Смертники музы. в. маяковский. часть вторая

Часть вторая - (1913г. – 1925г.).
Миттельшпиль. В плену у королевы.

Если
я
чего написал,
если
чего
сказал –
тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
Круглые
да карие,
горячие
до гари.

И ни слова о руководящей и направляющей роли партии большевиков.
Эти строчки Маяковский напишет позже.

А пока что: Лиля Юрьевна, очень образованная и эмансипированная дама, с 1912 года жена Осипа Брика, исключенного из гимназии за революционную деятельность.
Тот, «откосив» от фронта, устроился на службу в автомобильную роту в Петрограде.

Жена, чтобы не скучать, организовала в их квартире салон для творческой интеллигенции.

А первое впечатление Лили Брик о Маяковском – туповатый хам. Она и сестру будет убеждать расстаться с этим человеком, не чете их утончённым натурам.
Однако Эльза (Элла) почему-то упорствовала.

В июле 1915 года она уговорила жениха пойти в гости к Брикам, и там прочесть «Облако в штанах».
Это была роковая ошибка с её стороны.
С этого вечера Володя больше ей не принадлежал, Маяковский обрёл свою обожаемую музу, Осип Брик превратился в редактора, критика и издателя новообретённого гения.

После приветствий, обмена новостями и комплиментами, присутствующие приготовились слушать стихи этого здоровяка, хотя и будничные обязанности не прерывали: Лиля что-то там хлопотала на кухне, Осип просматривал свежую прессу. Гости пили чай.

Владимир спиной прислонился к дверному косяку и почти прозой спросил:
«Вы думаете, это бредит
малярия?
Это было,
было в Одессе…

Вдруг присутствующие побросали свои занятия и уже не отрывали глаз от декламатора.
Когда он закончил читать, долго все молчали. Потом Осип спросил, где напечатана поэма. Маяковский сказал, что никто не берёт печатать.
Присутствующие возмутились и стали осуждать издательства.

Владимир понял, что этим вечером он здесь триумфатор, и стал вести себя соответственно.
Лиля стала кокетничать и была более чем приветлива с гостем. Она его обаяла. Володя моментально забыл о той, с которой пришёл к Брикам.

Потом все собрались за столом, и Маяковский потребовал чаю. Когда хозяйка принесла чай, поэт, спросил, можно ли посвятить эту поэму ей.
После согласия он тут же вписал в рукопись: Лиле Юрьевне Брик.
Свою победу поэт отдал хозяйке салона, надеясь на взаимность.
Осип попросил у поэта тетрадку с его стихами, почитать.
Так вспоминала об этой встрече в своих записках сама посвящённая.

То, что такая стильная и умная женщина не отвергла его, Володе показалось вершиной счастья. Он потом весь свой талант употребил, чтобы та не разочаровалась в избраннике.
А для Лили подобный любовный порыв молодого и невероятно талантливого «жеребца» стал приятным сюрпризом в её довольно обыденной жизни.
Да и для собственного литературного салона он явился ценным приобретением. Лиля с его помощью надеялась отобрать лидерство у салона знаменитой З. Гиппиус.
Вот они с Осипом и решили приручить этого футуристического гиганта.

А её сестра, страдая ревностью и чуть не плача, поняла, что власть над этим талантливым человеком она потеряла.

Позже Элла, на немецкий манер, стала звать себя Эльзой
Потом она, имея множество русских поклонников, вышла замуж за сотрудника французской миссии и стала Эльзой Триоле. Однако супруги не сошлись характерами и вскоре расстались.
Когда Маяковский приезжал в Париж, не зная иностранного языка, Эльза становилась его гидом-переводчиком.
В совершенстве овладев французским, она, по настоянию М. Горького, блеснула литературным талантом, написав несколько автобиографичных романов.
Маяковский познакомил Эльзу с писателем Луи Арагоном, и, как оказалось, они стали надолго супружеской парой.
После смерти Маяковского эта пара несколько раз приезжала в Советский Союз, участвовала в съезде советских писателей.
В послевоенное время Эльза получила за сборник своих произведений «За порчу сукна на бильярдном столе штраф двести франков» престижную Гонкуровскую премию.
В 1960 году она, вместе с писателем К. Симоновым, написала сценарий к фильму «Нормандия – Неман».
Умерла Эльза 16 июня 1970 года…

Вернёмся, однако, к её старшей сестре, Лиле.
Дама не отличалась красотой. Маленький рост и сутулость, большие выпуклые глаза придавали ей вид совсем ребёнка.

А. Ахматова так характеризовала соперницу, возможно назло мужу Николаю, который тоже был влюблён в Лилю Юрьевну: «На истасканном лице наглые глаза».
Однако другая женщина, Г. Катанян, чей муж вообще бросил её ради Л. Брик, утверждает иное: «Первое впечатление от Лили – да ведь она некрасива: большая голова, сутулится… Но она улыбнулась мне, всё её лицо вспыхнуло и озарилось, и увидела перед собой красавицу – огромные ореховые глаза, чудесной формы рот, миндальные зубы… В ней была прелесть, притягивающая с первого взгляда».
Словом, это была очень сексуальная особа.

Автор не очень понимает подобный термин. Его вполне можно заменить определением, например, «доступная».
Но всё же однажды пришлось усомниться в своих убеждениях.
В простом советском учреждении мне встретилась женщина, тембр голоса которой действительно вызвал в организме всплеск адреналина и запомнился надолго. Это был чарующий голос.
Хотя говорили мы сугубо на бытовые темы.
Возможно, и Лиля обладала подобной магией.

Родилась девочка 11 ноября 1891 года в Москве.
Окончила Высшие женские курсы. Пыталась выучиться на архитектора и скульптора, но её талант был в другом, - влюблять в себя мужчин.
Уже в 13 лет она становится музой учителя словесности, который посвящал ей свои стихи.
Потом жертвой юной соблазнительницы стал собственный дядя. Тот даже просил у отца девушки её руки.
Потом Лиля забеременела от учителя музыки. «Мне не хотелось этого, - вспоминала она – но мне было 17 лет, и я боялась мещанства».
Родители отослали дочь к родственникам, делать аборт.
После этого, усилиями хирурга и деньгами родных, Лиле восстановили девственность, чем морально травмировали юное создание, ущемив её личную сексуальную свободу.
Зайдя в туалет, подручными средствами она тут же лишила себя этого признака.
После всех этих манипуляций детей Лиля иметь уже не могла.

Единственным знакомым, не реагирующим на её чары, был Осип Брик. Вот она в него и влюбилась, когда ей было 13 лет, а Осипу 17лет.
Но Осип не ответил на её чувства, и Лиля решила свести счёты с жизнью.
Через влюблённого в неё юношу она достала цианистый калий.
Но бдительные родители были начеку, и мама заменила смертельные таблетки слабительным.
В результате их дочь получила сильнейшую диарею. Произошёл унизительный трагифарс в жизни безответно влюблённой.

Любовь эта оставалась таковой продолжительное время, но настойчивость Лили дала свои плоды, в 1912 году пара поженилась, несмотря на неприятие невесты его родителями.
Однако Лиля ловко завоевала их расположение попросив в качестве свадебного подарка от жениха не предполагаемое бриллиантовое колье, а рояль.
И его предки решили, что будущая жена их сына культурна и бескорыстна.
Начался, по воспоминаниям женщины, самый счастливый период в её жизни.

Однако всё проходит, через пару лет любовные страсти утихли, и монотонная семейная жизнь сделалась скучной и однообразной.
А женщине хотелось знаков внимания, восхищения, обожания, любви.
К счастью, эти чувства оказались взаимными – и она, и Осип предпочли интимные связи на стороне, хотя психологический семейный комфорт оба постарались сохранить.

Чтобы как-то скрасить свой интеллектуальный быт Брики организовали у себя творческий салон, где встречалась молодёжь, отмеченная разнообразными талантами.
Когда здесь обосновался Маяковский, его контингент стал ещё более интересным: Борис Пастернак, Давид Бурлюк, Велимир Хлебников, Николаев Асеев, Виктор Шкловский, Василий Каменский, Роман Якобсон, Борис Эйхенбаум, Всеволод Мейерхольд, Владимир Татлин и многие другие.
Говорят, что видели здесь и Сергея Есенина, но разногласия имажинизма и футуризма воспрепятствовали их сотрудничеству.

Поначалу даже Максим Горький часто посещал эту квартиру, он был большим любителем картёжной игры и общения с молодёжью.
Но после скандала с ложным обвинением им Маяковского в заражении сифилисом Софьи Шамардиной ему стало стыдно встречаться с обвиняемым.

И вот однажды, прекрасным летним вечером, Эльза решила прихвастнуть перед сестрой своим громогласным кавалером.
Кроме большого роста и неуёмного темперамента, тот был ещё и поэтом огромного таланта.

Это сразу оценила Лиля, а ещё выше оценил его талант Осип Брик. Их сотрудничество могло стать взаимовыгодным.
И магия Лили сделала своё дело, - Володя влюбился, и ему с удовольствием ответили.
Начался недолгий период их тайных встреч.

В автобиографии, под заголовком «Радостнейшая дата», В. Маяковский отметил: «Июль 1915 года. Знакомлюсь с Л. Ю. и О. М. Бриками».

Однажды жена заявила Осипу, что она теперь уже не его супруга, а жена Володички.
К тому времени их супружеская интимная составляющая почти сошла на нет.
Осип даже не стал возражать против их встреч у себя в квартире.
На чувства Эльзы, потерявшей своего потенциального жениха, никто внимания не обратил.

Ещё через некоторое время после знакомства Владимир перебрался в Питер, поближе к Брикам, а потом и большинство личных вещей перевёз к ним. Всё своё личное время и свои стихи он начал посвящать Лиле.
Она стала надолго его единственной и самой любимой музой.

Все их родные и друзья были в шоке от этого любовного треугольника, пытались вразумить трио, однако их усилия ни к чему не привели.
Такие случаи тогда уже были не единичными и даже входили в моду.

Осип загорелся желанием издать поэму «Облако в штанах» за свой счёт, его финансы это позволяли.
Стихи были изданы тиражом 1050 экземпляров. На первой странице книги имелось посвящение: «Тебе, Лиля!»
Маяковский получил свой первый солидный гонорар. И началось их первое взаимовыгодное, до поры, сотрудничество.

В своих воспоминаниях Л Брик сетует: «Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня, это было нападение. Два с половиной года у меня не было спокойной минуты – буквально…
Меня пугала его напористость, его громада, неуёмная, необузданная страсть.
Любовь его была безмерна».

Ещё бы, хрупкая женщина, по габаритам почти ребёнок, и он – большой и темпераментный.
 - Надо мной луна,
подо мной жена,
одеяло прилипло к жо.е,
а мы всё куём и куём детей,
назло буржуазной Европе.

Он ещё, вероятно, не знает, что его старания напрасны – Лиля бесплодна как пустыня.
И сразу же обнаруживается явная психологическая зависимость поэта от этой женщины.
 - Пришла –
деловито,
за рыком,
за ростом;
взглянув,
разглядела
просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть –
как девочка мячиком.

Следует сделать небольшое отступление.
Современники Маяковского отмечали его грубость, сарказм и ненормативную лексику.
Автор полагает, что приобрёл Владимир эти черты своей личности именно во время пребывания в тюрьмах.
Там, под маской грубияна, он пытался скрыть свой возраст и свою ранимую душу.
Потом эту привычку он перенёс и на общение с друзьями.

Раскрылся поэт лишь перед Лилей, всецело доверившись любимой женщине.
Она это поняла сразу и оценила, стараясь всячески стимулировать его, как в бытовом, так и в интимном плане.
Взамен получила его преданность и посвящение ей почти всего, написанного Маяковским.
И даже его посмертную славу…

Однако, страсть страстью, а делать из любовника «человека» Лиля Юрьевна начала незамедлительно. Она уговаривала Маяковского вставить зубы. У поэта во рту было больше гнилых пеньков, чем зубов. Возможно, это были последствия тюремной пищи.
Потом у него появился отличный костюм, цилиндр, трость, сооружена классическая причёска.
Получился образ солидного элегантного мужчины, с которым не стыдно появиться в приличной компании.
Словом, настоящий «буржуй».

И вообще, весь его любовный напор Лиля старалась дозировать, заставляя поэта страдать и ревновать.
Уезжая ненадолго иногда в Москву, Маяковский писал ей: «Скучаю. Болею. Злюсь. Каждый день встаю с тоской: «Что Лиля!»».
 - Вёрсты улиц
взмахами шагов
мну.
Куда я денусь
этот ад тая?
Какому
небесному Гофману
выдумалась ты,
проклятая!?

Так встретился коварный Скорпион – Лиля, и милый, домашний Рак – Маяковский.
Лиля была умной и хитрой, Владимир – простым и прямодушным.
В первые месяцы их знакомства она дала характеристику своему новому любовнику: «По улицам носился, задрав хвост, и лаял на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинился»   
Поэтому Маяковский получил от неё кличку – Щенок, Щеник, Щен.
Психологически она намного его превосходила, поэтому и получила поначалу власть над этим большим и талантливым человеком.

Свобода, в т. ч. и свободная любовь, стремление сбросить вековые условности общества – эти чувства стали очень притягательными в России в предреволюционное время.
Страна жаждала перемен.

