В ростовском дворике бренчала расстроенная гитара, повизгивали девчата, позвякивали пивные бутылки, и безголосые поддатые парни от души подпевали с надрывом. Одаренный лентяй Лёха лабал боем на шестиструнке песни Цоя и качал собравшуюся молодежь своим отчаянно-радостным настроением. Повод для радости был великим – сегодня Лёху отчислили из радиотехнического института, и это был уже не первый ВУЗ, в котором мама хотела выучить своего упрямого сына-индиго – его отовсюду отчисляли.
Пришло время, наконец, взяться крепко за свою давнюю мечту уехать в легендарный город Питер искать себя – так решил для себя Лёха. Положив на полку документы из деканата, он взял гитару и ушел во двор от маминых истерик. Дворовый концерт получился звездно-прощальным. Девчонки ревели, размазывая по румянам тушь, парни состязались в красноречивых тостах. Никто не заметил, как черный кот стащил армянскую домашнюю колбасу с лавочки.
Ночью Лёха, как уже задумал, соберет вещи в рюкзак и пойдет, не попрощавшись, на вокзал ловить билет на ближайший поезд до культурной столицы, даже если он через неделю будет - лишь бы дома утро не встречать под осточертевшие мамины нотации, всегда так отравлявшие аппетит за завтраком.
На самом деле лентяем Лёха никогда не был – просто не мог заниматься не своим делом, а какое ему «свое» он пока не знал. Где ни учился – везде чувствовал себя не в своей тарелке, а чем конкретно ему хотелось заниматься, определиться пока не мог. Только вот все сильнее ощущал Леха со временем, что в Ростове-на-Дону для него полезных перспектив точно не найдется, и нужно ехать туда, где больше возможностей, пока молод. Много его друзей уехало в Москву и Санкт-Петербург. Последний привлекал Леху больше, хоть и узнавал он о нем лишь по перепискам в соцсетях и блогам.
- Сначала выучись и получи профессию! – твердила мама свои протухшие еще в девяностые годы постулаты. – Кем ты туда поедешь?
Сразу после школы Лехе это казалось логичным, но за четыре года попыток учиться на разные специальности, которые ему предлагались по результатам профориентационого теста, становилось все понятнее, что мамин план не сработает, а только навредит нервам и отнимет драгоценное молодое время.
С билетом подфартило, и утром, после ночевки на вокзале, Леха выехал поездом «Махачкала – Санкт-Петербург», еще даже не решив, где остановится по прибытии. Потертую гитару покойного бати, облепленную наклейками с полуголыми девицами, он оставил маме на память, и время в пути, а это около полутора суток, занял общением с попутчиками, по большей части такими же, как он, искателями лучшей жизни и новых перспектив.
Перебиваться на неквалифицированных видах работы Лехе было не привыкать. Все его прерывистое студенчество прошло именно так: почтальоном, курьером, мойщиком витрин, официантом, раздавателем рекламных листовок, продавцом в супермаркете и на бочках с квасом летом, расклейщиком афиш и даже администратором в салоне красоты. На первое время Леха предполагал найти себе работенку такого же плана на время, пока будет искать себя в новом городе.
За окном плацкартного вагона, стекло которого периодически отражало голубовато-серые лёхины глаза, все чаще проносились хвойные деревья, и дома появлялись по большей части уже деревянные, некоторые с резными палисадами, что совсем не характерно для южной части России. Лесные пейзажи густели, а люди на станциях становились все теплее одетыми. Из бабьего лета поезд мчал своих пассажиров в глубокую, по южным меркам, осень с дождями и сырой стужей.
Единственная куртка-ветровка, которую Леха взял с собой, оказалась уже не по погоде в северных широтах, но добрый попутчик Антон поделился с ним несколькими адресами, где одежду можно купить за сущие, даже для ростовского кошелька, копейки. Сбережений Лехи должно бы хватить на пару недель в режиме строгой экономии, при пересчете на петербургские цены.
Поезд прибыл на Московский вокзал под холодным всепроникающим ливнем. Прохожие кутались в плащи и прятали лица под зонтами, держа их так, чтобы ветер не выгибал их тонкие каркасы наизнанку. Вода текла с неба, казалось, сплошным потоком. На Лехе была всего лишь ветровка, надетая на толстовку, джинсы и обычные текстильные кеды – и все промокло на нем до нитки. Вода ручьями стекала на лицо с темных волос.
