Гибель миссии Инкассация

(Из цикла «По эпохам времени»)

********

Глава 1-я.
Балтийское море.
Зима 1942 года.
18 часов 06 минут по местному часовому поясу.
***
Бой был тяжёлым.
В течение всего дня немецкие бомбардировщики продолжали бомбить пригороды блокадного Ленинграда, скидывая со своих «юнкерсов» тяжёлые бомбы. «Мессершмитты» время от времени проносились над сражающимися войсками. Из-за плохой видимости советские лётчики почти не встречались с ними и большей частью узнавали об их присутствии лишь из передаваемых по радио донесений наземных постов наблюдения.
У «мессершмиттов» была одна задача: противодействовать штурмовикам противника, которые в свою очередь действовали под охраной истребителей. Скинув тяжеловесные «чемоданы», как их называли советские лётчики, неуклюжие «юнкерсы» отваливали в сторону, оставляя под собой на земле тонны вырванной и развороченной земли вперемежку с ошмётками тел и кусками искорёженной техники. Пылали дома и улицы пригородов Ленинграда. Земля сотрясалась от бесконечной череды взрывов, словно стонала в агонии.
Капитан Алексей Руднев вёл бой сразу с несколькими «фокке-вульфами», только недавно появившимися в немецких войсках. Это были добротные машины, намного превосходящие своими техническими характеристиками советские «И-16», которые уже порядком устарели. Тем не менее, бой был равным, и Руднев уже успел подстрелить пару геринговских асов.
Вдруг по радио с земли ему передали:
- Внимание! Сзади два «мессера».
Руднев мгновенно сделал переворот и устремился назад.
- Коля, прикрой хвост! – отдал он команду своему ведомому. Николай Миронов тотчас оказался позади и своим «ишачком» атаковал «фокке-вульф 190». Второй немец предпочёл отвалить в сторону, устремившись в тёмные морозные тучи. Алексею удалось увидеть оба «мессершмитта» только на какую-то долю секунды. Они метнулись вверх и скрылись в тех же низких тучах, что и их прежний коллега. Миронов, преследуя второй «фокке-вульф», успел дать очередь, но промахнулся. Рядом, повсюду, куда бы лётчики ни бросали взгляд, во всём морозном небе шёл бой. Они видели и своих лётчиков и немецких, которые защищали отходящие «юнкерсы». Те уже отбомбились, направляя машины на свою авиабазу, расположенную по ту сторону Ладожского озера, занятую финскими войсками.
Упрямство заставляло капитана подниматься всё выше, и он прошёл сквозь тучи насквозь. Сбив второго немца, Миронов устремился за командиром. «Фокке-вульф 190» ушёл носом вниз, кувыркаясь штопором  и горя всем фюзеляжем. Там его уже поджидали зенитки.
- Коля, зайди справа. Помоги Синявину, у него на хвосте два «мессера»! – крикнул в ларингофон Руднев. – С этим я справлюсь сам… - и, не успев договорить, зажмурился, ослеплённый. Вынырнув из тучи, он на миг потерял связь. Над ним было ясное небо, а с краю, над горизонтом, косо озаряя косматое море туч, висел громадный красный шар заходящего солнца.
«Мессершмитт», озаренный косыми красными лучами, летел прямо над ним на фоне ясного и величественного неба. Появился Миронов и, прокричав в микрофон, что уже освободился, помчался на максимальной скорости к первому «фокке-вульфу». Всё заняло не более нескольких секунд. Руднев поймал в прицел «мессершмитт», стараясь не терять его из виду, но тот вдруг внезапно пропал. Ослеплённый лучами красно солнца, командир звена не сразу осознал, что именно произошло. Пропал мгновенно, будто его никогда и не было. Капитан некоторое время продолжал мчаться вслепую в том же направлении, однако не видел ничего, кроме светящегося тумана, разделённого на радужные полосы – красную, оранжевую, жёлтую, зелёную, синюю. Он ещё не понял, что произошло. Вначале что-то неуловимое изменилось в самой туче. Её структура, как бы чудовищно раздулась, принимая облик, бешено вращающейся  спирали. На фюзеляж истребителя обрушились несколько десятков молний, зигзагами прочертившие бескрайнее небо.
 «И это морозной-то зимой!» - проскользнуло у Алексея в голове.
Затем из тучи буквально вынырнул громадный транспортный лайнер неизвестной конструкции, совершенно не знакомый капитану советских воздушных сил. Машина по сравнению с его «ишачком» была настолько огромной, что Руднев в первое мгновение опешил, не в силах отвести взгляд от грандиозности картины, развернувшейся перед ним. Только что был обыкновенный немецкий «мессер», и тут вдруг внезапно вместо него из раздувшейся тучи вываливается это многотонное чудище, совершенно идеальной конструкции, с двумя хвостами и четырьмя винтовыми турбинами на гигантских крыльях. Алексей уже имел представление о турбинах, поскольку советским лётчикам зачастую приходилось слушать политинформации о новых секретных разработках гитлеровцев, в которых упоминались новейшие конструкции турбореактивных машин. Но ЭТО…
Он даже не смог в первый миг осознать, ЧТО именно вынырнуло перед ним из оранжево-красной тучи. Весь небосвод до горизонта, казалось, озарился каким-то непонятным сиянием, будто только что загорелись миллионы сверкающих огней различных окрасок и цветов радуги. Ослеплённый этим неведомым феноменом, он изумлённо проводил взглядом величественный корпус огромного монстра, и только сейчас поймал себя на мысли, что уже не преследует исчезнувший «мессер», а бессознательно сворачивает в сторону вслед за гигантом.
- Коля… - процедил он в микрофон Миронову осипшим голосом. – Ты видишь то же, что и я?
В ларингофоне раздались трески помех. Миронова нигде не было. Руднев покрутил головой, осматривая горизонт. Под ним клубилось раскинувшееся море облаков. Раздувшаяся разноцветная туча всё ещё продолжала переливаться всеми цветами радуги, а вращающаяся воронка спирали по-прежнему обрушивала в разные стороны десятки зигзагообразных молний. И никого. Пусто. До самого горизонта ни одного самолёта: ни вражеского, ни нашего, советского. Будто пропали все. Ни Миронова, ни Синявина, ни других машин. Только он и этот могучий монстр, в несколько раз превышающий его «ишачок» своей громадой.
Алексей никак не мог понять, куда все подевались, продолжая лететь за чудом техники на приличном расстоянии. Громадная машина, казалось, не заметила только что произошедшего в небе боя – настолько величественно и безмятежно продвигалась вперёд сквозь расступавшиеся перед ней облака. Они словно указывали дорогу, прокладывая для гиганта только им известный маршрут. Краем глаза командир эскадрильи успел заметить на фюзеляже какую-то таинственную надпись. Он протёр очки от запотевших испарений. В плексигласовой кабине было душно, и на фронтальном стекле выступила изморось. Находясь сейчас почти в центре вращающейся гигантской спирали, он видел издалека надпись: «АНТЕЙ», а чуть ниже синими буквами было выведено «АН-22».
Странно, такой модификации, а тем более названия, он не знал и в помине, хотя считался в авиаполку знатоком всех новых машин, выпускаемых военной промышленностью не только у себя на родине, но и за рубежом. Однако то, что громадный транспорт был советским, он не усомнился. Буквы-то были родными, до боли знакомыми.
Вероятно, «мессершмитт» свернул в сторону, а он прозевал его, не заметив, весь увлечённый новым величественным зрелищем. Громоздкий лайнер величественно шёл вперёд, не подавая никаких сигналов. Рации тоже молчали.
- Коля! – повторил попытку командир звена. – Слышишь меня? Куда все подевались? – он продолжал крутить головой, тем не менее, не теряя громадину из вида. – Отзовитесь! База, черти вас возьми! Что со связью? Где все? Синявин!
Тишина. Треск в наушниках. Какие-то странные помехи, свист и завывания магнитных вихрей. Нигде ничего, кроме таинственного свечения и внезапно навалившегося тумана. Руднев остался один.
Он повернул, потом ещё повернул, но простор был пустынен – ни одного самолёта. Только он и этот загадочный гигант.
И тут…
Произошло непонятное.
Капитан уже было настроился вызвать на связь таинственный экипаж, как рация ожила сама собой. Сквозь помехи послышались какие-то непонятные слова и фразы на русском языке, только язык этот был для Алексея каким-то чудным, едва узнаваемым. Однако суть улавливалась.
- Нас относит к северу… - донеслось в наушниках. – Координаты будто взбесились вместе с приборами! – голос был незнакомым, командир эскадрильи никогда его не слышал. Меж тем сквозь магнитные бури он различил:
- Непонятно, где мы находимся. Только что было жаркое солнце, и вдруг качнуло, провалило куда-то…
Очевидно, Руднев слышал сейчас переговоры экипажа таинственной громады, по-прежнему летевшей над облаками. Следуя за транспортом, он улавливал и другие голоса, говорящие на непонятном ему диалекте:
- Думаешь, нас швырнуло в какую-то воздушную яму?
- Одно знаю точно, мы сейчас в совершенно иной климатической зоне Земли.
- Не понял тебя???
- Поменялись климатические пояса, - объяснил сквозь помехи голос. Продолжая окидывать взглядом пустой горизонт с кроваво-красным шаром солнца, капитан ловил каждое слово. Пару раз пытался вставить свои фразы, чтобы узнать, с кем имеет дело, но его никто не слышал.
– Турбулентные потоки? Ты это хочешь сказать?
- Не знаю, Андрей Степанович. Нас каким-то образом переместило в северный регион. Судя по температуре за бортом и наличие характерных туч для данного климата, мы оказались в районе шестидесятой параллели.
Наступило продолжительное молчание.  Горючее у Руднева шло к концу, а до аэродрома было далековато. Но он принял решение дослушать эти переговоры хотя бы до того момента, пока не выяснит, что это за гигант перед ним. Минут пять ещё можно было лететь рядом, хотя возникла мысль сравняться с кабиной и покачать им крыльями в знак приветствия. Но его истребитель, как не странно, не мог соперничать в скорости, обогнать, или хотя бы сравняться с корпусом транспорта. Выжимая всё, на что был способен «И-16», Алексей мог только сопровождать стального монстра, не приближаясь и не удаляясь от него. Они летели сейчас как бы параллельно друг другу, однако из кабины «Антея» его по-прежнему не замечали.
- Да что ж тут творится, мать его в пень! – вслух выругался командир звена. – Коля, выйди на связь! Где-нибудь видишь этот громадный самолёт?
Голос в рации меж тем продолжал:
- Сверься с координатами и свяжись с башней, пусть наземные навигаторы укажут нам вектор, по которому мы сейчас идём.
- Уже связался. Точнее, пытаюсь. Все переговорные устройства вышли из строя. Андрей Степанович… - голос как-то внезапно задрожал. – Нас швырнуло к чёрту на кулички. Только что мы были на сороковой широте, а судя по взбесившимся приборам, они теперь показывают шестидесятую параллель. Это СЕВЕР, Андрей Степанович!
- Какой к чёрту север!
- Самый настоящий. Приблизительно Норвежское или Балтийское море! Может даже Белое.
- Ты хочешь сказать, нас занесло в район Архангельска или Санкт-Петербурга?
Тут Руднева едва не подбросило в кресле.
Какого ещё, в пень собачий, Санкт-Петербурга? Что за город? Это они называют так блокадный Ленинград? Прежнее название Петербурга было ведь ещё при царских династиях…
Он чертыхнулся и бросил взгляд на датчик топлива. Пора было отваливать в сторону, возвращаясь на аэродром, иначе не дотянет и придётся садиться вслепую на лёд Ладожского озера. Там хоть и свои, но налаженная «дорога жизни» постоянно простреливается немецкой артиллерией.
Мысленно простившись с загадочным гигантом, он уже было вывернул штурвал на обратный курс, как вдруг по всему корпусу прошла какая-то непонятная волна вибрации. Фюзеляж «ишачка» задрожал, озарился сполохами сияния, и Руднева провалило куда-то в воздушную яму. Самолёт словно растворился в воздухе, не оставив после себя никакого характерного следа. Последнее, что успел увидеть командир советской эскадрильи, это как огромный зигзаг молнии, вырвавшийся из разноцветной тучи, с чудовищной силой врезался в обшивку «Антея», прошил её насквозь и ушёл куда-то к земле. Зацепив дугой электрического разряда одну из турбин, разряд прошёлся по корпусу, воспламенил двигатели и, гигант, теряя высоту, принялся крениться на правый борт, оставляя после себя дымную полосу чёрного цвета. Это продлилось буквально пару секунд. Капитан больше ничего не увидел. Его «И-16» вместе с гигантом провалился в бездонную пропасть облаков.
Дальше была пустота.
********
…Поздний вечер. Наручные часы показывали начало двенадцатого.
Сидя в столовой эскадрильи  за большим длинным столом, Синявин с Мироновым пытались восстановить картину исчезновения своего командира. Остальные лётчики уже знали подробности таинственной истории и, поужинав, разошлись на отдых: рано утром предстояли новые вылеты по охране ладожской «дороги жизни». Остался начальник штаба Костин и командир авиаполка Рябцев. Оба внимательно слушали, нахмурив от напряжения брови. Говорил в основном Николай Миронов, Синявин лишь дополнял упущенные подробности.
- Говорю вам, товарищ полковник, -  повторил Миронов, - просто взял и пропал. Нырнул в тучу, исчез, словно корова языком слизала.
Рябцев, командир Балтийской Северной дислокации, бросил удивлённый взгляд на Костина, но тот лишь пожал плечами:
- Пусть расскажет до конца. А там сообща подумаем, что делать дальше.
В столовой коптила керосиновая лампа, светомаскировка была опущена, были слышны залпы зениток со стороны береговой линии озера.
- Я шёл за ним, как он и приказал, - продолжил Миронов. – Прошив трассирующими пулями «фокке-вульф», устремился сразу за ведущим. Руднев, помню, крикнул, что справится сам, затем вертикально взмыл ввысь и, преследуя «мессер», скрылся в какой-то странной туче.
- Почему, странной? Что это за определение такое?
- Я много повидал туч на вылетах, товарищ полковник. И дождевых и грозовых и морозных. Но чтоб ТАКУЮ…
- Говори яснее, Коля, - перебил его Рябцев. – Считай, что наша беседа неофициальная. Ты меня знаешь не первые дни. Просто так бы с вами тут не сидел – дел по горло. Что мне докладывать в штаб дивизии? Что капитана Руднева поглотила какая-то туча?
Молодой лётчик стушевался. На помощь пришёл Синявин, немного старше его.
- Я тоже видел, товарищ полковник. Эта туча сразу привлекла наше внимание. Оба немца ушли в неё, и Алексей погнался за ними, взмыв почти вертикально в высоту. Там и исчез.
- А вы?
- Коля сразу последовал за ним. Я добивал оставшихся «мессеров». Рядом работали звенья Куликова и Одинцова. Все видели, как Руднев вошёл в тучу, и Коля устремился за ним.
- Что было дальше? – повернулся командир к Миронову.
- Вот тут-то и начинается самое непонятное, - озадаченно ответил тот. – Громадная туча как бы озарилась каким-то непонятным свечением, хотя над облаками висел красный шар заходящего солнца. Я едва не ослеп, вынырнув из облаков. Переливаясь всеми цветами радуги, эта туча шевелилась и клубилась прямо перед носом Руднева. Он успел крикнуть по рации, что догоняет немца, а я ринулся за оставшимся «фокке-вульфом». Сбил его, повернул к капитану, но…
- Что, но?
- Но его уже не было.
Повисла краткая пауза.
- Ясно, - вздохнул полковник. – Возможно, он повторно ушёл в эту тучу. Но я не об этом сейчас спрашиваю. К Алексею мы ещё вернёмся. Ты мне скажи, чем тебе не угодила эта туча? Сам говоришь, что повидал их на своём веку. Чем она отличалась от обыкновенных облаков и туч?
Коля на миг задумался:
- Не знаю даже, как объяснить. Она была там не к месту, что ли… Не грозовая, не набухшая морозная и снеговая. Какая-то необычная, я таких раньше не встречал.
- Ты тоже видел её вблизи? – обратился Костин к Синявину?
- Никак нет. Мы продолжали вести бой под облаками. Вверх не поднимались. Таков был приказ командира звена. Он сказал, что сам справится, да и Коля помчался к нему на выручку. Нам с Куликовым досаждали «мессеры», а звено Одинцова вела бой над трассой озера, по которой шли грузовики в блокадный город. Обоих мы потеряли из виду, но слышали их переговоры.
- И когда пропала связь? – обратился начальник штаба к Миронову.
- С Рудневым?
- Да.
- Сразу, как он вошёл в эту чёртову тучу. Она, как я уже сказал, светилась каким-то причудливым свечением, отчего я едва не ослеп.
- И солнце продолжало светить?
- В том-то и дело, что эта туча своим свечением забивала солнце! К тому же ещё переливалась разноцветными красками.
- А молнии? Ты перед нами рассказывал своим товарищам о молниях.
- Так точно. Из неё вырывались разряды гигантских зигзагов. Один едва не зацепил корпус моего «ишачка». И это зимой! Откуда в конце января в небе может возникнуть гро-зо-ва-я туча? – протянул он по слогам. – Мне не мерещилось. Такая же молния прошила и машину Руднева, прежде чем он скрылся в туче.
- И это всё?
- Всё. Дальше ни товарища капитана, ни связи с ним. Я прошёл тучу насквозь, вынырнув с другой стороны. Кружил вокруг, пытаясь выйти на связь с командиром. Затем кончилось горючее, и я направил свой самолёт к аэродрому. Синявин последовал за мной. Над трассой уже появились наши штурмовики и сменили нас. Дальше вы знаете. Едва хватило горючего посадить самолёт на полосу. Теперь точно всё.
- Ты уверен? Ничего не забыл?
Младший лейтенант немного подумал:
- Есть ещё кое-что.
- Говори.
- Когда я пролетал тучу насквозь, мне слепило глаза от буйных красок, которыми она светилась. Но я успел заметить некую воронку спирали, кружившейся внутри тучи. Знаете, такое себе верчение, будто смерч по пустыне гуляет. Я когда-то видел вихрь смерча, крутившийся вокруг своей оси. Это было в Ашхабаде, в песчаных дюнах, давно ещё, перед войной. Вот такое вращение я и увидел краем глаза, пронёсшись сквозь эту тучу.
- Думаешь, это имеет отношение к исчезновению капитана?