Влюблённые гуляли по улицам города, временами уединялись в гостиницах, которые тогда так и назывались: «Дом свиданий».

Осип знал об их свиданиях, но ревности не выказывал.
Ему была предназначена очень важная роль финансового регулятора и интеллектуального центра этого тройственного союза.
К тому же почти все рукописи стихов Маяковского подвергались редактированию рукой Осипа – поэт был слаб в вопросах орфографии и пунктуации. Черновик почти каждой своей вещи поэт первым делом показывал Осипу: «На, Ося, расставь запятатки».

Уже через пару недель поэт набрался смелости и стал упрашивать Лилю и Осипа принять его «насовсем», потому что он влюбился в Лилю Юрьевну и жить без неё не может.
Демократичный Осип был вынужден спросить на это согласия супруги, и та согласилась.
Муж должен был смириться с выбором ветренной жены.

Заинтригованным и удивлённым, подобным союзом, знакомым Лиля объясняла, что интимные отношения с Осипом у них давно закончились, но супруги привыкли друг к другу и расставаться не намерены. А Маяковского приютили из сострадания к «бездомному» поэту.

Тогда уже они оценили громаду таланта их квартиранта и поняли, какие перспективы у них открываются в результате жизни втроём.
А в силе своих чар Лиля не сомневалась никогда. Она была абсолютно уверена: «Надо внушить мужчине, что он гениальный… И разрешить ему то, что не разрешают дома. Остальное сделают хорошая обувь и шёлковое бельё».
А повышенное либидо Маяковского, кроме удовольствия и материальной выгоды, давало Лиле надёжные рычаги управления этим талантливым гигантом.

Родные Володи поначалу были в полном недоумении от его вторжения третьим участником семьи Бриков. Постепенно Володя уверил маму и сестёр в полной гармонии существования этого тройственного союза, и они успокоились.
И даже иногда финансово поддерживали из своих небольших доходов «севшего на мель» сыночка-игромана.

Действительно, Брики для Маяковского были в его жизни единственной и очень странной семьёй, с ласками, любовью, дружбой, ссорами, изменами, и враждой.
Отношения в этом треугольнике запутанные и малопонятные, но, тем не менее, устойчивые.
Володя (из писем):
«Дорогой, дорогой Лилик!»
«Милый, милый Осик!
«Целуй его (Осю) очень…»
«Мы с Оськой по возможности ходим вместе и только и делаем, что разговариваем о тебе (тема – единственный человек на свете – Киса)».

Н. Асеев потом говорил о Маяковском: «Он выбрал себе семью, в которую, как кукушка, залетел сам, однако же не вытесняя и не обездоливая её обитателей. Наоборот, это чужое, казалось бы, гнездо он охранял и устраивал, как своё собственное устраивал бы, будь он семейственником. Гнездом этим была семья Брик, с которыми он сдружился и прожил всю свою творческую биографию».

Однако вернёмся в реальный антураж их любовного романа.
Все почему-то считали, что война будет скоротечной и закончится победой.
В России общество уверилось в своей непременной виктории.

Чтобы внести свой вклад в победоносный марш русской армии коллектив художников-авангардистов в августе 1914 года создал объединение «Сегодняшний лубок», где рисовали плакаты и открытки в стиле раскрашенной гравюры.
В них превозносились победы своей армии на фронте, размещались карикатуры на отдельных лиц и армии противника.

Авторами являлись: Казимир Малевич, Илья Машков, Давид Бурлюк, Аристарх Лентулов, Василий Чекрыгин и Владимир Маяковский. Большинство же текстов к открыткам написаны именно Маяковским.
Например такие: «Эх и грозно, эх и сильно жирный немец шёл на Вильно, да в бою у Осовца был острижен как овца».
Или: «Австрияки у Карпат поднимали благой мат» и «Эй ты немец, при да при же, не допрёшь, чтоб сесть в Париже, ужо братец – клином клин: ты в Париж, а мы в Берлин.

Впрочем, объединение уже в ноябре закончило свою деятельность. Победоносные реляции сменились пониманием всех ужасов войны.
Скоро Маяковский напишет:
 - Когда же встанешь во весь свой рост
ты,
отдающий жизнь свою им?
Когда же в лицо им бросишь вопрос:
за что воюем?

Да и финансирование их работ издатель к тому времени прекратил.
Поэт остался безработным.

Теперь у него появилось больше времени для Эльзы, для других его симпатий и для сочинения стихов. Война пока что была далеко от столицы.
А мама как могла поддерживала финансовое благополучие своего сына.

Однако так продолжалось недолго. Человеческие потери в войне вынудили правительство призвать в армию и неблагонадёжных.
Маяковский в автобиографии написал: «Забрили. Теперь идти на фронт не хочу. Притворился чертёжником. Ночью учусь у какого-то инженера чертить авто».

Если не хочется на фронт, то ищут, обычно, альтернативную службу.
В Петроградской военно-автомобильной школе, под руководством полковника П. Секретева, обучали водителей для потребностей армии, испытывали автомобили и оборудование перед отправкой на фронт.
Здесь уже успел устроиться Осип Брик, благодаря влиятельным знакомым. Он и посоветовал эту военную автороту Владимиру. А как же иначе – тот ведь теперь любовник его жены, почти родственник.

Тут пришлось задействовать уже хорошо известного в стране М. Горького, недаром они вместе просиживали у Бриков полночи за игрой в карты.
После первой встречи с Маяковским у себя на квартире, Горький сказал друзьям: «Зря разоряется по пустякам. Такой талантливый! Надо бы с ним познакомиться поближе».
Так за картами и знакомились.
К тому же начальник автошколы был настоящим интеллектуалом, (что нетипично для среды военачальников).

Новый 1916 год встречали в квартире-салоне Бриков приличным обществом: Бурлюк, Каменский, Шкловский, Маяковский, Осип, Лиля и её сестра Эльза.
Маяковский был, как обычно, с кастетом, чтобы бить морды любовникам своей любовницы.
А их было достаточно.
Однажды Лиля не пришла ночевать, а возвратилась лишь под утро и пьяная.
Потом поведала мужу: «Пошла гулять, ко мне привязался офицер, позвал в ресторан.
Отдельный кабинет. Я ему отдалась. Что мне теперь делать?»
Осип спокойно посоветовал супруге: «Принять ванну».
А как-то она вообще оказалась каким-то образом в публичном доме. Хозяйка борделя утром даже предложила ей за хорошие деньги работу здесь. Лиля Юрьевна, конечно же, наотрез отказалась от этого гнусного предложения.
Хотя соблазн был, но она, как мы узнаем, нигде и никогда официально не работала.

Тем временем ослеплённый любовью Маяковский все свои чувства выливает в стихах:
 - Дым табачный воздух выел.
Комната –
глава в кручёниховском аде.
Вспомни –
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил…
Захочет покоя уставший слон –
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем…
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё –
Выгонишь,
изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.

В оригинале Маяковский гладил у Лили ноги, но Бурлюк сказал, что гладить ноги неэстетично и негигиенично. И автору пришлось здесь соврать.
Он привык слушаться старших.

Но его ничего не меняли в их отношениях. Лиля продолжала свои любовные похождения.
Здесь поэт – наивный ребёнок. Он пытался «приватизировать» эту женщину, надеясь, что её привязанность продлится вечно.
Не ревновал Лилю Маяковский, пожалуй, только к мужу. Он понимал, что тот имеет на неё право просто по закону. Да и по интеллекту тоже.

Но это же Лиля!
Знакомых у неё было навалом.
«Лучше всего знакомиться в постели», — вот её лозунг, которому она следовала всегда.

Лиля – женщина без комплексов, если не считать комплексом желание выглядеть модно и сексуально.
Потом она оправдывалась: «Я любила всегда одного. Одного Осю, одного Володю…, одного Примакова…, одного Ваську…» и т. д.
Однако этих «одних» у неё набралось «вагон и тележка».
Впрочем, об этом позже.

А пока Маяковский в эйфории любви и в заботах исполнения воинских обязанностей
Служба пошла у Маяковского не пыльная – как бы на войне и как бы дома, в объятьях любимой Лилечки. Прослужил он так с сентября 1915 года по март 1917 года.
Чертежами Владимир старался заниматься пореже, очень нудное занятие. Зато получил навыки квартирмейстера, надо было устраивать прибывавших с фронта за автомобилями военных, курсантов автороты. Поэтому по служебным делам постоянно получал увольнительные и свободно передвигался по городу.

Поняв, как водить автомобиль, однажды, уязвлённый насмешками сослуживцев, угнал покататься лимузин Николая 2-го.
Произошло это так:
Владимир не любил физического труда. Тем более пачкать в грязи, бензине и масле свои руки.
А ухаживая за автомобилями это приходилось делать регулярно.
Поэтому и вызвался осваивать ремесло чертёжника, художественное образование способствовало.
Инженер-француз Адольф Кегресс, учивший новобранца чертёжному делу, был по совместительству ещё и водителем у Николая 2-го.

В автошколе образовалась троица друзей: В. Маяковский, О. Брик и В. Шкловский.
16 декабря 1916 года испытывали новый императорский автомобиль «Делонэ-Бельвиль 45».
Князь Дмитрий Павлович, брат императора, решил лично опробовать мотор.
Дружную троицу решили взять с собой, чтобы иметь охрану и нагрузку на автомобиль.

Проходили заезды на Марсовом поле.
По окончанию испытаний, Маяковский вдруг «обнаглел» и попросил его императорское величество, князя, пустить его за руль.
Дмитрий Павлович вопросительно взглянул на А. Кегресса, штатного водителя императора.
Тот разразился длинной речью на ломаном русском языке о российских дорогах, дураках и о великолепном огромном царском лимузине, длиной более 5,5 метра и высотой свыше 2-х метров, шесть цилиндров которого выдавали 80 лошадиных сил и скорость до 120 км/час.
«Пусти дурака за руль, он такое натворит…» - разорялся Кегресс.

Князю не понравились тирады француза о российских дорогах и русских дураках, и он приказал немедленно возвращаться обратно.
Понятно, что просьба ратника 2-го ранга (армейский чин Маяковского – авт.) осталась без удовлетворения.
По прибытию брат императора уехал убивать Гришку Распутина, а троица устроилась в чертёжной. Автомобиль остался стоять во дворе.

Брик и Шкловский начали шутить и подначивать Маяковского с упоминанием дорог и дураков.
Не выдержав издёвок, Володя схватил их головы под мышки и начал душить, силы было ему не занимать – руками разгибал подковы.
На шум и крики вошёл Кегресс и приказал прекратить безобразия.

Маяковский в ярости выбежал из чертёжной. Через некоторое время послышался звук запускаемого мотора.
В помещение вбежал дневальный и доложил инженеру: «Господин прапорщик, Маяковский уехал на моторе!»
Тот выбежал на улицу, быстро вывел из гаража «Воксхолл» и бросился в погоню.
Однако успел только выехать за ворота, как показался «Делонэ-Бельвиль», за рулём которого гордо восседал угонщик. Он лихо подкатил к зданию и точно притормозил у двери.

Начальник училища узнал о происшествии только спустя неделю, он выезжал к линии фронта. Виновнику было объявлено семь суток ареста.
Только время не стоит на месте. А Кегресс задумал проект гусеничного автомобиля, а без чертёжника в этом деле не обойтись никак.
Вместо карцера Маяковского засадили за чертежи. Поэтому и писал домой, что работы у него невпроворот.

По-видимому, он отлично справился с работой, заслужил медаль «За усердие» и отпуск.
(Медаль эту он потом продаст, проигравшись в карты в одном из кабаков – авт.)
А на воплощённых в металл его чертежах, в виде гусеничного «Ролсс-Ройса, вскоре стал передвигаться сам В. И. Ленин.
4 января 1917 года Маяковский уезжает в Москву и возвращается в автошколу только 25 января.
За руль автомобиля он больше никогда не садился…

Служба службой, а поэзия поэзией.
Маяковский находит время работать над поэмами «Война и мир» и «Человек».
 - Погибнет всё.
Сойдёт на нет.
И тот,
кто жизнью движет,
последний луч
над тьмой планет
из солнц последних выжжет.
И только
боль моя
острей –
стою,
огнём обвит,
на несгорающем костре
немыслимой любви.

Это всё о ней, о Лиличке.
Однако их любовь была своеобразной.
Лиля признавалась: «Я была Володиной женой, изменяла ему так же, как он изменял мне, тут мы с ним в расчёте».

Кстати, Великий князь Дмитрий Павлович не отказывал себе в удовольствии поухаживать за Лилей, которая иногда навещала в автошколе своего мужа и любовника.
Маяковского это очень нервировало.

В любви поэт проявил себя мазохистом. Ему было необходимо страдать и переживать, иначе любовь становилась скучной. Он не однажды говорил друзьям и подругам, что только в душевных муках и страданиях он находит вдохновения для своих лучших стихов.
 - А бог такую из пекловых
глубин,
что перед ней гора
заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!

