюю понюшку табаку и отдать Богу душу. Он мало пекся о том, чтобы написать и огласить "какое-то" завещание. "Вот еще придумали… Я с собой ничего не унесу!" — говаривал он, присаживаясь возле теплой печки, чтобы погреть свои рассохшиеся косточки.
Было у деда трое сыновей. Старший сказал: "Мне ничего не надо! Отец меня выкормил-выучил. Делите наследство промеж собой." Средний сын был женат на бабенке хватлИвой, да жадной. Детей у них не было, а потому с жениной указки объявил: "Халупа нашей будет! Сколько я отцу сюда инструмента с города перевозил!" Не зря видно, еще при жизни мать говорила сыну про невестку: "Ой,… возьми хуже, да из другой лужи." Младший сын ходил и молчал; он прожил с отцом бок-о-бок всю жизнь и нарожал ему внуков - полны полати. В мыслях старика и вопросов не было, кому-что достанется, "При мне детские ножки в потолок на печи упираются, так и после меня будет - сам Бог велел…"
Натуркивала сребролюбка-жена своего мужа - спать лягут, а она ему в ухо дует: "Старая обетовальня, конечно, у старика твоего, а все же пятистенок… Вымоем, вычистим, продадим… Не упускай, тебе говорю! Потом всю жизнь жалеть будешь!" Спрыгнет с постели супруг, ходит вдоль деревни туда-сюда, не спит: "Тебе больно надо, так ты и обляпывай!" И обляпала. Не могла упустить, чтобы не положить замшелый куренек в свою копилочку.
Улучила момент плутовка, пришла к старику, рыбки его любимой на тарелочке поднесла, бумажку пихнула: "Вот здесь, тятя, расчиркни…" Поставил дедушко свою закорючку, а невеста рыбку в стариково блюдо перетряхнула, свою посудинку за пазуху и была такова.
Отошел дедушка ко Господу. "Чей дом?" "Вот бумажка, пожалуйте." Ходят новые хозяева вдоль забора, а вернее сказать, хозяйка, думают, что делать, как бы деньгу высщелкнуть:
— Продать, непременно! Как бы его только чуть подлатать? — шептала себе под нас неугомонная бабенка.
— Ну, тут делов выше крыши… Если все по уму, так лучше и не трогать, сколько уж и простоит…— говорил ей муженек.
— Ага, конечно, кто ж такую развалюху купит? Нет! Веранду пристроим, а втридорога продадим. Авось на нее и позарятся!
Разбила голову своей копилочке новая хозяйка, и вот уж стучат молотки, наемные работнички веранду мастерят.
Как же удивился старый дом, когда вдруг, ни с того ни с чего, его разбудил стук топоров, и чьи-то натруженные руки начали бревном пихать его в бок. Уже через несколько недель к нему прибивали здоровенными скобами молодую девчину-веранду. "Как же я - старик, могу с барышней одним целым быть? Совсем с ума посходили! Раньше бы вам старики такого непотребства не дозволили," — бухтел старческим приговорком недовольный дом. Но его не больно-то и слушали. Денюшка, хоть и не большая, да в рассрочку, была уплачена, а потому и работа сделана.
Невзлюбили друг друга молодожены. Просыхают брёвнышки верандовы на ветру - скрипит, попискивает, а старому срубу и покимарить не дает.
— И когда же ты угомонишься? — бормочет праотец на свою нежеланную зазнобу.
А она шуткует:
— Ой, подожди еще, старичок, не кряхти, солнышко вот выглянет, так я и в пляс пущусь! А пока давай дедушко с ветром танцевать!
— Ох-ох-ох, куда танцевать, и так поясницу ломит…
Новые бревна слеживались, меняли свой размер и расстояние между пазами, а потому веранда постоянно дергала старожила, то с переди, то сзади, как молодая невеста таскает за рукав своего престарелого супруга. Ему бы поспать, да полежать, а ей бы тараторке, на игрищах любоваться.
Открывается вдруг обветшалый подпол, а оттуда старец вылезает, отряхивается. Удивился старый дом, спрашивает:
— Ты кто милой человек? И как ты в подпол-то попал?
— Я - старец-монах. Али ты забыл, как в твоем чулане жил, потолок лампадкой коптил?
— А да, припоминаю что-то, давно было. Это ты тут псалмы напевал, да ладан жег? А чего же ты у меня в погребе делал?
— А нас всегда хоронили, где нога человека не ступала, а у тебя в погребу уж который век никто не шаландался. Только теперь вот вы все мне покоя не даете. Все чего-то колотите, пилите, спорите… И помолиться не даете.
— Да, брат, такая вот жизнь пошла…, — отвечает дом старцу, — И сам не рад, новая хозяйка решила мне веранду пристроить…
— Вот те на.., — отвечал старец, — к старику, да молодуху прилепить… Удумали… Срамники… "Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленной ткани; ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже…"
— Все так, все так…
— Нет, робята, с вами тут не помолишься, пошел я в лес, хоть какой камень отвалю, да лягу под него, всё поспокойней будет. И ушел старец, будто его и небыло…
Совсем загрустил старый дом…
Хоть и не вострый глаз у новой хозяйки был, а все же увидала, что несуразица вышла. Веранда чиста, да белехонька, смолой течет, а дом-старожил в пазах каши просит, да заскорузлые бревна в землю носом пехает. "Эх… придется еще и опушать!" — недовольно топала дорогими сапожками в свежие опилки хозяйка. И решили подсгнившие бревна со свежей верандой одним тесом опушать, чтобы все это убожество от покупательских глаз скрыть.
Обколотили шабашники постройку - внешне ладно, да складно, а что внутри делалось, так то только дом, да веранда знают.
— Зря дедушко бухтел-то, — посмеивалась с издевкой веранда, — положили нас с тобой под одно одеялко…
— Вот поторжные! Спокойно умереть не дадут… — тяжело вздыхал старичок..
Выставили домишко на продажу, но заломили такую цену, что и покупатели разбежались. Год прошел-другой-третий. Давно уж сама с собой ведет беседу веранда, не отвечает на ее колкие шутки старик, не пыхтит, как прежде, не ежится.
И здесь выкрутилась скупая бабенка, нашла покупщицу из своих почитательниц. Уступила в цене, чуть дешевле новой постройки вышло.
С гармошками прикатили очередные владельцы, и по старой традиции, кота своего толстого, будто овцу в загон пихают, "В новый дом кошка первая зайти должна. Мы традиции уважаем!" Пошагал толстобрюхий по старому полу, заскрипели половицы, заходили стены ходуном и друг на дружку повалились, только отбежать успели. Ни дома, ни старца, ни веранды, ни кота.