- А как ещё можно объяснить? Он ведь пропал внезапно. Нырнул в клубящееся пространство и сгинул. Ни связи, ни обломков самолёта, ни парашюта.
- Знаю, - хмуро откликнулся Рябцев. – Всей Северной дислокации была отдана команда, искать его по всему побережью, а завтра с утра, когда рассветёт, истребители, штурмовики и прочие машины, помимо того, как будут вести бой с неприятелем, буду ещё и посматривать на лёд озера. Вдруг заметят ракету или другой условный сигнал. А может и обломки. Сесть-то он должен был как раз на озере – до аэродрома не дотянул бы.
Они ещё какое-то время приводили к плану свои соображения, намечая завтрашнюю операцию. Самолётов катастрофически не хватало: немцы наседали на Ленинград со всех сторон.
И действительно, вылеты начались, едва забрезжила заря. Двенадцать самолётов авиаполка взлетали попарно, соблюдая очередь. С утра к боевой готовности и поискам исчезнувшего Руднева были подключены все наземные службы вдоль береговой линии Ладоги. Звенья эскадрилий непрерывно сменяли друг друга, ведя бои с противником, защищая «дорогу жизни» и, возвращаясь на несколько минут заправиться, вновь взмывали вверх. Облёт территории был огромен. Искали парашют или следы упавшей машины. Искали везде, где, по расчётам, мог приземлиться советский лётчик.
Однако всё было напрасно.
Туча так и осталась в воображении Коли Миронова неким мистическим явлением природы.
Поиски продолжались и в последующие дни.
Ерохин, как в воду канул, если здесь будет уместно такое сравнение.
Спустя несколько дней бесплодных поисков, капитану Рудневу было присуждено звание Героя Советского Союза.
 Посмертно.
Коля Миронов, Синявин, Одинцов, Куликов и другие лётчики авиаполка почтили своего командира эскадрильи почётной минутой молчания.
А между тем, дело обстояло так…
********
На полном ходу транспортная громадина грузно врезалась в мёрзлую землю, пропахав её своим брюхом, оставляя за собой глубокую борозду из поваленных сосен и берёз. Чёрный шлейф угарного дыма заволок лесистую местность в радиусе нескольких километров. Раздался чудовищный взрыв, и гриб пламени поглотил место падения, сметая всё на своём пути. «Антей», носом зарывшись в грунт мёрзлой земли, издал скрежет, выплёвывая из себя сгустки пламени и разваливаясь по частям. Взрыв, потрясший лес, был настолько мощным, что несколько сотен деревьев буквально разнесло в клочья, накрыв своим чёрным смогом всю прилегающую территорию. Сам транспорт представлял теперь сплошную груду изуродованного корпуса вперемежку с развороченными внутренностями некогда бывшего грузового салона. В такой мешанине рвущегося наружу пламени и растекающегося топлива не мог выжить никто. Куски изуродованного фюзеляжа разбросало на несколько сотен метров, поглотив под собой метавшихся в панике лисиц, зайцев и прочих мелких грызунов.
Однако, на удивление, сквозь грохот опадавшей обшивки, послышался едва различимый стон, за ним ещё один и, наконец, слабый голос протянул:
- Остался кто живой? Говорит командир борта. Базевич, Козлов, Сорин… ответьте!
Голос был напряжённым от боли: видимо, старший пилот получил повреждения.
Он выполз из-под груды искорёженной обшивки и затуманенным от шока взглядом обвёл разруху, причинённую крушением. Везде пылало, горело, растекалось, шипело и отваливалось кусками. Исковерканные шасси громадного транспорта продолжали бешено вращаться, выдавая в небо чёрные клубы дыма. Ближайшие деревья, вывороченные корни и кустарники представляли собой сплошную стену пылающих факелов. Запах горелой резины и расплавленной обшивки забивал нос, распространяясь по лесу с неимоверной быстротой. Снег вокруг падения растаял и шипел, превращаясь в кипяток.
- Сергей, Миша, Дима! – позвал командир. – Кто-нибудь выжил?
Ему никто не ответил. Вместо этого его подбросило от взрыва и проволокло по земле ударной волной, пока он не впечатался спиной в вывороченный корень огромной сосны. На миг пилот потерял сознание, а когда очнулся, понял, что это взорвался резервуар с топливом. Прокатившийся грохот забил барабанные перепонки. Андрей Степанович зажал окровавленные уши руками, и только тут заметил спускающийся к горящим деревьям парашют. Затем он вновь потерял сознание, теперь уже надолго.
Наступила темнота.
********
…Когда капитан Руднев пришёл в себя, то сразу схватился за штурвал. Обморок, очевидно, длился какую-то секунду, поскольку его «ишачок» всё ещё падал в воздушную яму. Что произошло позднее, Ерохин едва помнил. Машину штопором несло к земле. Громадная туча осталась позади  и, теряя высоту, его влекло вниз какой-то таинственной силой, словно под ним находился некий магнит, притягивающий к себе. Приборы вышли из строя. Потянув штурвал на себя, он мгновенно понял, что тот не в состоянии исполнять его движения. Потом он об этом забыл. Левое крыло обломилось и, кружась, устремилось вниз. Земля находилась так близко, что выпрыгивать, соблюдая инструкции, было нелепо, и он тотчас же рванул кольцо. Падая и опрокидываясь в воздухе, он заметил под собой сплошную пелену чёрного дыма, вывороченную землю и останки пылающего транспорта, раскиданные в радиусе нескольких километров. Лес горел, но были мелкие островки снежных деревьев, куда огонь ещё не распространился. Падая и держась за стропы, Алексей с навернувшимися слезами проводил свой самолёт, который, так же как и могучий гигант упал вдалеке, подняв горящий гриб взрыва. Его «И-16» перестал существовать.
Руднев почувствовал резкий рывок раскрывшегося парашюта и облегчённо вздохнул. Его несло куда-то в сторону от озера. Во всяком случае, ледяного простора Ладоги он не заметил. Сверху было небо, на удивление, мирное и тихое, без каких-либо признаков воздушного боя. Заходящий шар красного солнца уже касался деревьев, но его сплошной пеленой закрывал чёрный дым смога, исходивший снизу после падения грузового транспорта.
Слева от него под шёлковым куполом располагалась горящая поляна, вся усеянная пылающей обшивкой, а справа, в нескольких десятках метров он заметил уцелевшую сосну, к которой прислонился спиной какой-то человек. Поза его была скрюченной и, по всей видимости, тот был без сознания. Капитан подтянул одну из строп и направил купол парашюта к уцелевшей сосне. Когда приземлился, тут же бросился пробираться через густой подлесок, выбирая дорогу между горящими деревьями. Запах плавящейся резины был сильным и едким, он вызывал лёгкую тошноту. Голова после приземления немного кружилась. До раненого было не более двух десятков метров. Подбежав к нему, он с облегчением отметил, что тот жив.
Спустя несколько минут командир экипажа «Антей» открыл глаза, сделал большой глоток из протянутой ему фляги и непонимающим взглядом уставился на спасителя:
- Я вас не знаю… - с трудом шевеля губами, едва вымолвил он.
- Капитан Руднев. Вторая эскадрилья авиаполка Северной Балтийской дислокации. Я первый обнаружил крушение вашего транспорта. Последовал за вами, но сам попал в какую-то воздушную яму и потерял самолёт. Спустился на парашюте и нашёл вас едва живым.
- Андрей Степанович Ефимов, - представился в свою очередь командир экипажа. Затем удивлённо поднял брови, сморщившись от боли:
- Какой… - запнулся, - какой ещё Северной дислокации? Мы где?
Спохватившись, застонал и принялся подниматься, но Руднев удержал его в объятиях. Резкая боль в голове заставила раненого заскрежетать зубами.
- Там мой экипаж! – простонал он. – Может, кто остался жив.
Капитан печально покачал головой. Спускаясь с парашютом, он видел с высоты, что в этой изуродованной и пылающей мешанине железа, обшивки и внутренностей грузовых отсеков, не мог выжить никто. Тем не менее, предложил:
- Лежите здесь. Вам нужно как минимум несколько минут покоя. Я сбегаю, покричу и осмотрюсь на месте. Если кто выжил, приволоку его сюда. Но вряд ли кто уцелел. Вам просто повезло, что выбросило ударной волной на мёрзлую землю. Сколько было экипажа?
- Ещё трое. Сергей Базевич, Михаил Козлов и Дмитрий Сорин. Все молодые, - навернулись у командира «Антея» скупые слёзы.
- Хорошо, - оглядывая через плечо место пылающей катастрофы, подбодрил Руднев. – Я мигом. Не вставайте, вы, вероятно, контужены. Вот аптечка, - сорвал он с себя небольшой индивидуальный пакет. – И накиньте мою куртку, - снимая её, укрыл плечи Руднев. – Она меховая. Хоть пыл жара и распространяется повсюду, но вскоре стемнеет и станет холодно. А я поищу что-нибудь тёплое в самолёте.
- Там есть шерстяные одеяла. Если не сгорели, конечно.
 – Пассажиров не было?
- Нет. Только я и мой экипаж.
- Я побежал, - кинулся в деревья Алексей.
- Там… - едва процедил ему вслед незнакомый лётчик, - там ещё сейф…
- Какой сейф? – уже на бегу обернулся капитан.
- Большой железный ящик. Мы его должны были доставить к побережью Каспия.
- Ку-да-а? – остолбенел Руднев, остановившись, словно наткнувшись на бетонную стену.
- На восточное побережье Каспийского моря, - повторил Андрей Степанович. – Но нас швырнуло в какую-то вращающуюся спираль, поглотило воздушной ямой и, по всей видимости, оказались в непонятном районе северных широт. Мы везли с собой огромную сумму инкассации.
Руднев на миг задумался, затем, метнувшись к деревьям, прокричал:
- Ладно! Об этом позднее. Нужно вначале проверить, уцелел ли кто из экипажа. Я один смогу поднять ящик?
- Нет, - крикнул ему вслед пилот. – Если найдёте, придётся вдвоём вытаскивать из-под обломков.
- Хорошо! Я скоро! – и поспешил к горящей исковерканной массе.
Андрей Степанович на время остался один. Таким образом, он и узнал, что находится в совершенно ином месте и абсолютно другой климатической зоне Земли.
…Позднее об этом узнает и капитан Руднев.
********
Спустя два с лишним часа, когда уже порядком стемнело, и угарный чёрный смог дыма постепенно начал рассеиваться, они вдвоём сидели у костра, перебравшись подальше от  тлеющих останков гигантского транспорта. Вернувшись с места катастрофы и застав лётчика в той же позе, Алексей лишь обескуражено покачал головой:
- Сплошное месиво обломков и внутренностей исковерканного корпуса. Три обгоревших начисто трупа. Я их кое-как присыпал землёй, позднее захороним по-человечески.
Командир экипажа застонал от безысходности.
- Я вас понимаю, - хмуро изрёк Руднев. – Сам едва ли не каждый день теряю в боях своих товарищей.
Из тех скупых слов, что удавалось проговорить командиру «Антея», Руднев уже начинал понимать, что незнакомый пилот оказался в этой местности совершенно необъяснимым образом, постоянно удивляясь, что находится не между сороковой и пятидесятой параллелью, а в районе шестидесятой широты. Капитан прислушивался к его диалекту, и сам удивлялся иногда непонятным для себя оборотам речи. В его окружении так не разговаривали ни в полку, ни на родине, нигде, где бы он ни бывал.
Когда почтили память сгоревший экипаж - развели костёр (благо огня кругом было хоть отбавляй) и, наконец, дали своим организмам кратковременный отдых.
- Прежде всего, - начал Ефимов, - позвольте узнать ваше имя.
- Алексей. А вас можно называть Андреем Степановичем? В каком вы звании?
- Ни в каком. Мы из гражданской авиации. Сейф обнаружили?
- Так точно. Вывалился из хвоста и лежит, зарывшись в растопленном снегу. Точнее, не в снегу, а уже в сплошной развороченной грязи. Если он так важен, то утром, когда огонь утихнет, попытаемся вдвоём его вытянуть.
- Хорошо. Спасибо, Алексей.
- Можно, Лёша. Мне всего двадцать шесть, а вам вдвое больше, верно?
- Верно. Пятьдесят пять. А теперь, пожалуйста, расскажи всё от начала до конца. Я же вижу, как ты был удивлён, рассматривая фюзеляж моей машины, словно никогда не видел ничего подобного.
- Не видел, - кивнул Руднев. – Мало того, даже не слышал такого названия «Антей». Аббревиатура «АН-22» мне тоже ничего не говорит.
- Я уже понял. Мне недостаёт только деталей. Потом я поделюсь с тобой своими выводами. Итак, где, по-твоему, мы сейчас находимся? В какой местности? В каком времени?
Алексей почти не удивился столь непонятным вопросам. Он и сам уже начинал чувствовать, что неспроста его «ишачок» вывалился из загадочной тучи: кругом тишина и ни одного взрыва, никаких признаков воздушного боя, да и сама местность совершенно не похожа на Ладожское озеро, пусть и всё во льдах. Этот лес, казавшийся ему бескрайним при спуске с парашютом, никак не мог находиться вблизи блокадного Ленинграда. Его попросту не существовало ни в природе, ни на картах. Это был не ЕГО лес. Не его времени и пространства.
- Мы находимся в каком-то лесу, которого прежде здесь не было, - начал загибать пальцы Алексей.
- Верно, - подбодрил его Андрей Степанович. – Продолжай.
- Сейчас зима сорок второго, наш авиаполк охраняет с воздуха «дорогу жизни» на Ладожском озере, проложенную к Ленинграду. Кстати, а почему вы в переговорах с экипажем назвали Ленинград Санкт-Петербургом?
- Объясню позднее, Лёша, когда ты мне всё расскажешь.
- Ну что ж… - подкинул веток в костёр Алексей. – Тогда слушайте.
…До самой глубокой ночи они передавали друг другу информацию, что имели на тот момент, когда их самолёты поглотила загадочная воронка разноцветной тучи. Вначале рассказывал Руднев. Он вкратце поведал собеседнику свою довоенную жизнь, затем боевые вылеты в полку, закончив сегодняшним вечерним боем, когда его «ишачок» погнался за немецким «мессером». Там его и поглотила воздушная яма, из которой он вывалился вслед за громадным «Антеем». Спустя несколько часов беседы они уже знали достаточно, чтобы сделать кое-какие первичные выводы.
- Нас закинуло в какое-то иное измерение, - подвёл итог Андрей Степанович.
- А что? В природе такое существует?
- Сколько у тебя классов, Лёша?
- Как обычно. Школа, авиационная академия, курсы пилотов. Вы не останавливайтесь, Андрей Степанович. Физику я неплохо знаю. Разумеется, для своего времени. Я уже смекнул, что и вы и ваш экипаж и сам самолёт каким-то образом оказались здесь из грядущих десятилетий. Только вот из каких?
- Из тысяча девятьсот девяносто  шестого года.
Руднев присвистнул, размышляя:
- Иными словами, спустя пятьдесят четыре года, считая от сегодняшнего дня. Более полстолетия!
- Верно.
- Ничего себе, математика… - протянул он. – Тут любой физик ногу сломает. И как Вы считаете, что на самом деле произошло?
Алексей прихватил из самолёта два чудом уцелевших шерстяных одеяла и укутал ими ноги своего нового знакомого, поскольку тот был одет слегка по-летнему, а при наступлении темноты, стало гораздо холоднее. Мороз крепчал, хоть очаги пожара ещё давали внушительное тепло. Сам он сбегал к парашюту и нарезал большие куски ткани, обмотав себя, словно арабский шейх в пустыне. Когда он предстал перед Андреем Степановичем, тот невольно улыбнулся.
- На Диму Сорина похож. Моего бортинженера. Ему тоже было двадцать шесть… - и умолк, смахнув скупую мужскую слезу.
Таким образом, и сидели они у костра, успев утолить голод двумя банками тушёнки, найденными капитаном в развороченном отсеке «Антея».
- А произошло вот что, - меж тем продолжал Андрей Степанович. – Мы отбыли из Ростова накануне вечером и с пересадкой должны были добраться до аэропорта  в Баку. В сейфе находится вся инкассация, которая была собрана для зарплаты нефтяным бурильщикам на плавучих установках Каспийского моря. Сюда входит и зарплата инженерам, работникам столовых, водолазам, водителям цистерн. Сумма порядочная. Около полутора миллионов рублей. Разумеется, по курсу моего девяносто шестого года. Сталинская денежная реформа ещё только предстоит у вас в будущем, поэтому данная сумма ничего тебе не скажет. Но, повторюсь, сумма приличная для моего времени. Поэтому и было решено отправить её не поездом, а грузовым самолётом. В данном случае, «Антеем». Так же мы везли тёплые вещи и провизию буровикам.
Позднее Андрей Степанович вкратце рассказал историю развития цивилизации в грядущих десятилетиях. Обнадёжил, что осада Ленинграда скоро спадёт, прорванная нашими войсками, в том числе и авиаполком Рябцева. Упомянул о Сталинграде, Курской дуге, взятии Берлина и, наконец, полной победе над нацизмом. Парад Победы у стен Кремля, правление Сталина, Хрущёва и Брежнева. Первый спутник Земли, первый полёт в космос, высадка американцев на Луну, выход космонавта Леонова в вакуумное пространство, строительство БАМа, пресловутая перестройка Горбачёва, развал Советского союза и прочее, прочее, прочее. Всё это Андрей Степанович рассказывал капитану военной эскадрильи, а тот до самого рассвета слушал, ловя каждое слово и не смыкая глаз. Алексей узнал о «холодной войне», об убийстве какого-то незнакомого ему Кеннеди, о «хрущёвской оттепели», о грандиозных стройках на просторах Советского государства, о новых научных разработках и открытиях. Старший товарищ поведал ему быт и жизнь советского народа после войны и во времена мира. Рассказал о своей семье и сгоревших в самолёте товарищах. При упоминании погибшего экипажа, Алексей прикусил губу, вспоминая своих сослуживцев, павших в воздушных боях с геринговскими асами. Это была беседа, казалось, уже давно знакомых друг другу людей. Алексей в свою очередь делился подробностями своей фронтовой жизни. Он уже перестал удивляться, каким-таким необъяснимым образом они оба оказались в воздушной яме, провалившись в портале какого-то непонятного параллельного измерения, о котором толковал Андрей Степанович. Сам того не подозревая, капитан Руднев стал участником некоего перемещения во времени, да ещё и с человеком, «вынырнувшим» в кавычках – из будущего.
Чудеса, да и только, - думал Алексей, слушая лекцию своего старшего, теперь уже, друга.
