– У меня к тебе будет просьба, – сказала Оля, замялась, покраснела и отвела глаза.
«Все-таки будет просить деньги», – подумала Тоня с горечью. У нее это, видимо, было написано на роду: занимать попавшим в беду подругам ощутимые суммы, а затем наблюдать, как они (и подруги, и суммы) растворяются в закате.
– Ты только не смейся, – продолжила Оля сбивчиво. – Но ты ведь знаешь, в каком я отчаянном положении сейчас... Я на все готова уже…
– Понимаю, – мягко сказала Тоня. – Сколько?
– Что – сколько? – опешила Оля.
– Сколько нужно денег? – пояснила Тоня более развернуто, надеясь, что голос ее не дрожит. И ты, Брут?
Минус один человек в окружении. Почтим минутой молчания дружбу с институтских времен. В том, то Оля не вернет деньги, Тоня не сомневалась. Дело было не в Оле – дело было в самой Тоне. Что-то в ней не позволяло им всем возвращать деньги. Как и ей – отказывать в просьбах.
Несколько секунд Оля смотрела на Тоню, словно не понимая, что та говорит, а потом махнула рукой:
– Если бы все так было просто… Тут не в деньгах дело... Мне … помощь нужна…
– Помощь? – словно персонаж тупого анекдота, повторила Тоня.
– Помнишь Базу? – ответила вопросом на вопрос Оля.
– Кто ж ее не помнит, – неуверенно сказала Тоня, все еще плохо понимая, при чем тут База и какое она имеет отношение к проблемам Оли.
– Помнишь, я тебе про гадалку рассказывала? – продолжила объяснять Оля.
– Помню, – подтвердила Тоня. И чуть было не добавила: – Я все помню, но ничего не понимаю. Спросила другое:
– Она что, на Базе принимает? Отчаянная тетка!
– Нет, конечно! – возмутилась Оля. – Никто нормальный, особенно со способностями, туда не пойдет! Ты же помнишь, что там было, на Базе?
Формально работающей Базу Тоня, конечно, застала, но это только формально. Все, что она знала о Базе, было почерпнуто из документалок, страшилок, сплетен и воспоминаний людей старшего возраста. Даже если родители брали ее на Базу, Тоня этого не помнила.
– Плохо. Я же маленькая совсем тогда была, – пожала плечами Тоня. – А ты помнишь?
– Не смеши, мы же ровесницы! – закатила глаза Оля. – Но истории-то все слышали.
– Истории все слышали, – согласилась Тоня.
– Так вот, – продолжила Оля. – Мне это гадалка рассказала. Есть особый час, когда на Базу можно войти…
– Там же дыры в заборе, наверняка кто-то лазит, – прервала ее Тоня. – Это я тебе и без гадалки расскажу. Вот только что там делать? Там давно все растащили, что могли. Наверняка это сейчас просто мусорная свалка с эээ душком.
– Ты не поняла, – перебила ее Оля. – Туда войти, на саму Базу, где они все до сих под сидят.
В первый момент Тоня хотела рассмеяться, но Оля была очень серьезна. А во второй момент Тоню пробрал мороз. Она вдруг представила эту Базу такой, какой она была на документалках, с бесконечными рядами столиков и палаток, хмурыми продавцами, дешевым, некачественным, просроченным товаром, кражами, подставами, жестокими убийствами, бесследными исчезновениями…
– Но как такое может быть? – севшим голосом спросила Тоня. Так-то она была чужда всякой мистике, но вот про Базу готова была поверить. Там было такое место, что поверить можно было во что угодно…
– Гадалка, я же тебе говорила, – начала возмущаться Оля. – Она всю эту кухню знает. Нужно будет только сделать так, как она тебе расскажет.
– Зачем она это мне расскажет? – наконец начала спрашивать в нужном направлении Тоня.
– Потому что тебе нужно будет туда войти, – продолжила объяснять Оля. – На ту самую Базу, понимаешь?
– Понимаю, – хмыкнула Тоня. – Но что мне там делать?
– Ты заберешь там девочку, – сказала Оля. На этих словах маска, державшаяся на лице, пошла трещинами. В глазах заблестели слезы, голос дрогнул.
– Какую еще девочку? – по инерции спросила Тоня. Но она уже знала, о какой девочке идет речь. То, что Оля уже несколько лет пытается забеременеть, была у многих специалистов, перепробовала все, от эко до паломничеств, Тоня знала.
– Я не знаю, как это работает, – сбивчиво принялась пояснять Оля. – Но гадалка сказала, что у меня в моей линии жизни ребенка нет, поэтому ничего не поможет, пока я его в свою линию не принесу. А принести можно только оттуда. Типа там много ненужных детей, с непрожитой жизнью. Тогда я вроде как ни в чью судьбу не влезу, карму не испорчу ни себе, ни дочке, и ребенка рожу, – на последних словах Оля сломалась окончательно, закрыла лицо руками, зарыдала глухо.
Тоня обняла подругу.
– Так, а я тут при чем? – спросила Тоня, когда Оля успокоилась, вытерла глаза, выпила воды.
Оля потупилась:
– Я трусиха и слабачка, я боюсь туда идти. А ты... Ты сильная, ты сможешь.
«Я умная, я даже не возьмусь», – всплыло в памяти Тони.
– Ты же понимаешь, что гадалка, как бы это сказать, тебе врет? – осторожно спросила Тоня.
Оля посмотрела на нее с гремучей смесью возмущения, огорчения и сомнения.
– Я ей верю, – твердо сказала Оля. – Она мне такие вещи говорила, которые никто…
– Я за две минуты в интернете могу найти видосики, где детально рассказывают, как это работает, – парировала Тоня. – Слушай, – продолжила она мягче. – Я все понимаю. Я очень тебя люблю. Я готова занять денег на еще одно эко. Но гадалка – это чушь собачья, это просто высасывание последних денег у тех, кто потерял надежду.
– Тогда что тебе мешает проверить? – не отстала Оля. – Ну, залезешь ты в ту дыру, посмотришь на пустырь, вылезешь. Все. Я тебя на машине привезу, на машине увезу. Пиццу с кофе пожуем и по домам разойдемся.
Тоня не придумала, что на это ответить.
*
Гадалка оказалась совсем не киношной. Просто потрепанная тетка средних лет с цепкими глазами и непонятным, но явно ощутимым шлейфом цыганщины. Да и принимала она не в модном кабинете, заставленном магическими кристаллами, шарами и артефактами, а на обыкновенной кухне – доисторической и грязноватой. Оля уселась за колченогий стол совсем по-свойски. Тоня от предложенной табуретки, покрытой самодельной вязанной салфеткой, отказалась. Так и осталась стоять в проеме двери. Самой двери у кухни не было.
– Тоня пойдет на Базу, – нервно облизнувшись, сказала Оля. – Она согласилась.
Гадалка кивнула. Ни на Тоню, ни на Олю она не смотрела. Зато активно суетилась по кухне. Помешивала что-то в одной кастрюле, добавляла специи в другую, ополоснула тарелки, принялась нарезать зелень. Если бы несколько минут назад гадалка собственноручно не впустила их в квартиру, Тоня бы решила, что она просто их не видит.