Лишь несколькими месяцами позже в его гардеробе появятся такие странные для ростовчанина вещи, как летняя куртка, летний плащ, резиновые ботинки и термоноски. До приезда в Санкт-Петербург Лехе лишь в страшном сне могло присниться, что он надевает теплые носки или толстовку летом. Летом! Что летом ему понадобится плащ, что с собой он станет носить зонт и солнцезащитные очки одновременно, что его перестанут удивлять люди, одетые по-летнему и по-демисезонному, встречающиеся на одной улице в один день.
Парадный Петербург был нарочито оштукатурен в приятные солнечные цвета, дабы разбавить свинцовый мрак преобладающей здесь ненастной погоды. Площадь Восстания показалась провинциальному взгляду новоприбывшего огромной, даже по сравнению с ростовской Театральной площадью. От одного вида скопления транспорта на кольцевом перекрестке кружилась голова. А говорят еще, что в Москве куда похлеще пробки!
Куда теперь идти? Где поселиться для начала? Немного отогревшись чаем в столовой «Копейка», Леха заелозил пальцем по дисплею дешевого, но пока еще живого, смартфона: две трети друзей по переписке не ответили на его сообщение о скором приезде, остальные отписались в духе «Классно! Приезжай!», но к себе не приглашали. Лишь несколько человек посоветовали неплохие и дешевые хостелы. Принять Леху в гостях никто не собирался. Такими друзьями оказались друзья в соцсетях.
«Назад дороги нет», твердо решил он для себя, хоть и загрустил от серости и сырости. Заночевать придется в хостеле. Хотелось спрятаться от уличной промозглости под сухое теплое одеяло, а еще сильно хотелось плотно поесть. Питерские цены на продукты молодого южанина испугали: «Я так на еде разорюсь», подумал он, и купил заварную лапшу, дешевый чай в пакетиках и сахарное белорусское печенье «Слодыч».
Бронировать место для ночлега нужно было заранее, и Леха только в четвертом по счету хостеле смог снять спальное место на первую ночь. Серое и унылое настроение усугубляли мамины СМС-сообщения, полные упреков в неблагодарности и оскорблений, и звонить ей с новой СИМ-карты, купленной на вокзале, Леха не спешил. «Пускай остынет, соскучится, - думал он. - Не сегодня, мама».
Сквозь густой холодный ливень легендарный Невский проспект казался призраком давней мечты его увидеть, словно Леха посещает Петербург во сне. Благодаря картам в интернете, хостел удалось отыскать за час с небольшим. Вселившись в четырехместную комнату, и сняв мокрые насквозь кеды, Леха босиком побрел на кухню заваривать лапшу и чай – есть хотелось еще с утра, а уже время к ужину.
Ближе к девяти вечера вернулись соседи по комнате, и стали первыми, с кем новоприбывший искатель счастья разговорился по приезде, если не считать администратора хостела. Женя из Новосибирска и Максим из Пскова проявили к нему солидарность «понаехавших» и помогли найти работу курьером доставки еды. Разъездная работа принесла Лехе большую пользу на старте, и уже спустя месяц он уже неплохо знал город, а через два снял комнатку у пожилой петербурженки на Васильевском острове.
Романтичный и суровый, Васильевский остров понравился ему больше всех остальных районов. От дома на Восьмой линии у Малого проспекта, где он поселился, очень близко идти до станции метро Василеостровская и трамвайной остановки шестого и сорокового маршрутов. Работая курьером на островах, трамваями Леха пользовался часто и чувствовал себя в них так же уютно, как в поездах – любовался видами, попивал чай из термоса. Исколесив на трамваях и оббегав ногами Петьку и Ваську, он возвращался затемно в небольшую комнатушку со старым ремонтом и высоким потолком в трехкомнатной коммуналке, целиком принадлежавшей тихой пенсионерке.
Анна Вениаминовна вела уединенный, но культурно-насыщенный образ жизни: ходила на прогулки, в театры и музеи, наслаждалась домашним уютом с неспешным чтением интересных книг тихонько вслух своему дымчатому коту Тимофею, которому Леха полюбил приносить гостинцы. Дети и внуки ее давно уехали жить за границу и общались с ней только по видеосвязи. В своей абсолютно винтажной – от мебели и люстры до карандашей в деревянной вазочке – комнате, уставленной книжными шкафами, Анна Вениаминовна пила иван-чай с ромашкой за круглым столиком у окна и писала убористым почерком в серой тетради свои воспоминания о послеблокадном раннем детстве. Подолгу отсутствующий, работающий и порядочный квартирант ее вполне устраивал. Иногда она просила Леху о посильной помощи по хозяйству, в чем он никогда не отказывал, но скромно и ненавязчиво, всегда спрашивая предварительно, из чувства уважения, имеет ли он на это свободное время.