А меж тем, Ефимов продолжал:
- Здесь, Лёша, существуют какие-то запредельные законы физики, которые нам с тобой недоступны. Точнее, они вообще не существуют. Посуди сам. О пресловутой машине времени писали едва ли не все фантасты своих поколений, начиная от Герберта Уэллса. Ты силён в литературе? Приходилось читать?
- Конечно! Всё, что попадалось, - воодушевился Алексей. – Уэллса слыхал, но не читал. Зато с упоением знакомился со Свифтом, Джеймсом Смоллеттом, Уильямом Дефо, Джеком Лондоном, Фенимором Купером, Жюлем Верном и Дюма. Всё, что доступно было до войны в нашей Ленинской библиотеке.
- Так ты москвич?
- Так точно! По молодости днями пропадал в читальных залах. Нам в лётной академии задавали на дом штудировать собрания сочинений Ленина, а я мимоходом читал всё подряд.
- Следовательно, имеешь какое-то отдалённое представление о перемещениях во времени?
- Имею. Читал «Путешествие Гулливера в Лапуту». Попадался Марк Твен с его «Янки при дворе короля Артура». А что было у Герберта Уэллса?
Андрей Степанович лукаво улыбнулся, кутаясь в одеяла. Уже начинало светать. Клонило в сон, но старший пилот решил ответить на последний вопрос:
- Нужно хоть часок вздремнуть перед рассветом. Сейчас отвечу, и немного поспим, набираясь сил. А Уэллс, Лёша, как раз и писал о перемещениях во времени. Нечто похожее с «Янки при дворе короля Артура», но более… - он прищёлкнул пальцами, подыскивая слова, - более развёрнуто, что ли. Гораздо доступнее, и с научной точки зрения – более расширенно. Роман так и назывался: «Машина времени». Там путешественник посещал всевозможные эпохи, добравшись на своём сконструированном агрегате даже до времён, когда Земля уже была пустынной. Через миллионы и миллионы лет.
- Ого! – мечтательно протянул Алексей, подбросив очередную порцию веток в костёр. Сполохи пожарища постепенно утихали, сменяясь утренними сумерками вперемежку с крепким морозцем. Небо было ещё в звёздах. Часы показывали пять утра. В это время уже вовсю должны были проноситься звенья наших штурмовиков, направляясь к «дороге жизни», по которой туда и назад непрерывно, и днём и ночью, следовали грузовые колоны с продуктами для Ленинграда. Однако небо было пустым, абсолютно тихим, и что самое удивительное, всю ночь не было слышно отдалённой канонады немецкой артиллерии. А ведь по их подсчётам, Алексей с Андреем Степановичем должны сейчас находиться не далее, как в нескольких десятках километров от линии фронта.
Впрочем, какая к чёрту линия фронта, если и самого этого леса, раскинувшегося от горизонта до горизонта, не должно было существовать и в помине! Таких огромных бескрайних лесных массивов вокруг Кронштадта и Ленинграда никогда отродясь не было!
Вот и верь теперь во все эти перемещения в пространствах…
Они ещё немного поговорили, намечая план действий на следующий день.
- Если мы действительно попали в какое-то иное измерение, судя по пустому небу и отсутствию артиллерийской канонады, то нас и искать будет некому, - подвёл итог Андрей Степанович. – Так или иначе, давай часик вздремнём, у меня пройдёт голова, а с рассветом похороним моих товарищей. Заодно попытаемся вытянуть из-под обломков сейф. Ещё не знаю, для чего именно он нам пригодится, и пригодится ли вообще, но долг есть долг. Потом позавтракаем, наметив, куда нам, прежде всего, стоит направиться. Возьмём с собой уцелевшие предметы первой необходимости: аптечку, одеяла, провизию из наших запасов в самолёте – всё, что осталось и что сможем унести.
- Куда двинемся?
- Судя по компасу, попытаемся выйти к берегу Ладоги. Если он, разумеется, существует в ЭТОМ времени. – На слове «этом» он сделал ударение. – Ещё неизвестно, куда нас занесло к чёрту на кулички. Дима мне говорил, что вместо шестидесятой параллели мы оказались на сороковой. Вот только будет ли в ЭТОМ измерении существовать Ленинград, Кронштадт, Ладога и само Балтийское море? Вот в чём вопрос. Кстати, ты спрашивал, отчего Ленинград в моём времени называется Санкт-Петербургом? Это веяние политиков, которые, следуя моде, принялись переименовывать все старые названия городов, улиц и всевозможных заведений. Впрочем, ну их к чёрту. Никогда не любил политиков.
И они улеглись, прижавшись друг к другу спинами под шерстяными одеялами.
…С рассветом их ждала неизвестность.
********

Глава 2-я.
Район шестидесятой параллели.
6 часов 32 минуты по местному часовому поясу.
***
После того как Алексей оправился и вышел из кустов, мир стал восприниматься совершенно иначе: вместо лихорадочных мыслей теперь созрел довольно целенаправленный и методичный план. Прежде всего, необходимо было похоронить пилотов и перекусить, чтобы дать организму заряд энергии.
Взгляд медленно принялся окидывать окрестности катастрофы: пожар почти утих, деревья не пылали. Мелкой морозной пеленой сверху нависали снежинки. Грязные и развороченные комья земли уже покрылись их налётом, слегка примёрзнув с наступлением рассвета. Запах гари уступил место прозрачному чистому воздуху, морозным дыханием, пробиравшимся под одежду. Пока они всю ночь беседовали у костра, Руднев умудрился смастерить себе довольно сносную накидку, вырезав проёмы для рук и подпоясав толстую парашютную ткань своей офицерской портупеей. В таком замысловатом одеянии ему было тепло и уютно. Лётную куртку он оставил Андрею Степановичу, при этом вернувшись к громаде развороченной махины. По словам нового старшего друга там находились комплекты обмундирования для нефтяных бурильщиков, среди которых можно было подыскать вполне тёплую непромокаемую обувь, предназначенную специально для плавучих нефтяных платформ. На удивление, некоторые комплекты вполне уцелели, разбросанные грудами по всему салону грузового отсека. Вернувшись к костру, они оба переобулись, оставив лётные унты Алексея про запас. Вырыв в ещё не промёрзшей земле три ямы, они вдвоём похоронили экипаж «Антея», соорудив самодельные кресты и мысленно пообещав вернуться сюда вновь для почётного перезахоронения у себя на родине.
Легко сказать, на родине, - думал при этом Алексей. Они по-прежнему не имели понятия, где именно находятся и в какой промежуток исторических эпох их занесло. Тем не менее, наскоро перекусив, оба путешественника уже были готовы двинуться навстречу своей неизвестной судьбе.
Сейф закопали рядом с погибшим экипажем, с трудом вытянув его из уже порядком подмёрзшей грязи.
- Понятия не имею, что нам делать с ним в этом нескончаемом лесу, - озадаченно поделился сомнениями Ефимов. – Когда узнаем, куда нас занесло, и вернёмся сюда к могилкам, тогда и подумаем. Здесь нам такая огромная куча денег ни к чему, поскольку, чувствует моё сердце, что они тут без надобности. Возможно, такие купюры ЗДЕСЬ вообще не существуют.
На слове «здесь», он как всегда сделал ударение.
К семи часам утра, когда непривычно красный шар солнца взошёл над деревьями, они уже были у развороченного транспорта. 
- Прежде всего, возьмём вдоволь консервированных продуктов, - говорил Андрей Степанович, пробираясь в салон сквозь исковерканные листы обшивки. - В запасах, которые мы везли буровым установкам, есть тушёнка, сгущенное молоко, шоколад, галеты, сигареты, кофе и прочие продукты длительного хранения. Найдётся даже отменный коньяк.
В течение часа они набивали рюкзаки всем необходимым. Нашли ёмкости для воды. Собственный, слегка оплавленный, но уцелевший термос, командир экипажа наполнил заваренным на костре чаем, а в литровую флягу Алексея перелили остатки уцелевшего коньяка. Запаслись сигаретами, кое-какой одеждой, фонариками, ракетницами, верёвками, лопаткой, армейскими ножами. Возможно, пригодится и бинокль. Огнестрельного оружия, кроме собственного пистолета Руднева с шестью патронами не было. Пришлось полагаться только на это. Лес огромен, Алексей видел его с высоты при спуске с парашютом. Неизвестно, какие препятствия и события ждут их впереди.
- На помощь надеяться напрасно, - отдуваясь под тяжестью рюкзака, констатировал Андрей Степанович. – Уже вполне ясно, что нас швырнуло порталом перемещения в какой-то отдалённый уголок истории, где ни Ладоги, ни блокадного Ленинграда нет и в помине. Это можно судить по абсолютной тишине и пустоте мирного неба. ЗДЕСЬ нет войны, - сделал он ударение на слове «здесь».
- Вы хотите сказать, что нас занесло в совершенно иной мир? Мы сейчас не в тысяча девятьсот сорок втором году?
- Разумеется. Как и не в тысяча девятьсот девяносто шестом. Если бы были в твоём времени, то наверняка слышали бы артиллерию и вой проносящихся над лесом самолётов, поскольку воздушные бои шли тут ежедневно до самого снятия блокады. Если бы были в моём времени, наше падение давно бы засекли наземные службы радаров, начав глобальные поиски. В кабине «АН-22» есть маяки, по которым башни диспетчеров видят наше местонахождение. К сожалению, приборы связи вышли из строя, но маяки по-прежнему работают, я проверял.
- Давайте оставим записку, куда мы направились.
Решение было принято, и они указали направление по компасу, куда тотчас и пошли, оставляя за собой развороченный лес, утихающие мелкие очаги пожара и полную разруху. Делать им здесь  было нечего. Необходимо найти хоть какой-то кров и людей, существующих в этом загадочном для них измерении.
Соорудив себе нечто вроде снегоступов, спустя несколько часов по глубокому снегу, они всё так же шли по девственно чистому лесу, которому, казалось, не будет ни конца, ни края. Несколько раз устраивались на кратковременные привалы, сделав по глотку коньяка и выкурив по одной сигарете на двоих. И то и другое необходимо было беречь, поскольку неизвестно, сколько времени им придётся блуждать по безграничному лесному массиву. Часто попадались лисицы, зайцы и косули. Однажды послышался далёкий рык медведя, и Алексей приготовил пистолет на случай обороны. Мелькали рыси, пробежала росомаха. По характерным признакам и кустам замёрзшей брусники, они определили, что по-прежнему находятся в северных широтах. Зима, представшая перед ними во всей своей грандиозной красе, казалось, окунула их в самую настоящую сказку. Величественная тишина, убаюкивающая вековой лес, была настолько красочной, что захватывало дух. Снеговые шапки нависали на деревьях, по которым прыгали белки. Щебет птиц в зимнем небе приводил путешественников в благостный трепет. После грохота боёв, Алексей впитывал эту сказочную тихую красоту всеми фибрами своей души.
Остановились на продолжительный привал только к вечеру.
- Здесь, по-видимому, и заночуем, - осматривая подходящую поляну, предложил Андрей Степанович, взявший на себя обязанность старшего в группе. – Соорудим небольшой шалашик, накидаем на сосновые ветки снега, и ночью будет тепло.
- Мы так никуда и не вышли, - озадаченно заметил капитан, разжигая костёр, пока Андрей Степанович разбирал продукты в рюкзаках. – Судя по компасу, давно должен быть наш левый берег Ладоги. На противоположном берегу – немцы и финны.
- Ты по-прежнему веришь, что мы до сих пор находимся в твоём тысяча девятьсот сорок втором году?
- Не знаю. В том-то и дело, что не уверен. Лес больно чистый и девственный, словно из русских сказок. Ни воронок, ни сполохов дыма от взрывов. Тишина, будто мы попали в далёкие времена, когда ещё не были изобретены самолёты. Ни один не пролетел. Артиллерия немцев должна быть отсюда слышна на несколько десятков километров. А мы, выходит, находимся сейчас в полнейшем покое и безмятежности.
- Мда-а… - поддержал его старший товарищ. – В моём девяносто шестом году тоже была тишина и покой.
- Следовательно, что?
- А бес его разберёт, Лёша. Одно могу сказать наверняка. Либо нас каким-то образом перенесло вместе с машинами куда-то в иную точку географической местности всё твоего же сорок второго года, либо…
- Что?
Командир экипажа немного помолчал, подыскивая объяснения.
- Видишь ли, в физике существует так называемый «мост Эйнштейна – Розена». Слыхал о таких учёных?
- Ну, об Эйнштейне нам рассказывали на политинформации. Какой-то немецкий физик, пожелавший скрыться от нацистского режима.
- Ох, прости, - спохватился Андрей Степанович. – Совершенно вылетело из головы, что в вашем времени он ещё не настолько известен. Этот знаменитый учёный впоследствии перевернёт весь научный мир с ног на голову, открыв так называемую теорию относительности. Что это такое и с чем её едят, я тебе объяснить не смогу, поскольку и сам блуждаю в дебрях научных терминов. Но то, что они вдвоём с Натаном Розеном предположили некое параллельное пространство, существующее рядом с нашей реальностью, это я знаю. Наше с тобой совместное пребывание из различных исторических эпох где-то у чёрта на куличках - тому подтверждение. Иначе, каким образом нас бы перебросило сюда, да ещё и с двумя самолётами? Следовательно, этот пресловутый мост всё же существует в физической природе.
- А что он собой представляет?
Андрей Степанович немного задумался, выкладывая на сосновые ветки банки тушёнки. Костёр уже горел, обдавая теплом двоих путников.
- Если брать гипотетически, Лёша, то это некая воронка тоннеля в пространстве, с помощью которого параллельные миры могут пересекаться в том и другом направлении.
 Он усмехнулся, заметив озадаченность на лице своего младшего товарища.
- Что? Заумно высказался? То-то и оно. Сам ни черта в этой бесовой физике не смыслю. Вроде как антимир какой-то.
- Тоннель?
- Да.
Алексей аж подпрыгнул:
- Точно! Именно из такой воронки ваш громадный самолёт и вынырнул. Помните разноцветную тучу? Там ещё молнии зигзагами шпарили, прошив мой «ишачок» насквозь! Тога-то я вас и заметил. Сразу услышал переговоры вашего экипажа, что вас швырнуло в какие-то северные широты.
- Вот-вот, - печально ответил Андрей Степанович, вспомнив своих похороненных друзей. – Тогда-то, по всей видимости, нас и всосало в этот тоннель моста Эйнштейна – Розена. В наши времена эти воронки спиралей принято называть либо «кротовыми норами», либо «червоточинами».
- Спираль… - повторил задумчиво Руднев. – А ведь и она там была.
- Где?
- В небе. Раскрутилась против часовой стрелки, поглотила мою машину и швырнула к земле. Последнее, что помню, это как отвалилось крыло, вводя машину в штопор. Потом – парашют, бескрайний лес, огромные очаги пожара, и вы, прислонившись без сознания к уцелевшей сосне.
- Вот это, видимо, и был тот самый мост червоточины.
Беседуя таким образом, усталые путники сами того не заметили, как сгустились сумерки. Солнце давно зашло. Лес окутался таинственным сиянием луны, затихли белки и птицы. Наступил тот всепоглощающий покой, который предшествует наступлению ночи. Скоро на охотничьи тропы выйдут ночные хищники. Пора было подкинуть веток в костёр. Шалаш, изготовленный ими, был на редкость уютным. Внутри тепло, снаружи большой костёр. Гарь катастрофы сюда не достигала. За день они прошли почти пятнадцать километров. Могли бы и больше, но мешал рыхлый снег, в котором их самодельные снегоступы увязали едва ли не по колена.
- Дежурить будем по очереди, - предложил Андрей Степанович. – Если не против, то я буду первым. Через четыре часа разбужу, а ты уже до утра. По рукам? Нам необходимо хотя бы четыре часа отдыха. Оставь мне пистолет.
- На случай, если появится медведь?
- И медведь тоже, - загадочно ответил Андрей Степанович.
- А кто ещё может быть опаснее медведя? – удивился Алексей. – Немцев-то здесь нет. Волки?
Командир экипажа вздохнул.
- Люди, Лёша.  – Он поворошил костёр. – Люди. И не обязательно немцы.
Спустя несколько минут Алексей уже спал. Андрей Степанович смотрел в морозное звёздное небо и под убаюкивающий треск костра думал о чём-то, о своём.
Потом его сменил Руднев, удостоверившись, что за время дежурства Андрея Степановича ничего необычного не произошло. Ночь была тихой.
Половина пятого утра, вот-вот должен начаться едва заметный рассвет. Алексей сидел и вспоминал рассказанное ему накануне. Голова шла кругом от полученной информации. За такое короткое время мир изменился гораздо больше, чем Алексей мог предполагать. Он отстал в истории развития цивилизации настолько, что захватывало дух. Позади была победа над нацизмом. Полёт в космос. Высадка на Луну. Мирная жизнь к концу двадцатого столетия. Но это не самое главное. Громадная держава, по словам Ефимова, распалась и перестала существовать. Андрей Степанович сказал, что это случилось в начале девяностых годов.
Слишком много новостей, слишком много грандиозного и потрясающего, что могло сотворить человечество за какие-то полсотни лет. Вот хотя бы ручка командира экипажа, которую он назвал диковинным словом «фломастер». Или часы со встроенным компасом и прочими приспособлениями. Сколько появилось ещё новинок?
Он ещё долго сидел у костра, не решаясь будить старшего товарища.
…Там и застал его рассвет.
********
Рано утром Алексей разбудил Ефимова и, наскоро позавтракав, они двинулись в путь, сами не зная, к какой точке географических координат  приведёт их судьба. Сверяясь с военной картой из  офицерского планшета, оба до сих пор не представляли, где, по их мнению, они находятся. Ни одного знакомого ориентира. Этого могучего лесного массива просто не существовало. Не должно было существовать. Как назло взбесились и компасы. У Руднева он был прикреплён к планшету, а у Андрея Степановича был встроен в массивные наручные часы, разглядывая которые вечером у костра, Алексей дивился их незнакомой и совершенной технологией.
- Впервые такие вижу! – с восхищением произнёс он тогда. – Оно и немудрено, каким прогрессом шагнула наша цивилизация за полсотни лет!
Сейчас оба компаса бешено вращались, показывая непонятную аномалию, словно оба путника находились в центре мощных магнитных полей.
- Очевидно, портал перемещения занимает здесь гораздо крупнее территорию, нежели мы предполагали, - констатировал Ефимов. - Такой, своеобразный себе купол, накрывающий участок нашей выброски.