– Вы обещали про ритуал рассказать, – продолжила беседу Оля.
«Она нас не слышит, не старайся», – хотела было сказать Тоня, но не успела.
Так и не поворачиваясь к ним лицом, гадалка заговорила монотонным, мертвым голосом.
– Все я слышу. Все знаю. Все скажу.
Оля кивнула.
– На Базу можно войти в пересменку, – продолжила гадалка. – Когда там рабочий день начинается или заканчивается. Но начинается он рано, а в такое время лучше там не ходить. Разные пространства открываются, не только это. Можно и кое-куда в худшее место попасть. Поэтому окончание рабочего времени – наш вариант. Это где-то около 15-16 часов будет.
– А как мы узнаем, 15 или 16? – едко спросила Тоня.
– Я вам часы дам, они покажут, когда заходить, – гадалка не купилась на тон собеседницы. – Пробыть там можно 12 часов. Меньше можно, больше – нельзя. Часы станут зелеными, когда нужно будет заходить, желтыми – когда время начнет выходить. А когда они станут красными… – гадалка замолчала.
– И что случится? – спросила Тоня. – Хотелось бы знать, раз уж я туда пойду.
– Навсегда там останешься, – равнодушно ответила гадалка. – Пока ты ребенка не найдешь, тебя там никто не тронет. Ходи и никого не бойся. А как только ты девочку на руки возьмешь – вот тогда и станешь для них уязвимой. Тогда беги к выходу со всех ног.
– Какую именно девочку мне брать? – уточнила Тоня, втягиваясь в эту безумную игру.
– Любую, – пожала плечами гадалка. – Первую попавшуюся. Какая тебе понравится. Посмотри только, чтобы не калека и не уродка.
– Любую бери, – сказала Оля сдавленно. – Пусть калека, пусть… – она всхлипнула. – Она для меня самой лучшей, самой красивой будет! – и не удержалась, зарыдала.
– Это вы уже сами решайте, – равнодушно ответила гадалка. – Главное, чем меньше, тем лучше. Чем моложе ребенок, тем меньше на нем грехов.
– Это же ребенок, какие грехи! – возмутилась Оля. И Тоня вдруг подумала, что из подруги выйдет отличная яжемамка, со всем соответствующим набором качеств.
– Какое время, такие и грехи! – отрезала цыганка. – Ты думаешь, там святые да невиновные сидят? Чем меньше дите, тем больше гарантии, что на него от взрослых перешло, что он сам не успел еще нагрешить. Тем больше шансов его вытащить.
– Мне компас выдадут? – иронично поинтересовалась Тоня.
– Компаса нет, – все так же ровно ответила гадалка. – Дам амулет, но сильно на него надейся. Если драться умеешь, кастет возьми. Если стреляешь, пистолет…
– А если рисую? – съязвила Тоня. – Кисточку и краски? Что посоветуете, гуашь или акварель?
– Посмотри документалки и карты старые, чтобы понять, куда идешь, – опять словно не услышала Тоню гадалка. – Местность запоминай, глубоко не заходи. Учти, время там по-другому идет. По-разному для нас и для них. Никому не верь, ничего не бери. Помощи не проси, обманут.
– Не верь, не бойся, не проси, – иронично подытожила Тоня. – А вы точно гадалка? А я точно на Базу, а не на зону собираюсь?
– А что, есть разница? – гадалка вдруг повернулась к ним. И Тоня невольно вжалась в стену, такой силой шибануло от собеседницы. – Там что тогда, что сейчас смесь зоны и ада. Я Оле говорила, что самой нужно идти, не перекладывать ответственность, но раз вы договорились…
– Мы договорились, – быстро сказала Оля.
– Мое дело предупредить, а верить или не верить – тебе решать. Сгинешь – и сгинешь. Мне что с того? Я свои деньги с нее уже получила, – равнодушно сказала гадалка.
– Не сгину, – фыркнула Тоня. Хотела еще добавить, что, мол, не дождетесь, я еще вам на могилы нассу. Но гадалка вдруг в одно плавное движение подлетела к ней. Тоня даже не успела отшатнуться. Гадалка ухватила ее одной рукой за плечо, другой вцепилась в ладонь, глазами вперилась в глаза.
Тоню сначала обдало жаром, потом холодом, а затем ей показалось, что она начинает лететь в какую-то черную, бездонную пропасть. А потом все закончилось.
– Может, и не сгинешь, – гадалка опять склонилась над кастрюлями. – Еще раз повторю. Долго там не бродишь. Первый шок переживешь, в рядах сориентируешься, найдешь нужного ребенка. Берешь только одну девочку, бежишь быстро к выходу. Не слушай никого, никому не верь, они все сделают, чтобы самим выбраться.
– А что, могут? – хрипло спросила Тоня. Язвить больше не хотелось, но и сдаться она пока не была готова.
– Нет, но надеются, что смогут. А еще сделают все, чтобы ты там осталась, плюс один в их аду. Знаешь, какая это для них радость? – пояснила гадалка.
Тоня промолчала. Она уже начинала жалеть, что согласилась на это безумие.
– А как так получается, – медленно спросила Тоня, – что им нельзя выбраться, а ребенку можно?
– Никому нельзя, – хмыкнула гадалка. – Но я тебе кулон дам. С этим кулоном выйти можно. Как найдешь девочку, сразу ей на шею кулон цепляй. Потом уже не до того будет. Нет смысла до входа добежать, а ребенка не вынести. А если сразу кулон не нацепишь, скорее всего, так и будет.
– А если у меня кулон отберут? – спросила Тоня. – Сами же говорите, что они на все готовы, чтобы выбраться…
– Не отберут, это так не работает, ты сама должна отдать. По собственной воле. Тебе за него деньги сулить будут, и огромные.
– Я заберу только девочку, – заверила Тоня. – А если с девочки сорвут? Или я его потеряю?
– Я два дам, – закатила глаза цыганка, – один в карман положишь, другой себе на шею прицепишь, для надежности. Лично тебе он не нужен, ты не оттуда, ты и так выйдешь. А запасное колесо будет. Но учти, – в голосе прорезалась сталь, – все, кого ты оттуда выведешь, с тобой до конца твоих дней связаны будут. А есть такая гадость, чтобы избавиться от которой ты никаких денег не пожалеешь, а ничего не поможет. Поздно будет. Так что думай, прежде чем делать. И запомни: хороших людей там нет, все за дело сидят. Жалеть там некого. Они заслужили.
– Я ее крестной позову, если родить получится, – быстро пообещала Оля. – Будет связана с девочкой, не отвертится!
– Ты там много вещей увидишь, – продолжала напутствовать гадалка. – Красивое, сладкое. Как у мамы, как у бабушки, как в садике, как в школе, как мечтала в пять лет… Тебя там соблазнять будут. Каждому свое показывают. Брать нельзя. Пробовать нельзя. Есть нельзя. Пить нельзя.
– Даже кофе? – ввернула Тоня.
Гадалка тяжело вздохнула.
