Стих 1. Утро
Странник проснулся, почувствовав что-то злое и страшное. Как ни был бы глубок его сон, как ни были бы сильны те чары, что навевали ему сладкие грезы, но страх, тревога и чувство содеянного греха жгли его гораздо сильней. Кот смотрел на него бесстрастно и ленно, топтуном сидя на одеяле.* Аккуратно переложив Ольгерда в сторону, парень встал и пошел на улицу, ближе к последним теплым лучам ядовитого солнца, подальше от запаха табака, пыли и надоевшего уже творческого беспорядка своей уютной берлоги.
Ощущая себя настоящим предателем, Странник опустил голову в бочку с холодной дождевою водой. Последовавший вслед за этим, довольный, но отчаянный крик напугал разве что ворующую паклю сороку, – соседи уже давно привыкли к его странным выходкам и на подобные шалости или даже звуки на выстрелов, так частых на Севере в пору охотничьего сезона, внимания не обращали. Весь брусчатый сарай-скад-коровник, построенный хозяйственным дедом и стоящий метрах в пятидесяти напротив дома, был нашпигован свинцом. Причем, начал делать это еще его дед.
На мгновение Страннику почудилось, будто мир его сделался прежним, но наваждение оказалось лишь мимолетным – оно сразу исчезло, стоило взглянуть на ладони. Пси поле – тонкая прозрачная туманная энергетическая поволока была видна ясно, отчетливо и зыбко вибрировала между незримым и видимым, как призрачная поземка. Все вокруг выглядело слишком уж восхитительным, слишком ясным и четким, слишком живописным и красочным. Легкая ремиссия, вызванная добрым каннабисом быстро сходила на нет. Следовало как можно быстрей подлечиться.
Затяжка-другая марихуанки до завтрака, пока организм еще не проснулся – словно удар ломиком по молодой бестолковке*. Ни один заядлый любитель травы не упустит этого небесного откровения, – пяточка ганджика, выкуренная до чашечки кофе – суть ни с чем не сравнимое, космическое наслаждение и прекрасное начало жестокого дня, делающее его добрым и глупым, а растамана – гениальным в себе и манерно-расслабленным. Однако это уже совсем другая «религия».
Поставив кресло-шезлонг на маленький заасфальтированный пятачок перед своим домом, Странник уселся наблюдать за смертью милых теней. Сколько бы ни старался великий Ра спалить всю тьму своим вселенским пожаром, всегда находились укромные уголки, в которых скромные дети ночи находили покой и приют.
— А ведь ты, всего лишь огромная водородная бомба,— пробормотал познаватель, допив последний глоток ароматной горестной бодрости и раскуривая старую трубку. – Так ли вообще важны в жизни тени? Светотень создает шкалу яркостей; она нужна, по сути, лишь для живописного цветового художественного восприятия, не более того, – сказал он неизвестно кому, оспаривая слова известного «иностранца» и рискуя быть вновь вовлеченным в призрачную беседу. Только вот, Повелитель теней, видимо решил не вдаваться в пустую полемику, а преподнес своему верному студиозусу более наглядный урок, пользуясь языком провидения.
Как только вкус медового дыма стал нестерпимо крепок, на освещенном с востока поле – сенокосе шаманки, находящемся примерно в ста метрах на юг, возникла фигура с мольбертом. Одетый в белый парусиновый костюм и соломенную шляпу стильный художник, повернувшись спиною в пол оборота к восходящему солнцу, начал писать мирный осенний пейзаж. Увидев его, Странник тут же напрягся – его неудержимо влекло к хрупкому светлому существу с кистью в руке. Но, просто так, взять, подойти и полюбопытствовать, нарушив таинство созидания, – это ему казалось страшным кощунством.
Почувствовав какое-то странное желание избавиться от повисшей в воздухе тишины, лоботряс вытащил из дома тридцатикилограммовую колонку «С90» и включил старинный «Т. Rax». Легкий приятный «глэм-рок»* он слушал, как правило, втайне от своих друзей «металлургов», но сегодня хотелось открыть свою душу и просто порадоваться жизни, безумию, всему, что может доставить нехитрое откровенное удовольствие, как порция мороженного или поездка на мотоцикле.
Приняв окончательное решение – не идти на работу, странник отыскал в прохладном подвале припасенную к особому случаю глиняную бутылку «Киндзмараули» и с восхищением сделал первый глоток. Наслаждаясь незабываемым ароматом и вкусом, он плюхнулся в свой шезлонг со стаканом в руке и, только расслабился, нежась в сиянии доброго водородного бога, как произошло нечто неординарное, – художник скинул пиджак, снял шляпу, а из под нее на плечи ему упали длинные светлые волосы.