- Полагаете, что мы находимся под каким-то магнитным давлением?
- Давление, гравитация, антимир, параллельное пространство, иное измерение… - махнул он рукой. - Как хочешь это называй, Лёша. Тут я бессилен.
Капитан уже было хотел задать следующий вопрос, как вдруг внезапно что-то изменилось.
Вначале они не поняли, в чём дело, продолжая увязать в снегу, неся на себе рюкзаки и скрученные в скатку одеяла. Затем прислушались. Тишина леса, казалось, отступила куда-то в сторону.
- Слышишь? – остановившись и подняв палец, прошептал Ефимов.
Алексей встал как вкопанный и с напряжением прислушался. Где-то далеко за соснами раздавались едва различимые, но до боли знакомые звуки.
- Вроде, как собаки лают. И петухи слышны.
Ефимов кивнул:
- Мы выходим к какому-то селению. Как там у тебя по карте?
- А чёрт его знает! Компасы-то не работают. Я потерял ориентировку ещё при выброске с парашютом. Ни одного знакомого ориентира, чтоб их черти съели! Когда последовал за вашим транспортом, вынырнувшим из непонятной тучи, мой «ишачок» находился над левым берегом Ладоги. Мы вели бой с немцем как раз над проложенной «дорогой жизни». Потом, очевидно, нас с вами швырнуло в иную местность, и уже, когда приземлился, я не знал, где нахожусь.
- Следовательно, никакого селения у тебя на карте не обозначено?
- Так точно. Как, впрочем, и самого леса.
- Что ж… - поправил рюкзак старший группы. – Мы всё равно хотели увидеть людей. Хоть каких-нибудь людей, - с ударением добавил он. - Значит, пойдём на эти звуки.
- Я на всякий случай приготовлю пистолет, - взвёл курок Руднев. – Кто его знает, вдруг там всё-таки немцы.
- Правильно. Безопасность не помешает. Доедем до опушки и оглядимся из-за деревьев. На месте сообразим, как вести себя дальше.
Спустя минуту они продолжили путь, стараясь идти друг за другом. Впереди, как более молодой, продвигался капитан, за ним нога в ногу шёл Ефимов. Стали попадаться следы деятельности человека. Вырубленные топорами просеки, уже порядком занесённые снегом, едва заметные тропинки, сваленные в кучи большие охапки хвороста.
- Не похоже это на  наши с вами времена, верно? – заключил Алексей. – Даже для моего времени всё выглядит как-то примитивно.
- Погоди! – внезапно остановил его Ефимов, дёргая сзади за ткань парашюта. – В таком виде нас тут примут за кого хочешь. Вплоть до сбежавших заключённых.
- У меня уцелели документы.
- А мои остались в сгоревшей кабине. Не в этом суть. Если всё же будут немцы, то нам и документы не понадобятся. Если же кто-то другой…
Договорить он не успел. Из-за ближайших сосен показался силуэт, пробиравшийся среди снегов по едва различимой тропинке. Оба путника вжались в деревья, не зная, как поступить.
Это была женщина, несущая на спине охапку хвороста. Одежда, в которую она была облачена, сразу вызвала полное недоумение. Смесь поношенного тряпья, поверх которого мешком висел потрёпанный тулуп неизвестной формы. Ефимов был удивлён, но вспомнил из истории, как одевались жители блокадного Ленинграда в зиму сорок второго года. Алексей хоть и изумился столь нелепому одеянию, но тоже вспомнил, как однажды на их перевалочный пункт из Ленинграда доставили едва живых от голода матерей с младенцами. Все они были в похожих обносках и еле держались на ногах. К тому же, пролетая зачастую над хмурыми и пустынными кварталами могучего не сдающегося города, он мельком замечал едва передвигающихся жителей в таких же рваных одеяниях.
- Она нас не видит, - прошептал он. – Что будем делать, Андрей Степанович?
- Ну, раз на немца не смахивает, - усмехнулся тот, - тогда выйдем и представимся партизанами.
- Уверены? Может, вначале понаблюдаем из-за деревьев?
- Я один выйду. На мне твоя лётная куртка, постараюсь её не испугать. А ты тем временем подойди осторожно к опушке, вон за теми деревьями, - указал он рукой, - и осмотри местность. Петухи вроде утихли, но собаки по-прежнему лают. Если заметишь немцев, дай мне знать. Я украдкой буду за тобой наблюдать, пытаясь с ней завязать знакомство.
Решив, таким образом, они как можно тише разошлись в разные стороны.
При виде вышедшего из деревьев незнакомца в непонятной одежде, женщина от неожиданности выронила охапку хвороста и, смутившись, что-то испуганно произнесла. Глаза её окидывали деревья паническим взглядом, но когда Ефимов заговорил, похоже, немного успокоилась.
- Приветствую вас! Меня зовут Андрей Степанович, - он вытянул вперёд руки ладонями вверх, показывая, что не имеет при себе никакого оружия. Стараясь улыбаться и говорить как можно более дружелюбно, он, тем не менее, исподтишка наблюдал за Алексеем, который уже вышел к последним деревьям опушки. Дальше простиралось белое поле, за которым виднелись крыши хижин, занесённых снегом.
- Понимаете меня?
При более близком взгляде у женщины было добродушное лицо, на шее красовалось ожерелье из каких-то разноцветных камней, а длинная красная юбка, видневшаяся из-под полушубка, доходила до валенок. Испуг от внезапного появления незнакомца прошёл, уступив место любопытству. Женщине можно было дать не больше тридцати, и она с таким же удивлением рассматривала одежду Ефимова.
Настоящая крестьянка, подумал Андрей Степанович, и как мне кажется, дружелюбно настроенная. А одежда не такая уж и рваная, просто издалека показалось. И не такая худая, как я определил вначале.
- Как вас зовут?
Казалось, она прислушивалась к незнакомой речи, но вскоре ответила:
- Эка вы барин заблукали поди в лесу. Небось промёрзли и есть хотите?
Ефимов уловил что-то знакомое в диалекте женщины. Однако это была речь не современного ему человека, и даже не 1942-го года. Тут нужно быть осторожным, подумал он. Не испугать её своим наречием. Интересно, догадается ли Алексей спрятать бинокль в рюкзак? От вида такой вещицы XX-го века девушка, чего доброго, может посчитать их колдунами.
- Как мне вас называть?
- Называть? – удивилась женщина, подняв брови.
- Имя ваше как?
- Чудно вы как-то говорите, барин. А звать меня Серафимой, значит.
- Серафима?
- Да. Токмо меня все Фимой кличут. А пошто вы меня на «вы» величаете? – озадаченно смутилась она. – Я ведь поди из крестьянских. Мы крепостные нашего местного барина Морозова.
Ефимов на миг пришёл в замешательство. Всё ясно, тотчас пролетело в его мозгу . Нас с Алексеем каким-то необъяснимым образом закинуло на несколько веков назад! Уж не потомок ли этот Морозов того всемогущего фаворита царя Алексея Михайловича, отца Петра Первого? А может, он сам и есть? Помнится из истории, что того казнили при каком-то бунте: не то соляном, не то медном. Спрашивать теперь о немцах не имело смысла. Она-то и слова такого не знает. В их времена это были либо тевтонцы, либо пруссаки…
Он украдкой бросил взгляд на укрывшегося за деревьями Руднева. Тот отрицательно покачал головой, давая понять, что ни техники, ни самих немцев в селении в бинокль не видит.
Бояться было некого. Командир экипажа махнул ему рукой, подзывая к себе. Фима проследила за его жестом любопытным взглядом и неуверенно отступила.
- Не пугайся, - уже ласково на «ты» успокоил её незнакомец. – Это мой приятель.
- При-я-тель? – произнесла она по слогам, стараясь выговорить непонятное слово.
- Друг. Как ты сказала, мы заблукали в лесу и ищем ночлега.
Чем чёрт не шутит, подумал он. Попробовать плести несуразицу наобум?
- Наша карета сломалась в лесу. Мы из Тобольской губернии.
- А где это? – настороженно следя за приближающимся Алексеем, наивно поинтересовалась она.
– Далеко отсюда, - махнул в сторону леса загадочный собеседник. – Мы путешествуем по указу его величества. Собираем былины и частушки всяких народностей… -  и тут же осёкся.
Какого к чёрту «его величества»? А если они попали в те времена, когда на троне правили подряд сразу несколько императриц, начиная от Екатерины Первой, Анны Иоановны, Анны Леопольдовны, Елизаветы и заканчивая Екатериной Второй? Если кто-нибудь из этих императриц сейчас правит Россией?
Его сомнения развеяла Серафима. Когда Алексей подошёл и молча поклонился, она даже немного зарделась румянцем.
 Да эта Фима вовсе и не женщина, как показалось вначале! - пронеслось в голове Ефимова. Просто одеяние сбило с толку. Вполне себе красивая девушка, считай уже на выданье.
Когда она откинула платок, поправив внушительную косу, Алексей раскрыл рот от изумления.
- Постойте, барин, - удивлённо выкатила она красивые глаза. – О каком-таком его величестве вы ведёте речь? У нас императрицей матушка Екатерина. Двадцатый год  поди правит с божьей помощью, - перекрестилась она. – В вашей губернии, что, другой государь?
- Нет-нет, - поспешил оправдать свою ошибку Ефимов. – Конечно, Екатерина-матушка. Самодержица России великой и могучей. – Он подмигнул Алексею, чтобы тот понял, куда их занесло.
Наконец стало выясняться, в какую именно эпоху они попали. Андрей Степанович принялся лихорадочно вспоминать времена правления Екатерины. Речь, разумеется шла не о Первой Екатерине, поскольку та правила слишком короткий срок, и не успела в русском народе как следует оставить о себе память. Несомненно сейчас, здесь, куда их швырнуло порталом тоннеля, правит Екатерина Вторая. И уже двадцать лет. Следовательно…
Андрею Степановичу срочно необходимо было время привести мысли в порядок, чтобы знать, как вести себя в селении, когда они там появятся. Подтолкнув Алексея, он многозначительно произнёс, давая ему понять, чтобы он отвлёк девушку:
- Вы пока познакомьтесь с моим юным приятелем, а я подберу хворост и пойдём потихоньку к вашему селению.
- А карета? – наивно спросила девушка.
- Что, карета?
- Карета ваша, барин, так и останется в лесу? Там же поди кучера и конюхи со свитой?
Её привела в замешательство одежда обоих незнакомцев. Первый – в каком-то чудном тулупе с непонятными блестящими змейками и овчинным воротником, на её взгляд, был несомненно барином. Обувка опять же – такой она никогда не видала.
Второй, по её разумению, был ни кем иным, как слугой, но отчего-то именовавшийся странным словом «приятель». Серая, почти балахоном невиданная прежде ткань, была подпоясана каким-то странным на её взгляд не то кушаком, не то поясом. И ни у кого никаких знаков отличия. Барину полагалась какая-нибудь орденская лента, но Серафима её не видела.
- Меня Алексеем зовут, - отвлёк её мысли представившийся незнакомец. Обувка на нём была такой же, как и у барина.
- Фима… - пролепетала она, смущённо опустив ресницы. Этот молодой человек ей положительно нравился. Только минута прошла с момента их знакомства, а она уже, считай, влюбилась.
Фима махнула рукой в сторону белого поля:
- Пойдёмте, я вас провожу до села. Наша хата как раз на околице, там тепло и уютно. Печь затоплена, вот хворост как раз несла. Вы поди голодные?
Казалось, при виде Алексея, она начисто забыла и о карете и о государыне и о слугах загадочного барина. Девушка во все глаза смотрела на Руднева, чувствуя ответный ласковый взгляд. Она даже не замечала непонятные торбы у них за плечами. Пистолет и бинокль Алексей загодя спрятал в карман, а Ефимов подтянул левый рукав куртки, чтобы на запястье не бросались в глаза наручные часы. Таких вещиц в XVIII веке ещё не было.
Молодые люди пошли вперёд. Подхватив вязанку хвороста и последовав за ними, Андрей Степанович принялся размышлять.
Итак…
Судя по тому, что им поведала девушка, сейчас идёт 1782-й год. Двадцать лет царствования Екатерины.
Что мы имеем на этот момент?
Командир экипажа «Антей» принялся мысленно загибать пальцы, наблюдая сзади, как беспечно беседуют молодые. Только бы Алексей не испугал её своим непонятным ей диалектом, улыбнулся он про себя. Впрочем, если они из далёкой Тобольской губернии, о которой тут знают лишь понаслышке, то ничего подозрительного не предвидится.
И тут его внезапно осенило.
Мы же не спросили, в каком именно месте находимся! Чёрт!
Но как у неё выпытать, чтобы не испугать? Незнакомцы, путешествующие по указу государыни императрицы и не знающие, в каком регионе находятся, наверняка вызовут в селении разнообразные толки.
- Постойте! – крикнул он вслед. Подойдя к Алексею, он шепнул ему на ухо, чтобы тот как можно вежливее поинтересовался, куда их, собственно, к чёрту занесло.
Через минуту капитан обернулся и облегчённо выдохнул:
- Мы всё там же, Андрей Степанович. В лесах близ Петербурга тысяча семьсот восемьдесят второго года. За лесом берег Ладоги и деревянные баркасы с рыбаками. В селении около трёхсот душ. Дом графа Морозова по ту сторону села.
И тут же добавил:
- Странно как-то. Ни Серафима, ни другие селяне не слышали взрыва при катастрофе вашего транспорта. А ведь, считай, он упал километрах в двадцати отсюда. Акустическая волна должна была достичь и села. Я спрашивал её, но она не знает, о чём я говорю.
- Вероятно, не достигла, раз не слышали.
У Ефимова отлегло от сердца. Значит, всё-таки Петербург, Нева, Балтийское море и царица Екатерина. Уже легче. Следовательно, их перекинуло только во времени, оставив пространство сороковой широты неизменным. Теперь необходимо вспомнить историю. Что там у нас было в 1782 году, в самый расцвет правления великой императрицы?
Прежде всего, насколько помнил отрывками Андрей Степанович, это чеканка медных монет и первые бумажные деньги. Восстание в крымском ханстве. Против Шахин-гирея выступил с войском Потёмкин. Начало присоединения Крыма. Учреждение народных училищ. Губернские и полицейские реформы. В фаворитах Екатерины, если не изменяет память, в этом году царствования – Александр Ланской, ставленник всё того же Потёмкина. Красавец, изящный и скромный, никогда не покидавший дворца, словно золотую клетку. Перед ним был Корсаков, а через два года, когда Ланской умрёт от загадочной болезни, на короткий миг появится Ермолов. Этих фаворитов Андрей Степанович помнил из всевозможных подпольных источников самиздата, ходивших по рукам в его времени. Помнится, он читал множества брошюр, касательно фаворитов Екатерины, начиная от братьев Орловых и заканчивая последним, после смерти Потёмкина – Платоном Зубовым. Но это ещё предстояло впереди. Сейчас 1782-й год, и в фаворитах у неё граф Ланской, единственный после Потёмкина, кого она действительно любила.
Что там дальше?
Девять лет назад на Урале началась крестьянская война под предводительством Пугачёва, но она уже подавлена и лжецарь, именовавший себя Петром Третьим казнён. С этим всё в порядке, память не подвела. Что ещё? Потёмкин и Суворов сейчас в Крыму, завоёвывая полуостров от ига Шахин-гирея. Позже Екатерина присоединит Крым к своей могучей империи. Через год будет политический разрыв с Портой и Пруссией. Бывшие союзники Фридрих и Екатерина теперь стали соперниками, поскольку в прошлом году она заключила русско-австрийский договор главным образом против Турции.
Для начала неплохо, покопавшись в памяти, облегчённо вздохнул Ефимов. Если будут слишком расспрашивать, он знает, как повести разговор. Необходимо вкратце передать всё это Алексею. Что он, собственно, и сделав, улучив минуту, когда Серафима принялась окликать свою собаку.
Теперь дело обстояло не так скверно. Они хотя бы знали, в какие времена их занесло. Облегчало ещё то, что могилки с товарищами и закопанным сейфом остались неподалёку в лесу.
********
Миновал полдень, когда они приблизились к селению в сопровождении Серафимы. Пройдя снежное поле, Алексей и девушка из XVIII-го века, казалось, уже были знакомы несколько лет. Она щебетала ему что-то на своём давнем диалекте, смеялась и строила глазки. Он, как порядочный цивилизованный человек середины XX века, старался держаться солидно, но улыбался ей в ответ, совершенно забыв о своём старшем товарище.
Первая хата на околице деревни была обнесена солидным забором. Было видно, что селение небольшое, но содержится Морозовым в образцовом порядке. Оно и не мудрено: северная столица-то рядом! Дома  и дворы шли друг за другом по одной деревянной мостовой.
Мостики через широкие замёрзшие ручьи. Лаянье собак. Крик петухов и мычание коров в стойлах. За снежными крышами проглядывался невысокий шпиль часовни. Кругом бегали ребятишки в перешитых овчинных тулупах. Стояли телеги. Лошади, из ноздрей которых вырывался пар, жевали в торбах сено. У общего колодца сгрудились местные девицы с вёдрами. Когда оба незнакомца в непонятном одеянии вошли в село, от одной из пристроек отделился мужик с чёрной бородой, в кушаке и поношенном тулупе.
- Наш кузнец Прохор, - шепнула Фима, открывая калитку в свой двор. – Я живу сама, - печально добавила девушка. - Вот Прохор ко мне и сватается. Папенька с маменькой упокоились три года тому, когда по селениям прокатилась чума. Многих тогда эта лихая беда унесла на погост.
Андрей Петрович вспомнил, что всю Московию в XVIII веке поглотила странная болезнь, докатившаяся и до Петербурга. Помнится, кто-то из братьев Орловых (Алексей, кажется), даже был удостоен императорского ордена за подавление эпидемии. Нужно будет покопаться в памяти, освежив события тех времён, подумал командир экипажа, переступая порог просторного деревянного сруба.
- Вы пока располагайтесь на лавке, осматривайтесь, барин, а я задам корм коровам, подкину хвороста в печь и примусь за угощения.
- Я тебе помогу, Фима, - вызвался Руднев, отчего у девушки зарделся румянец.
- Скоро сюда пожалует сам Морозов, - предупредила она Ефимова. – Вас уже видели и побежали ему докладывать. А может, он и покличет вас к себе. Но на вечер я всё равно сварю кашу и заколю гуся. Когда вернётесь почивать, кушанье будет готово.
Они ушли в сени и Андрей Петрович остался один.