– Дура ты, как есть. А везучая или невезучая дура – скоро узнаем, – вздохнула гадалка. – Время консультации вышло. Если нет вопросов, я провожу на выход.
– Есть вопрос, – решилась Тоня. – А хоть кто-то туда ходил уже? Или это все россказни?
– Не о том ты спрашиваешь, – вздохнула гадалка. – Надо спрашивать, кто оттуда вернулся.
– А кто вернулся? – дерзко поинтересовалась Тоня. Чары рассеивались, к ней возвращалась уверенность.
– Это уже вопрос следующей консультации, – хмыкнула гадалка. – Решишь узнать – записывайся. Подружка расскажет, как.
*
– Точно кофе не будешь? – в тысячный, наверное, раз спросила Оля.
– А если я там в туалет захочу? – поинтересовалась Тоня.
– Сказали же, что ничего брать нельзя, а не оставлять, оставлять можно, наверное, – ответила Оля.
– А если мне в туалет захочется, когда за мной погоня будет? – съязвила Тоня. – Я им что скажу? Посторожите ребенка, я мигом?
– Писай так, будем считать, что девочка тебя описала, – криво усмехнулась Оля. – Спасибо, что согласилась, – добавила она другим, серьезным голосом. – Я вот не рискнула. Наверное, я не очень хочу ребенка?
Тоня хотела сказать, что это вообще не показатель, что это просто наваждение, что ничего не случится, что они сейчас посидят – и поедут домой. И будут вспоминать эту историю, как… Но тут старые советские часы, подарок гадалки, лежавшие на панельной доске, засветились сначала ярко-белым, а потом зеленым.
Сердце Тони пропустило удар.
– Началось, – прошептала Оля. – А ты не верила!
– Фокусы это все сраные, – глухо ответила Тоня.
– Пойдем? – робко спросила Оля, берясь за ручку двери.
– Ты сиди, а я пошла, – вздохнула Тоня. Покидать машину не хотелось отчаянно, дико, но отступать было поздно.
– Я буду тебя ждать, сколько понадобиться. Вас обеих ждать, – Оля всхлипнула и обняла ее.
– Ничего, долго не придется. Я через пару минут вылезу оттуда грязная и обоссаная собаками, – пообещала Тоня
– Почему обоссанная, а не покусанная? – улыбнулась Оля.
– Они что, дураки, такую дебилку жрать? Вдруг это заразно? – хмыкнула Тоня. – Вдруг тоже начнут всяким гадалкам верить и потусторонние места искать…
– Так я с тобой выхожу? – снова спросила Оля.
– Зачем? – пожала плечами Тоня, надевая на правую руку светящиеся зеленым часы. Сколько лет она их не носила? Еще со школы… У нее когда-то были красивые, маленькие, круглые, под золото, подарок бабушки. – Сиди тут.
На улице было серо, промозгло, капал мелкий дождь.
«Идеальное время для прогулок», – закатила глаза Тоня и оглянулась на машину. Оля помахала ей рукой.
Тоня помахала в ответ, неспешно подошла к дыре, попыталась заглянуть в нее, но железный лист, хоть и был отогнут, все загораживал. Тоня нервно оглянулась по сторонам – не видно ли кого, но улица была пустынна, отодвинула лист, внезапно поддавшийся очень легко, скользнула в приоткрывшуюся дыру.
И застыла.
Промозглый осенний день разом сменился на яркий, солнечный, теплый.
Здесь, по эту сторону дыры, был базар. Красочный, веселый, живой, первоначальный, чистый в своей идентичности – такой атмосферный, еще досупермаркетовской эпохи. Такой, каким Тоня помнила его с детства.
То самое место, где они все до сих пор сидят.
Тоня оглянулась назад – лист криво прикрывал дыру.
«Еще не поздно вернуться, – сказал в голове голос гадалки. – Оле соврешь, что тут ничего нет».
«Да щас, я так не могу, я бывшая пионерка, я слово дала!» – возмущенно парировала Тоня.
«Тогда ларьки рядом с дырой запомни, чтобы потом дорогу назад нашла, – ворчливо сказала гадалка. – И не тупи, ускоряйся! Помни про время!».
Тоня, как ей и сказали, внимательно огляделась по сторонам. Справа был синий ларек с кассетами, слева – зеленый с пирожками.
«Ну, с Богом,» – подумала Тоня.
«Нет там никакого Бога, – ворчливо сказала гадалка. – Скоро сама увидишь!»
Тоня хотелось ответить что-то едкое, но она не придумала, что, а потому решила не терять времени зря и пошла искать ребенка.
Рынок наплывал волнами. Сначала это была просто картинка, двухмерная, будто бы нарисованная ребенком, дешевой гуашью на пористом желтоватом листе. Потом появились тени, глубина, перспектива. Картинка из рисованной превратилась в киношную, потом стала фотографией. Затем пришли шум, звуки, запахи. После появились люди. Первыми будто бы из тени по ту сторону прилавков выступили продавцы. Еще несколько шагов спустя по другую сторону прилавков стали появляться покупатели и просто любопытствующие.
Первыми шли продуктовые ряды. По обе стороны от прохода на столиках лежала еда. Сейчас этим мало кого можно было удивить, любой супермаркет по ассортименту влегкую мог сделать самый богатый рынок прошлого, но детство Тони пришлось на проблемные, голодные годы, когда были перебои то с продуктами, то с деньгами на их покупку, а то и на все вместе. И такие картинки до сих пор оставались для нее роскошью – хотя бы чисто эстетической, из серии «Смотри, но не трогай».
В последние годы Тоня сознательно перешла на здоровое питание. Научилась делать полезное вкусным. Отучила себя от всякого шлака под видом еды. Перестала зависеть от еды, на первое место вынося сытость. А сейчас… Сейчас ее словно откинуло назад. При чем не на условные десять лет, до того, как она начала меняться, а в самое детство, когда мир хотелось узнавать, в том числе, пробуя на вкус. А еще… Еще это была словно даже не еда. Что-то типа шоу со стереоэффектом. Потому что каждая съедобная картинка вызывала не только чувство голода, но и чудесным образом воскрешала прошлое.
Один из прилавков был завален колбасой: квадратной, круглой, толстой, тонкой, ровной, свернутой кольцами, от светло-розовой до темной, почти черно-красной. Но одна из них пахла сильнее всего – толстенькая, свернутая в небольшое кольцо. Колбаса называлась «Шахтерская». Тоня помнила не только ее название и запах, но и структуру, тонкое послевкусие костра, которое долго оставалось во рту. Мама нарезала к ней толстыми кусками черный, еще горячий хлеб. Брат любил, чтобы хлеб мазали маслом, а сверху клали тоненькие колечки колбасы и лука. А Тоня делала из этих бутербродов два блюда: хлеб с солью и колбаса. Каждое отдельно. Не смешивать. Так было и сытнее, и вкуснее.
– Колбаска свежая, вкусная, натуральное мяско! – почти пропела продавщица, когда Тоня поравнялась с колбасным прилавком. – Самая лучшая на всем рынке!
– Спасибо, – ответила Тоня.