Историю таинственного Васильевского острова и легенды о нем Леха с интересом читал в интернете. В выходные дни он составлял себе тематические прогулочные маршруты с поиском мистических мест. Ему удалось отыскать с первого раза Башню Грифонов, но взглянуть на нее удалось только с одной стороны – из окна лестничной площадки в клинике Доктора Пеля, так как двор, где она стоит, жильцы защитили от надоевших туристов воротами с кодовым замком.
Но самое загадочное на этом острове происходило с ним самим: почти каждую ночь Леха слышал за окном своей комнатушки странные грохот и звон, словно под его окнами катается какой-то совершенно невиданный трамвай, хотя в реальности на Восьмой и Девятой линиях – нет никаких трамвайных путей, а до Среднего проспекта, где пути есть, нужно пройти целый квартал. Ночные аудиоглюки настырно будили Леху ото сна и затихали, словно их и не бывало, как только он садился в кровати, потирая глаза. Затем он выглядывал в окно и видел привычный ландшафт: ровную, без трамвайных путей, проезжую часть щекотали желтые размытые круги от уличных фонарей, качавшихся на растяжках от ветра. Ничего нового не увидев, Леха думал, что обчитался мистических историй, и льнул обратно к подушке.
Ночь от ночи стуки колес о стыки рельсов и звон повторялись, разрушая сон, как техногенный будильник просыпающегося города. Трамвайные звуки были настолько реалистичны, что к ним примешивалась дрожь стекол в деревянной оконной раме да позвякивание сервиза в серванте, и казалось, что немного вибрировал старый паркет под кроватью.
Все больше парню думалось, что он сходит с ума, или его, не первого и не последнего, сводит с ума сам Васильеский остров. Читая городские легенды, Леха воспринимал их как колоритные местные байки, не более, но призрак трамвая, будивший его в ночи аргументировал своим явлением совершенно обратное.
«А может это не трамвай?» - размышлял Леха, когда выходил утром на работу. На Среднем проспекте у Девятой линии он поймал себя на том, что слушает, как едут трамваи. Похоже, но совсем не так, как звучал тот ночной под окнами, где рельсов нет. Современные будто бы легче, двигатели гудят иначе, а у некоторых моделей почти свистят. Внутри трамвая он садился у люков, что над колесами, и слушал техно-музыку движения – тоже не такая, как у ночного. Какой-то странный, густой и тяжелый был шум у невидимых трамваев из снов.
Мистические петербургские истории ему читать уже не хотелось. Хватит. Голова устала от непонятных ночных побудок, словно он влез своим праздным чтением в параллельный мир, который трогать не стоит, если всерьез этим не заниматься. С другой стороны – проснулось навязчивое желание выяснить, что же все-таки происходит. В то же время хотелось спокойного сна и отдыха перед новым рабочим днем, и Леха первым делом зашел в аптеку купить себе что-нибудь седативное.
Удаляясь поздним вечером от Среднего проспекта в сторону дома, он останавливался и прислушивался, когда сзади через перекресток проезжал трамвай. Даже вне помещения трамваи на Среднем проспекте звучали намного тише, чем то, что грохотало под самым окном его комнаты.
В кухне Леха встретился с Анной Вениаминовной, неспешно заваривавшей травяной чай. Пожилая женщина в пуховой шали мягко улыбалась, с уважением и доброжелательностью вела с ним беседу, а он стеснялся рассказать о своих переживаниях, боялся показаться чудаком и потерять доброе к нему отношение хозяйки квартиры.
- Вы так много работаете, - посетовала Анна Вениаминовна с сочувствием. – Вот, угощайтесь, пожалуйста.
Она поставила на стол корзинку с жареным хворостом, посыпанным сахарной пудрой, ванильный аромат которого добавлял уюта простой чистенькой кухне. С благодарностью принимая угощение, Леха почувствовал себя словно в гостях у любимой бабушки, и расслабился.
- Спасибо, Анна Вениаминовна, - вздохнул он устало. - Вы, как добрая фея-крестная… А можно спросить у вас о чем-то необычном? Может вам покажется странным, как будто я сказок начитался, но я не знаю, у кого еще я могу спросить…
- Конечно, спрашивайте, - улыбнулась пенсионерка, голос ее звучал мягко и уютно. – Я люблю необычные истории, и Ленинград наш полон всего необычного. Это само по себе интересно. Если я что-то знаю, то тоже смогу рассказать. Такие беседы всегда очень к чаю. О чем вы хотите спросить?