А она, эта женщина, ещё и лгунья.
В своих мемуарах Л. Брик сообщает, что её интимные отношения с Осипом ко времени знакомства с Владимиром уже закончились. Далее можно было прочесть как они с законным мужем любили занимались интимом в спальне (так время от времени Ося напоминал Володе кто хозяин Лиле), а любовника запирали на кухне. Тот рвался к ним, царапался в дверь и скулил как щенок.
Его здесь так и прозвали. А поскольку был большим и лохматым, то получил пренебрежительную кличку дворняжки - «Щен».
Так потом во всех личных письмах он и именовался.

Единожды солгавши…

В то же время сам поэт не безгрешен.
 - Зажглось электричество.
Глаз два выката.
«Кто вы?»
«Я Николаев –
инженер.
Это моя квартира.
А вы кто?
Чего пристаёте к моей жене?»

Чужая комната.
Утро дрогло.
Трясясь уголками губ,
чужая женщина,
раздетая догола.

Бегу.

Однако всё это лишь эпизод, возможно, месть коварной Лиличке.
Лиля признавалась подругам, что у неё любовь – от ума, а не от сердца:
«Я любила Володю, потому что его полюбил Ося».
Говоря бытовым языком, любить надо того, кого выгодно любить.
Пока что этого Маяковский не осознавал.

Серебряный век литературы в России характерен существенным распадом общественной морали.
В 1911 году Л. Троцкий писал В. Ленину: «Семья, как буржуазный институт, полностью себя изжила. Надо подробнее говорить об этом рабочим».
Ленин ответил: «И не только семья. Все запреты, касающиеся сексуальности, должны быть сняты... Нам есть чему поучиться у суфражисток; даже запрет на однополую любовь должен быть снят» …

Тему потом продолжила А. Коллонтай, Народный комиссар общественного призрения, после 1917 года. Она рекомендовала гражданам страны советов вступать в половые отношения с такой же простотой, как утолять жажду.
В уставе комсомола 1918 года есть пункт: «Любая комсомолка должна сексуально удовлетворять любого комсомольца, как только он об этом попросит».
Однако было и примечание – только при условии, что комсомолец активно участвует в общественных работах и регулярно платит членские взносы.
Пункт существовал до 1929 года.

Подобные новомодные веяния пришлись «по вкусу» некоторой части творческой интеллигенции,
Брикам и Маяковскому в том числе…

Вышла в феврале 1916 года выкупленная Осипом Бриком по 50 копеек за строчку поэма «Облако в штанах» и «Флейта-позвоночник» с посвящением: Лиле Осиповне Б.
26 мая написано стихотворение «Лиличка! Вместо письма».
Маяковский в упоении любви:
 - … Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа …

Это он о даме с такой «говорящей» фамилией. С каждым своим новым мужчиной Лиля – «брик» в постель!..

Военным запрещены литературные публикации, только Осип Брик в обход запрета как-то умудряется издавать его творчество и получать небольшие гонорары.

В этом же году Осип – один из создателей Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗа), в котором участвовали, помимо создателя и В. Маяковского, и другие известные литераторы.
О. Брик говорил о Маяковском: «Это не человек, это – событие.

В июне Маяковский уезжает в Москву, где читает в Большой аудитории Политехнического музея свою поэму «Облако в штанах».
Тогда газеты, книги и журналы читали немногие граждане и живое общение со зрителями и слушателями являлись основным способом познакомить общественность со своим творчеством.
И всё же, в октябре 1916 года выходит сборник Маяковского «Простое как мычание».

Наступил эпохальный 1917 год.
27 февраля (12 марта по н. с.) самодержавие в России пало.
Не обошли революционные настроения и военную автошколу.
Военнослужащие образовали комитет солдатских депутатов, председателем которого избрали В. Маяковского.

Однажды инженер И. Бажанов, заместитель начальника автошколы, заметил у штаба части солдата с винтовкой и спросил, что тот здесь делает.
Солдат признался, что ждёт, когда выйдет начальник, чтобы его застрелить. Мол, революция ему разрешила стрелять в генералов.
Перепуганный заместитель сообщил П. Секретеву эту новость. Начальник забаррикадировался в своём кабинете, боясь выходить на улицу.
Бажанов нашёл Маяковского и доложил ему о создавшейся ситуации.
Решили генерала арестовать, так требовала революционная обстановка.
А. Родаков, художник и поэт, служивший вместе с Маяковским, вспоминал потом: «… Мы решили, что раз министров свезли в Думу, надо, значит, и этого господина туда отправить… Ну, посадили генерала в его прекрасный автомобиль. Он стал так заикаться, что ничего сказать не мог.
Человек пять было солдат, Маяковский и я.
Генерала этого мы в карцер сдали».

Ещё бы генерал не заикался – он-то думал, что его везут расстреливать!

Так поэт отблагодарил своего начальника своеобразно, - возглавил отряд для ареста благодетеля и заключения его в Петропавловскую крепость.
Впрочем, генерал П. Секретев сумел выжить, бежал во Францию и там продолжил службу по автомобильной части…

На некоторое время Маяковский сам стал руководителем автошколы, но на этой должности не задержался.
Государственная Дума обязала нового начальника автошколы организовать ремонт автомобилей для фронта. Но это хлопотное дело абсолютно не по душе Маяковскому.
Он подаёт прошение об отставке и увольнении с действительной службы, а сам включается в революционную действительность, не забывая, впрочем, писать стихи.

4 марта поэт участвует в совещании деятелей культуры, собравшихся на квартире у М. Горького.
12 марта выступает на митинге деятелей искусств в Михайловском театре. Его речь направлена против проекта создания министерства искусств, за созыв Всероссийского собора деятелей искусств.
14 апреля он выступает в концертном зале Тенишевского училища на «Вечере свободной поэзии».

С 16 апреля – краткосрочный отпуск по службе.

3 мая опять концертный зал Тенишевского училища, где Владимир выступает на вечере: «Революция. – Война. – Футуризм. – Маяковский.»
В начале июля он знакомится с А. Луначарским в редакции газеты «Новая жизнь».
Луначарский впоследствии так писал о его впечатлении от начала их, можно сказать, сотрудничества: «… всё тот же, преталантливый, молодой полувеликан, заражённый кипучей энергией, на глазах идущий в гору и влево…»
Их встречи за бильярдным и обеденном столом сделались почти регулярными.

26 июля Маяковский оформляет себе трехмесячный отпуск по службе.
1 августа комиссией врачей Маяковский был признан не годным к действительной военной службе. У него недоставало во рту 14 зубов.
Врачи посоветовали зубы срочно вставить, чтобы не иметь проблем с пищеварением.
В общем, его служба в автошколе на этом практически закончилась, а бурная деятельность продолжилась.

24 сентября он выступает в Москве в Большом зале Политехнического музея с докладом и чтением своих стихов: «Война и мир» и «Революция».
11 октября, опять Петроград, Тенишевское училище, доклад «Наше искусство – искусство демократии», чтение поэмы «Человек.

К этому времени Маяковским написано знаменитое двустишие:
 - Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй!

Потом матросы, идя на штурм Зимнего дворца, распевали этот речитатив.

Но вот парадокс, глашатаи революции, в лице В. Маяковского и М. Горького, в ночь с 24 на 25 октября, когда большевики брали власть в городе, всю ночь просидели у Бриков за игрой в карты.

Однажды поэт встретил на улице хорошо ему знакомую даму. Та удивилась импозантному виду поэта и его новым зубам. Маяковский заметил это: «Вас удивляют мои зубы? Да, революция тем хороша: одним она вставляет новые чудесные зубы, а другим безжалостно вышибает старые!»
Хотя, увы, его зубы – это больше заслуга любимой Лилечки.

Поучаствовал поэт и в революционных событиях, но своеобразно: его знакомые часто видели, как он бегал по городу ориентируясь на ружейную пальбу – хотел быть в курсе происходящего.

После написал:
 - Дул,
как всегда,
октябрь
ветрами.
Рельсы
по мосту вызмеив,
гонку
свою
продолжали трамы,
уже –
при социализме.

25 октября поэт всё же побывал в Смольном, где размещался штаб восстания.
Там он впервые увидел В. Ленина.

17 ноября он участвовал в заседании Временного комитета уполномоченных Союза деятелей искусств. Обсуждалось предложение А. В. Луначарского по созданию Государственного совета художественных дел.
Маяковский идею поддержал.

Вообще, революцию поэт воспринял восторженно. Он пишет «Левый марш», «Ода революции», «Приказ по армии искусств», воспевая в них коммунистическую мораль.

В декабре 1917 года в Москве в «Кафе поэтов» он читает свои поэмы «Ода революции» и «Наш марш».
 - О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названием тебя ещё звали?
Как обернёшься ещё, двуликая?
Стройной постройкой?
Грудой развалин?..

30 декабря – выступление в Политехническом музее на вечере «Ёлка футуристов».
Анонс программы вечера: Вакханалия. Стихи. Речи. Парадоксы. Открытия. Возможности. Качания. Предсказания. Засада гениев. Карнавал. Ливень идей. Хохот. Рычание…
Просим детей не приводить.

В конце января 1918 года – выступление на вечере «Встреча двух поколений поэтов», на частной квартире с чтением поэмы «Человек».
«Старики», в лице К. Бальмонта, А. Белого, В. Иванова и др., признали В. Маяковского «крупным талантом».
Бальмонт даже разразился сонетом на эту тему:
 - Вернувшись к улицам московским –
Я смерти предан Маяковским,
Суровым басом гневной львицы
Рычал он: «вот стихи-гробницы».
Мы к славе перейдём через Бальмонта труп…

2 февраля с этой же поэмой Маяковский выступает в Политехническом музее.
В афише: «Всем… Всем…Всем…Каждый культурный человек 2-го февраля должен быть в Политехническом музее на великом празднике футуризма.
Маяковский. «Человек». Вещь.
Пришедшие увидят: Рождество Маяковского. Страсти Маяковского. Вознесение Маяковского. Маяковский в небе. Возврат Маяковского. Маяковский векам.
Вступительное слово скажет отец российского футуризма Давид Бурлюк.
Председатель праздника Василий Каменский».

Эти выступления у Владимира не только для подтверждения своего таланта и торжества футуризма, но способ заработать средства на выживание в начавшиеся трудные времена.
Ведь ему одному теперь приходилось содержать всю свою семейную троицу.

27 февраля опять Политехнический музей и вечер «Избрание короля поэтов».
Несмотря на все старания Маяковского, его азартное чтение и поддержку поклонников, победу одержал И. Северянин.
Видимо, тогда ещё не вся аудитория этого поэта успела «свалить» в зарубеж.

15 марта вышел первый (и последний – авт.) номер «Газеты футуристов».

16 марта выступление Маяковского в Политехническом музее с утром революционной поэзии под девизом «Против всяких королей».
Своё поражение от Северянина амбициозный Маяковский забыть не смог.

В это время поэт пишет сценарий для фильма «Не для денег родившийся» и снимается там в главной роли. Критики отмечают его талантливую игру и обещают удачную карьеру, как киноактёра.
Фильм демонстрировался несколько лет во многих городах, пополнив немного бюджет их «тройственного союза».

Почти одновременно по его сценарию кинофирма «Нептун» снимает фильм «Барышня и хулиган», с автором в главной роли.

Маяковский активно выступает с чтением своих стихов в различных местах: кафе «Питтореск», кафе «Музыкальная табакерка», в «Кафе поэтов».

В мае пишет сценарий для кинофирмы «Нептун» «Закованная фильмой», конечно же с Лилей Брик и собой в главных ролях.
От фильма сохранилось лишь несколько эпизодов.

Кстати, Маяковский мог бы стать звездой кинематографа. Режиссёры несколько раз предлагали ему главные роли в своих фильмах, однако без Лили он сниматься отказывался.
А ей роли не предлагали, - небольшой рост, большая голова, сутулится, нефотогенична.
Между тем народ хотел видеть на экране красавиц…

9 июня в газете «Новая жизнь» напечатано его стихотворение «Хорошее отношение к лошадям».
 - Упала лошадь!
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошёл
и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течёт по-своему…
Подошёл и вижу –
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
и какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте…
«Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь» …

К тому времени положение с продовольствием в стране сложилось катастрофическое.
И столь бурная деятельность Маяковского в постреволюционный год объяснялась не только борьбой за звание лучшего поэта России, а и элементарной проблемой выживания.
Устроители его выступлений, как правило, кормили поэта, платили кое-какие деньги, иногда давали продукты забрать с собой. Хотя продукты состояли почти всегда из картошки и селёдки, даже хлеб оказывался в дефиците, а деньги обесценились в тысячи раз.

Так приходилось поступать и другим поэтам, и даже гордый А. Блок вынужден был подчиниться этим обстоятельствам.

С бедных крестьян на селе нечего было взять большевикам, а зажиточные, «кулаки, отказывались отдавать хлеб задаром. Ведь с города нечего было ожидать, ни сельхозорудий, ни предметов быта разрушенные войной и революцией заводы и фабрики не производили.
Их владельцы частью удрали за границу частью были репрессированы новой властью.
Сами же рабочие оказались неспособными управлять предприятиями, а кушать-то хотелось.
В Петрограде суточный паёк для рабочего составлял около 100 граммов хлеба, выпеченного пополам с отрубями, - не объешься.