Печь пылала жаром. Было тепло, тихо и уютно. Посреди горницы стоял дубовый стол с двумя лавками. По бревенчатым стенам в углах висели иконки с лампадами. Слюдяные оконца были занавешены расшитыми занавесками. Солнце пробивалось сквозь них, играя на стенах пляшущими зайчиками. В бадье вода, на крышке кувшин. На полу циновки из рогожи. В опочивальне две деревянные кровати. На печи всякая утварь. В сенях оглобля, косы, бочки с квашеными огурцами и капустой. На верёвках сушёные грибы и травы. Во дворе будка с собакой, хлев с двумя коровами, сарай.
Всё это Ефимов окинул своим цепким взглядом, прежде чем стянуть набухшие снегоступы, которые пришли в негодность. Сняв куртку, он присел на лавку и протянул озябшие руки к печи. Хоть они и нашли в грузовом отсеке уцелевшие рукавицы, однако морозец за окном крепчал.
Что теперь?
Необходимо подготовиться к встрече с местным помещиком (или как их там величали)? Возможно, придётся врать всё, что придёт на ум. Какие к чёрту они путешественники? Какая карета? Какой указ государыни о частушках и былинах? Морозов не деревеньщина. Сразу пошлёт в лес за якобы оставленными слугами и каретой. Тот же кузнец Прохор изъявит желание отремонтировать выдуманные ими повреждения. К следующему вечеру станет известно, что никакие они не уполномоченные государыни императрицы. И начнутся неприятности. Вот тогда-то уже будет гораздо труднее объяснить местному люду, каким-таким образом два незнакомца из XX-го века оказались в ИХ временах.
За окнами послышался гомон голосов, заскрипела калитка, залаяла собака.
Начинается, поднялся со скамьи Андрей Степанович.
Что ж… чему быть, тому не миновать.
********

Глава 3-я.
Берег Ладожского озера.
Зима 1942-го года.
22 часа 08 минут по местному часовому поясу.
***
- Синявин, ты точно уверен, что видел с высоты этот непонятный лес, взявшийся ниоткуда?
- Так точно, товарищ полковник! Не только я видел, пролетая над тем квадратом. Младший лейтенант Миронов шёл за мной тем же курсом. Спросите у него.
В столовой эскадрильи после ужина остались командир авиаполка Рябцев, начальник штаба Костин и четверо лётчиков, принимавших участие в дневных боях над Ладогой. Керосиновая лампа коптила, женщины из кухни убрали посуду, оставив группу лётчиков наедине. На столе была разложена подробная карта Кронштадта, Ленинграда и его пригородов. Рябцев водил циркулем по указанной Синявиным территории, но совершенно был сбит с толку. Миронов сидел рядом со своим ведущим, два других лётчика Одинцов и Куликов склонились над картой по другую сторону стола.
- Ни черта не понимаю! – озадаченно откинулся на спинку скамьи командир авиаполка. – Ты что-нибудь понял из того, что нам рассказывают? – обратился он к начальнику штаба. – Откуда, бес его возьми, в нашем квадрате, над которым мы летали сотни раз, мог появиться этот массивный участок леса?
Костин лишь пожал плечами:
- Давай послушаем Миронова.
- Дело было так, - оживился младший лейтенант. – Как вы знаете, прошло уже довольно много времени после исчезновения Руднева.
- Дальше, Коля, дальше. Без тебя известно, что поиски не принесли никаких результатов, и вашему командиру звена дали посмертно звание героя. Ты мне о лесе поведай. Откуда он там взялся, к чертям собачьим? Его ведь там и в помине не было!
- В том-то и дело, товарищ полковник. Пролетая с Синявиным над тем квадратом ни один десяток раз, мы ориентировались на левый берег Ладоги. Там прежде были только ледяные наносы, да несколько снежных холмов. Именно в тот квадрат и устремился в своё время капитан Руднев, исчезнув затем навсегда. Немецкие «юнкерсы», отбомбившись, как попало, ушли к правому берегу озера, оставив «дорогу жизни» подоспевшим «фокке-вульфам». Мы с Синявиным принялись преследовать бомбардировщики, а Одинцов с Куликовым взялись за «мессеров».
Он бросил взгляд на товарищей и те ответили утвердительными кивками:
- Так всё и было, товарищ полковник.
- Хорошо. Продолжайте. Кто будет говорить?
- Я, - хмуро откликнулся Синявин. – Коля шёл за мной. «Юнкерсы» были в поле видимости, и мы прошивали их пулемётными очередями. Под нашими «ишачками» было сплошное поле низких облаков. Землю мы не видели. Но, ориентируясь по приборам и компасу, точно знали, что находимся ещё над нашим левым берегом. Если бы нас увлекло к правому, то немецкие зенитки тут же испепели бы нас своим огнём.
- Дальше.
- А дальше, товарищ полковник, начинается самое непонятное. Коля, ты ведь тоже видел? – ища поддержку, спросил Синявин.
- Так точно. Мы ещё переговаривались по этому поводу по рациям.
- Да не тяните вы, черти окаянные! – озлобился Рябцев. – Докладывайте по существу.
- В общем, - замялся Миронов, и Синявин в тон ему кивнул, - мы заметили, что слой облаков под нами вдруг как-то внезапно изменился.
- Что значит, изменился?
- Ну-у… - Миронов протянул, подыскивая подходящие слова. – Они стали как бы рас-пол-зать-ся…
Наступила пауза.
- А конкретнее? – подал голос майор Костин.
- Была сплошная пелена, и вдруг расступились под нами, обнажив землю.
- Но такое ведь бывает сплошь и рядом! – едва не взорвался Рябцев. – Вы же не первый день летаете! Были облака, и вдруг рассеялись. Антициклон ушёл в другую область.
- Не рассеялись, товарищ полковник, - поправил его Синявин. – А именно что рас-сту-пи-лись.
Последнее слово он отчеканил по слогам, словно забил молотком гвозди.
 – Расступились. Понимаете? Одновременно. Разъехались как створки наших ангаров. Будто ножницами разрезались. Одна половина облаков в одну сторону, другая в другую. Как автоматически! Мы оба видели. Немцы пропали, словно их и не было. И теперь под нами в этих разъехавшихся в стороны облаках простирался не берег Ладоги, а этот чёртов ЛЕС!
Оба старших офицера в замешательстве уставились на лётчиков.
- Вы хотите сказать, что… - Рябцев непонимающе взглянул на Костина. – Что облака «разъехались» в кавычках в стороны, и под ними вы увидели не берег, а непонятно откуда взявшийся ЛЕС?
- Так точно!
- Но… - полковник едва не икнул от досады, - но ведь его нет ни на одной топографической карте. Его попросту не должно существовать, мать его в пень! – едва не заорал он.
- И, тем не менее, мы его видели.
- Мельком, пока проносились за «юнкерсами»? – переспросил Костин.
- Так точно. Но этого хватило, чтобы мы поняли, что лес действительно был там, под нами.
- Что было дальше?
- Так как немцы исчезли, словно провалились в этот образовавшийся проём облаков, мы развернули машины и пошли на снижение, - добавил Синявин. – Я ведущим, Коля ведомым. Так и спустились вниз, оставив расступившиеся облака над своими кабинами.
- Потом?
- Лес был без конца и краю! – заворожено стал перечислять факты Миронов. – Снежные макушки шли от горизонта до горизонта. Я передал по рации на землю в наш штаб, что вижу непонятный громадный массив, но ответа не получил.
- В это время связь перестала работать, - добавил Синявин. – Я тоже пытался связаться, но в ларингофонах были сплошные вихри помех. Будто где-то пронёсся смерч, и все барабанные перепонки пришли в негодность. Приборная доска словно сошла с ума. Стрелки крутились бешеной пляской.
- У меня тоже. Мы могли переговариваться только между собой.
- Как это? – удивился Костин. – Земля вас не слышала, вы не слышали штаб и остальные звенья эскадрилий, но могли общаться между собой?
- Так точно! Делая круг над каким-то участком леса, мы с Колей заметили громадный гриб дыма и следом за ним потрясающий взрыв, который сразу поглотил пламенем едва ли не десяток квадратных километров.
- Сбитый вами «юнкерс»?
- Никак нет. Даже от «Ю-87» не было бы такой разрухи. А под нами мы увидели сплошную полосу катастрофы. Обломки неизвестного грузового транспорта были настолько крупными, что приходило на ум о какой-то громадной машине, раза в три крупнее немецкого бомбардировщика.
- Гораздо крупнее! - подтвердил Синявин.
- Вы сказали о полосе катастрофы. Как она выглядела?
- Километра два пропаханной и выжженной земли с развороченными деревьями. Снег в этом месте растаял, превратившись в кашу из грязи, мха и глины. Деревья пылали. Чёрный смог горящих покрышек шасси, навис над квадратом леса площадью в несколько километров. После того как огненный гриб осел к земле, повсюду были видны разметавшиеся в стороны останки фюзеляжа. Это был не наш самолёт, товарищ полковник.
- Немецкий?
- И не немецкий.
Наступила удручающая пауза.
- Тогда чей, мать вашу в пень? – казалось, командир авиаполка сейчас лопнет от злости с покрасневшим от гнева лицом. – Коля, объясни мне, старому дураку, ничего не смыслящему в авиации, каким-таким макаром над Ленинградом мог появиться самолёт, не имеющий отношения ни к нам, ни к немцам? Не из Австралии же он прилетел, верно?
Миронов беспомощно развёл руками. Синявин поддержал своего товарища:
- Мы хотели сказать, что, судя по обломкам и крутящимся шасси, которые продолжали гореть, конфигурация этого грузового транспорта была нам неизвестна.
- Вы не определили тип самолёта?
- Так точно! – кивнули оба. – Дело в том, что количество шасси в отдельно взятом фрагменте конструкции было…
Оба замолчали. Одинцов и Куликов обнадеживающе подмигнули, давая понять, что всецело их поддерживают.
- Сколько было шасси? – не понял Костин.
- По ШЕСТЬ ДВОЙНЫХ колёс с обеих сторон фюзеляжа! – сделал ударение Синявин. – Три двойных ряда.
Наступила тишина.
Спустя минуту глубоких раздумий, Рябцев, наконец, выдавил:
- Этого не может быть! – и непонимающе уставился на Костина. – Ни один воздушный флот мира не имеет сейчас в своём арсенале подобную конструкцию. Вы точно разглядели три ряда двойных шасси?
- Так точно! Мало того, на обломках уцелевших крыльев мы заметили по две винтовые турбины!
Вот тут-то обрушившаяся, казалось, лавиной тишина накрыла всех с головой. Она продолжалась несколько минут. Лампа чадила в потолок. За окнами столовой давно наступила чернота, а с противоположного берега Ладоги были слышны залпы немецкой артиллерии.
Лётчики ещё долго сидели над картой, отмечая расположение несуществующего леса и место катастрофы.
Наутро был намечен вылет. Рябцев сам лично хотел осмотреть загадочный лес, вывалившийся из пространства буквально ниоткуда.
Так, собственно, и поступили.
********
Рано, когда только забрезжил рассвет, три самолёта «И-16» устремились в заданный квадрат, где по их расчётам должна была находиться ниоткуда взявшаяся аномалия. Полковник сам вёл машину, за ним ведомыми пристроились Синявин и Миронов, постоянно держа связь с землёй. Остальные звенья авиаполка, прикрывая штурмовики «Ил-2», вылетели навстречу немцам. Воздушные бои над «дорогой жизни» по-прежнему велись каждый день с переменным успехом. Блокадный и голодный Ленинград нуждался в помощи.
 Рябцев рассудил так:
- Сделаем трёхчасовой заход в сторону несуществующего леса, осмотрим сверху территорию и если что заметим, передадим по связи в штаб дивизии. Пускай уже там ломают голову над столь непонятным феноменом, а мы, тем временем, вернёмся на дозаправку и присоединимся к нашим группам. Я тоже сегодня буду участвовать в бое. Но прежде, хочу посмотреть на этот чёртовый лес, возникший из пустоты. Мать его в пень, его же не должно существовать и в помине! – выругался он напоследок, залезая в кабину.
Сейчас они летели над облаками, как и в прошлый раз, когда Синявин с Мироновым гнались за немцами.
Было шесть часов утра.
- Далеко ещё? – спросил в ларингофон Рябцев, идущий впереди.
- Судя по приборам, минут через пятнадцать, товарищ полковник, - ответил по рации Синявин.
Под ними сплошным покрывалом расстилалась пелена низких туч, абсолютно нормальных и привычных. Никаких отклонений приборов, никаких магнитных возмущений, воздушных ям или турбулентных потоков. Рябцев уверенно вёл машину, имея несколько медалей с боевым орденом за прежние вылеты.
Спустя некоторое время, с земли передали:
- В ваш квадрат надвигается грозовой снежный циклон. Возможна метель с бурей. Советуем вернуться, пока не попали в снеговые вихри.
- Поздно! – откликнулся в рацию полковник. – Мы почти на месте. Пока не увижу собственными глазами этот бесов лес, машину не сверну. Иду на снижение. Коля, Степан – за мной!
«Ишачок» Рябцева нырнул в облака. Две задние машины последовали за ним.
…И тут ЭТО произошло.
********
- Меня влечёт к земле! – закричал в рацию полковник. – Самолёт не слушается руля. Все приборы пришли в негодность! Коля, Степан, где вы? Ответьте!
Над кабиной Рябцева полоснули зигзаги гигантских молний. По корпусу прошла оглушающая волна вибрации, начисто забив наушники каким-то психоделическим воем. Сквозь вихри помех не было возможности что-либо разобрать. В фюзеляж «ишачка» ударили мощные напоры снежных игл, опрокидывая его едва ли не навзничь. Машину закружило в спирали воронки, швыряя в стороны, словно клочок бумажки. Чудовищная сила бросила скорлупку самолёта вниз и, уже теряя высоту, Рябцев вдруг увидел под собой расступившиеся облака. Они как бы раздвинулись в разные стороны, образуя пустой проём. Его несло к земле со стремительной быстротой. Пытаясь выровнять руль, полковник крутил головой, в надежде увидеть своих ведомых. На мгновение «И-16», казалось, распластался в воздухе, теряя очертания крыльев, пропеллера, кабины и хвоста. Он словно расплылся, принимая облик расплавленных часов на картине Сальвадора Дали. Сам полковник почувствовал головокружение и подступающую тошноту. Безмолвный и бескрайний лес надвигался на него с пугающей скоростью.
- Тебя не должно здесь быть! – в отчаянии прокричал он, не веря своим глазам.
Мелькнула полоса развороченной и обожжённой земли. Исковерканные тлеющие деревья проносились под ним, неотступно приближаясь к носу самолёта. Чёрная гарь смога клубилась над снежным лесным массивом, мешая, как следует сориентироваться. Пора было прыгать.
Но какого чёрта! Его ведь не подбили. Терять машину в такой непонятной ситуации? Прыгать с парашютом?
Однако машину несло к земле, будто некая сила притягивала гигантским магнитом. Напрасно Рябцев пытался выровнять её, полностью теряя контроль над приборами. Ещё минута, и будет поздно.
Ругаясь и проклиная этот чёртов лес, полковник, наконец, выпрыгнул. «Ишачок» косо спикировал к деревьям, раздался взрыв и в небо взметнулся чёрный столб дыма. Всё было кончено. Его «И-16» перестал существовать.
Приземляясь среди тлеющих деревьев, он краем глаза успел заметить бескрайний массив елей, сосен и берёз, покрытых шапками снега, в центре которых пролегла чёрная выжженная полоса разрухи. Повсюду валялись обломки крупного транспорта, а справа от себя он увидел фрагмент всё тех же дымящихся шасси, о которых упоминали его пилоты. Даже отсюда, с высоты, можно было различить, что их было шесть,  попарно в три ряда.
Не успев, как следует удивиться и осознать этот факт, полковник бессильно запутался стропами в ветках уцелевшей сосны, да так и остался висеть, отчаянно пытаясь освободиться. Спустя минуту, он перерезал стропы ножом, свалившись в мягкий растаявший от пожара, но уже подмёрзший мох.
Тут-то он и увидел, как следом за его «И-16» небо прочертила ещё одна дымная полоса, скрывшись за верхушками деревьев. Это был самолёт Миронова. Раздался взрыв, посыпался с веток снег, метнулись в панике белки и вскоре всё стихло.
- Две машины подряд! – потряс кулаками Рябцев. – Потеряли две машины! – и, бросившись к месту падения, принялся кричать:
- Николай! Ты жив?
Несколько минут он пробирался, увязая по колена в снежных сугробах, ориентируясь на столб дыма. Потом услышал:
- Я здесь, товарищ полковник! Ногу повредил.
Рябцев увидел его, прижавшегося спиной к дереву.
- Нога это ничего. Главное жив! Встать сможешь?
- Так точно.
Миронов, держась за локоть командира, со стоном поднялся и, прихрамывая, попробовал идти.
- Ничего! – подбодрил полковник. – Простой ушиб при падении. Скоро пройдёт. Как тебя угораздило свалиться сразу за мной? Ты понимаешь, что мы потеряли сразу две машины?
- Так точно. Я шёл за вами и, увидев, что вас вдруг швырнуло к земле, последовал туда же, вводя машину в штопор.
- Где был Синявин?
- Не знаю. Я потерял его из виду. Связь тоже оборвалась. Наверное, остался над облаками. Когда они расступились подо мной, я увидел, что вы падаете. Как только мой «ишачок» нырнул за вашей машиной, мне показалось, что пелена облаков над кабиной… - он помедлил.
- Что?
- СОМКНУЛАСЬ, товарищ полковник.
- Не понял.
- Сом-кну-лась, - повторил он по слогам. – Вроде как пропустила нас с вами, а затем закрыла вход. Степан остался наверху. Сюда, под пелену он не нырнул.
Тишина, сковавшая лес, казалась бесконечной.
- Выходит, нас с тобой каким-то магнитом притянуло к земле, выведя из строя наши машины. Так что ли? А Синявин остался по ту сторону облаков?
- Выходит, так, товарищ полковник.
- И машины вышли из строя, когда по ним ударила молния. В твою била?
- Да. Сразу за вами. Полоснула по корпусу, прошла зигзагами насквозь, ударив в приборы. Дальше не помню. На миг потерял сознание, а кода пришёл в себя, уже кувыркался вместе с машиной, несущейся к земле. Пришлось выпрыгнуть.
-  Да-да. Я видел хвост дыма.
Спустя секунду Миронов спросил, потирая ушибленную коленку:
- Товарищ полковник?
- Что?
- Нас выбросило в тот же участок леса, где мы видели следы катастрофы?