- Спасибо, - Леха почувствовал небольшое облегчение, но рассказал о своей беде, немного запинаясь, и с нервной дрожью в голосе. – Вот… почти каждую ночь я просыпаюсь от такого шума, будто у нас прямо под окнами ходит трамвай. Я помню, что рельсов там, под окнами, нет, но звуки такие реальные… даже посуда на полках дрожит. А вам… слышно что-нибудь по ночам?
- Конечно, Алексей, я тоже часто слышу трамвай под окнами, - мягко улыбнулась Анна Вениаминовна, чем несказанно удивила своего собеседника. – Он стучит и звонит так же, как всегда стучал и звонил, когда каждый день проходил по Восьмой и Девятой линиям. Я с детства к нему привыкла, к нашему родному трамваю, на котором я с остановки возле нашего дома ездила в школу. Позже я ездила на нем отсюда в другую сторону, в институт. Моя мамочка трудилась вагоновожатой в Леоновском трамвайном парке. Для меня звуки этих трамваев такие родные, как будто трамвайные пути отсюда и не снимали. И я не одинока в этом – моя подруга на Вознесенском проспекте живет и тоже слышит трамвай по ночам, а рельсов на нем тоже уже нет. Не удивлюсь, если вообще по всем улицам, откуда убраны трамвайные пути, ночью ездят призраки трамваев.
Огорошенный таким ответом, Леха широко раскрыл глаза, и поставил чашку на стол, забыв отпить.
- Надо же! – поразился он. – Пожалуйста, расскажите мне про эти трамваи!
- Раньше здесь проходило несколько маршрутов, - ленинградка подтянула на плече шаль и принялась за свой рассказ с воодушевлением, какое возникает у всех старых людей, когда молодые вдруг хотят их слушать. – Совсем недалеко отсюда… для вас - в двух шагах: на пересечении Среднего проспекта и Восьмой-Девятой линий, был самый необычный перекресток в мире. Ленинградцы прозвали его Перекрестком трамвайных миров. Трамваи на нем со всех направлений могли двигаться в любую сторону, представляете? А в угловом эркере дома, где сейчас булочная, сидел оператор, который переводил им стрелки переключателем у себя на пульте. Восемь стрелок там было и двенадцать направлений, а поворачивать там было трамваю довольно тесно, такие крутые там были повороты, или, как профессионально говорила моя мама, кривые. Перекресток трамвайных миров прославился на весь мир в знаменитой Книге рекордов Гиннеса. Вот такая достопримечательность у нас была, что называется, под боком, только мало, кто знает теперь – много путей поснимали в городе за девяностые и нулевые. И на Перекрестке трамвайных миров пути разобрали. И оператор в эркере больше не дежурит. Такая царила разруха в те годы… А вы еще не были в нашем музее трамваев?
- Еще нет, - глаза парня блестели интересом и любопытством, а чай на столе почти остыл.
- Он от нас недалеко, всего одну трамвайную остановку на шестом или сороковом в сторону Гаванской проехать. Он расположен в первом депо Леоновского парка, где моя мамочка трудилась. Очень рекомендую вам его посетить. Сейчас в нем работают настоящие любители трамваев и троллейбусов. Они с энтузиазмом собирают по крупицам историю. Там в любой экспонат можно зайти и рассмотреть его изнутри, посидеть на сиденьях, подержаться за поручни. Более того, скажу вам, старинные трамваи и троллейбусы, выставленные там, полностью на ходу и выезжают на городские мероприятия. А на «американках» из моего детства теперь проводят трамвайные экскурсии по Петербургу.
- Теперь я точно знаю, где проведу завтра свой выходной! Спасибо, Анна Вениаминовна! У меня сейчас будто камень с души свалился… ой, а когда же чай остыть успел? – Леха светился радостью, а хозяйка квартиры снова поставила чайник на газ. – А вы, как мама, в тоже трамвайном парке работали?
- Нет, Алексей, - улыбнулась Анна Вениаминовна, - мать отговорила меня. Объяснила мне, какая их работа вредная, и я пошла учиться кройке и шитью. Потом несколько лет работала в большом ателье закройщицей, модисткой, а позже выучилась на конструктора одежды. И я до сих пор шью. У меня машинка «Зингер» трофейная старенькая, очень добротная, в комнате стоит. Могу и для вас белье, например, пошить удобное, качественное, какого вы в магазине не найдете.
- Как здорово! – восхитился Леха. – Пока что я не знаю, что мне сейчас нужнее из одежды, но точно обращусь к вам с заказом.
Закипевший чайник запел уютным свистом. Время за чаем с подсахаренным хворостом пролетело, как снежинка по ветру, и уже через час с облегченной душой Леха отошел ко сну, утопив затылок в подушку.