И тогда Ленин создал продотряды, для выколачивания зерна и мяса с зажиточных крестьян.
Кулаками признавались крестьяне, у которых на человека в год (без учёта хозяйственных нужд, - авт.) приходилось больше зерна или муки чем годовой паёк рабочего (около 190 кг – авт.), или имелось более одной лошади.
Продармейцы, с телегами, ружьями и пулемётами, из центральных уездов ринулись в окрестные деревни.
Тем, кто отдавал зерно добровольно, платили кое-какие деньги, прятавших – ссылали с семьями далеко и надолго, сопротивлявшихся – расстреливали.

Платили новыми деньгами от 14 до 18 рублей за пуд ржи, тогда, когда он стоил на рынке в Москве около 300 рублей, а в Петрограде – 420 рублей.
Подобные бесчинства большевики скромно назвали продразвёрсткой.

Английский публицист Бертран Рассел, посетивший Россию в это период, спросил Ленина об аграрном вопросе.
На что тот с энтузиазмом объяснил, как они организовали на селе комбеды, чтобы настроить бедных крестьян против богатых, и они скоро стали вешать их на ближайшем дереве.
«Ха-ха-ха!»
«От его гогота при рассказе об убитых у меня кровь застыла в жилах» - вспоминает этот общественный деятель.

Об этом времени Маяковский потом напишет в стихах «Два не совсем обычных случая».
 - …Кто из петербуржцев
забудет 18-й год?!
Над дохлым лошадьём вороны кружатся.
Лошадь за лошадью падает на лёд.

… Газетам писать не хватало духу –
но это ж передавалось изустно:
старик
удушил
жену-старуху
и ел частями.
Злился –
невкусно.
Слухи такие
и мрущим от голода,
и сытым сумели глотки свесть.
Из каждой пОры огромного города
росло ненасытное желание есть.
От слухов и голода двигаясь еле,
раз
сам я,
с голодной тоской,
остановился у витрины Эйлерса –
цветочный магазин на углу Морской.
… И вдруг,
смотрю,
меж витриной и мною –
фигурка человечья.
Идёт и валится.
У фигурки конская голова.
Идёт.
И в собственные ноздри
пальцы
воткнула.
Три или два.
Глаза открытые мухи обсели,
а сбоку
жила из шеи торчала.
Из жилы
капли по улицам сеялись
и стыли черно, кровенея сначала.
… Иду машинально чернеющий след.
И к туше лошажьей приплёлся по пятнам.
Где ж голова?
Головы и нет!
А возле
с каплями крови присохлой,
блестел вершок перочинного ножичка –
должно быть,
тот
работал над дохлой
и толстую шею кромсал понемножечко.
Я понял:
не символ,
стихом позолоченный,
людская реальная тень прошагала.
Быть может,
завтра
вот так же точно
я здесь заработаю, скалясь шакалом…

К счастью, до этого не дошло.
Подзаработав на жизнь и тоскуя по любимой Лиличке, в конце июня 1918 года Маяковский возвращается в Петроград.
Там семейный отдых на даче в Левашове, собирание грибов, игра в карты.
Поэт пишет поэму «Мистерия-буфф».
Домработница Поля печёт им очень вкусный ржаной хлеб.
Володя недаром драл глотку на своих выступлениях, да и у Оси в заначке кое-что осталось.

Увидеть сестру захотелось Эльзе. Она теперь не Коган, а Триоле, и уезжает вместе с мужем во Францию. Приехала проститься.
Картина маслом: Маяковский сидит у ног Лили и ноль внимания на бывшую любовницу.
«Эльзочка, - объяснила ей старшая сестрица, - не делай такие страшные глаза. Просто я сказала Осе, что моё чувство к Володе проверено, прочно и что я ему теперь жена. И Ося согласен»
«Да, мы теперь решили навсегда поселиться втроём,» - подтвердил Осип.

По воспоминаниям Л. Брик, утренняя идиллия «троицы» начиналась с Маяковского. Тот вставал раньше всех и ходил возле двери Осипа Максимовича, ожидая, когда тот проснётся.
Потом закипал самовар, Володя готовил бутерброды и звал Осипа и Лилю.
Обязательным было обсуждение свежих газет и журналов.
Читать Маяковский не любил, да и времени на это не оставалось, поэтому он просил Осипа рассказывать ему все значительные новости из прочитанных.
Наиболее интересные и злободневные новостные рассказы Осипа заканчивались тем, что Маяковский подходил к нему и целовал в голову, приговаривая: «Дай поцелую тебя в лысинку».

К сентябрю «Мистерия-буфф» была закончена.
Но от новых властей требовалось разрешение и помещение для её постановки.
Несмотря на восторженные отзывы и помощь со стороны А. Луначарского традиционные театры пьесу отказывались ставить.
Слушая пьесу ряд актёров крестились в ужасе перед отображаемыми в ней богохульствами.

«Театра не находилось, - писал тогда В. Маяковский, - Насквозь забиты Макбетами. Предоставили нам цирк, разбитый и разломанный митингами».
Однако и цирк у них отобрали.

Отчаявшись увидеть воплощение своего творения в Питере поэт 9 октября едет в Москву.

Началась «битва» за постановку пьесы к Октябрьским празднествам.
Все режиссёры соглашались, что она революционная и актуальная, но к постановке не брали.
Ф. Комиссаржевский заявил, что ему нужно не менее полугода, чтобы воплотить творение Маяковского в актёрскую игру.

Ни с чем поэт 13 октября возвращается в Петроград.
В тот же день он читает пьесу в зале Тенишевского училища и набирает в актёры всех желающих из зала.
Наконец, 7 ноября «Мистерию-буфф публика увидела в постановке театра Музыкальной драмы.
Декорации к пьесе создал К. Малевич, автор скандального «Чёрного квадрата».
Кстати, сам Маяковский его декоративным оформлением остался недоволен.
На премьере присутствовал и А. Блок с женой Любой. Спектакль ему понравился.

После трёх постановок пьеса была снята с репертуара театра и подверглась резкой критике за искусственность образов и отсутствие в ней единого пролетарского духа.
С чем автор, конечно же, не согласился и долго полемизировал на страницах печати.

Между тем бурная поэтическая деятельность Маяковского продолжилась.
Он выступает с докладами и чтением своих стихов везде, где только может.
7 декабря выходит первый номер газеты «Искусство коммуны», где вместо передовой статьи опубликовано его стихотворение «Приказ по армии искусства»:
 - … Довольно грошовых истин.
Из сердца старое вытри.
Улицы – наши кисти.
Площади – наши палитры.
Книгой времён
тысячелистой
революции дни не воспеты.
На улицы, футуристы,
барабанщики и поэты!

В тот же день – доклад автора и чтение его стихов в Выборгской партийной школе.
Далее – выступление в рабочих клубах, воинских казармах и на массовых митингах.

Так проходит для поэта 1918 год.
Так начинается и 1919-й.

Их «тройственный» союз живёт сравнительно неплохо в голодающей стране.
С помощью А. Луначарского и поднаторевшего в правовых делах О. Брика Владимир успешно «выбивает» гонорары из редакций и общественных организаций за свои выступления и стихи, постепенно завоёвывая славу пролетарского поэта.

Революции требовались свои глашатаи и поэтому она приняла принявших её Бриков и Маяковского. И даже пыталась создать им для творчества минимальный комфорт, в виде квартир, мест для выступлений, изданий и гонораров.
Так Маяковский иногда зарабатывал за месяц до 1000 рублей, тогда как зарплата рабочего составляла всего 70–80 рублей.


Воодушевлённый провозглашённой свободой, поэт вместе с О. Бриком создаёт литературную группу Коммунистический футуризм (Комфут), для продвижения революционных идей в массы.
Лозунг у них таков:
 - Громоздите за звуком звук вы
и вперёд,
поя и свища.
Есть ещё хорошие буквы:
эр,
ша,
ща.

Лиля всё ещё благоволит к любовнику, хотя и обижает часто.
Поэт пытается протестовать, хотя это ничего не меняет в их отношениях:
 - В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты уронила только:
«В мягкой постели
он
фрукты,
вино на ладони ночного столика».
… Довольно!
Теперь –
клянусь моей языческой силою! –
дайте
любую
красивую,
юную, -
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!
Око за око!

Володя считал себя гигантом, в сексуальном плане, и вдруг такое фиаско.
Лиля оценила его в постели на двоечку с плюсом.
Как возможно стерпеть подобное унижение?
Опять же, у него гнев не на любовницу, а почему-то на других, красивых и юных.
Впрочем, у неё это своё, чисто субъективное мнение, зависящее от её физиологии.
Например: сестра Эльза была в восторге от близости с Маяковским, и всю жизнь жалела, что им пришлось расстаться.

Некоторые любовники Лили утверждали, что она была фригидна и только удачно имитировала оргазм в интимные моменты.
Лиля – хищница, отдающая часть своих чувств и плоти, чтобы получить власть над всем человеком. Когда это сделать не удаётся, романы её кратковременны, мимолётны.
Когда всё получается, как с Маяковским, она долго держит его в своих сетях.
И, в конце концов, «пожирает».

Как знать, останься поэт с Эльзой - и вся его жизнь пошла бы по-другому.
И стреляться бы не пришлось
Однако, история не терпит сослагательного наклонения…

Любовная игра этой женщины с поэтом продолжается.
Из письма Л. Брик Маяковскому: «Волосик, Щеник, Щенятка, Зверик, скучаю по тебе немыслимо! С Новым годом солнышко! Ты мой маленький громадик! Мине тибе хочется! А тибе?
Если стыдно писать в распечатанном конверте – пиши по почте: очень аккуратно доходит. Целую переносик и родные папики, и шарик всё равно стрижетый или мохнатенький и вообще всё целую. Твоя Лиля. 1919г.»

Как можно не вдохновиться этим интимным посланием?
Повышенное либидо Маяковского требовало неуёмного секса, но Лиля строго дозировала страсть поэта. Только совершив что-либо приятное и полезное для неё или «семьи», он мог быть допущен к вожделенному телу.
Она понимала, что поэт вкладывает в стихи часть своей энергетики. Любовь к женщине – это всплеск гормонов, энергетический подъём, желание творить. Будничность и привыкание – падение вдохновения и кризис в творчестве.
Лиля всё делала правильно, периодически отказывая ему в интимной близости. Она говорила: «Володя помучается и напишет хорошие стихи».
А Маяковский почему-то надеялся сохранить энергию и мощь своего стиха зажив спокойной семейной жизнью.
Он ещё не осознал, что так не бывает.

И Маяковский с неиссякаемым энтузиазмом снова бросается улучшать благосостояние любимой.
Поэт активно участвует в строительстве провозглашённого лозунгами коммунизма. Он берётся за любую работу, пишет стихи и пьесы, рисует плакаты и листовки, работает в издательствах, пишет сценарии и снимает кино. У него почти еженедельные выступления перед студентами, рабочими и военными.

Его гонорары позволяют ему жить лучше, чем рядовой рабочий.
Ходили слухи среди коллег, что стихотворная «лесенка» поэта была вовсе не случайной. Тогда гонорары, в основном, издательства платили за строчку, а не за количество знаков. Сам Маяковский этот факт отрицал, мотивируя что так у него сохраняется ритм стихотворения для публичного чтения.

Весной 1919 года Брики из голодного и холодного Петрограда переезжают в Москву, новую столицу страны.
Заселились втроём плюс собака Щеник в большую коммуналку в Полуэктовом переулке. Было всё ещё трудно с продовольствием и топливом, но Брики умудрились держать прислугу: кухарку и домработницу.
Прозвище «Щен» получил Маяковский от Лили. Она для него «Киса, Лилик, Лучик». Осипа они называли «Кот».

В знак великой любви Володя и Лиля обмениваются кольцами. На её кольце выгравированы её инициалы: Л. Ю. Б. Если их читать по кругу получается бесконечное Л. Ю. Б. Л. Ю.
Лиля до конца жизни носила это кольцо на золотой цепочке на шее вместо медальона…

В это время Маяковский – главный кормилец «семьи».
Поэт устроился работать в Окна РОСТА, рисовать плакаты со стихотворными подписями на злобу дня. Его с удовольствием принял коллектив РОСТА.
Впрочем, там скоро стал работать и Осип.

«Личных» стихов в этот период Маяковский почти не пишет, всё время уходило на плакаты.
О чём они?
 - Что делать, чтоб сытому быть?
Врангеля бить!
 - Что делать, чтобы с топливом быть?
Врангеля бить!
 - Что делать, чтоб одетому быть?
Врангеля бить!

Или ещё:
 - Ну что это такое, в самом деле:
Половицей я хожу, другая выгибается.
Кулаки меня клянут, бедный улыбается.

Рисовали за ночь до 50 плакатов. Маяковский сочинял к ним до 80 стихотворных подписей.
Работали, бывало, днём и ночью. Даже Лиля иногда приходила им на помощь, когда рабочих рук не хватало. В экстренных случаях, в ожидании актуальных новостей Маяковский спал, положив под голову полено – с такой «подушкой» долго не поспать.
Вывешивали своё творчество преимущественно в пустующих окнах-витринах магазинов.