- Не-су-ще-ству-юще-го леса, Коля. Не существующего! – протянул он по слогам. – Ни на карте, ни в природе! Возле Ленинграда никогда не было таких лесных массивов. Разве что несколько веков назад, когда здесь ещё ничего не вырубили. Тогда Ленинград назывался Петербургом.
- Что будем делать?
Рябцев на минуту задумался.
- Поскольку раций у нас нет, самолёты взорвались, и мы совершенно не знаем, где к чёртовой матери находимся, то попытаемся выйти из леса по компасу.
Он раскрыл планшет, где был прикреплён компас.
- Странно.
- Что?
- Вертится, словно бешеный. А ну-ка, посмотри свой.
Николай в свою очередь раскрыл планшет. Результат был тот же.
- Как и приборы в кабинах, - хмуро констатировал командир. – Где-то здесь в лесу, причём не очень далеко, находится мощный источник магнитных излучений. Воздух будто пропитан ими. Кстати, ты заметил, что не слышно ни воздушных боев, ни гула артиллерий? Ни наших, ни немцев?
- Так точно. Тишина такая, что сразу и непривычно. Интересно, куда нас занесло?
- Занесло нас, Коля, в тот же очаг крушения, о котором вы говорили вчера ночью. И ты и Синявин видели его с высоты. Видел теперь и я, спускаясь на парашюте. Давай, держись за меня, попробуем дойти до очага катастрофы. Может, на месте что-либо узнаем. Хотя бы посмотрим, уцелел ли кто из экипажа. Но на всякий случай держи пистолет наготове. Вдруг всё-таки немцы…
Проверив амуницию, они пришли к неутешительным выводам.
- По пистолету, планшету, компасу, фляги с водой, по одному штык-ножу, - прокомментировал командир. – Стандартный набор пилота. – Индивидуальные медицинские пакеты. Наручные часы. Документы. Ни ракетниц, ни фонариков – всё сгорело в самолётах. Что у тебя в карманах?
Николай стал вынимать.
- Фотография невесты, - покраснел он. – Спички, папиросы несколько штук. Моток ниток с иголкой. В планшете карандаш, циркуль…
- Не перечисляй. Набор планшета я знаю и без тебя. Карта та же, что вчера раскладывали на столе?
- Она самая.
- Так… давай теперь у меня посмотрим.
Рябцев прошёлся по карманам, вытаскивая расчёску, записную книжку, зажигалку, коробку папирос и прочую мелочь. Николай старался не смотреть, чувствуя себя неловко. Командир авиаполка делится с ним своими интимными вещами – где такое видано?
Тем не менее, полковник сразу поставил точку в этом вопросе.
- Слушай меня, Коля. Отныне мы с тобой вдвоём в лесу. Очевидно, как я уже имел возможность видеть, ему нет ни конца, ни края. Он не должен существовать в НАШЕМ мире. Следовательно, к берегу Ладоги выйдем или нет – вопрос на поверхности.
- Нас куда-то не туда швырнуло?
- Видимо, да. По всем вытекающим последствиям, нас с тобой занесло в какое-то иное пространство. Слыхал об иных измерениях?
- Никак нет.
- Герберта Уэллса читал «Машина времени»? Попадалось?
Николай смутился.
- Я вообще мало читал. Не доводилось. Как лётное училище окончил, сразу война. Газеты читал, политинформации слушал. А что это такое «иные измерения» и «машина времени»?
- Ладно, позднее объясню, - с сожалением вздохнул Рябцев. – Как будет свободное время. А пока выдвигаемся к очагу пожара. И называй меня Виктором Михайловичем. Без звания. Здесь мы в неофициальной обстановке, никто не слышит. Если, разумеется, нас не найдут кто-нибудь из наших, или сами не наткнёмся на своих. – Он секунду поразмыслил, добавив: - В чём я глубоко сомневаюсь. Этот бесов ЛЕС, возникший ниоткуда под расступившимися облаками, кого хочешь собьёт с толку.
Он осмотрел ногу Миронова.
- Ну что, готов?
- Так точно, товарищ… - осёкся младший лейтенант. – Готов, Виктор Михайлович.
- Вот и отлично. Двигай за мной, Коля. Нам, по всей видимости, придётся пробыть в этом загадочном лесу ещё долго.
И они пошли. Один впереди, другой, прихрамывая, след в след за старшим товарищем и командиром.
Их ждала неизвестность.
********
Уже к вечеру, когда они обследовали обширный участок падения и пришли к выводу, что никто из живых не уцелел, командир авиаполка разжёг костёр. Младший лейтенант перетаскивал к огню уцелевшие припасы и предметы первой необходимости, которые им удалось обнаружить среди обломков.
- Неплохой улов, Виктор Михайлович, - оглядывая порядочную кучу, поделился Миронов. – И фонарики есть, и обувь с кое-какой одеждой. Кабина сгорела начисто, но пара секций грузового отсека кое-как сохранились.
Присматриваясь к вещам, Николай всё больше и больше приходил в замешательство, граничащее с полным изумлением. На многих консервных банках были выбиты цифры «1996».
Эта же таинственная цифра попадалась и на бирках одежды с обувью.
- Очевидно, год выпуска, - констатировал Рябцев, уже ничему не удивляясь. Опытным глазом он сразу приметил необычную и совершенно незнакомую конструкцию транспортного гиганта, а уцелевшие приборы в кабине экипажа, расплавленные и разбитые при падении, давали ему невероятное объяснение всему случившемуся.
- Это самолёт из грядущих десятилетий, Коля. Наш. Советский. «Ан-22» под названием «Антей». И вынырнул он СЮДА таким же образом, как и мы с тобой. Некая воздушная сила швырнула целый кусок пространства в иное измерение, захватив с собой и нас и его.
- Это как?
- Это, Николай, есть самое настоящее перемещение во времени. Трудно мне будет поначалу тебе объяснить, но за ужином попытаюсь. Одним словом, когда расступились облака и сомкнулись затем над нами, дав нашим машинам низвергнуться вниз, мы последовали следом за этим гигантом, который в свою очередь перед нами попал в спираль воронки. Только мы попали сюда из нашего сорок второго года, а транспорт с экипажем, видимо, из девяносто шестого. Полвека спустя. Видел три свежие могилки с самодельными крестами из веток?
- Так точно.
- По всей видимости, это сгоревший экипаж. Пассажиров не было.
- И что?
- Их кто-то похоронил. Кто-то, кто уцелел в катастрофе. Возможно, даже двое. Судя по количеству кресел в кабине, экипаж состоял из четырёх человек. А могилок три.
- Там есть ещё одна насыпь без крестика.
- Я заметил, - кивнул командир. – Раз без креста, значит там закопано что-то любопытное. Ничего не будет зазорным, если мы после ужина раскопаем четвёртый холмик и посмотрим, что там запрятали наши незнакомцы из будущего. Или незнакомец. Жаль, что документы все сгорели. Можно было бы узнать наверняка их даты рождения. Но, так или иначе, будем пока исходить из того, что перед нами самолёт из грядущих десятилетий, неизвестно каким образом оказавшийся здесь, в этом несуществующем лесу.
- Вы говорили о каких-то перемещениях…
- Да. Судя по выводам, этот лес непонятно как возник целым геологическим пластом на месте нашего с тобой берега Ладоги. Возможно, сейчас над нами летают команды спасения во главе с Синявиным, но они нас не видят. Их самолёты видят под собой привычные очертания береговой линии Ладожского озера. Может, по-прежнему ведут бои с немцами. А мы в свою очередь не видим их. Нас перекинуло в совершенно иное пространство, параллельное нашему сорок второму году. Улавливаешь мысль?
Миронов смущённо пожал плечами.
- Я хорошо знаю небо, Виктор Михайлович. Отлично разбираюсь в механике самолётов, причём как наших, так и немецких. Неплохо ориентируюсь по карте и маршрутам вылетов. На моём счету десяток сбитых «мессеров» и «юнкерсов». Вы знаете, что я прилежный и ответственный лётчик.
- Знаю, Коля, знаю.
- Но вот чтобы сразу вот так, с бухты-барахты осознать какие-то иные пространства или параллельные, как вы выразились, измерения, тут… - он виновато развёл руками. – Тут я бессилен.
Полковник участливо улыбнулся.
- Ничего. Мы с тобой это наверстаем. Я тебе постараюсь вкратце объяснить. Хотя, видит бог, и сам ни черта не понимаю. Я мало смыслю в физике и прочих науках. А тебе просто не хватило времени читать и учиться дальше. После училища сразу война.
Они ещё долго сидели у костра, иногда вставая и пробираясь средь обломков в грузовой отсек за той или иной вещью, которая, по их предположениям мола пригодиться в дальнейшем. Некоторые очаги пожара ещё продолжали тлеть. Запах расплавленной резины уже не так забивал нос и лёгкие. Под вечер стало подмораживать, и они укутались уцелевшими шерстяными одеялами, совершенно не предполагая, что так же поступали и двое пришельцев из иных времён: их сослуживец капитан Руднев и командир экипажа «Антея» Ефимов. Такой вот, собственно, парадокс времени.
У костра было тепло. В морозном небе появились звёзды. Было на удивление тихо, словно лес их встретил настороженным ожиданием чего-то неизвестного и неподвластного их разуму. Беседа продолжалась до полуночи. Виктор Михайлович рассказал Николаю ту информацию, которой сам располагал на данный момент. К концу беседы двадцатилетний младший лейтенант Коля Миронов уже более-менее различал понятия «пространство», «параллельное измерение» или «иные миры» - настолько, насколько их понимал сам полковник. И это было неудивительным, поскольку командир авиаполка всё же принадлежал временам сороковых годов, задолго до полётов в космос и открытий учёными «кротовых нор» с червоточинами времени.
Дежурили по очереди, на всякий случай, имея наготове пистолеты.
Несколько раз вблизи прошмыгивали лисицы, вдалеке бродили более крупные животные: то там, то там слышались рыки или хруст веток.
- Как бы нам к медведям на завтрак не попасть, - кутаясь в одеяло у костра, пошутил полковник. Он спал первым.
 -Утром разбужу, и двинемся на восток. Будем ориентироваться по взошедшему солнцу. Может, всё же выйдем к берегу Ладоги.
- Я уже не уверен, - печально отозвался Николай, подбрасывая ветки в костёр. – Кругом сплошной непроходимый лес, замёрзшие болота и ни одной живой души.
В этот день они так и не увидели следов двух пары ног, оставленных в стороне от их привала. Следы эти уводили в совершенно противоположную сторону. Это были снегоступы Руднева с Ефимовым.
А ещё они не обнаружили оставленную записку, которую Андрей Степанович написал, отправляясь с капитаном в глубину леса.
Глава 4-я.
Несуществующий в реальном измерении лес.
Зима 1782-го года.
16 часов 45 минут по местному часовому поясу.
Между тем в селении крестьян происходило следующее.
Когда Ефимов устало поднялся с лавки, ожидая деревенскую делегацию во главе с Морозовым, он не предполагал, что к ним явится он сам, вместо того, чтобы пригласить в свою усадьбу. Видимо, любопытство было настолько сильным, что местный голова сам лично решил пожаловать в гости к Серафиме, где остановились загадочные незнакомцы.
В избу ввалилось сразу несколько человек, кланяясь Андрею Степановичу ещё с порога. Следом степенно и чинно вошёл сам Морозов, в богатом полушубке, отороченном мехом соболя, с окладистой бородой и дежурной улыбкой во всё хитроватое лицо.
- Здравьица вам, барин! Не обессудьте, что не зову к себе на постой. Крыша у меня прохудилась, мужики с топорами почитай весь день шуму наводят. Позвольте представиться: граф Морозов. Владелец этих земель и имения, дарованного мне нашей матушкой императрицей.
Он поклонился. Ефимов тоже склонил в знак приветствия голову, начисто забыв из истории, каким макаром здесь положено себя вести. Выглядывающие из сеней крестьянские лица рассматривали незнакомца с почтительным любопытством. Андрей Степанович представился официальным тоном.
Бросив меховую шапку на скамью, Морозов велел внести угощения. На столе вмиг появились горячие пироги, караваи, бутыли с вином и медовухой вместе с прочей снедью.
- Сказывали мне, что вы из самого Петербурга прибыли. Заблукали в лесу и сломалась карета.
Фима постаралась, мелькнуло в голове Ефимова. Она была уже на пороге, кинувшись суетиться у печки. Несколько девиц вызвались помочь. Алексей представился Морозову, и вскоре за столом сидело уже несколько человек из местной власти.
На удивление, Морозов не стал настаивать, чтобы его люди тотчас направились к карете, прихватив с собой кузнеца Прохора.
- Там остался только кучер и двое слуг, - поспешил его заверить Ефимов. – Остальной эскорт повернул назад к Петербургу за помощью. К завтрашнему утру справятся без нас.
То ли Морозову не хотелось встречаться с людьми императорского двора, то ли ещё по какой причине, однако притворно вздохнул с облегчением, сразу переведя разговор в иное русло.
Слово за слово, рассказ за рассказом, беседа за беседой, так и просидели за столом шумной компанией до самих сумерек. Порядочно отведав вина с медовухой и перезнакомившись со всеми, оба путешественника к концу трапезы разомлели, едва добравшись до печи, где и свалились без задних ног. Гости покинули избу, наперебой делясь своими впечатлениями. Старший барин обещал замолвить во дворце за них слово перед самой императрицей! Это ж надо, как судьба распорядилась! Всеми давно забытый граф вдруг снова предстанет во дворце!
Прощаясь с Морозовым, Андрей Степанович, тем не менее, попросил:
- Вы нам завтра с утра выделите, пожалуйста, сани с двумя мужиками. Там, где сломалась карета, у нас остались кое-какие вещи. Мужиков отошлём к вам назад, а сами останемся поджидать помощь. Слуги наши переночевали у костра, так что не пропадём.
На том и решили.
Проснувшись утром  на удивление с ясной головой, оба путника в сопровождении кузнеца Прохора и его подручного отправились на санях к месту катастрофы. Разумеется, с ними увязалась и Серафима. Прося вчера у Морозова запряжённые сани, Андрей Степанович имел в виду сейф с инкассацией, закопанный ими рядом с могилками экипажа. Морозову и самому хотелось поскорее избавиться от эмиссаров императрицы, поэтому он пошёл на всяческие уступки. Лично проводил утром путешественников, приказав нагрузить сани различной провизией и подарками.
Таким образом, оба путешественника избежали неудобных для себя объяснений, каким-таким образом они оказались в лесу, да ещё и в такой непонятной одежде. И говор их не русский и произношение незнакомое…
Благо вино лилось рекой до самой ночи.
А уже к полудню, прибыв к месту падения грузового транспорта, они нос к носу столкнулись с Колей Мироновым.
Вот как это произошло…
********
Рябцев сидел у массивного железного ящика неизвестной конструкции с непонятными кнопками в виде цифр. Они с Николаем откопали его с утра, решив отложить осмотр накануне вечером. Проснувшись и позавтракав, оба лётчика ещё раз осмотрели территории крушения. Огонь утих, запах палёной резины улетучился, всё пространство развороченного взрывом леса покрыл легкий налёт инея. Дышалось легко и свободно. Оттаявшая при пожаре грязь сковалась утренним морозцем. Чёрные скелеты обуглившихся деревьев постепенно покрывались снежной пеленой, падавшей с пустого тихого неба. Ни взрывов, ни выстрелов, ни воздушных боёв, ни гула артиллерии. Казалось, оба путешественника очутились в самом настоящем снежном раю, если бы не повальная кругом разруха.
Выкопав сейф, Рябцев с удивлением уставился на него, совершенно не предполагая назначение столь крупного ящика.
- Документация? – обратился он к Миронову, очевидно надеясь, что тот сразу даст ответ.
- Или какие-нибудь секретные карты.
- Что, в общем-то, одно и то же, Коля. Заметил кодовые цифры? Нам его просто так не открыть.
- А стоит ли, Виктор Михайлович? Раз кто-то закопал, значит, предполагал сюда вернуться.
- Это я и без тебя понимаю. Но мы до сих пор не знаем, кто именно был в кабине. Ни имён, ни дат рождения. Знаем только, что по предположениям эта махина принадлежала концу девяностых годов уходящего века. Так выходит? А чтобы хоть что-то узнать о погибшем экипаже, необходимо открыть этот чёртовый ящик. – Полковник выругался. – Вот только вряд ли мы его откроем, не зная кода.
- Я пойду ещё раз покопаюсь в обгоревшей кабине, - предложил младший лейтенант. – Вдруг что-нибудь обнаружу. – Он потоптался на месте. – А если откроем? Что будем делать?
- В зависимости от содержимого, - откликнулся Рябцев. – Если какая-то секретная документация, то положим назад и закроем. Если какие-то материалы, касающиеся экипажа… - он помедлил, –  изучим, чтобы иметь хоть какое-то представление о погибших пилотах. Сделаем так: я обследую сгоревшую кабину, а ты осмотри хвостовую часть, до которой мы ещё не добрались.
- Та, что отвалилась при падении?
- Да. Видишь её? – он указал в сторону истлевших уродливых деревьев, где метрах в ста от них громоздился исковерканный отсек громадного хвоста. Точнее, их было два, как на некоторых бомбардировщиках, только в несколько раз крупнее. Гораздо крупнее.
Вот таким образом и встретился Коля Миронов со своим командиром, капитаном Рудневым. Пока полковник Рябцев копался в кабине экипажа среди обломков приборов, выискивая какие-нибудь документы или схему открытия сейфа, младший лейтенант обследовал секции хвостовой части транспортного гиганта. Там его и увидел капитан, ещё издали соскакивая с подъезжающих саней.
- Коля! – заорал он от радости. – Шельмец такой! Ты откуда взялся?
Следом за ним с саней спрыгнул какой-то незнакомец в капитанской куртке. На санях остались двое мужчин и девушка в непонятной одежде. Коля Миронов оторопело открыл рот. Если бы в этом измерении зимой существовали мухи, одна из них непременно бы заглянула туда, обследовать неизвестное отверстие. Однако мух не было, и Коля щёлкнул отвалившейся челюстью.
- Товарищ капитан… - едва пролепетал он. – А мы вас… того.
- Чего того? – тискал его в объятиях Руднев.
- Мы это… - замялся ошалелый Коля. – Похоронили вас.
- Че-го-о? – оторопел в свою очередь командир эскадрильи.
- Геройски, - почему-то добавил младший товарищ. – Посмертно.
И умолк, вконец озадаченный.