– Да что спасибо, у него ни вкуса, ни запаха! – нараспев продолжила уговаривать продавщица. – А вот у колбаски моей…
– Спасибо, денег нет, – буркнула Тоня.
– И ладно, – махнула рукой продавщица. – Давай я так угощу!
– Я не голодна, спасибо! – Тоня едва уже не бежала, но прилавок все не заканчивался.
– Так маленький кусочек, – продолжила уговаривать ее продавщица. – Чуть-чуть! На язычок! Вон, например, колбаска «Шахтерская», вкус детства!
Тоня шарахнулась в сторону от прилавка – и едва не влетела в другой. Там горкой лежали пирожки всех форм, размеров и мастей. Отдельно в центре красовался ряд беляшей. Тоня готова была поспорить, что от них все еще идет жар – настолько они горячие. И наверняка очень сочные внутри.
– Пирожки, беляши, горячие, сочные, только из печи! – распевно закричала дородная краснощекая продавщица, словно почувствовав, что ее продукцию заметили. – Просто тают во рту! А какой там мясной бульончик! А какая хрустящая корочка!
Мать убила бы их, если бы узнала. Но она не узнала. Ни Тоня, ни ее брат не тратили деньги, выданные на обеды в школе, а старательно прятали, чтобы в пятницу, последний учебный день на неделе, купить себе беляшей в маленьком ларьке у базара, забраться с ними на огромные трубы или на заброшку и там медленно жевать, встречая выходные. У них с братом много было всего и до, и после – но эти беляши, эта общая тайна надолго стала якорем в их отношениях.
– Угощайтесь! Первый беляш бесплатно! – надрывалась продавщица.
– Перебьюсь, спасибо, – пробормотала Тоня и ускорилась. – Дурных нет.
Дальше шли конфетные ряды. И Тоня подумала, что сто лет не ела нормальных конфет – не полезный горький шоколад с орехами и без сахара, а все эти сладкие батончики и помадки, которыми так любила баловать ее бабушка. Наверное, бабуля покупала их из-за дешевизны, но тогда, в детстве они казались самыми вкусными. Тоня любила раскладывать их по вкусам и цветам: зеленоватые мятные, белые пломбирные, розовые клубничные, красные вишневые, оранжевые апельсиновые, персиковые абрикосовые... Брат любил незаметно подкрадываться к ней, молниеносно красть конфету и убегать прятаться в туалет, демонически хохоча.
Тоня помотала головой, отгоняя наваждение. Пообедать после работы она не успела, да и аппетита тогда не было, хотя Оля и предлагала где-нибудь перекусить, при чем довольно настойчиво. Но тогда от одной мысли о еде начинало тошнить. Сейчас же желудок тянуло и дергало. Слюна скапливалась во рту. Есть хотелось неимоверно. За одну карамельку Тоня многое готова была отдать за одну карамельку, хоть плотную, хоть хрупкую, хоть сладкую, хоть кислую, хоть медленно тающую во рту, хоть взрывающуюся тысячами брызг... Карамельки очень любил ее брат. Он доставал их где только мог и щедро, с барского плеча всегда делился в сестрой, не забывая подсказать, как лучше есть ту или другую конфету...
Понимая, что начинает терять контроль над ситуацией, Тоня свернула влево, в соседние ряды, молясь, чтобы там была не еда.
База уже ожила и ничем не отличалась от себя той, прежней. Палатки уходили за горизонт бесконечными рядами. Воздух пропитался запахами еды и парфюмов, солнца, асфальта. Вокруг плескалось обычное базарное человеческое море – шумное и суетливое. Мужчины и женщины, молодые и старые, худые, толстые, высокие, разодетые по последнему писку моды и в странноватых заношенных тряпках… Вот только детей не было, вообще никаких. Ни совсем маленьких, в колясках или на руках родителей, ни постарше, гордо вышагивающих рядом со взрослыми, ни вполне самостоятельно шныряющих вдоль рядов.
Тоня скосила глаза на часы. Они показывали утро, самое начало девятого, золотое время для рынка и для выходного дня; светились ровным зеленым светом. Не кислотно-ярким, как ядерные отходы или инопланетяне в дешевых ужастиках ее детства, а нейтральным зеленым, как светофор.
Темный переход между рядами остался позади – и вот перед Тоней потянулись бесконечные ряды с одеждой. Тут все висело вперемешку: джинсы, свитера, платья, шубы, нижнее белье… Взгляд невольно зацепился за ряд разноцветных коротких юбок. Тоня плохо помнила, как назывался материал, из которого их делали, но их отличительно особенностью был яркий, вырвиглазный цвет. У всех ее одноклассниц были такие. Кто побойчее и побогаче, носили их прямо на уроки, кто победнее и боялся, что учителя заругают, надевали такое на дискотеку. Но у Тони не было такой юбки. Она так и не смогла упросить мать купить себе ее. Это было первое жизненное Тонино поражение. Первое «нет», которое не получилось преодолеть ни слезами, ни мольбами, ни обещаниями слушаться еще больше, помогать по дому еще чаще, учиться еще лучше…
– Барышня, примерьте юбочку, на вас будет! – круглолицая, толстая продавщица демонстративно кинула на прилавок ворох разноцветных юбок.
– На меня такое уже не налезет, – с печальной улыбкой покачала головой Тоня.
– Что за пессимизм! – всплеснула руками продавщица. – Отставить немедленно! У меня все размеры есть! А если что, я в соседний ряд к Наташке метнусь. Заходите! – и приглашающе показала на классическую картонку.
– У меня денег нет, – привычно уже на автомате выдала Тоня.
– Так примерить же бесплатно! – рассмеялась продавщица. – А если понравится, договоримся, – и подмигнула накрашенным глазом.
– Мне такое не нужно, – сквозь зубы выдавила Тоня.
– Нужно-нужно, – болванчиком закивала продавщица. – Детская мечта, нужно же исполнить!
Тоня прибавила скорости в движении.
– Капор под цвет ваших глаз! – мужичок буквально выпрыгнул из палатки ей под ноги. – Пожалуйте примерить!
– Денег нет, – выдохнула Тоня.
– А про деньги кто говорит! – всплеснул руками мужичок.
– Мне не нужно! – выдавила Тоня.
– Всем нужно! – продолжил настаивать мужичок.
Юбка – это была мелочь. Фантазия. Досадное недоразумение. На дискотеки Тоню не пускали. На уроки она одевалась как и положено отличнице, в невыразительные серые тряпки. А вот капор был особой историей. Он был красивой и модной штукой. Он придавал веса, женственности, нежности и красоты. В нем можно было ходить в школу и на прогулки, ездить на дни рождения приятелей или в гости к бабушке. Это был ключ в другую, более счастливую жизнью. Если бы у нее был капор, Артем обязательно заметил бы ее и позвал на свидание. Если бы у нее был капор, Таня обязательно пригласила бы ее на день рождения, и тем понедельником она не была бы единственной в классе, кого не было на празднике, и никто бы не травил ее несколько следующих лет, пусть и вяло, без огонька, но унизительно и мучительно долго. Если бы у нее был капор… Но капор ей так и не купили.
– Примерь, на тебя же явно. И цвет твой, – продолжал мужичок.