Безусловно, Маяковский был тогда счастлив – он нужен стране, его распоряжения выполняют, рядом близкие люди, Лиля и Осип.
Однажды в студии, где они работали, прозвенел звонок, Лиля подняла трубку:
 - Кто у вас есть (из начальства – авт.)?
 - Никого.
 - Заведующий здесь?
 - Нет.
 - А кто его замещает?
 - Никто.
 — Значит, нет никого? Совсем?
 - Совсем никого.
 - Здорово!
 - А кто говорит?
 - Ленин.
Такой вот «содержательный» разговор.
Они так и не познакомились, хотя Маяковский мечтал об этом.

В этом году вышло в свет его первое собрание сочинений «Всё сочинённое Владимиром Маяковским. Посвящено, конечно же, Лиле.
Заканчивается сборник очень оптимистично: «Сотую – верю! – встретим годовщину».
С оптимизмом у поэта явный перебор.
Маяковский в своей стране очень известен и популярен. Однако денег не хватает, чтобы «семье» не зависеть от продовольственного вопроса. Следовало что-то предпринять.

Однажды Бриков посетил отец Осипа, Макс Брик, и был не в восторге от увиденного.
А когда узнал, что Ося ещё и жену «делит» с площадным горлопаном, то понял – надо сына пристроить в надёжное место.

Когда-то Макс Брик и Абрам Шацкин, купцы первой гильдии, были партнерами по бизнесу.
А у А. Шацкина имелся отпрыск, Лазарь Шацкин, позже ставший основателем советского комсомола.

А потом он, увы, стал одним из организаторов оппозиции Й. Сталину, когда тот начал регулярно «наезжать» на своих еврейских соратников по партии…

Лазарь стал революционером в 15 лет, потом воевал на фронтах гражданской войны. И удача к нему всегда благоволила.
Он сумел подружиться с Б. Бажаном, личным секретарём Й. Сталина, и другими «нужными» людьми.
В 1918 году Лазарь встретился с В. Лениным и предложил создать Коммунистический Союз молодёжи. Идея была одобрена
Л. Шацкин также очень тепло общался с Яковом Аграновым, тогда секретарём Совнаркома, напрямую работающим с В. Ильичом.
Через Б. Баженова Якова рекомендовали Й. Сталину. Тот предложил нового человека в аппарат Ф. Дзержинского, для работы в ВЧК.
Я. Агранов доверие оправдал, дослужившись до начальника управления секретного отдела ОГПУ.
Ленин о Лазаре и комсомоле не забыл, и Л. Шацкин вскоре стал секретарём ЦК РКСМ.
Уже он сделал протекцию другу отца, пристроив его сына, через Я. Агранова, в органы ВЧК.
Так Осип в 1919 году стал чекистом.
Новая должность, не надо идти на фронт, хорошая зарплата и пайки очень способствовали повышению благосостояния тройственного семейства.
По службе и по должности Осип подружился с Я. Аграновым и тот стал частым гостем в квартире Бриков. Где и познакомился с Маяковским.

Несмотря на ненормированную работу в окнах РОСТА и сотрудничество в газете «Искусство коммуны» Маяковский всё же находит время для написания большой поэмы «150 000 000», которую полностью заканчивает в январе 1920 года.
У неё было рабочее название «Былина об Иване», «Воля миллионов» и «Эпос революции», но осталось такое цифровое.
В поэме собирательный образ «Ивана» и его борьба с капитализмом, который символизирует собирательный образ «Вудро Вилсона».

Сочинение, по мнению автора этих строк, слабое, с размытым сюжетом и неоправданно длинное.
«…Жарь, жги, режь, рушь!..» - примерно таков главный мотив поэмы.
По мнению Маяковского, все те, что «свили уютные кабинеты и спаленки», у которых есть пианино, самовар и кошка, которые желают жить спокойной человеческой жизнью, должны быть стёрты с лица земли.
Поэт обрушивает на них всю мощь своего таланта, не замечая, что сам-то он не отказывается от подобных бытовых удобств.
В своём произведении автор попытался «слиться» с миллионной массой населения России. Но как-то не получилось, как в стихах, так и в действительности.
Народу поэма осталась непонятной, а её автор строил свою жизнь не как весь народ.

Эта поэма стала предметом разбирательства на высшем уровне власти, и чуть не поссорила А. Луначарского с В. Лениным.

М. Горький отмечал в своих записках Ленинские оценки творчества Маяковского: «К Маяковскому относился недоверчиво и даже раздражённо. Говорил: «Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, - не то и малопонятно. Рассыпано всё, трудно читать»».
Футуризм вождю был чужд однозначно. Он воспитывался на классике Пушкина, Некрасова, Достоевского, Толстого, Чернышевского.

Новые течения в литературе пытался воспринимать всерьёз лишь министр культуры А. Луначарский, за что его потом и отстранили от советской культуры.
Это он разрешил С. Есенину открыть кафе имажинистов и книжную лавку, а футуристам презентовал литературный «рупор» в виде газеты «Искусство коммуны».

Ещё декабре 1919 года К. Чуковский пригласил Маяковского выступить с чтением своих стихов (в т. ч. и поэмы 150 000 000) в Петрограде, тот приглашение не принял. Но стоило Чуковскому намекнуть, что в Доме искусств, где намечалось выступление, имеется бильярд, как согласие от поэта последовало немедленно.
Прибыл приглашённый конечно же с Лилей Юрьевной, очень респектабельной дамой, одетой по последней парижской моде…

Когда поэма была закончена, начались долгие и трудные попытки её издания. Несмотря на положительные отзывы партийного руководства издательства саботировали все требования автора. Наконец она вышла в апреле 1921 года в Госиздате тиражом 5 000 экземпляров, и автор радостно отправил Ленину один экземпляр с дарственной надписью, своей и своих друзей:
«Товарищу Владимиру Ильичу с комфутским приветом!
Вл. Маяковский
Л. Брик
Б. Кушнер
Б. Малкин
Д. Штернберг
Н. Альтман».
Столько было желающих польстить вождю, да оно и солидней получалось.

Но Ленин комфутский привет не оценил и резко раскритиковал поэму.
На партзаседании 6 мая 1921 года Ленин послал Луначарскому записку: «Как не стыдно голосовать за издание «150 000 000» Маяковского в 5000 экземпляров? Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность. По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более 1500 экземпляров для библиотек и для чудаков. А Луначарского сечь за футуризм».

Луначарский попытался оправдаться: «Мне эта вещь не очень-то и нравится, но:
такой поэт, как Брюсов, восхищался и требовал напечатать 20 000,
при чтении самим автором вещь имела явный успех, притом и у рабочих».

Однако Ильич не собирался идти на попятную. Он пишет записку сотруднику Госиздата М. Покровскому: «… Паки и паки прошу Вас помочь в борьбе с футуризмом и т. п...
Луначарский провёл в коллегии (увы!) печатание «150 000 000» Маяковского. Нельзя ли это пресечь! Надо это пресечь. Условимся, чтобы не больше 2-х раз в год печатать этих футуристов и не более 1500 экземпляров.
… Нельзя ли найти надёжных анти-футуристов?»

Конечно же, Маяковский, от друга Луначарского, узнал об этих оценках своего творчества.
Но не обиделся. Рано потеряв отца, он сыновью любовь перенёс на вождя революции и часто обращался к ленинской теме.
Хотя раскритикованную Ильичом поэму постарался читать пореже…

Вернёмся, однако, в хронологическое русло.
20 февраля 1919 года выступление в «Привале комедиантов».
М. Кузьмин отмечал в своём дневнике: «… посыльный из «Привала». Поехали всё-таки. … Брики, Беленсоны, Оленька (О. А. Глебова-Судейкина), … Читали мрачно довольно. Потом вылез Маяковский, и все поэты попрятались в щели. … Сидят Пронин, Блок…»

Год прошёл в издательских заботах, началом работы в «окнах РОСТА», выступлениях, лекциях, поездках между Петроградом и Москвой, заботой о благосостоянии «семейства», «чистке морд» Лилиным любовникам.
В «Окнах РОСТА» поэт проработал до февраля 1922 года.

Кстати, кроме производства плакатов, они с художницей Лизой Лавинской занимались и более интересным делом.
Лавинская (её все называли Лилей – авт.) страдала от многочисленных измен своего мужа.
Женщину утешала вторая Лиля – Брик, предлагая в любовники своих бывших половых партнеров, с рекомендациями, что «он в постели хорош».
Лавинская всех отвергла и пожаловалась Маяковскому на мужа и на Лилю. Тот обнял её за плечи и вздохнул: «У меня такая же история».
Потом страдали вместе.

В результате страданий в 1921 году на свет появился Глеб-Никита, как две капли воды похожий на Владимира…

В своих воспоминаниях Лиля Юрьевна намекает, что уже к 1918 году Маяковский ей надоел.
Не то, чтобы окончательно, всё же он хорошо умножал благосостояние трио, надоел как капризный и ревнивый любовник. Женщину раздражал его пылкий темперамент, большой рост, громогласность, хамская манера общения с её друзьями-любовниками. Даже фамилия Маяковский звучала как пошлый псевдоним. Ей хотелось новых ощущений, угощений, дорогих подарков, а Владимир не давал женской натуре сексуальной свободы.
Он регулярно ходил «бить морду» любовникам Лили, иногда в компании законного мужа, Осипа.

Однажды отправились вдвоём искать очередного из них, некоего Я. Израилевича.
Осип не очень большой сторонник подобных «мероприятий», поэтому скоро потерял терпение и отбыл обратно. Зато Маяковский дождался-таки соперника и прямо на улице морду ему «начистил», хотя и сам пострадал. Скандал получился грандиозный и закончился в отделении милиции.
Чтобы вытащить поэта оттуда пришлось даже вмешаться М. Горькому.

Один из друзей Бриков пишет Эльзе в Париж, куда та уехала со своим мужем: «Лиле Володя давно надоел, но он превратился в такого истово мещанского мужа, который жену кормит-откармливает».
А ещё Володя мешает ей заводить новых любовников, и Лиля изгоняет его из их коммуналки в комнату, которую правительство выделило Маяковскому за его заслуги перед страной. Это помещение в Лубянском проезде, д.2, кв. 12.

Лиля не против его коротких интрижек, но серьёзные увлечения пресекает немедленно.

3 октября 1919 года, несмотря на трудность с билетами, поэт приезжает в Петроград, где выступает в клубе Морского ведомства вместе с Осипом на вечере революционной поэзии.
Маяковскому, как декламатору, гонорар – 1000 рублей, Осипу, как лектору, - 500 рублей.

В новом году в судьбе Маяковского мало что изменилось.
К пятидесятилетию В. И. Ленина он пишет стихотворение «Владимир Ильич».
- Я знаю –
не герои
низвергает революций лаву.
Сказка о героях –
интеллигентская чушь!
Но кто ж
удержится,
чтоб славу
нашему не воспеть Ильичу?..

Лесть уместна если она честна, от души. Похоже, здесь именно такой случай.

Летом у поэта отдых всем «семейством» на даче в Пушкине, под Москвой.
Правда, почти каждый день он вынужден приезжать в столицу для работы в РОСТА.

Освоился на новом месте работы и Осип Брик.
А. Кручёных, друг и соратник Маяковского рассказывал об Осипе, тогда уже агенте ГПУ: «Ося Брик каким-то образом — это было уже в годы НЭПа - … вызнавал фамилии лиц, намечавшихся к аресту. И, прихватив с собой Лилю, отправлялся по известным адресам.
Затаившиеся богачи принимали Осю, естественно, за своего. А он, намекнув о предстоящем аресте, сетовал на жестокости властей и тут же предлагал свою помощь, пока не утрясётся – спрятать фамильные ценности. Выхода не было. Ему верили.
Тем, кому удавалось вырваться из лап ГПУ, Брик возвращал взятое на сохранение.
Но вырывались не все».

Вполне вероятно, что сведения эти давал Осипу Я. Агранов, следователь ГПУ, сделавшийся постоянным посетителем их литературного салона. Ничего, что тот являлся одним из руководителей расстрела поэта Н. Гумилёва и составителем списка российской интеллигенции, высланной из СССР в 1921 году на «философском пароходе».

Мама Лили, сотрудница советского учреждения в Лондоне, на торжества одевала нагрудное украшение изумительной красоты и огромной ценности. Говорила, что его ей подарила дочь.
Видимо в Лондон убрали украшение подальше от Москвы, ведь там его могли опознать владельцы…

Так материальная сторона жизни «троицы» окончательно наладилась.
Как в популярных тогда частушках:
 - Прямо в окно от фонарика
Падают света пучки.
Жду я свово комиссарика
Из спецотдела ЧеКи.
Вышел на обыск он ночию
К очень богатым людям,
Пара мильончиков нонече
Верно отчислится нам.

Лиля часто задерживала ужин, прося всех обождать возвращения со службы Осипа.
Видимо его эта женщина любила, или хотя бы уважала.
Вряд ли причиной задержки ужина мог стать Маяковский…

У Бриков Я. Агранова называли Янечкой, или Аграновичем, и гордились дружбой с ним.
Конечно же, совсем скоро он пополнил ряды Лилиных любовников.
Частыми посетителями в их квартире были также В. Горожанин, начальник особого бюро при НКВД, и М. Горб, заместитель начальника иностранного отдела ГПУ.
Даже Я. Блюмкин здесь бывал, и его Маяковский ласково величал «Блюмочкой».
Посетили салон также всемирно известные американские писатели: Энтони Синклер и Теодор Драйзер.