До Руднева не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл, он громко и безудержно расхохотался. Коля попробовал присоединиться, но, как назло, ничего не вышло. Мешала отвисшая челюсть.
- Ты один здесь?
- Никак нет, - всё ещё не придя в себя, пролепетал Коля. – Полковник Рябцев обследует кабину.
- Наш Рябцев? Командир полка?
- Так точно!
- Да брось ты отвечать по уставу, - прервал его Руднев. – Не на войне. – Он многозначительно поднял палец. - ЗДЕСЬ нет войны.
- Нет войны… - повторил зачарованно Миронов. – А вы тут как?
Подошёл Ефимов. Пока мужчины с девушкой распрягали сани, украдкой посматривая на них, он представился:
- Андрей Степанович. Командир экипажа «Ан-22». – Немного помедлил и добавил, пожимая руку: – Погибшего экипажа. Того самолёта, что вы с полковником видите здесь в таком плачевном состоянии. Считай, кусками.
- Младший лейтенант Николай Миронов, - представил Колю капитан Руднев. – Мой ведомый.
Коля представился бы и сам, но по-прежнему мешала отвисшая челюсть.
- Я лучше это… - попятился он. – Лучше пойду, доложу Виктору Михайловичу. – И кинулся, сломя голову назад к кабине.
Когда Андрей Степанович с Алексеем подошли к развалившемуся корпусу «Антея», полковник Рябцев был уже в курсе. Из бессвязного рассказа своего подчинённого он смог лишь узнать, что в лесу появились запряжённые сани с и их бывшим исчезнувшим пилотом.
А ещё спустя несколько часов, уже при сумерках, четверо лётчиков сидели у костра, отпустив Прохора с Серафимой домой. Туда же ушёл и подручный кузнеца. При расставании девушка проронила слезу, так и не успев, как следует влюбиться в Алексея. Однако честный лётчик пообещал ей, что непременно посетит их селение ещё раз, забрав девушку с собой в Петербург. Что было делать? Приходилось немного солгать, чтобы отделаться от любопытных крестьян. По уговору с Морозовым сани с тройкой лошадей оставались у путешественников, чтобы наутро выехать в сторону Ораниенбаума или Петергофа. А там до столицы рукой подать. Поэтому крестьянам дали напоследок понять, что двое встреченных ими людей как раз и являются их слугами. Они вчетвером переночуют у костра, и наутро двинутся на санях в путь. О какой-либо карете Прохор спрашивать не стал, поминутно крестясь при виде громадных обломков самолёта, которые он видел впервые. Для него эти следы катастрофы представляли собой проделки нечистой силы. Поэтому, когда Андрей Степанович предложил им вернуться назад в селение, передав Морозову свои искренние пожелания, все трое припустили бегом по накатанной санями колее. Вскоре их силуэты скрылись за уродливыми скелетами чёрных деревьев. Лётчики остались одни.
- Итак, друзья мои, - подвёл итог полковник Рябцев на правах старшего по званию. – Теперь нас четверо в этом лесу, и нам никто не мешает. Я прав, Андрей Степанович? Простите, что взял первым слово.
- Ничего, - откликнулся командир «Антея». – Я сам хотел у вас спросить, что нам предстоит завтра  делать?
Они уже познакомились, проникшись друг к другу искренним уважением. Историю попадания в это измерение вначале поведал Ефимов. За ним своими соображениями поделился Руднев, а закончил Рябцев. Коля сидел тихо и помалкивал, постепенно приходя в себя от внезапной встречи со своим командиром. Он до сих пор не мог взять в толк, каким образом капитан Руднев оказался живым и невредимым, если они всей эскадрильей похоронили его с почестями героя. Чудеса, да и только, размышлял Коля Миронов, слушая своих старших товарищей.
- Прежде всего, о сейфе, - продолжил Рябцев. – Простите, что мы его выкопали, но, как сами понимаете, нам были необходимы сведения о погибшем экипаже.
- Я понимаю, - вежливо ответил Ефимов. – Не каждый день с неба падает грузовой транспорт таких размеров, да ещё и в ином измерении. Здесь находится инкассация, - похлопал он по железному ящику. - Крупная сумма денег моей эпохи конца девяностых.
Набрал код и открыл массивную дверцу.
- Вот купюры образца тысяча девятьсот девяносто шестого года, - доставая тугие пачки денег, разъяснил он. – Можете посмотреть.
Перевязанные банковскими лентами новые пачки стали переходить из рук в руки. Трое лётчиков сорок второго года с удивлением осматривали неизвестные им купюры.
- Даже не знаю, что с ними делать, - как-то по-особенному вздохнул Ефимов. – Машину потерял. Экипаж погиб. Сам оказался в ином параллельном мире. К чему теперь ЗДЕСЬ эти бумажки?
Слово «здесь» он выделил ударением. Наступила пауза. Костёр потрескивал своим уютным тихим шумом. Белки и прочая живность постепенно отходила ко сну. Вечер над поляной опустился незаметно. В небе зажглись звёзды. Спустя минуту полковник предложил:
- Лошади с нами. Сани как раз выдержат четверых. Думаю, будет разумным отправиться на санях в сторону восхода солнца. Будем выбирать дорогу между деревьями и сугробами, благо полоса крушения пролегла как раз с той стороны, расчистив нам путь. Пока будет возможность передвижения на санях, постараемся продвинуться как можно дальше.
- А потом? – впервые подал голос младший лейтенант. – Если не найдём наезженной колеи?
Полковник бессильно развёл руками:
- С лошадьми и санями придётся расстаться. Взвалим на спины всё необходимое и двинемся пешком. Не век же нам тут сидеть у разбитого транспорта. Может, через день-два выйдем к окрестностям Петербурга.
- Скорее к Ораниенбауму или Петергофу, - поправил его Ефимов.
- Так точно, - кивнул Рябцев. – Вы, Андрей Степанович, как человек из будущего и самый разумный из нас в плане истории с географией, поделитесь, пожалуйста, своим мнением.
Ефимов надолго задумался.
- Прежде всего, что делать с могилками и сейфом, если мы отсюда уйдём?
- Сейф закопаем снова. А к могилкам постараемся вернуться, когда доберёмся до столицы и попросим помощи.
- Каким образом и у кого? Не будем же мы первым встречным объяснять, что мы какие-то непонятные им лётчики, свалившиеся с неба на крылатых машинах, да ещё из других измерений? Нас тотчас посчитают колдунами, благо, что во времена Екатерины уже не было инквизиторских костров. Однако в какую-нибудь крепость заточить могут.
Рябцев согласно кивнул и хмыкнул, обращая взгляд в чёрное звёздное небо, словно ожидая оттуда ответ.
- Что вы предлагаете в таком случае?
Андрей Степанович немного помедлил.
- Мне необходимо немного времени, вспомнить всё, что я знаю о временах правления Екатерины. Судя по словам Фимы, государыня правит уже двадцатый од. Следовательно, сейчас на дворе тысяча семьсот восемьдесят второй. Верно?
- Значит, будем исходить из этого, - поддержал Руднев.
- Итак, что мы имеем? – принялся загибать пальцы командир экипажа.
До наступления полуночи они вспоминали разрозненные факты правления государыни. Кто что помнил, тот тем  делился. Разумеется, наиболее свежие и глубокие познания были у Ефимова, поскольку он всё же был человеком девяностых годов, а не сороковых.
Ночь прошла спокойно.
Через два дня с двумя ночёвками в лесу четверо путников на удивление всё же вышли к наезженной колее почтового тракта. Лошадей и сани пришлось оставить среди непроходимой чащи. Как и предвидел Ефимов, они оказались в пределах Ораниенбаума. Им это подтвердил шарахнувшийся в сторону крестьянин, посчитав незнакомцев в непонятной одежде за вельможных иностранцев. Спустя ещё день, посетив Китайский и Большой Меншиковский дворцы, представляясь эмиссарами матушки Екатерины, они с почестями отбыли в Петербург. Провожать отправились самые знатные горожане, в числе которых были представители императорского двора. Четверо пришельцев из будущего направились в роскошных санях к резиденции государыни-императрицы. Их одиссея в лесу закончилась.
Наступил новый виток их пребывания в XVIII-м веке.
********
 
Глава 5-я.
Расцвет правления императрицы Екатерины Великой.
1782-й год. Петербург.
Зимний дворец.
6 часов 12 минут по местному часовому поясу.
***
Судя по дошедшим до потомков «Запискам…» бесчисленного круга приближённых к государыне, в числе которых необходимо упомянуть князя Долгорукова, графа Салтыкова, княгини Дашковой, секретаря Грибовского, графа Эстергази, фрейлины Протасовой и прочих, обычный день Екатерины начинался всегда одинаково. Это рядовой будничный зимний день 1782-го года, в относительно мирное время. Императрица живёт в Зимнем дворце. Её личные покои в первом этаже очень невелики. Рядом уборная, с окнами на Дворцовую площадь. Здесь императрицу причёсывают перед небольшим кругом её приближённых высших сановников, получивших утреннюю аудиенцию: это место малого выхода. Спальня сообщается с Бриллиантовым залом, за ним идут Зеркальный зал и другие приёмные покои дворца.
В шесть часов утра государыня обыкновенно просыпается. При её пробуждении к ней с многочисленных подушек бросается целая свора любимых комнатных собачек породы английских левреток. Кофе уже на столе. Екатерина нюхает табак, и садиться за рабочий стол. Пока читает доклады и пишет корреспонденцию, почти не отрывает от лица золотую табакерку.
В девять часов утра возвращается в спальню, принимая с докладами секретаря Грибовского, обер-полицмейстера, канцлера, фельдмаршалов и прочих высоких посетителей. Светлейший князь Потёмкин в это время в Крыму вместе с Суворовым. Красавец фаворит Саша Ланской скромно сидит в углу, играя с собачками. Его время придёт к вечеру. Для него двери спальни её величества всегда открыты. К часу дня во время обеда проходит малый выход. В будни к столу государыни приглашается человек двенадцать: прежде всего фаворит, сидящий по праву руку. Несколько ближайших лиц свиты – граф Разумовский, фельдмаршал князь Голицын, граф Ангальдт, братья Нарышкины, дежурный генерал-адъютант граф Чернышев, граф Строганов, князь Барятинский. По другую сторону украшенного золотыми сервизами стола располагаются фрейлины: графиня Браницкая, княгиня Дашкова, графиня Брюс и Протасова. Вице-адмирал Рибас, маркиз Ламбер и граф Эстергази приглашены тоже. Граф Шетарди отсутствует, как, впрочем, и оба брата Орлова. Они в опале.
После обеда Екатерина беседует несколько минут с приглашёнными; затем все расходятся. Наступает время разборки зарубежной почты и поступившей корреспонденции. Князь Вяземский готовит несколько донесений. Затем государыню переодевают для большого выхода. Вечер начинается с карнавальных танцев или дворцовых балов. В великолепно отделанных залах Зимнего дворца набивается до полутысячи человек различных званий и степеней по иерархической лестнице. Блистают наряды и военные мундиры. Льётся рекой вино. Звуки музыки заглушают смех и кокетливые признания в любви. Затем игра в карты. Она кончается обязательно в десять часов, и её величество удаляется во внутренние покои. Ужин подаётся лишь в парадных случаях, но и тогда Екатерина садилась за стол лишь для виду. Вернувшись к себе, она сейчас же уходит в спальню, выпивает большой стакан кипячёной воды и ложится в постель. Звонит в колокольчик. За скрытой портьерой появляется граф Ланской.
Обычный будничный день матушки государыни окончен.
********
Так было и сегодняшним утром.
Её величество как всегда проснулась вместе с собачками в шесть часов. Кувшин с водой, кусочки льда в вазочке. Протёрла лицо. Вот и весь туалет. Графиня Брюс подала расшитое золотом платье для малого выхода. Кофе был горячим и крепким.
В приёмной уже дожидался граф Строганов. Доклады следовали один за другим. Князь Барятинский прибыл с донесением от Светлейшего Потёмкина. Прочитав его, Екатерина с удовольствием воскликнула:
- Дадим звону всей Порте! Чтоб аж в Европе услышали!
«Дадим звону» - было её любимым выражением, когда государыня пребывала в отличном расположении духа.
- Что там ещё, любезный граф? – обратилась она к Салтыкову. Фрейлина Протасова в это время нашёптывала императрице последние слухи, бродившие по столице.
- Говорят, в Петербург вчера прибыли какие-то незнакомцы, весьма подозрительные на вид. Ни документов, ни верительных грамот, ни представительных писем. Через заставу их пропустили, но задержали в полицмейстерстве до вашего указания.
- А какое мне дело до каких-то незнакомцев? – удивилась Екатерина, призывая к себе Ланского. Во время отсутствия князя Потёмкина Саша Ланской был ей особенно приятен. Это не грубый Григорий Орлов, не заносчивый Васильчиков, не туповатый Зорич или Завадовский, и даже не ничтожный Корсаков, который удалился в своё, подаренное ему поместье, где направо и налево хвастался интимными связями с великой государыней. Саша Ланской был скромным и тихим. Потёмкин намеренно приставил его к ногам матушки государыни, чтобы его место не занял кто-нибудь из враждебной партии Голицыных – Нарышкиных.
- В том-то и дело, матушка, - шептала Протасова, - что они не какие-нибудь проходимцы. Говорят, что прибыли из очень далёких мест, и говор у них какой-то чудной, на наш не схожий.
- Иноземцы?
- Уверяют, что да. Непременно желают встретиться с вашим величеством. Охранникам они показывали чудные вещи, да и одежда на них весьма забавная. Один даже укутан с ног до головы какой-то материей.
- Ну а мне-то что до этого? – бросая томные взгляды на фаворита, упорствовала государыня.
- Чудеса они показывали охране, ваше величество.
- Ну-у… - протянула Екатерина, - этим нас не удивишь. Недавно только отбыл граф Калиостро, посрамившись в своих фокусах. Эти тоже из числа мнимых кудесников?
- Надо бы вам посмотреть на них. Любопытные личности.
- Хорошо. Доставьте их во дворец. Вечером взгляну.
 И повернувшись к Салтыкову, весело повторила:
- Эх! Дадим звону Порте! Пускай теперь крымский хан Шахин-гирей токмо попробует угрожать нам.
Махнув рукой, означавшей конец аудиенции и отпуская князя Барятинского, добавила напоследок:
- Светлейшему другу моему Потёмкину отпишите, чтобы как можно скорее возвращался ко двору. Александр Васильевич и сам справится там без него.
Она имела в виду Суворова. Прошла в следующие залы, где её ожидали более полусотни сановников разных степеней и титулов.
Таким образом, и оказались четверо путников из грядущих столетий перед светлым образом матушки императрицы.
Отныне их жизнь пошла совершенно иным путём, предначертанным судьбой свыше.
********
…Прошло несколько месяцев с того памятно дня, когда капитана Руднева, младшего лейтенанта Миронова, полковника Рябцева и командира экипажа «Антея» Ефимова представили великой государыне. Уже цвели яблони и сирени. Май месяц в Петербурге выдался на редкость тихим и тёплым, без гроз, наводнений и прочих нежелательных явлений природы. В порту Невы стояли на приколе несколько баркасов. Город полнился слухами, что во дворце её величества поселились какие-то заезжие иностранцы, способные творить чудеса.
В первый же вечер знакомства с государыней, Андрей Степанович на правах самого начитанного из группы поведал ей при аудиенции множество удивительных подробностей из её прежней жизни. Опираясь на вспоминаемые сведения где-то у себя в закоулках памяти, он изумил императрицу своими знаниями едва ли не во всех областях наук, о которых имел довольно обширные представления. Пожалуй, только Ломоносов мог соперничать с ним в эрудиции, однако великий учёный уже отошёл в мир иной. Ни для кого не секрет было, что в прошлом Екатерина именовалась принцессой Софией Августой Фредерикой Анхальт-Цербстской, прибывшей в Россию пятнадцатилетней девушкой. К примеру, этот приятный пожилой человек рассказал ей дивные вещи. Якобы она войдёт в историю как императрица Екатерина Великая. За время царствования она искренне полюбит Россию и всю жизнь посвятит служению своей новой родине. Она будет главной защитницей Русской Православной Церкви и в то же время проповедовать веротерпимость. Выступать против крепостного права и реформировать систему образования. Будучи начитанной, эрудированной женщиной, переписывалась с Вольтером, Гриммом, Руссо, её перу принадлежали многие сочинения. Главным итогом её длительного правления, по словам Ефимова, стало то, что она дала России «сознание силы, гения и исторического предназначения».
Екатерина удивлялась всё больше, удалив почти всю свою свиту, оставшись наедине с четырьмя незнакомцами. Несколько вечеров провела она с ними, всё больше убеждаясь, что перед ней не обыкновенные заезжие иностранцы, а какие-то неведомые ей люди, особенно последний из них. Он знал такие интимные события из её, как прежней, так и грядущей жизни, что она посчитала его ясновидящим пророком.
- Откуда вам всё это известно? – почти со страхом интересовалась она, когда Андрей Степанович рассказывал ей очередной эпизод её дворцовых будней, о которых, казалось, не должен был знать никто, тем более какие-то приезжие иностранцы. Он знал подробности Чесменской битвы, словно сам присутствовал рядом с Алексеем Орловым. Знал даже отрывки переписок с Вольтером, а ведь они были сугубо личные и ещё нигде не публиковались!
В конечном итоге путешественники убедили её, что они вовсе не иностранцы, просто из далёкой Тобольской губернии: оттого и говор такой, непривычный её слуху.
Екатерина находилась в те дни в полном замешательстве.
Спустя почти месяц таких бесед, откуда императрица узнавала всё больше и больше подробностей истории правления государства российского, она отвела им во дворце покои, выделила штат слуг и полную смену гардероба. Единственное, что не затрагивал Ефимов, это количество её фаворитов, кто будет следующим и, собственно, даты смерти как её, так и приближённых. Того же Ланского, к примеру, или князя Потёмкина. Она и не настаивала, следуя мистическому женскому страху перед предсказаниями будущего. Он не рассказывал ей о правлении её сына Павла и других императорах, включая последнего Николая Второго, расстрелянного большевиками вместе с семьёй. Зато подробно рассказал о Наполеоне, Гитлере, Сталине. Для неё это было дремучим непроходимым лесом: совсем таким, из которого они недавно вышли.
Коля Миронов в свою очередь стал при дворе занимать место своеобразного инженера по всяческим новейшим разработкам, привлекая целый штат архитекторов, строителей и прочих рабочих.