– Я его все равно носить не буду уже, – грустно ответила Тоня.
– Да будешь носить! – уверенно парировал мужичок. – Какие твои годы! Чистая ангора. Нигде такого качества больше не найдешь!
– Нет, – сквозь зубы выдавила Тоня. – Нет. Мне не нужно.
– И на дни рождения не нужно? И в парке гулять с Артемом не нужно? И чтобы твой портфель не швыряли в окно не нужно?
– Не нужно! – выдохнула Тоня.
– Нет, нужно! – настырный мужичок перегородил проход. – Хорошая вещь! Бери!
– Нет!
Тоня попыталась обойти его справа – но он плавно перетек в сторону, преграждая дорогу; Тоня метнулась влево – но и тут он оказался быстрее. Тогда Тоня решила вернуться, но стоило повернуться к нему спиной, как мужичок тут же ухватил ее за руку.
– Стой! – крикнул он. – Далеко собралась?
– Далеко! – Тоня рванула руку, но мужичок ее не выпустил. – Пустите!
– Не пущу! – осклабился мужичок. – Отбегалась!
Тоня обернулась по сторонам, ища помощи, но все были заняты своими делами – или делали вид, что заняты. Паника накатила на нее ледяной волной.
– Вы права не имеете! – тонким голосом сказала Тоня.
Мужичок не стал отвечать – только вцепился покрепче и поволок за прилавок с неожиданно огромной силой, словно Тоня ничего не весила. Ухватиться было не за что, кроме самого прилавка. Но дотрагиваться до него Тоня почему-то боялась. Ноги предательски скользнули по земле. Паника накрыла ледяной волной, захлестнула с головой.
– Помогите! – пискнула Тоня.
Естественно, никто не отреагировал. Мужичок гадко рассмеялся и потянул сильнее. Тоня наугад врезала кулаком – но рука только пропахала воздух.
– Отбегалась, говорю же, – продолжил шипеть мужичок, затаскивая ее в палатку.
Тоня почувствовала себя мухой, запутавшейся в паутине. Ладно кастет или пистолет – банальный газовый баллончик сейчас ой как бы пригодился! «И чего я, дура, гадалку не послушала? – печально подумала Тоня. – Верю-не верю, дело второе. Просто взяла бы с собой…»
Солнце скрылось за крышей палатки. Вокруг запахло не то болотом, не то лесом, стылой землей, влагой, гнилью. Глаза понемногу привыкали к темноте, различали мелкие, раньше незаметные детали. И Тоня вдруг с ужасом подумала, что палатка – не вещь, а живой организм. Вполне себе плотоядный. Тоня словно попала в чей-то огромный, распахнутый рот. И теперь ее просто затаскивало, засасывало глубже в желудок. Вокруг оживала, шевелилась, тянулась к жертве осязаемая тьма. Тоня тонко заскулила. Это был конец.
– Петрович, ты чего это разбушевался? – вдруг послышался строгий голос. Он звучал одновременно и где-то совсем рядом, и где-то совершенно далеко. – Правила забыл?
– Сгинь! – прошипел тащащий Тоню мужик. – Шла себе? И иди! – Вот только уверенности в его словах и голосе не было, да и хватка ослабла. Нет, Тоню он не отпустил – но и тащить перестал.
– Нельзя так с покупателями! Уговаривай, соблазняй, а руками не трогай. Правила же! – продолжал настаивать голос. – Забыл, что ли?
– Забыл, – зло зыркнул мужичок.
– Тогда давай вспоминай, исправляйся! – сказала женщина. – Или мне милицию позвать?
Хватка в одну секунду ослабла – и Тоню словно вышвырнуло, вытолкнуло из палатки на свет. Возвращение оказалось болезненным. Солнце резануло по глазам. Заныла рука, за которую ее тянули. Тело было словно желе, ни одной твердой кости. Ноги мелко дрожали и отказывались держать.
– Ты как? – обратилась к Тоне неизвестная женщина. Девушка даже, пожалуй. Она как-то очень органично совмещала в себе женственность, какую-то внутреннюю взрослость и молодость, свежесть юности. Тонкая блондинка с мелкой химической завивкой в длинном цветастом платье с летящим подолом. Такая же прическа была у матери Тони – правда, та была брюнеткой. И платье было похожее, правда, чуть потемнее.
– Норм, – прохрипела Тоня. Хотя до нормы ей было ой как далеко.
– Ты в следующий раз в такой ситуации не теряйся, милиционеров зови. Они его быстро угомонят. И не только его. Они за порядком следить поставлены! – объяснила незнакомка.
– Х-хорошо, – выдавила из себя Тоня. – Спасибо!
– Не за что! Мужики, что с них взять! – пожала плечами женщина и скрылась в толпе. Тоне хотелось ее окликнуть, догнать, еще раз, уже нормально поблагодарить, возможно, даже спросить про детей, но незнакомка растворилась в толпе, словно сон, будто видение, как и не было ее никогда.
Тоня торопливо пошла направо, сквозь бесконечные ряды товаров. Усталость и отчаяние накрыли ее с головой. Она чувствовала себя сдувшейся, словно шарик. С ней такое случалось после серьезных потрясений или долгих часов на ногах. В том, безопасном мире, с этим можно было справиться очень легко. Нужно было где-нибудь сесть, взять кофе стаканчик крепкого черного кофе. Это всегда срабатывало. Но тут садиться было опасно. Тоня покосилась на часы. Они все еще горели зеленым.
Минув еще два ряда какой-то бытовой мелочи, Тоня повернула направо, затем пошла прямо. Запоздало вспомнился совет гадалки посмотреть карту Базы. Хотя что бы ей это дало? Детей ни на одной карте точно отмечено не было…
Ряды с игрушками появились неожиданно, словно черт из табакерки. И эмоциональные качели понемногу поползли вверх. Потому что если и был шанс где-то увидеть ребенка, то, пожалуй, только тут. Людей здесь было меньше, чем в других рядах. Да и продавцы не приставали с просьбами посмотреть, примерить, попробовать. Сидели, едва заметные, в тени своих палаток и пристально наблюдали за проходящими мимо. Тоня ежилась от тяжелых, сканирующих взглядов абсолютно неподвижных, едва различимых, грузных фигур с размытыми контурами. Наверно, подобные чувства испытывают те, кто погружаются с аквалангом на большую глубину, прямо в жадную, черную пасть моря.
И Тоня впервые за все время пребывания здесь подумала, что те, по другую сторону прилавка, пожалуй, не очень и люди.
Игрушки Тоню не интересовали от слова совсем. Кукол она не любила и не понимала. А все остальное ей делал брат. Конструкторы, настолки, то, что сейчас называют квестами, а они – загадками... Тоня тепло улыбнулась.
А потом что-то изменилось. Звучало это смешно, но сама Тоня не могла точно описать, что именно происходит. Все вокруг в одночасье пришло в движение. Покупатели засуетились и растворились в рядах. Продавцы слились с палатками, ушли в тень, затаились. И в какой-то момент Тоне даже показалось, что она осталась на Базе одна.