Как тут поэту не приветствовать подобное знакомство стихами:
 - Тебе, поэт,
тебе, певун,
какое дело
тебе
до ГПУ?!
Железу –
незачем
комплименты лестные.
Тебя
нельзя
ни славить
и ни вымести.
Простыми словами говорю –
о железной
необходимости.
Крепче держись-ка!

Кстати, супруга Осипа, судя по номерам их чекистских удостоверений, начала работать в ГПУ даже раньше мужа, в качестве вербовщицы осведомителей для «органов». Возможно, она и помогла ему туда устроиться.
И Лиля очень радовалась этому.
Она говорила Володе: «Сотрудничество с ВЧК – почётное дело. Мы с Осипом давно сотрудничаем с органами».
А с Я. Аграновым Лиля сотрудничала чересчур даже «тесно».

Для творческих личностей дружба с чекистами в те годы была обычным явлением. Благодаря салонному знакомству они находились как бы под их покровительством.
Лояльные к советской власти получали блага, в виде квартир, загранпоездок, пайков. Неблагонадёжные высылались поначалу за пределы СССР на «философских пароходах».
Оставшихся творческих оппозиционеров потом расстреляют в 37–38 годах…

В начале ноября Маяковский выступает на Октябрьском вечере сотрудников РОСТА, как бы отчитываясь на тему «Как вы провели лето?» Он читает стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским на даче» и «Сказки о дезертире, устроившемся недурненько…»
Только вот сам поэт тоже, получается, от армии «откосил».
 - Нынче
всякий труд
в почёте, где какой ни есть.
Человеку по
работе
воздаётся честь.

Окна РОСТА, стихи и любимая Лиличка гораздо приятнее чем передовая линия фронта.

В том же ноябре в Большой аудитории Политехнического музея на вечере «Суд над русской литературой» произошла перепалка Маяковского с Есениным. Оба стремились занять «трон» на
поэтическом Олимпе.
На вечере небольшие доклады перемежались выступлениями авторов.
Вдруг в центре зала появляется Маяковский и провокационно объявляет: «Внимание! Слушайте! Сенсационное сообщение! Необычайное происшествие в народном суде!
Я сейчас из камеры народного судьи. Разбиралось необычное дело: дети убили свою мать. Они оправдывались тем, что мать была большая дрянь! Распутная и продажная.
Но дело в том, что мать была всё-таки поэзия, а детки её – имажинисты».

Имажинисты, сидевшие в зале, возмутились и бросились к говорящему подобные гадости.
Тот отмахнулся от них рукой и стал читать пародии на стихи имажинистов.
На стол президиума вскочил небольшого роста С. Есенин, рванул на себе галстук и звонким голосом закричал: «Не мы, а вы убиваете поэзию! Вы пишете не стихи, а агитезы!».
Густым басом отозвался Маяковский: «А вы – кобелезы…».

Есенин в ответ надрывно начал читать свои стихи.
Немного послушав, свой бас включил Маяковский, совершенно заглушив чтеца.
Аудитория неистовствовала.
В итоге бас победил, Есенин был вынужден прекратить своё чтение и слезть со стола.

Насчёт «кобелез» Маяковский был неправ. «Кобели» они с Есениным были равнозначны, но имажинист говорил об этом открыто, а футурист замалчивал, то ли боясь своей Лилечки, то ли опасаясь подпортить репутацию революционного поэта.
А вот у Маяковского большая часть стихов – действительно реклама и агитация.

Впрочем, в обычной жизни оба иногда встречались и особой неприязни друг к другу не выказывали. А куда денешься – коллеги на поэтической ниве.
В конце 1920 года, на банкете в Доме печати по случаю Нового года, подвыпивший Есенин приставал к Маяковскому и кричал ему: «Россия моя, ты понимаешь – моя, а ты … американец!
Моя Россия!».
Маяковский отшутился: «Возьми, пожалуйста! Ешь её с хлебом!».

В феврале 1922 года в Доме печати был устроен «американский аукцион» книг, выступлений и автографов известных литераторов. Выручено в общей сложности 40 000 000 рублей.
Книга Маяковского «Всё сочинённое Владимиром Маяковским» прошла за 18 900 000 рублей,
автограф М. Литвинова, наркома иностранных дел и писателя. – за 5 250 000 рублей, выступление с чтением стихов С. Есениным «потянуло» лишь на 5 100 000 рублей.
Все деньги были переданы в Губернскую комиссию помощи голодающим при Главполитпросвете.
Как видим, здесь соперники были вполне миролюбивы и единогласны…

Однако Есенин, конечно же, обиделся. Ведь он полагал себя первым поэтом России, каким, по сути, и был.
А тут какой-то выскочка, рифмоплёт его опередил.

Вся поэзия Есенина пронизана лирикой, неважно, хулиганская она или любовная. Почти половина его стихов прекрасно ложится на музыку и поётся. Потому, что идёт от души, от сердца, и неважно – трезвого или пьяного.
А кто слышал песни на стихи Маяковского?
Они написаны исключительно умом, а если и о любви, то не совсем понятно и не лирично.
Маяковский сам признавался, что он «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизован и призванный». А его стихи – «…это добыча радия, в грамм - добыча, в год – труды. Изводишь единого слова ради сотни тонн словесной руды». Т. е., стихи — это не порыв души, а прозаический подбор соответствующих рифм. Хотя его подбор - совершенный.
Недаром даже Лиля понимала, - её любовник больше гениальный стихотворец, чем поэт.
Она сравнивала его с извозчиком. Разница лишь в том, что один управляет лошадью, а другой рифмой.
Даже сам Маяковский, познакомившись однажды в Киеве с юной Натальей Рябовой, для создания интимной атмосферы читал ей стихи, не свои – Есенина.

В интервью одной из журналисток он признавался, что из всех имажинистов в истории останется лишь С. Есенин, который «чертовски талантлив»». А потом попросил: «Смотрите, Есенину об этом ни слова!».

Сергей Есенин тем временем жаловался коллеге: «Ему поставят памятник, а я умру под забором, на котором будет плакат с его стихами!».
Вообще-то так и произошло – после смерти Есенина почти забыли в СССР на долгие годы, тогда как Маяковского насаждали в стране, как когда-то насаждали в России картошку.

Смерть под забором почему-то очень волновала поэтов Серебряного века.
А. Блок:
 - …Пускай я умру под забором как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала –
Я верю: то Бог меня снегом занёс,
То вьюга меня целовала.

Ему вторит Есенин:
 - … Я знаю, знаю. Скоро, скоро,
Ни по моей, ни чьей вине,
Под низким траурным забором
Лежать придётся так же мне…».

И наконец сам Маяковский:
 - … И когда
это солнце
разжиревшим боровом
взойдёт
над грядущим
без нищих и калек,
я уже
сгнию,
умерший под забором
вместе
с десятком моих коллег».

Под забором, кстати, никто из них не умер, каждый выбрал место своей кончины сам.
Но это уже совсем другая история…

Есенин несколько раз побывал в литературном салоне Бриков, однако понимания там не обрёл. Ещё бы – в нём царил Маяковский и Лиля Брик.
Разочаровавшись, больше он туда не приходил, но свой уход отметил оригинально.
На двери салона появился листок со стихами:
 - Вы думаете, кто такой Ося Брик?
Исследователь русского языка?
А на самом деле шпик
И следователь ВЧК.

25 февраля 1921 года ещё находящийся в добром здравии В. И. Ленин, интересуясь настроениями советской молодёжи, посетил коммуну студентов Высших художественно- технических мастерских (ВХУТЕМАС).
Молодёжь обступила вождя – их радость передалась и ему.
Потом как-то он спросил: «Что вы читаете? Пушкина читаете?». «О нет, - кто-то ответил, он ведь был буржуй. Мы – Маяковского». Ильич возразил: «По-моему, Пушкин лучше».
После этой встречи отношение Ленина к поэту немного улучшилось.
А стихи Маяковского, высмеивающие бюрократизм, Ильич даже приветствовал и хвалил.
Чем очень вдохновил поэта.

Рост бюрократии – это закономерный процесс при переходе страны к плановой экономике.
Только в России это происходило по-своему.
Конечно же, ответственность за свои ошибочные решения нести нежелательно, поэтому назначаются для этого завы, замы и помы, преимущественно из своих еврейских родственников.
Таким образом армия бюрократов множится в геометрической прогрессии.
К примеру, за время болезни Ленина Совнарком образовал 120 новых Комиссий, тогда как, по мнению Ильича, достаточно было 16.
Поэт возмущался:
 - …Расширив штат сверхштатной сотней,
Работали и праздник и в день субботний.
Согнулись над кипами,
расселись в ряд,
щеголяют выкладками,
цифрами пещрят.
Глотками хриплыми,
ртами пенными
вновь вопрос подымался в пленуме.
Все предлагали умно и трезво:
«Вдвое урезывать!»
«Втрое урезывать!».
Строчил секретарь –
от работы в мыле:
постановили – слушали,
слушали – постановили…
Всю ночь,
над машинкой склонившись низко,
резолюции переписывала и переписывала машинистка.
И…
через неделю
забредшие киски
играли листиками из переписки…

В новом году совершенно так же, как в истории с изданием поэмы «150 000 000», началась Маяковским борьба за постановку пьесы «Мистерия-буфф».
Только 1 мая состоялась её премьера в постановке Мейерхольда
В прологе актёр в синем костюме, изображавший батрака, вышел на авансцену и произнёс: «Через минуту мы вам покажем… - кулаком погрозил публике в зале – «Мистерию-буфф».
Эта шутка определила балаганный стиль спектакля.

Потом хвалебные отклики одних обозревателей и уничтожительная критика спектакля другими.
На всё это приходилось поэту реагировать, отвечать, продвигать постановку пьесы в различные театры страны.
24, 25 и 26 июня её даже сумели показать на немецком языке в Первом государственном цирке делегатам Коминтерна, чем очень гордился Маяковский.
Перевод был сделан Ритой Райт.

Однако он ещё долго пытался выбить свой гонорар за авторство. «После двух судов… это наконец разрешилось в Наркомтруде, и я свёз домой муку, крупу и сахар - эквивалент строк» – вспоминал Маяковский.

Летом опять дача в Пушкине, грибы, карты, изрядно поредевшие минуты близости с обожаемой любовницей.

И вдруг она его оставляет и уезжает в Латвию со Львом Эльбертом, особоуполномоченным иностранного отдела ВЧК. Род его деятельности – шпионаж и диверсионная работа под дипломатическим прикрытием.
С этим господином мы ещё встретимся в дальнейшем повествовании.

Лиля тоже пользовалась дипломатической неприкосновенностью и пользовалась дипломатической почтой. Такая вот романтика …
В Риге она пребывала больше 3 месяцев, ожидала визу в Англию, где работала в советском торговом обществе «Аркос» её мать.
В столице Латвии жила тётя Лили, но племянница предпочла остановиться в отеле «Бель Вю», ради свободы действий.

Вполне вероятно, что дочь везла для реализации в дипломатической почте и ценности, добытые Осипом в его чекистской службе.
Это был её первый заграничный опыт работы как сотрудника советской разведки.
Попутно она пыталась найти местного издателя для публикаций творчества Маяковского.
Вроде договорилась с издательством «Арбейтерхейм».

Визы Лиля так и не дождалась, а виной тому, увы, Владимир. Его публичные выпады в стихах и выступлениях в сторону Англии создали поэту дурную славу. А их разведка отлично знала чьей любовницей была Лиля Брик.

Зато бытовые проблемы новоиспечённая чекистка решала с большим успехом.
Из Риги в Москву потоком идут посылки. В них сельдь в разных видах, чай, кофе, какао, сахар, конфеты, шоколад, овсянка, мука, сало, гаванские сигары, носки, подтяжки, галстуки, бритвы, ткани.
И письма:
«Любимый мой щеник! Не плачь из-за меня! Я тебя ужасно крепко и навсегда люблю! Приеду непременно! Приехала бы сейчас, если бы не было стыдно.
Жди меня! Не изменяй!!! Я ужасно боюсь этого. Я верна тебе абсолютно…
Не пью совершенно! Не хочется. Словом – ты был бы мною доволен. Я очень отдохнула нервами. Приеду добрая».
Почему ей стыдно, пусть решают читатели…

17 октября 1921 года вечер всех поэтических школ и групп в Политехническом музее.
Их представляли неоклассики, неоромантики, символисты, футуристы, имажинисты, неоакмеисты, экспрессионисты, презантисты, ничевоки, эклектики.
И все претендовали на свою исключительность.
А как зрителям и читателям в этом разобраться?
Ожидали появления Маяковского. Он прибыл, конечно, расстроенный длительной разлукой с любимой, и читать поначалу отказался, заявив, что этот вечер – пустая трата времени, когда в стране разруха и стоят фабрики.
Впрочем, публика уговорила его, он прочитал свою поэму «150 000 000».

