О сребролюбии
Длинный июньский день плавно переходил в теплый вечер, наполненный любовным стрекотом цикад. Завод почти опустел. Редкие задержавшиеся сотрудники спешили к проходной, чтобы поспеть на последний ведомственный автобус. Утомленный дневной суетой, Владимир Беркутов плюхнулся в кресло, жалобно скрипнувшее под его большим сильным телом. Начиналось то самое время, которое он ценил превыше всего. По установленному много лет назад распорядку никто не имел права тревожить его после окончания рабочего дня. Можно было закрыть глаза, отвлечься от суеты и поразмышлять спокойно о важных вещах, вроде покупки нового завода. С головы словно снимали сдавливающий обруч, легче дышалось, и даже зрение восстанавливало прежнюю четкость. И, самое главное, в такие минуты сердце наполнялось ощущением бесконечности жизни и чувством защищенности, как в далеком детстве, из которого он вышел много-много лет назад, и в которое уже нельзя было вернуться ни за какие деньги.
Проведя четверть часа в приятных размышлениях о будущем, Беркутов открыл глаза и потянулся. Потом вышел в приемную.
- Чашку кофе, - бросил он сухо секретарю Олесе, которая еле успела спрятать под стол женский журнальчик, напичканный секретами обольщения преуспевающих мужчин.
Одним из таких мужчин, несомненно, был Беркутов. Однако он не проявлял к Олесе никакого интереса. Единственное, что она сполна получала от него, были издевательские комментарии её промахов, которыми она частенько грешила.
- С молоком? – пролепетала испуганная Олеся и тут же поняла, что ляпнула несусветную глупость. Как никто другой она знала, что Беркутов не терпит молоко в любом виде. Это был уже третий прокол за день. Утром она не в установленный час занесла прессу, а после обеда так и не смогла найти телефонный номер старого приятеля Беркутова, с которым ему нужно было срочно переговорить. Лимит ошибок на месяц был исчерпан за день.
- Простите, Владимир Александрович. Без молока, разумеется! – спешно поправилась Олеся, стараясь выдержать насмешливый взгляд босса, не оставлявший сомнений относительно её профессиональной непригодности.
- Почему ж без молока? – Беркутову захотелось съязвить. – Только не забудьте добавить в кофе к молоку еще и кукурузные хлопья.
Растерявшаяся Олеся принялась хлопотать с чашками и блюдцами, которые не давались в руки, необычно громко и возмущенно звеня.
Беркутов вернулся в кабинет и уселся за письменный стол. Следовало хорошенько сосредоточиться. Завтра ему предстоял нелегкий разговор с партнером по бизнесу, владевшим четвертью акций компании. Теперь от него следовало избавиться, выкупив акции. И тогда доля Беркутова доходила до ста процентов в капитале. Беркутов был готов компенсировать бывшему партнеру выход из дела, но только по цене в два раза ниже рыночной стоимости акций. А если тот не согласится, то следовало и припугнуть. У Беркутова была только одна цель – максимальная прибыль компании, и в выборе средств он не был щепетильным. Никто не смел ему мешать в её достижении. Хотя лучше, если завтра всё решится полюбовно.
Дверь в кабинет осторожно открылась и вошла Олеся.
- Ваш кофе, Владимир Александрович!
- Поставьте туда, - Беркутов указал на столик около дивана. - Какой у нас имеется коньяк?
- По-моему, Наполеон.
Олеся не особенно разбиралась в изысканных напитках. Максимум, на что раскошеливались её непостоянные многочисленные кавалеры, было чилийским сухим вином стоимостью четыреста рублей за бутылку.
- Ладно, принесите коньяк и рюмку, - Беркутов помедлил и добавил, не удержавшись. - Коньячную рюмку! Не спутайте с пивной кружкой.
- И еще, Владимир Александрович, приходили сегодня какие-то забастовщики и просили передать вам вот это, - Олеся протянула Беркутову слегка помятый конверт.
- А вы что, посредник? - Беркутов брезгливо двумя пальцами взял конверт и бросил на письменный стол. - Разберемся. Но, учтите, завтра начнутся следственные действия. Естественно, с конечного передаточного звена. То есть с вас. Несите коньяк.
Пару минут спустя дрожащая от страха Олеся, поставив перед привередливым боссом бутылку коньяка и маленькую хрустальную рюмочку, безмолвно ретировалась. Беркутов откупорил бутылку, понюхал и наполнил рюмку. Осторожно выпил коньяк и откинулся в кресле. Приятная теплота разлилась в желудке. После третьей рюмки настроение Беркутова стало превосходным. Он позвонил домой жене и предупредил, что задерживается. Потом набрал номер любимого ресторана, где частенько плотно и вкусно ужинал, и заказал столик на одну персону. Когда Беркутову было хорошо, он предпочитал одиночество.
Домой Беркутов пришел под сильным хмельком уже ночью. Дверь открыла заспанная недовольная жена.
- От тебя разит, как из духана. Я постелила тебе в кабинете, - буркнула она и удалилась в спальню, громко хлопнув дверью.
- Ну, и отлично! - глуповато улыбнувшись, Беркутов прошествовал в кабинет и, не раздеваясь, свалился на диван.
Последнее, что он услышал, был бой швейцарских напольных часов. Пробило ровно 2.00 ночи, и Беркутов отключился.
Продолжение следует...