А потом ее ледяной волной окатило ощущение ужаса, приближающейся беды. Тоня почувствовала, что от невыносимого страха волосы встают дыбом и затравленно огляделась по сторонам. Происходило явно что-то нехорошее. Но она как человек тут новый и чужой не могла понять, что именно.
А потом увидела их.
Из-за очередного поворота выплыли три огромные фигуры. Высокие, толстые, мощные и внушительные. В первый момент Тоня приняла их за людей – просто очень уж больших, тяжеловесов, боксеров или даже сумоистов, с округлыми выпирающими животами. А потом увидела их лица – точнее, то, что было у них вместо лиц – овальное, плоское, иссиня-белое. Глаза, нос и рот были слиты в один непонятный орган, из которого торчали находящиеся в постоянном движении отростки. Фигуры крутились по сторонам, оглядывались, шарили в пространстве, словно кого-то искали.
Тоня почувствовала, что ее ноги деревенеют и прирастают к земле. Это было похоже на страшный сон, когда ты просто не можешь двинуться, тронуться с места, хотя стараешься пойти или побежать так сильно, что буквально вылазишь сам из себя.
Фигуры шли прямо на нее. Тоня зажмурилась, сжалась в комок, отвернулась, ожидая их прихода и того, что они могут с ней сделать… И почувствовала, как кто-то нетерпеливо тянет ее в сторону за рукав.
Тоня приоткрыла глаза и посмотрела в сторону. Рядом с ней стоял и дергал за рукав молодой парень, невысокий, крепкий, светловолосый, коротко, почти налысо стриженый, с яркими зелеными глазами.
Парень хмурился, все тянул и тянул за рукав, настойчиво показывал следовать за ней, но Тоню словно парализовало. Она не могла сдвинуться с места. Только смотрела, смотрела, смотрела…
А потом поняла, что куда-то летит, а через секунду уже лежит. На земле. Между палатками. Парень лежал рядом с ней.
– Что случилось? – попыталась спросить она, но парень одной рукой прижал ее к себе, а другой зажал ей рот.
– Тихо, – прошептал он ей в самое ухо. – Тихо. Иначе они услышат. Просто лежи и молчи. И молись, если умеешь.
Тоня не смогла даже кивнуть. Ужас нахлынул на нее с новой силой. Ее просто затягивала бездонная черная дыра. Чудовищные, явно нечеловеческие тени прыгали по стенам палаток, закрывали солнце. Земля мелко дрожала. Парень полуобнимал ее одной рукой, другой крепко закрывал рот, на грани слышимости шептал в ухо что-то успокаивающе. Слов Тоня не слышала, не могла разбирать. Но понимание того, что она не одна, помогало удержаться на грани. Тело свела судорога. Голову сдавило. Нос и уши заложило. Тоня чувствовала, как по щекам катятся слезы. Но за спиной ощущалось чужое тепло. Чужое дыхание касалось затылка. Тоня чувствовала, как двигается чужая грудная клетка – и заставляла себя дышать в такт.
А потом тени начали медленно светлеть, выцветать. Дышать стало легче. Тело возвращало себе контроль. Тоня на пробу шевельнулась. Парень тут же перестал зажимать ей рот, убрал обнимающую руку. Тоня медленно села, парень тут же сел рядом.
Тоня запрокинула голову, стараясь дышать как можно глубже, закрыла глаза. Вставать сил не было. Да что там вставать – просто двигаться. К тому же Тоня не была уверена, что ноги ее удержат.
– Господи, кто это? – прошептала Тоня.
– Милиция, – негромко объяснил парень. – Следят за эээ порядком.
– Не может быть! Милиция не такая! – возмутилась Тоня.
– А какая? – скептически спросил парень.
– Не знаю, – пожала плечами Тоня. – Я ее себе другой представляла.
– Какой – другой? – хмыкнул парень.
– Доброй, справедливой, – пожала плечами Тоня. – Помогающей.
– Это уже твои проблемы, извини за прямоту, – ответил парень.
– Мне одна женщина тут сказала, что я могу к ним за помощью обратиться, если что-то случится, – призналась Тоня.
– Ну, удачи, – хмыкнул парень. И, видя настороженное лицо Тони, пояснил: – Ты-то можешь обратиться, – продолжил он. – Проблема в том, что за тобой не должно быть никакой вины. А если она есть… Ну, им типа все равно, кого наказывать, ты же понимаешь. Тем более, если ты вот рядом и ты виновата.
– Ого!
– Ага, – покивал парень.
Он легко поднялся и протянул Тоне руку.
– Поднимайся и пошли отсюда, – сказал он. – Сейчас патруль возвращаться будет, они по линии туда-сюда ходят.
Тоня посмотрела на него с ужасом.
– Ничего, – ободряюще улыбнулся парень. – У меня тут типа нычки есть. Пересидим там, пока они обход закончат. А потому опять будешь ходить по рынку, куда захочешь.
«Я никуда не хочу, только домой!» – подумала Тоня в отчаянии.
– Пошли, – еще раз негромко позвал парень. – Я серьезно предлагаю. Ты пойми правильно, – он быстро огляделся по сторонам, – я тебе очень хочу помочь. Но ждать тут долго не могу. Они сейчас возвращаться будут. Я не хочу с ними еще раз столкнуться. Хорошо, если они поймали себе кого-нибудь… А если нет? Я не готов снова к ним попадать!
– А ты уже попадал? – спросила Тоня.
– Мы тут все к ним пропадали, – грустно улыбнулся парень. – И не по одному разу. Потому и прячемся
– И как там? – спросила Тоня.
– Поверь, это не те ощущения, которыми хочется делиться… – серьезно сказал парень.
Тоня хотела спросить еще что-нибудь, но почувствовала, как возвращается паника, как внутренности начинают медленно закручиваться в тугой узел. Волосы зашевелились.
– Бежим? – коротко спросил парень.
Ощущение ужаса нарастало.
– Бежим! – кивнула Тоня.
Парень улыбнулся, подхватил ее под подмышки, помогая подняться, поддержал, пока она восстанавливала равновесие, крепко взял ее за руку, ладонь в ладонь, и потянул в узкий лабиринт палаток. Тоня послушно пошла за ним.
– Ничего, – бормотал парень, – ничего! И в худших переделках бывали! Выберемся!
Тоня кивала и покорно шла за ним.
Там, за забором, в реально мире, она ни за что не позволила бы незнакомому мужчине вести ее в неизвестном направлении. А тут… С другой стороны, брат ведь тоже часто устраивал ей сюрпризы-прогулки. Перехватывал после школы, говорил, что им есть задание, что за ними следят, и нужно уйти от слежки… В конце длинного и захватывающего путешествия ее обязательно ждал вкусный сюрприз.
– Так, тут нужно притормозить, – сказал парень, останавливаясь. – Пусть патруль подальше отойдет, чтобы нас не учуял.
Тоня кивнула. Справа и слева стояли палатки с одеждой. И Тоня вдруг поймала себя на том, что с абсолютным равнодушным скользит взглядом по бесконечным рядам курток свитеров, юбок, головных уборов. И чего ее так цеплял их вид совсем недавно? То ли встреча с милицией ее отрезвила, то ли ее просто пытались подманить, используя чары…
Тоня повернула голову в другую сторону и встретилась глазами с Петровичем. Он, явно узнав ее, смотрел тяжелым, злым взглядом и злорадно улыбался. И Тоня подумала, не стоит ли предупредить парня об этом неприятном типе.