В первой половине февраля 1922 года, воодушевлённый долгожданной встречей со своей прибывшей из Риги музой, поэт закончил поэму «Люблю».
 - … Флоты – и то стекаются в гавани.
Поезд – и то к вокзалу гонит.
Ну а меня к тебе и подавней –
я же люблю! -
тянет и клонит…
Домой возвращаетесь радостно.
Грязь вы
с себя соскребаете, бреясь и моясь.
Так я
к тебе возвращаюсь, -
разве,
к тебе идя,
не иду домой я?!
Земных принимает земное лоно.
К конечной мы возвращаемся цели.
Так я
к тебе
тянусь неуклонно,
еле расстались,
развиделись еле.
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни вёрсты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкопёрстый,
клянусь –
люблю
неизменно и верно!

Недополученные от родителей тепло и внимание Володя пытается получить от Лили. Это желание так велико, что поэт готов страдать, мириться с её изменами, надеясь на любовь и понимание этой женщины.
Так и было в начале их знакомства, но совсем недолго.
Потом его участью стало страдание и лишь воспоминание об этих днях счастья.
Чистый мазохизм со стороны поэта.

Но, как мы уже знаем, Лиле он сам и его любовь достаточно приелись. Она жаждет новых приключений.
Узнав об очередном её любовнике Владимир нервничает, скандалит, жалуется Осипу.
Тот утешает, как может: «Да не расстраивайся ты так. Это же Лиля!».
Маяковский не предчувствует ещё какие любовные страсти уготовила для него его любимая в этом году.

В начале года выпущены последние плакаты РОСТА.
Поэт становится «безработным». Теперь больше времени для творчества.
5 марта 1922 года в газете «Известия» было напечатано его стихотворение «Прозаседавшиеся», высоко оценённое В. Лениным.
В своей статье на эту тему Ильич пишет: «… Не знаю, как насчёт поэзии, а насчёт политики, ручаюсь, что это совершенно правильно».
С этого времени началось регулярное сотрудничество поэта с этой газетой.
Здесь, 12 апреля, напечатано его стихотворение «Моя речь на Генуэзской конференции», 30 апреля стихотворение «Мой май».

2 мая Маяковский уезжает в Ригу. С этого начались его заграничные вояжи.
По разным причинам, их поощряли как официальные лица, так и его любимая; у Лили появилось свободное от его присутствия время.

Первое пребывание за границей можно было считать неудачным. Его везде караулили агенты спецохранки, лекции поэта запретили, вышедшее в издательстве «Арбейтерхейм» издание поэмы «Люблю» полиция конфисковала.
Напоследок ему и вовсе навсегда запретили пребывание в Латвии.

13 мая Маяковский возвратился в Москву.
Он в предвкушении дачного отдыха в Пушкине с любимой женщиной и лучшим другом Осей.
Однако жизнь горазда на сюрпризы.

Мужчин Лиля Юрьевна не любила.
Она называла их глупыми «щенами».
И Маяковский у неё Щен. И даже Осип «Щен», только умный.
Мужчины нужны ей для самоутверждения, для материального обеспечения.
Она и выбирала себе в любовники ярких, высокопоставленных, обеспеченных и одарённых мужчин.

Секс она тоже не любила. Он был ей нужен только для подкрепления знакомства.
А любила она обожание, славу, модные вещи, свободу.
В том числе, и свободу от одежды.
Любила Лиля отдыхать на даче в костюме Евы. И даже без фигового листка.
Она отлично осознавала пользу для тела полноценного загара.
Окружающее её мужское население балдело от подобного видения, на что она обычно грубо реагировала: «Ты что мужик, голых баб не видел?».

Однажды такую натуральную «русалку» увидел сосед по дачному товариществу Александр Краснощёков (Абрам Моисеевич Тобинсон), и загорелся желанием познакомиться поближе.
Александр был очень видным мужчиной, участником Гражданской войны на Дальнем Востоке, председателем буферной Дальневосточной республики.
Республика даже выпускала свои деньги, обеспеченные золотым запасом.
Потом она вошла в состав Российской Федерации, а Краснощёкова отозвали в Москву.

Александр отбывал перед революцией ссылку вместе со Л. Троцким, потом с ним работал вместе в Америке. Был хорошо знаком с В. Лениным, который высоко ценил его организаторские способности. Хорошо владел несколькими иностранными языками.
На момент знакомства Краснощёков являлся замом наркома финансов, председателем солидного Промбанка, им же и созданного.

Пропустить подобный объект «охоты» Лиля не собиралась.
И прежний любовник моментально получил категорическую отставку. Ему было строго-настрого запрещено появляться на их дачном участке, и тем более спать с «женой».
И началась для Маяковского пытка ревностью.

Отвергнутый любовник пытался возмущаться, страдало его самолюбие, ведь Лиля, появляясь с новым кавалером, публично демонстрировала своё пренебрежение к поэту.
Тогда вся Москва уже знала о их любовном треугольнике. Который теперь превратился в квадрат.
Новая парочка предпочитала столоваться в шикарных ресторанах, Лиля получала дорогие подарки, демонстрировала шокированной публике модные наряды от нового возлюбленного.

Владимир страдал, пытался скандалить, переживал, писал ей записки.
Лилю его ревность мало трогала: «Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи».
Конечно же, бить морду такой важной персоне Володя опасался – ещё объявят это терактом, тогда и М. Горький не выручит.
Утешителем был, как всегда, Осип: «Лиля – стихия, с этим надо считаться. Нельзя остановить дождь или снег по своему желанию».

Чтобы «прийти в себя» отвергнутый «муж» решил развеяться за границей, хотя путешествовать без знания языков ему не очень хотелось.
Однако видеть любимую в компании нового любовника не хотелось ещё больше.
Ему на помощь пришла знакомая по работе в РОСТА переводчица Рита Райт, обещавшая обучить поэта немецкому языку. Она поселилась на даче и добросовестно пыталась немецкий язык сделать для Маяковского милым и понятным.
Вместо обучения Владимир приучал своего репетитора к азартным играм, на интерес, или на исполнение пожеланий.
В результате только несколько бытовых фраз на немецком удалось запомнить обучаемому, зато проигрывавшая Рита вынуждена была регулярно мыть бритвенные принадлежности поэта.

Тем временем Лиля, по настоянию мамы, которая живёт и работает в Лондоне, в конце августа едет к ней, оставив на даче Брика, Риту и Маяковского.
Когда у тебя в знакомых и друзьях высокопоставленные сотрудники ГПУ и ВЧК, то получение загранвизы ни для кого не составило труда.

Решили потом встретиться в Берлине.
Морем «мужья» в октябре прибывают в Берлин, где полно русских и проблем с языком почти не возникло.
В условиях послевоенной инфляции в побеждённой Германии жизнь в городе была для них дешёвой и роскошной.
Обедали в лучших ресторанах, Лиля получала каждый день огромные букеты цветов от Владимира. Шуба, которую она приобрела для Риты Райт, обошлась эквивалентом одного американского доллара.
Себя она тоже без нарядов не оставила.
В немецкую столицу Лиля прибыла с Эльзой, и они занялись шопингом вдвоём с сестрой.

Конечно же, у поэта были встречи с русскими и немецкими писателями и художниками.
Он даже читал свои стихи русским эмигрантам.
Впрочем, Маяковский, в отличие от Осипа, больше предпочитал для себя игру в бильярд, или в карты в гостиничном номере. Берлин ему не понравился.

А Лиле не понравились его ежедневные карточные игры допоздна. Она потребовала прекратить эти занятия.
Владимир неохотно подчинился, заявив, что это дискриминация, бытовое насилие, и он протестует.
Ему объяснили, что протест отклоняется и игра закрывается.
Тогда обиженный игроман пообещал уйти из гостиницы и от Лили навсегда.
В общем, получился очередной обычный семейный скандальчик. Подобные сцены последнее время повторялись между ними всё чаще и обоюдное раздражение нарастало.

В результате из гостиницы ушла Лиля с сестрой, сняв две отдельные меблированные комнаты.

Кстати приехавший в Берлин С. Дягилев помог поэту получить французскую визу и укатить в Париж.
Столица Франции ему больше понравилась, потом поэт приезжал сюда неоднократно.
Здесь Маяковский познакомился с И. Стравинским, Жаном Кокто, П. Пикассо, Робером Делоне, присутствовал на похоронах Марселя Пруста.
Он пишет о Франции несколько статей в «Известия», и даже небольшую книгу о французской живописи.

Однако, пришла пора возвращаться домой.
13 декабря 1922 года все вернулись в Москву.
У Лили роман со своим летним знакомым продолжился.

Брошенный любовник потребовал от неё немедленного разрыва с Краснощёковым, но безрезультатно.
Володя всё чаще оставался в своей крошечной коммуналке у Лубянского проезда.

Однажды у Бриков прозвучал телефонный звонок.
Лиля взяла трубку и услышала:
«Я стреляюсь, прощай, Лилик!».
«Подожди меня!» - вскрикнула неверная и помчалась к Володе.
Поэт сидел за столом, на котором лежал пистолет.
Маяковский признался: «Стрелялся, осечка. Второй раз не решился, ждал тебя».

Видимо время ему сводить счёты с жизнью ещё не пришло.
А может он, человек азартный, сыграл в «русскую рулетку» с одним патроном в обойме нагана, и просто мужику повезло.

Советская молодёжь, конечно же, интересовалась заграницей, да и официальные лица хотели бы знать, на что истрачены народные денежки.
Поэтому поэт анонсировал свои выступления в Политехническом музее на тему: «Что Берлин?» и «Что Париж?».
Народу на лекции собралось столько, что даже Лиля еле смогла протиснуться в зал поближе к докладчику.

Началось выступление под гром аплодисментов.
А что поэт мог предъявить публике?
Что он десятки раз выиграл в карты у партнёра?
Лилю возмутили его общие фразы и перевирание фактов, и она стала перебивать оратора обидными репликами и замечаниями.
А может захотелось внимания молодёжи, или припомнила его гостиничные скандалы из-за карт?
Поклонники Маяковского шикали и свистели на её реплики: буржуйка, ни черта не понимает, а припёрлась, только место занимает.

В перерыве она ушла домой. В обед возвратился мрачный и расстроенный Маяковский и произошла очередная размолвка.
Спросил у Лили: «Пойду ли я завтра на второй его вечер?» - «Нет, конечно». – «Что ж, не выступать?» - «Как хочешь».
Выступление состоялось с большим успехом.

Но обиды накопились у обеих сторон.
Произошёл тяжёлый разговор.
Припомнили друг другу всё: налаженный мещанский быт, привыкание, любовников и любовниц в том числе. Владимир умолял Лилю бросить Александра, бил посуду, грозил застрелиться.
Но та твёрдо отстаивала свою половую свободу.
Лиля Юрьевна поставила вопрос ребром, – или он перестаёт её ревновать и устраивать истерики, или они расстаются окончательно.
Решили расстаться на время, отдохнуть каждый от другого, проверить свои чувства.
Маяковский даже обрадовался. Сказал: «Сегодня 28 декабря. Значит 28 февраля увидимся»
И ушёл.

Потерять обожаемую любовницу окончательно, увы, поэт не смог.
Он два месяца честно не показывался на глаза любимой, плакал, писал ей письма, бродил под её окнами, прислал в подарок птицу в клетке.
Под влиянием своих переживаний сочинял поэму «Про это».

Тем временем Лиля писала сестре: «Прошло уже больше месяца: он днём и ночью ходит под окнами и написал лирическую поэму в 1300 строк. Значит, на пользу! Я в замечательном настроении…».

Лиля не принимала даже его звонков и только письма соглашалась читать.
Домработница Аннушка и друзья поэта на это время вынуждены были работать у него почтальонами.
… «Но если ты даже не ответишь то одна моя мысль как любил я тебя семь лет назад так люблю и сию секунду чтоб б ты не ни захотела что б ты ни велела я сделаю сейчас же… сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться если знаешь что любишь и в расставании сам виноват.
Я сижу в кафэ и реву надо мной смеются продавщицы. Страшно думать что вся моя жизнь дальше будет такою…».
(Это оригинал письма. «Запятатки» проставить он в нём Осипу не доверил – авт.).
И ещё:
«Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, люблю, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь».
Так вымалывал изгнанник у неё взаимность.

Деятельный Осип не оставил Володю в беде.
Чтобы отвлечь несчастного от мрачных мыслей он предложил создать творческое объединение из единомышленников, и назвать его громко и патриотично - «ЛЕФ» (ЛЕвый Фронт искусств).
Получается очень солидно, да и для издательств убедительнее.
В объединение, помимо Маяковского, вошли Б. Пастернак, Н. Асеев, С. Третьяков, О. Брик, В. Шкловский, С. Эйзенштейн, Д. Вертов, А. Родченко и некоторые другие деятели искусств.
Программа: непосредственное и реальное отображение действительности.
Принципы: социальный заказ темы, отбор на основе литературного факта, искусство жизнестроения (приближение будущего).