Сквозь полотно белой рубашки ясно обозначился привлекательный силуэт – художник оказался девчонкой. Даже на расстоянии Странник чувствовал аромат ее легких духов, – пусть это может показаться капризом сознания, но для человека, не втиснутого в рамки правильных интерпретаций ползучего истого – сие вполне реально и вовсе не удивительно.
Заворожено глядя, как солнце играет в волнистых пшеничных прядях, рифмуя их с желто-рыжей листвой, с гладко стриженым полем, копнами, сонною рыжей лиственницей и новой ароматной порцией табака «Золотое руно» в его трубке, познаватель ненадолго впал в транс. На какое-то мгновение ему почудилось, будто от стоек треноги мольберта проходят энергетические лучи, связывающие воедино течение времени дня с материей и планом происходящего, проецируемым кем-то извне.
В проекции астрального света все было ясно и просто, как на ладони; все выглядело логичным, грациозным, изящным, красивым и правильным. Остатки сомнений покинули парня, и через пару минут, держа в руках два хрустальных бокала с прекрасным вином, он подошел к светлой фее...
Стих 2. Synthetic Geometria projective
— Привет, – сказал Странник, протягивая девушке фужер с вином*. – Не думал, что наша скромная местность может заинтересовать художницу.
— Привет, – ответила девушка, принимая бокал. – Мне нравится.
— Меня Сергей зовут.
— Алина.
— Красивое имя, – немного смущенно сказал Странник, поворачиваясь к холсту; девушка действительно была неподдельно-своеобразно красива, очень мила и обладала той невероятно действенной привлекательностью, которая оставляет на сердце самые глубокие раны.
Увиденное заставило Странника опешить и позабыть готовую слететь с языка дежурную фразу, – используя синтетическую пространственную геометрию, как некий каркас, на который натягивалась реальность, Алина отразила не только то, что видел безумный Странник в момент откровения, но и сумела связать воедино, мягко и гармонично, страстными яркими красками воплотить таинство практической материализации мыслеобразов в согласии и в резонансе с коллажем всего многоликого сущего.
Изображение, безусловно, являлось настоящим призрачным шифром, тайным посланием, увидеть который представлялось возможным, лишь капитально свихнувшись. В нем усматривалось и учение пифагорейцев с их обожаемым «золотым сечением», и мистерии Алистера Кроули, особенно ощутимые в его «Таро Тота». Но если рисунки Фриды Харрис* воспринимались Странником скорее в виде некой математической абракадабры, мозаики наигранного аналитического сумасшествия, разбавленной пошлой пастелью, то полотно хрупкой художницы осени сияло разумом, чистотою, добром и было таким же естественным, как ветер, дождь или снег.
Картина только начала оживать, но в ней уже ощущался объем, глубина, движение, дыхание теплокровного существа, столь ценное в настоящем искусстве, мертвом без эмоциональной насыщенности отражения спектра человеческих переживаний. Те энергетические лучи, которые подчиняли себе воплощенный пейзаж, выходили за рамки рисунка, пересекаясь и взаимодействуя с векторами движения волн незримого созидания. Лучики света, пронизывающие висящую на мольберте соломенную шляпу, переплетались с темными тонкими продолжениями острых обрубков-травинок и образовывали вихревую воронку, стремящуюся к бесконечно удаленному центру – точке пересечения всех значимых параллельных прямых.
— Силовая, силовая…
— Осевая линия.
— На печати расцветает
— Золотая лилия, – музыкально продолжила фразу безумца Алина, глядя на то, как энергетический вихрь кружится в поисках терции. Она взяла бокал с вином в левую руку и тонкой кистью подправила желтый цветок, интегрированный в пересечении линий, образующих печать Соломона.
— Неужто, и правда, лилия сдерживала Асмодея?*
— Не знаю. В каждой сказке есть доля правды. Попробуй, объясни дикарю то, как катушка проволоки и пластинки из алюминия способны поймать голос из ниоткуда, – ответила девушка.
— Детекторный приемник и для меня кажется чем-то немыслимым, – сказал Странник.
— Ага. Как и то, что все точки любого мыслимого пространства находятся на одинаковом расстоянии от бесконечно удаленной поверхности.
— И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем! – цитировал Странник слова Соломона, изо всех сил стараясь поддерживать разговор.
— А дальше? – с улыбкой в голосе спросила Алина.
— А дальше он долго бедствовал и нищенствовал, попадая в разные переделки; потом работал помощником повара, пока не встретил принцессу Нааму. Она заглянула к нему на кухню, влюбилась и отдалась.
— А потом папа прогнал обоих в пустыню, – сказала Алина, допивая вино.
— Но они добрались до города, и Соломон стал рыбачить.