Капитан Руднев, пользуясь благосклонностью фрейлины Протасовой, открыл несколько мастерских по ремонту тогдашней незамысловатой техники. Он усовершенствовал первые автоматоны – прототипы будущих игровых автоматов. Разбирался в часах, допотопных телескопах, предоставив императрице взглянуть впервые в жизни в их армейский бинокль. Увидев увеличенные в десятки раз изображения природы, зверей и людей, прохаживающихся в парках, она с испугом откинула дивную вещицу, как, впрочем, и наручные часы, зажигалки, ракетницы – иными словами – всё, что ей показывали её новые придворные.
 Да-да. На удивление всем, она возвела четверых путешественников в штат своих близких придворных. Таким образом, полковник Рябцев был причислен к Преображенскому полку и стал одним из его начальников. Военная тактика, предлагаемая им полководцам, несла в себе полное переосмысление всех военных стандартов, существующих на данный момент. Екатерина планировала отослать полковника к Суворову в Крым, когда приедет князь Потёмкин.
Коля Миронов познакомился с одной из миловидных фрейлин государыни, благосклонно принявшей его неловкие ухаживания. Руднев частенько тосковал по Серафиме, помня с ней уговор, что со временем заберёт девушку в Петербург. Сам Ефимов нередко проводил вечера с императрицей, вводя её во всё новые и новые факты правления. Она не переставала удивляться его познаниям в области истории и особенно географии. Астрономия, биология, математика, физика и химия её мало интересовали, но вот география, к примеру, была ей весьма по душе. Это было что-то новое для неё. К тому же Ефимов зачастую рассказывал ей картины будущих веков, рисуя в её воображении различные образы будущего Земли и человечества в целом. Это были долгие занимательные беседы, когда собравшись за карточным столом присутствовали только самые доверенные лица. Салтыков, Вяземский, Ланской, Протасова, Дашкова. Даже канцлера не посвящали в такие беседы. Это был очень узкий круг, в который не входил никто другой. Когда приехал Светлейший Потёмкин, то и он вошёл в этот узкий круг посвящённых. С Андреем Степановичем и Виктором Михайловичем у него сразу сложились превосходные и доверительные отношения. В отличие от государыни он сразу стал интересоваться различными изобретениями в области физики, химии, биологии. Увлёкся и астрономией, пожалуй, единственной из наук, которая ещё в России была малоизвестной. После Ломоносова и Эйлера эта наука мало кого занимала. Тут уже мог подключиться и Виктор Михайлович Рябцев, поскольку с детства интересовался звёздным небом.
…И вот в один из дней лета 1782 года четверым друзьям предстала возможность посетить тот участок леса, где некогда потерпел крушение грузовой транспорт конца девяностых годов двадцатого столетия. Они испросили у императрицы разрешение на прогулку в лесу, заверив, что намерены засвидетельствовать своё почтение графу Морозову. Капитан Руднев надеялся встретить при этом Фиму, забрав с собой, как и обещал. Ефимов хотел навестить могилки и откопать не нужный никому теперь сейф. Миссия «Инкассация» потеряла в этом измерении всякий смысл, но ему хотелось удивить Екатерину, показав ей денежные купюры 1996-го года.
Засветло позавтракав и загрузив телегу провизией, все четверо, без сопровождающих, с разрешения государыни покинули дворец, пообещав, что вернуться через два-три дня. Князь Потёмкин хотел было увязаться за ними с целой свитой сановников, но, к счастью путников, был срочно вызван в Крым, куда и отправился тотчас же.
Таким образом, капитан Руднев, полковник Рябцев, младший лейтенант Миронов и командир экипажа «Антея» Ефимов оказались в том самом лесу, откуда началась их необыкновенная одиссея по иному измерению параллельного мира.
Они снова ушли в НЕИЗВЕСТНОСТЬ.
********
…Что-то холодное липкое и неприятное скользнуло по Колиному лицу, заставив его вздрогнуть.
Луна светила ярким серебристым светом, освещая поляну своим мягким сиянием. Ни ветра, ни шума ушедшей в сторону грозы. Уютное потрескивание костра, казалось, убаюкивало Колю, однако это непонятное прикосновение заставило его всмотреться в чёрную пустоту кустов. Отблески огня туда не достигали, поэтому Коля выпрямился, слегка потянулся и более пристально всмотрелся. Он дежурил уже два часа, сменив полковника Рябцева, завернувшегося в одеяло. Был  конец августа, но в лесу ночью уже чувствовалась сырость – предвестник наступающей осени. Капитан Руднев с Андреем Степановичем ушли вчера в селение крестьян, навестить графа Морозова с гостинцами от Екатерины. Командир эскадрильи предупредил, что, возможно, вернётся назад с девушкой, которую Коля знал из его рассказов. Телегу с лошадьми они оставили, когда пришлось идти по лесу пешком. Запомнив место и задав корму лошадям, они намеривались вернуться через сутки, если, разумеется, им ничто не помешает.
Прибыв на место и найдя уже порядком прохудившиеся могилки, осевшие в заросшую траву, они почтили память погибшего экипажа, разыскали поросший лишайником холм с сейфом, выкопали его и устроились на ночлег. Вокруг всё было по-прежнему. За время их отсутствия в течение полугода никто из посторонних сюда не проникал. Выжженная земля заросла буйной травой. Уродливые обгоревшие деревья снова покрылись молодой листвой. Разбросанные взрывом останки некогда титанического корпуса «Антея» представляли теперь собой громоздящиеся тут и там груды ржавеющего металла, сквозь которые пробивались новые ростки деревьев. Природа взяла своё, и теперь о месте катастрофы напоминали только торчащие из травы расплавленные обрубки шасси.
Что же всё-таки его разбудило?
Коля Миронов поморщился и озадаченно оглянулся на спящего полковника. До рассвета оставалось ещё два часа. Пистолеты они взяли с собой, так и не воспользовавшись ими ни разу. По молчаливому уговору они не показывали своё оружие никому во дворце, даже самой Екатерине. Такое условие предложил полковник Рябцев, справедливо полагая, что из-за этого могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.
Теперь он услышал в кустах какой-то тихий шорох, и чувство неприятного прикосновения вновь посетило его, заставив напрячься, взводя курок.
«Может, ёжик? - мелькнула облегчающая мысль. – Или какой другой мелкий грызун?»
Тем не менее, он насторожился.
Дунуло едва заметным порывом слабого ветра. Под ногами, чуть дрожа, завибрировала почва. Рябцев за спиной перевернулся на бок, засопев по своему обыкновению.
Что же так тревожно на душе?
Николай подошёл ближе к кустам и тихо позвал:
- Товарищ капитан… это вы?
Тишина.
- Андрей Степанович?
Тихий, размеренный шорох.
- Чёрт! – выругался вполголоса Коля, стараясь не будить полковника. Может, лисица? Или заяц…
Додумать он не успел.
Внезапным порывом ветра, взявшимся ниоткуда, его швырнуло в сторону, едва не впечатав спиной в торчащий сук дерева. Где-то внутри грузового отсека, в его ржавеющих развалинах послышался мерзкий скрежет, как бывает, когда разъеденный ржавчиной металл принимается отваливаться сразу несколькими большими кусками.
Коля непроизвольно зажал уши и выронил пистолет. В барабанных перепонках словно взорвалось несколько оружейных заводов, оглушив на время растерявшегося младшего лейтенанта. Странно… с немцем в боях никогда не терялся, а тут пришёл в полное замешательство. И где? В простом лесу!
Повеяло запахом озона.
- Виктор Михайлович! – позвал он полковника, пытаясь выпутаться из ветвей. Рябцев по-прежнему спал. Коля обернулся и замер. То, что он увидел, заставило его оцепенеть на месте.
…Тело полковника подёрнулось какой-то зыбкой дрожащей дымкой. Ещё секунда и спящего Рябцева начало размазывать в пространстве, словно растекающиеся краски акварели. Силуэт расплылся, превращаясь в бесформенное пятно перемешанных между собой фрагментов тела, одеял и одежды с обувью. Всё смешалось, будто включили мясорубку. Следом за расплывающимся силуэтом подёрнулся дрожащей дымкой костёр, затем сооружённый ими шалаш, потом все вещи на поляне и, наконец, сам сейф с инкассацией. Стремительный воздушный напор струи откатил полковника назад, проволок по земле к кустам, исчезнув вместе с ним так же внезапно, как и появился. Материализовавшаяся в наэлектризованном воздухе спираль, стала поглощать в себя всё, что находилось в радиусе её действия. Коля не смог броситься к полковнику, поскольку сам был обездвижен какой-то чудовищной силой, взявшейся ниоткуда. Уже теряя сознание и проваливаясь в пустоту, он смог на миг почувствовать, как всё та же необъяснимая энергия вдруг повлекла его за собой, устремившись к вращающейся спирали. Воронка тоннеля раскрылась, поглощая Колино тело, которое стало разлагаться на атомы вместе с одеждой. Последнее, что он увидел, это пробежавшего мимо ёжика. Его всосало в раскрывшийся тоннель таким же образом, как и всё остальное. Пространство свернулось в некое подобие узла, крутануло тело Коли, исчезнув в пустоте. Напоследок дунуло сильным напором ветра, разметало костёр и всё затихло.
Николай Миронов, полковник Рябцев и сейф с инкассацией перестали существовать в этом измерении.
Всё, что осталось на поляне, это разметавшиеся угли костра, кое-какие мелкие предметы и ни одного упоминания о младшем лейтенанте с командиром авиаполка.
Эту картину полного опустошения и застали утром вернувшиеся из деревни путешественники.
********
Капитан Руднев вернулся без Серафимы. Справедливо полагая, что крестьянской девушке будет не место при императорском дворе, он как можно ласковее и вежливее попрощался с ней, предоставив её дальнейшую судьбу кузнецу Прохору. Ефимов наградил графа Морозова подарками от государыни, напомнив, что его непременно ждут во дворце. Польщенный таким вниманием Морозов едва не помчался тотчас же к приёмным палатам государыни. Оба путешественника, переночевав у Серафимы, оставили его в весьма радостном настроении. Что касается самой девушки, то она и сама понимала необходимость остаться в деревне, поскольку никогда не бывала в Петербурге, а тем более при дворе. Погоревав немного, она проводила путешественников, оставив на прощанье Алексею воздушный поцелуй. Прохор довёз их на телеге до опушки и двое путников из грядущих веков исчезли в гуще деревьев.
Таким образом, они и оказались утром в расположении покинутого ими лагеря. Ни Миронова, ни Рябцева.
- Что здесь произошло, Андрей Степанович? – оглядывая разруху, произведённую воронкой спирали, опешил Руднев.
- Не знаю, Лёша, - озадаченно отозвался тот, поднимая с земли уцелевший, но треснувший бинокль. Они обводили взглядом разметавшийся по поляне шалаш, разбросанные угли и наваленные кучами ветки. Напрасно кричали, призывая своих товарищей. Напрасно искали их следы.
- Как в воду канули, - удручающе заметил Алексей. – Ни записки, ни следов борьбы, ни каких-либо отметин. Словно их что-то «выдернуло» из пустоты, не оставив даже признаков присутствия. И сейф с инкассацией исчез.
Ефимов надолго задумался. Они уже успели обследовать едва ли не каждый сантиметр поверхности, обшарить кусты и обломки самолёта. Всё было впустую.
Разожгли потухший костёр и принялись размышлять, прикидывая различные возможности.
- Очевидно, во время нашей отлучки их посетил тот же портал временного сдвига, что выкинул нас в это пространство, - начал командир «Антея». – Не представляю уж каким образом та воронка спирали, что засосала мой и твой самолёты вернулась вновь, и самое главное, для какой цели? Чтобы забрать нас назад в свои измерения? Тогда для чего она вообще нас выбрасывала сюда? – сделал он ударение на слове «вообще». – Для того, чтобы мы полюбовались несуществующим лесом, селением крестьян, Петербургом и государыней Екатериной восемнадцатого века? С какой целью, Лёша?
- Ума не приложу.
- Я тоже. Единственное, что приходит в голову, это по каким-то нам неизвестным причинам, воронка портала снова посетила это место спустя полгода после первой нашей выброски.
- Может, соскучилась? – попробовал пошутить Руднев.
Ефимов усмехнулся, оценивая его присутствие духа.
- Тут дело в другом, Алексей. Буду откровенен, что ни черта не понимаю в этой «кухне». Тут возможно два варианта. Либо облака снова расступились, дав возможность порталу времени спуститься воронкой к земле, прихватив при этом твоих сослуживцев вместе с сейфом, либо…
- Что?
- Вот над этим я и ломаю голову битый час. Либо поляну просто ненароком накрыло какое-то энергетическое поле, случайно прихватив с собой всё, что на ней находилось. В данном случае железный ящик, кое-какие подвернувшиеся под воронку вещи и, собственно, самих наших друзей. Своеобразный круговорот временного пространства. Точнее объяснить не смогу, поскольку и сам в замешательстве. Тут физикой и не пахнет. Скорее, антифизика. Отсутствие каких-либо законов природы. Полная противоположность научным постулатам всех времён и народов.
Он подбросил ветки в костёр.
- И что самое удивительное, воронка вернулась на то самое место, где уже однажды побывала. Кто мне теперь скажет, что молния два раза в одно и то же место не попадает?
- У нас попадала, - задумчиво произнёс Алексей. – Но не молния, а снаряды. В битвах на земле бытует похожее мнение: дважды снаряд в одной воронке не взорвётся.
Вздохнув, закончил:
- Однако бывало как раз наоборот. Мой двоюродный брат в пехоте погиб именно таким образом. Год назад, кода только война набирала обороты.
Они помолчали немного, думая каждый о своём.
- Что будем делать, Андрей Степанович?
Ефимов бессильно развёл руками.
- Ждать, Лёша. Ждать. Не бросим же мы своих друзей неизвестно где.
- А где они сейчас?
- Ну, ты спросил,- печально улыбнулся старший товарищ. – Если бы я знал…
- Их могло занести в любое измерение, как вы когда-то говорили?
- Именно, что в лю-бо-е, - протянул командир экипажа по слогам. – Эта червоточина кротовой норы, как их называют учёные-физики, совершенно непредсказуема. Я абсолютно не знаю её природы. Если Рябцева и Колю Миронова перетащило в какой-нибудь отрезок отдалённых исторических эпох, то они могут с таким же успехом находиться сейчас, скажем…
- Где?
Ефимов щёлкнул пальцами:
- Да хотя бы у того же Ивана Грозного. Или ещё дальше, образно говоря, в каких-нибудь временах крещения Руси, а то и при правлении Калигулы, например, или фараонов в Долине Царей близ Луксора. Так или иначе, во дворец мы не возвратимся, пока не поймём, где искать наших приятелей. Что мы скажем Екатерине, вернувшись без них? Еды у нас ещё на сутки. Если они не появятся, один из нас останется здесь, другой отправится в село за провизией, объяснив жителям и Морозову, что остались в лесу по какому-то секретному указу императрицы. Их это должно озадачить – меньше будут задавать вопросы.
На этом и решили.
Однако их планам не суждено было осуществиться. Всё, что произошло потом, они уже не помнили. Этот последний день их пребывания в ином измерении послужил началом целой веренице событий, необъяснимых и непонятных с точки зрения науки.
А именно…
********
Прошло несколько минут.
Ветер бушевал, ломая молодые ветви недавно проросших деревьев. Всё началось настолько внезапно и неожиданно, что оба путешественника, вконец ошалевшие, едва успели укрыться в обломках грузового отсека. Вначале сорвало всю обшивку, разметав её по поляне, словно ненужный отработанный хлам. Чудовищная сила приподняла корпус уродливого «Антея», вяло и лениво покачала его и опустила на землю. Хвост самолёта обвалился, посыпались различные запчасти, воздух взорвался угрожающим хлопком. Алексей Руднев вцепился в руку Ефимова, но того уже несло куда-то в разверзшуюся чёрную пасть воронки.
- Андрей Степанович! – проорал он сквозь бушующие вихри. Поляна превратилась в настоящий полигон разрухи. Вращающиеся концентрические круги, один в другом, подобно водовороту принялись поглощать в себя всё, что осталось от некогда бывшего крылатого гиганта. Напором бешеной струи в раструб тоннеля всасывало целые секции изуродованного транспорта: кабину, кресла пилотов, оборудование, внутреннюю обшивку, обломки шасси, подкрылки и турбины. Всё устремлялось внутрь, исчезая, как показалось капитану, по ту сторону пространства. Он уже не мог удержать впавшего в прострацию командира экипажа. Тот потерял сознание, когда его со всего маху впечатало спиной к корпусу. Руднева и самого отнесло на десяток метров, а когда всасывающая струя достигла грузового отсека, он уже был бессилен. Вслед за Ефимовым в раструб воронки, как в громадную утробу пылесоса, устремилось всё в радиусе нескольких сотен метров. Бушевавший вихрь заглатывал целые участки сосен и берёз, превращая насекомых и мелких грызунов в сплошную кашу переработанных отходов.
- Лё-ша-а!!! – донеслось уже из глубины чёрного зева. – По-мо-ги…
И умолкло.
Последнее, что успел увидеть капитан Руднев, это огненно-кровавый шар солнца, внезапно появившийся из расступившихся туч. Громоздкие, будто вырванные из пространства набухшие куски облаков, как ему на миг показалось, разъехались в стороны, пропустив в образовавшуюся дыру два советских истребителя «И-16».
Затем его сознание помутилось, исчез сам лес, исчезло пространство, исчезло всё, что удерживало его в этом измерении. Как физическая величина тело капитана Руднева Алексея Фёдоровича перестало существовать.
Истребители промчались над береговой линией Ладожского озера, преследуя отставших «мессершмиттов». Ни советские лётчики, ни немцы так и не увидели исчезнувшего внезапно леса.
На этом всё и закончилось.
Миссия «Инкассация» прекратила своё существование на планете Земля.
********

Эпилог.
Каспийское море. Два километра от восточного побережья.
Плавучая нефтяная платформа ПНП-11/18 «Морской бриз».
1996-й год.
16 часов 08 минут по местному часовому поясу.
***
- На посадку пошёл! – крикнул кто-то из буровой бригады, приставив руку к глазам от яркого солнца. – Ох, и красавец же! Настоящий гигант!
- Зарплату нам везут. И вещи тёплые, - откликнулись в толпе, сгрудившейся на вертолётной площадке нефтяной плавучей базы. – Скоро ждать пополнение.
Титанический корпус грузового «Антея» блеснул на солнце и пошёл на снижение.
До взлётной полосы было около двух километров.
******** (КОНЕЦ КНИГИ) ********