От далекого гула завибрировали оконные стекла, запел трелью сверкающий ломоносовский чайный сервиз в серванте. За окном стучали по рельсам тяжелые стальные колеса, поскрипывая ребордами, похрустывая попавшим на рельсы песком. Громогласно прозвенели тарели воздушного звонка. Колодки со скрипом сжали барабаны на осях. Приехал. Леха так ждал его, как ждут званого гостя, и выглянул в окно осторожно, через край гардины, дабы не спугнуть столь редкую птицу.
Посреди улицы стоял на остановке старинный деревянный трамвай в красной обшивке с белыми полосами и с одной большой круглой фарой. В узкой кабине стоял у большой «кофемолки» вагоновожатый в шинели с шевронами, а кондуктор сидел на почетном месте у средней двери и принимал у входящих оплату проезда. С улицы в трамвай заходили люди в одежде тридцатых годов, дети с заливистым смехом ставили колом кепки на голове, чтобы достать росточком до отметки в один метр у поста строгого кондуктора. Деревянные двери с шипеньем и стуком закрылись, и, дав ещё один звонок, трамвай тронулся и с важным видом покатился по Девятой линии к Среднему проспекту. Снегопад становился все гуще и пушистее, и сквозь его призрачную пелену было слышно пробуксовывание и стук трамвайных колес, а рельсов уже совсем не видно. Раскачивавшиеся на растяжках фонари, подсвечивали желтым снежную взвесь в воздухе, да ветер с робким шипеньем пытался протиснуться в узенькую щелку на оконной раме.
Около полудня Леха встретился с точно таким же (а, может быть, и с тем же самым) трамваем в Музее городского электрического транспорта.
- Какой красавец! – любовался он настоящим ЛМ-33, прозванным в народе «американкой», какой мог раньше видеть лишь в старом кино.
На кассе Лёха взял аудиогид и с интересом осматривал снаружи и изнутри все хранящиеся в музее трамваи и троллейбусы. Сложно описать словами, каково было его удивление, когда он узнал, что первые трамваи в Петербурге ходили зимой по льду Невы и связывали материковую часть города с островами в тех местах, где позже были построены существующие ныне мосты. Открытием дня для Лехи стало банальное отсутствие у трамвая руля.
Водитель ретро-трамваев катал ребятню на моторном стальном вокруг трех депо Леоновского трамвайного парка, в первом из которых расположен музей, и Леха с интересом посетил этот необычный аттракцион. В холодном жестком деревянном двухосном вагоне, который грубо дребезжал, хрустел колесами на крестовинах, он вспоминал ночной призрак трамвая за окном – так похоже звучала его техно-музыка.
Переполненный впечатлениями, Леха зашел на остановке в современный пассажирский трамвай, походивший дизайном на виденного в музее «Стилягу», чтобы прокатиться до Петропавловской крепости. На кондукторском сиденье лежала книга с названием «Магия денег. Я притягиваю богатство». С обложки читателю счастливо улыбалась густо накрашенная блондинка, увешанная крупными золотыми украшениями, держа в каждой руке по вееру из долларов. Бывший когда-то ярким дешевый мягкий переплет выглядел изрядно потасканным и засаленным, закладкой служил обрывок газеты. Сама кондуктор с вызывающе контрастным макияжем, вульгарной пластиковой бижутерией и облупленным неоново-оранжевым лаком на ногтях стояла на задней низкопольной площадке трамвая и украдкой лопала чипсы со вкусом красной икры.
Приложив проездной к валидатору, Леха уставился в плакат с заголовком «Стань водителем», и неожиданно поймал себя на мысли, что непременно станет. Проезжая в трамвае легендарный Перекресток трамвайных миров, где сохранились рельсы лишь на Среднем проспекте, а эркер над булочной пустует, завешенный бордовой шторой, он уже договаривался по телефону о собеседовании в трамвайном парке номер три.
- У вас так глаза горят! – заметил на следующий день директор трамвайного парка. – Вы действительно мечтаете водить трамвай?
- Нет, это трамвай мечтает, чтобы я его водил, - серьезно и решительно ответил Леха.
- Без шуток, пожалуйста, - попросил директор, взглянув на него поверх очков.
- Без шуток! – уверенно кивнул Леха. – Он уже целый месяц мне снится!
- Как я вас понимаю! – протянул директор, расписываясь в обходном листе. – Желаю вам успешно пройти тестирование, медкомиссию и быть принятым на наши курсы. Учитесь прилежно, и не растеряйте своего запала!
(На иллюстрации фото из интернета)