— А когда Наама чистила рыбу, то нашла его перстень, – усмехнулась художница. – Вероятность правдивости этой истории – один к миллиону.
— Так потому-то ее и помнят. Из-за нетривиальности.
— Ну да, ну да. Рыбу я чистить не буду, но вот, от готового завтрака не откажусь, – сказала Алина без тени смущения, протягивая познавателю опустевший бокал.
— Яичница тебя не огорчит?
— Меня еще ни разу не огорчала яичница, – сказала красотка, складывая свой инструмент.
Вскоре они уже сидели на просторной веранде с витражом из разноцветного стекла, вкушали тосты с яичницей и опустошали запасы скромного винного погреба. Когда кончилось «Киндзмараули», Странник достал банку вина из смородины и березового сока, изготовленного по собственному рецепту с добавлением ягод можжевельника и еще кое-каких ароматных приправ.
Неизвестно, откуда у него была тяга к подобным экспериментам, но домашнее вино получилось отменным – не уступающим по вкусу тому же надменному импортному вермуту «Мартини бианко». Не смотря на то, что пилось оно очень легко, – было весьма хмельным, поэтому юный безумец и его прекрасная гостья быстро набрались буквально в стельку.
Как это часто бывает в подобных случаях, звук музыки и запах спиртного привлек парочку «неприкаянных душ», и культурный завтрак незаметно перерос в бурную вечеринку. Уже ближе к ночи, устав от бедлама и пошлых тостов, Странник достал обрез и, выстрелив в потолок, предложил надоевшим гостям продолжить банкет в другом месте. Возражать ему сильно никто не стал, и тишина, прикрытая, словно вуалью, легкой музыкой Баха, окутала его маленькое королевство.
Сходив ополоснуться, чтобы отбиться от навязчивой энергетической грязи шумного общества, парень вернулся в дом и застал Алину спящей на своем любимом диване. На ней была лишь рубашка, и выглядела она бесподобно. Присев напротив, Странник раскурил папироску, размышляя о том, почему женщины в мужских сорочках на голое тело так невероятно желанны, и сам не заметил, как его похотливый взгляд сделался эстетическим. Да, он хотел ее, хотел как голодный хлеба; но воспользоваться удобным случаем – украсть нежность, тепло, надругаться над сокровенным, – нет, на это он просто не был способен.
Накрыв милую гостью мягким пуховым пледом, Странник залпом опрокинул полстакана оставленного кем-то на столе коньяка и поднялся наверх – подальше от жгучего искушения.
Раскурив любимую трубку, он увидел, что будет утром, – Алина проснется, но не уйдет; она развернет мольберт и станет работать. Она будет творить, даже не выпив кофе, пока демоны снов еще сильны в голове, пока день не отнял нежный и хрупкий подарок ночи, пока она между мирами, почти в безвременье. Когда он спустится вниз, она будет стоять у стены, испачкавшись в краске и смотреть на проекцию своего безумного откровения. Что будет на этой картине, он тоже знал; он подойдет к ней, и все случится. Все будет красиво, как в сказке, как в замечательном сне…
***WD***
На фото – реальная Алина, правда – художница.
*Странник понимал, что нарушает традиции, но других двух одинаковых бокалов у него попросту не оказалось.
*Фрида Харрис – Художница, оккультист, создательница изображений к Таро Тота.
*…Возгордившись, Соломон предложил Асмодею показать свою мощь и отдал ему свой магический перстень; Асмодей немедленно вырос в крылатого исполина неимоверного роста, забросил Соломона на огромное расстояние, сам принял облик царя и занял его место.
*Топтун – демон сна, давящий на грудь.
*В чистом виде (без усилителей, например, ноотропов) — действительно помогает при болезни шамана. Да и не сравнить ту анашку, что курил Странник в восьмидесятые с той марихуаной, семена которой почти открыто продаются сейчас. Нынче содержание канабинола так высоко, а гибриды настолько продуманны, что даже опытному человеку со слабой кукушкой во время обострения шизофрении употреблять у же Белую Вдову категорически не рекомендую. Разве что, вкупе с назначенными врачом психиатром таблетками, и уже после лечения галоперидолом.
*Глэм-рок (Glam rock, от glamorous — «эффектный») — жанр рок-музыки, возникший в Великобритании в самом начале 1970-х гг. и ставший одним из доминирующих жанров первой половины того десятилетия. Для исполнителей глэм-рока были характерны яркий образ, выраженный через театральную эффектность экзотических костюмов, обильное использование макияжа, андрогинный облик. В музыкальном отношении глэм-рок был неоднороден, совмещая рок-н-ролл, хард-рок, арт-рок и эстраду. Элементы стиля глэм-рока оказали значительное влияние на диско, панк, новую волну.
Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/23/1088
Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/22/780
Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822
Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819
Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456