– Милиция! Они тут! Тут! – тонко, по-бабьи завизжал Петрович. – Чужачка и нарушитель! Они тут! Милиция! Милиция! Чужачка и нарушитель! Ловите их!!!
– Бежим! – коротко крикнул парень и потянул ее куда-то в сторону.
Теперь они побежали по-настоящему. Парень петлял между палатками, пытаясь уйти от преследования, и все вокруг сливалось в один сплошной бесконечный поворот. Тоня изо всех сил цеплялась за чужую руку и старалась не отставать. Главное было не сбить дыхание, не потерять равновесие, не оступиться, не упасть, не вывихнуть ногу… И тут Тоня почувтовала, что рука парня выскальзывает из ее ладони. Она постаралась ухватиться покрепче, но парень ловко вытащил свою руку. От неожиданности Тоня сбавила ход, почти остановилась, а потом от сильного удара в плечо полетела в сторону, прямо на какие-то мешки, сваленные кучей между палаток.
Это было так больно, что несколько секунд Тоня не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Только черное отчаяние, застилающее мир. Только красная ярость, слепящая глаза…
– Ладно, ладно, я попался, – где-то совсем рядом фальшиво-весело сказал парень. – Сдаюсь! Я ничего не делал, я просто шел.
Тоня проморгалась и в нескольких метрах от себя увидела ноги в форменных серых штанах с тонким красным лампасом. Точнее, не совсем ноги. Потому что у того, что видела Тоня, колени были вывернуты назад, а там, где у людей должна была быть стопа, располагалось копыто.
Те, милиционеры, застрекотали что-то на своем нечеловеческом языке, коротко охнул от боли парень. Взгляд Тони зацепился за железную рейку.
А дальше все понеслось, словно кино на быстрой перемотке. Рейка оказалась очень тяжелой, но зато удары ей получались действенные, сильные. Кажется, Тоня что-то кричала. Один из милиционеров выпустил в ее сторону горсть щупалец, они больно обожгли лицо и руки, мгновенно присосались к коже. Парень чему-то брызнул на них, и они в секунду скукожились, исчезли, втянулись назад.
– Бежим! – крикнул парень. И они снова рванули по лабиринтам палаток.
Теперь бежать было весело. Ветер свистел в ушах. Дыхание сбивалось. Кажется, Тоня что-то кричала. А парень смеялся в ответ.
А потом дыхания стало не хватать, перед глазами заплясали яркие пятна, заколо в боку. Тоня почувствовала, что ноги начинают ее подводить, споткнулась раз, другой…
– Все, привал! Приехали! – крикнул парень, останавливаясь. И садясь прямо на асфальт.
Тоня по инерции пробежала еще несколько шагов, а потом вернулась и опустилась рядом с ним. Парень улегся на спину. Тоня, после минутного колебания, сделала тоже самое.
Так они и лежали, раскинув руки, глядя на высокое синее небо и проплывающие по нему облака. От асфальта шло ровное тепло. В воздухе едва слышно пахло машинным маслом, свежим хлебом и горячим кофе. И Тоня подумала, что может лежать так вечно.
Как причудливо тасуется колода!
Вот на такой же спортивной площадке, за старой школой, они часто встречались с братом после уроков. Здесь тоже пахло горячим хлебом и асфальтом. Здесь почему-то всегда было тепло и солнечно. Брат подтягивался на старом, давно забывшем свой цвет турнике – раз, другой, третий, четвертый… А потом подсаживал на турник Тоню. Она не доставала ногами до земли, она извивалась червем, но все равно чувствовала себя победительницей. И весь мир был у ее ног. Точнее, там, внизу, под ногами…
– А ты отчаянная, – наконец сказал парень. – Я даже не думал.
– Зря, – ответила Тоня, не отрывая глаз от высокого неба. Вот так полежать на спортивной площадке она даже не мечтала. Мать убила бы ее за испачканную одежду. Стиральной машинки в те годы у них не было. Все стирали руками.
– Спасибо, – продолжал парень. – Вот правда – спасибо!
– Ты мне первый помог, – парировала Тоня.
Ей отчаянно не хотелось возвращаться из прошлого в эту невеселую и злую реальность. Ноги наверняка будут болеть после такой пробежки – а ведь на них нужно еще много ходить! Часы уже точно горят желтым, намекая, что ее время истекает. Дети все словно под землю провалились. И даже чертовой чашки кофе нет, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю жизни.
– Ты не бойся, – опять начал разговор парень. – Мы сейчас придем в себя, отдышимся, и я тебя назад к палаткам выведу. Здесь близко. Это тот же рынок, только техническая часть. Там дальше стоянка, а тут мастерские.
– На рынок мне теперь ход заказан, – ответила Тося почти зло. Это было то, о чем вот вообще не хотелось думать. Да, ей нужно было возвращаться на рынок, искать девочку… Но как вернуться туда, где ее уже наверняка ищут? Скорее всего, ориентировки на нее уже развесили по всему рынку, передали всем постам, и патрули теперь бродят, высматривая ее среди покупателей… Вот она, плата за хорошие, но импульсивные поступки.
– Почему? – искренне удивился парень.
– Я напала на милиционера, если ты вдруг не помнишь! – нервно пояснила Тоня.
– И что? – удивился парень.
– В смысле – что? Меня теперь ищут!
– Кто ищет? – не понял парень.
– Милиция, другие люди, – Тоня не знала, кто вообще занимается поиском преступников. Она попала в такую ситуацию первый раз. – Внимание-внимание, всем постам….
– Каким постам? – парень даже сел. – У нас же тут не война, блок-постов нет…
Тоня тоже села.
– Ок, еще раз. Что бывает тем, кто напал на милиционера? – спросила она.
– Ничего? – растерялся парень.
– Как это – ничего? Ты сам сказал, что они всех хватают, – не поверила Тоня.
– Хватают. Но мы-то убежали, – согласился парень.
– А я выйду на рынок, и меня схватят, – согласилась Тоня.
– Сегодня – точно не схватят, – заверил парень. – На сегодня они патрулировать закончили. К администрации, конечно, лучше не ходи, у них там… гнездо, – парня передернуло. – Но они хватают только во время патрулирования. А так их на рынке больше сегодня не будет.
– И никто их не позовет, что я там хожу? – не унималась Тоня.
– Там сейчас многие ходят. Кто спрятался или кого не захотели хватать, – пояснил парень.
– А кто не спрятался?
Парень помрачнел
– Тебе лучше не знать. Так … спокойнее. Да и не объяснить всего тем, кто там не был. Там … надо побывать. В смысле там не надо бывать, это плохое место, самое жуткое из всего здесь, но… – принялся сбивчиво объяснять он.
– Я поняла, – перебила его Тоня. – То есть мне, напавшей на милиционера, будет столько же, сколько и мне, просто ходящей по рынку?
-Ну, да, – кивнул парень.
– Поему тогда на них никто не нападает? – удивилась Тоня.
– А зачем? – не понял парень. – Одному от них все равно не отбиться.
– А не одному? – не отступила Тоня.
– А не одному – это с кем? – уточнил парень. – И зачем?
– Ну, другу помочь… – замялась Тоня. – Родственнику. Брату там или отцу, сестре, дочери…
Парень посмотрел на нее так, словно видел впервые.
– Пока забирают кого-то, твоего друга или родственника, – медленно сказал он, – у тебя есть шанс убежать. Ты не была там, ты не поймешь…
Тоня не придумала, что ответить. Что она могла говорить в мире, о котором ничего не знала? Что советовать? Что требовать? Какие правила навязывать?
– Не была, не пойму, – согласилась она.
Несколько секунд они просто сидели в тишине. Прежнее, легкое настроение все равно было потеряно, и Тоня решилась глянуть на часы. На них ничего не поменялось. Они все так же светились ровным зеленым светом. Тоня почувствовала, что к ней возвращается уверенность и спокойствие.
– Вывести тебя назад, на рынок? – наконец спросил парень.
– Буду благодарна, – вздохнула Тоня. Вставать ой как не хотелось – но и застрять тут, остаться тут навсегда хотелось еще меньше.
– Ладно. Я эээ отойду на минуту, – замялся парень. – И пойдем. Подождешь меня?
– А у меня есть варианты? – хмыкнула Тоня.
– Прямо иди и выйдешь, тут ни ворот, ни заборов, – пожал печами парень.
– Я лучше тебя подожду, – ответила Тоня. – Еще пару минут посижу.
– Я быстро, – парень ловко вскочил на ноги и быстро зашагал вдоль кирпичной стены.
Тоня снова улеглась на асфальт. Отдыхать так отдыхать. Здесь было тихо, тепло и очень уютно. Старая песочница, поросшая травой. Самодельный турник на несколько секций разной высоты. Облупившиеся глухие кирпичные стены. Не хватало высоких окно спортзала, узких окно-бойниц класса-цеха для трудового обучения и железной двери черного входа в школу.
– В правой или в левой руке? – парень словно материализовался из воздуха, закрывая небо.
– У нас шутят про красную и синюю таблетки, – парировала Тоня.
– Можно и так, – важно кивнул парень и указал на свои руки. В правой руке была синяя баночка пепси – ледяная, вся в каплях конденсата. Брат обожал такие. А мама ругалась – дорого, вредно, горло простудишь, а мне лечить… А в правой руке дымился красный, как в рекламе, стаканчик кофе.
– Вот, – парень аккуратно поставил и банку, и стаканчик на асфальт. – Если что, кофе горячий. Осторожно! На Ахмеда часто из-за этого ругаются, мол, чистый огонь!
– Кофе и должен быть горячим, – закатила глаза Тоня. – Как лава, как огонь, как… – она замялась.
– Как настоящая любовь, – закончил за нее парень. И засмеялся.
Тоня неожиданно покраснела, но не удержалась и тоже рассмеялась. Все снова встало на свои места. Рынок больше не казался опасной ловушкой. Стоило только встретить кого-то нормального. Своего. Оставалось сделать несколько глотков – и жизнь опять покажется вполне сносной. Короткая передышка – и Тоня пойдет дальше искать девочку.
– Вы не знаете…
– После пережитого мы точно на ты! – рассмеялся парень.
– Ты, – отзеркаливая, замялась Тоня, – ты не знаешь, где здесь девочку можно найти?
– Какую девочку? – переспросил парень насторожено.
И Тоня пошла ва-банк.
– Слушай, это так странно прозвучит, но мне нужна девочка, лет трех, ну, пяти, ребенок, никому не нужный, – быстро добавила она. – Так все и не расскажешь. Но для хорошего, – горячо заверила она. – Это долгая история, но я обещала, что помогу с ребенком одной бездетной женщине. Ребенку с ней будет очень хорошо!
«Не то, что тут», – не сказала она вслух. Но слова так и повисли в воздухе.
– Возле овощного всегда дети сидят, – парень махнул рукой в сторону. – Их там часто оставляют. Или они сами приходят, кто постарше. Там всякое гнилье выкидывают, всегда можно и найти что-то съедобное. Или условно-съедобное, если кушать очень хочется.
– Жесть, – выдохнула Тоня.
– Жесть, – согласился парень. – Я тебя проведу если хочешь.
– Спасибо, если не тяжело будет, буду благодарна, – честно сказала Тоня.
– Мелочи! – отмахнулся парень. – На войне своих не бросают!
Тоня кивнула. Взяла двумя руками стаканчик с кофе, понюхала. Пахло божественно. Она еще раз понюхала и понесла ко рту, надеясь, что вкус окажется не хуже запаха, что горячий огонь привычно побежит по жилам, разгоняя силы и желание жить.
В лице парня что-то мелькнуло, какая-то хищная настороженность, какая-то отстраненная печаль.
«Брать нельзя. Пробовать нельзя. Есть нельзя. Пить нельзя», – вспомнилось вдруг напутствие гадалки. Даже кофе. Кофе.
Тоня вскрикнула и отбросила от себя стаканчик, словно ядовитую змею. Автоматически провела рукой по губам, проверяя, не попало ли случайно на них, не успела ли отхлебнуть. Нет. Губы были чистыми, не липкими, абсолютно сухими.
– Вот ты тварь! – выдохнула Тоня.
Парень сидел, низко опустив голову.
– Я же… – растерянно проговорила она. – Я же… Я же почти попалась! Зачем? За что? Я же тебе ничего плохого не сделала! Я же тебе помогла!
Парень не шелохнулся. Вся его фигура враз потеряла какой-то внутренний стержень и словно растеклась, оплыла, сдулась.
– Как ты мог?!
– Ты не поймешь, – пробормотал парень, – ты не представляешь, какие тут за новеньких преференции. Можно милиции не боятся, можно ходить везде, можно…
Сил слушать оправдания не было. Чувствуя, что сейчас заплачет, Тоня решительно пошла вперед. Парень не пытался ее остановить. Несколько шагов спустя нервное напряжение прорвалось, по щекам покатились слезы. Тоня даже не пыталась их вытирать. Все истории кончаются одинаково. Самые любимые, самые нужные предают, уезжают, устают находить время, забывают писать и звонить, даже по большим праздникам.
«Возвращаются все, кроме лучших друзей, кроме самых надежных и преданных женщин», – раздался хриплый, до боли знакомый голос. Ее брат обожал Высоцкого, постоянно гонял кассеты с его песнями... Тоня многие из них знала наизусть… Она выбросила всё, когда делала у мамы ремонт. Вообще всё. Кассеты, диски, конструкторы, самодельные елочные игрушки, открытки, камешки, разноцветные стеклянные шарики… Все сокровища, все вещественные доказательства их общего детства. Безжалостно запихнула в мусорный бак и ушла, не оглянувшись. Она не нанималась сторожем для хлама, который был не нужен вообще никому. Циники оказались правы. Прошлое должно было оставаться в прошлом.