В первом номере журнала были напечатаны тезисы литературной платформы объединения:
«Леф должен собрать воедино левые силы.
Леф должен осмотреть свои ряды, отбросив прилипшее прошлое.
Леф должен объединить фронт для взрыва старья, для драки за охват новой культуры…
…Мы не претендуем на монополизацию революционности в искусстве.
Выясним соревнованием» …

28 февраля закончился срок расставания с любимой женщиной.
Договорились встретиться у вагона поезда на Петроград и отправиться в маленькое свадебное путешествие.
Лиля в пушистой шубке вышла на перрон, где её уже ждал отвергнутый на время страдалец.
Он на руках отнёс любимую в купе и прислонившись к двери начал читать ей свою поэму.
Прочитал и расплакался…

Отпускать известного поэта и кормильца семьи не входило в планы этой женщины. С уходом из «органов» Осипа семейные финансы поползли вниз.
А Маяковского охотно печатают различные издательства, газеты и журналы.
Найден им ещё один источник доходов – реклама.
Деньги текут рекой, но и расходы сильно увеличились…

29 марта 1923 года вышел журнал «ЛЕФ» №1 под редакцией В. Маяковского.
В нём была помещена и его поэма «Про это».
Поэма почти без сюжета, в ней в том числе в очередной раз поэт осуждает мещанство.
Просто эти строчки отражали настроения, переживания и мысли человека, разлученного с любимой женщиной.

В этом же номере публиковался и молодой Ю. Тынянов с заметками о Ленине.
Автор приехал к Брикам за гонораром.
Дома оказалась одна Лиля. Стол накрыт, дорогое вино, дефицитные продукты…
В общем – всё закончилось постелью.

Тынянов явился на следующее утро и опять завёл разговор о деньгах.
Лиля расхохоталась: «Как, вы ещё и денег хотите?».
Ходили слухи, что это всё подстроил Осип, чтобы не платить автору.
Возможно, это и анекдот, но так похоже на правду.

Отвлечёмся ненадолго от любовных и бытовых проблем поэта и обсудим его участие в общественной жизни страны.
Уже опоминалось о бессонных ночах Маяковского и его команды, выпускающих продукцию РОСТА.
 Но речь пойдёт не об этом, а о внутриполитической конъюнктуре в стране.

Ещё тлели очаги войны на окраинах России, пытаясь поджечь и уничтожить зарождающийся строй. Но не было у белых армий единства и единомыслия о дальнейшей судьбе страны.
И стало уже поздно.
Ржавое колесо истории сделало свой оборот, похоронив под собой миллионы виноватых и невиновных.
А в голодных и холодных городах страны возрождалась новая жизнь.
И зарождалась новая литература, в которой каждый поэт и прозаик пытался занять свою нишу, и быть востребованным новой властью и новой аудиторией.

А там ситуация сменялась непредсказуемо и перед литераторами возникала проблема: не ошибиться.
Так появлялись левацкие, революционные творения-призывы, по сути ни о чём, наподобие поэмы «Левый марш», «Про это» и др.
Этим «грешил» и С. Есенин, и другие деятели искусств.
И творческие объединения возникали чтобы коллективно искать пути для облегчения продвижения своих произведений в народные массы, в унисон с реалиями политической жизни страны.
Увы, это удавалось не всегда из-за постоянной смены ситуации «наверху», где коалиции и противоборства сменялись со скоростью калейдоскопа.
Больной Ленин уже не мог влиять на ситуацию в партии. За власть над страной на партийных съездах спорили (пока ещё не смертельно) Зиновьев, Каменев, Троцкий, Рыков, Сталин, Бухарин, Томский.
Они то «дружили» друг с другом, то делались идейными противниками, но все хотели абсолютной власти.
Политики вовлекали в свои интриги деятелей культуры, надеясь через них воздействовать на народные массы с целью роста своей популярности.

В 1922 году Г. Зиновьев и Л. Каменев предложили назначить Й. Сталина на чисто техническую должность - Генерального секретаря ЦК РКП(б). Эта почётная должность должна была фактически устранить его от борьбы за власть. Но у большого горца были свои планы на этот счёт.
Он медленно, но неуклонно начал формировать когорту своих единомышленников.
Поэтому приходилось литераторам в своём творчестве, для сохранения востребованности у покровителей, уходить в пафосность, быт и бессодержательность.

И в рекламу, как В. В. Маяковский.
К тому же это было выгодно ещё и в финансовом плане.
Лозунгом поэта стало кредо: «… Надо звать. Надо рекламировать, чтоб калеки немедленно исцелялись и бежали покупать, торговать, смотреть!».
«Каждая папиросная коробка имеет шесть сторон, на которых можно и нужно печатать стихи!».

 - Трудящиеся
Не страшны дороговизна и НЭП.
Покупайте
дешёвый хлеб
во всех
магазинах и киосках
Моссельпрома
в двух шагах от любого дома.

 - Нет места
сомненью
и думе –
всё для женщины
только
в
ГУМе.

 - Положение отчаянное –
беги,
покупай
печенье чайное.

 - Прежде чем идти к невесте,
побывай в Резинотресте!

А ещё он «творит» дизайн для конфетных фантиков, коробок с тортами, магазинных вывесок.
Не бесплатно конечно же.

Возвратившись из Питера, Маяковский участвует в концертах, в апреле выступает в Политехническом музее.
И опять с большим успехом.
«Господи, пусть Маяковский будет счастливый, пусть живёт дольше всех!
Пусть все поэты будут счастливы! А не так, как Пушкин и Лермонтов».
(Из дневника ученицы 7 класса Т. Лещенко).
Но в голове автора постоянно заноза – она там, с Александром.

И счастливым поэт не был.
Лиля не бросила Краснощёкова, хотя встречи теперь происходили в удалении от Владимира.
Да и как бросить – богатый, умный, представительный, щедрый. И ростом мало чем уступал Маяковскому (1м 90см), всего несколько сантиметров.
Ссоры и скандалы в их семействе не утихали.

И тогда, чтобы отвлечь ревнивца, коллективно решили отправить его в буржуазную Европу.
Для полного его спокойствия Лиля и Осип решили ехать с ним. Да и надзор за скандальным поэтом необходим, мало ли что он там может сотворить.
А кто лучше это сделает, как не сотрудники спецслужб, действующая и бывший.

Осипа из «органов» уволили; то ли буржуазное происхождение тому причина, то ли с начальством не сработался, то ли участвовать в чекистских операциях не желал. Там ведь стреляют.
Чекистское удостоверение за №24541 Осип сдал, а вот Лиля – нет.
Посетители её салона похоже всегда находились под присмотром агента №15073.
И все наблюдения ложились на стол непосредственного начальника и любовника – Я. Агранова.
Впрочем, Лиля не особо это и скрывала.

10 мая А. Луначарский подаёт запрос в Наркоминдел по поводу оформления загранпаспорта для поездки Маяковского в зарубеж по линии командировки, для поднятия культурного престижа России.

3 июля 1923 года вся троица вылетает из Москвы в Кёнисберг, потом поездом в Германию.
Весь август отдыхали на курорте Бад-Флинсберг и острове Нордерней.
В этой «дыре дырой», как говорил о курорте поэт, собралась приличная компания собутыльников.
По вечерам обязательное посещение ресторана, танцы, азартные игры.

И только в сентябре Маяковский приезжает в Берлин и начинает делать то, за чем его сюда и отправили – поднимать культурный престиж страны.
Он выступает перед эмигрантами с лекцией и чтением своих стихов.
Здесь он пишет письмо другу Д. Бурлюку в Нью-Йорк с просьбой оформить ему визу в Америку.
Как так, Есенин туда ездил, а чем он хуже?!
Потом, в середине сентября, поэт в одиночку возвращается в Москву.
Брики пока ещё остаются в Берлине.

Буквально на следующий день после возвращения его ожидает приятное известие – арестовали заклятого соперника, А. Краснощёкова.
Ему вменили злоупотребления в финансовой сфере возглавляемого им Промбанка, растрату, моральное разложение.
Кроме любовницы Лили Александр тратил казённые деньги на жену, которая жила в Америке и возвращаться не собиралась, и на свою секретаршу, Донну Груз. А ещё он давал беспроцентные ссуды своим родственникам, кутил в ресторанах.
Приговор – шесть лет тюремного заключения.
Интересно то, что имя Л. Брик на суде вообще не упоминалось.
Имя агента ГПУ и не должно было упоминаться...

Лиля очень огорчилась расставанием с Краснощёковым.
Любовница носит ему в Лефортово передачи, пытается добиться свидания.
Она даже решилась приютить в своей квартире временно осиротевшую дочь Александра – Луэллу.
Маяковский же тихо радовался такому финалу романа неверной любовницы и с удовольствием баловал приёмную девочку конфетами и шоколадом.
Однако радовался он рановато.
И «свадебное» путешествие в Питер после двухмесячной разлуки, и совместный вояж по Европе не подняли градус его интимных отношений с Лилей.

… «Столбовой отец мой
дворянин,
кожа на моих руках тонка.
Может,
я стихами выхлебаю дни,
и не увидав токарного станка.

Так ему ещё разрешалось писать. Хотя уже следовало скрывать своё благородное происхождение.
Свободная поэзия закончилась в 1923 году. Теперь поэт должен был вдохновляться политикой партии и писать стихи по её запросам.
Осип Брик понял это вовремя и создал ЛЕФ, демонстрируя преданность этому курсу.

Но Маяковский в смятении, он не привык писать по указке. Поэтому приходилось рекламировать разную ерунду и сочинять антирелигиозные стихи.
Поэт поганил православие, возможно даже искренне.
Но идеал необходим человеку, и место бога занял у него сверхчеловек - маленький, лысый, картавый, возглавивший кровавый передел страны и умерший от неизвестной болезни.
 - ... Это церковь,
божий храм, сюда
старухи
приходят по утрам.
Сделали картинку,
назвали – «бог»,
и ждут,
чтобы этот бог помог.
Глупые тоже –
картинка им
никак не поможет.

Пик нападок на Церковь у поэта приходится на 1923 год.
Именно в этот год у него случился крупный разлад на любовном фронте.
Маяковский пытается компенсировать свои бытовые неудачи антирелигиозной пропагандой и усилением игромании.
А ещё отвлечься ему должна помочь заграница.

И в этот год, по указанию Ленина, началась масштабная экспроприация церковных ценностей.
 - … Тихон патриарх,
прикрывши пузо рясой,
звонил в колокола по сытым городам,
ростовщиком над златом трясся:
«Пускай, мол, мрут,
а злата –
не отдам!

Хотя Церковь тогда тоже принимала активное участие в помощи голодающим Поволжья и других регионов.
Но поэт этого как бы не видит, ведь есть социальный заказ именно на подобные публикации.
И их щедро финансируют.

Маяковский сделался яростным атеистом. Отказавшись от веры, он разорвал очень важную жизненную нить, отказался от поддержки в свою трудную минуту высших и неизведанных им сил.
При этом он ещё и богохульствует с наслаждением:
 - … Я думал – ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.
Видишь, я нагибаюсь,
из-за голенища
достаю сапожный ножик.
Крылатые прохвосты!
Жмитесь в раю!
Ерошьте пёрышки в испуганной тряске!
Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою
отсюда до Аляски.

В перерывах между хулениями Церкви и написаниями рекламы Моссельпрома Маяковский ездит на лошадиные бега, азартно играет в карты в компании Асеева, Светлова, Кручёных, Олеши.
Или на деньги в бильярд с Луначарским.
Один из партнёров поэта по игре в карты утверждал: «С Маяковским страшно было играть в карты. Дело в том, что он не представлял себе возможности проигрыша… Нет, проигрыш он воспринимал как личную обиду, как нечто непоправимое» …

Маяковский всё ещё у Лили в опале. Он больше запирается в своём маленьком кабинете в Лубянском проезде. Но здесь тоскливо и одиноко, даже стихов писать не хочется.
И тогда поэт вспомнил свою молодость и свою страну:
 - …Айда Маяковский!
Маячь на юг!
Сердце
рифмами вымучь –
вот
и любви пришёл каюк,
дорогой Владим Владимич.

В январе 1924 года у него вояж в Киев и Харьков. Там новые знакомства, новые впечатления, новые договора с издательствами.
Потом снова Москва.

22 января 1924 года поэт присутствовал на заседании 11 Всероссийского съезда Советов.
М. Калинин сообщил делегатам о смерти В. И. Ленина.
27 января Маяковский был на похоронах вождя.
Его кумир оказался смертным человеком.
Потрясённый этим, Владимир начинает работу над стихами о другом Владимире.
Уже в феврале в Ленинграде напечатаны отрывки из его поэмы «Владимир Ильич Ленин».

14 февраля снова стучат колёса – Гомель, Винница, Одесса, Киев.
Везде рекламирует Леф, критикует своего заклятого соперника, С. Есенина, и его «кобылу быта».
По-прежнему у поэта депрессия из-за Лили и кончины Ленина.
Начинаются сомнения в своём творчестве:
 - … Хорошо у нас
в Стране Советов.
Можно жить,
работать можно дружно.
Только вот
поэтов,
к сожаленью, нету –
впрочем, может,
это и не нужно. 

Это всё из его стихотворения «Юбилейное», в связи с 125-летием со дня рождения А. С. Пушкина.
Без лишней скромности поэт размышляет, где ему поставят памятник – рядом с Пушкиным, или поодаль.
Хотя поэтом он себя не считает, он – «ассенизатор и водовоз».

Вопрос ещё в том, кто у кого подобные строчки «слямзил», он у Есенина, или наоборот. Тот тоже сомневался в своей востребованности:
 - … Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Подобные сомнения характерны в разные периоды жизни для всех творческих людей.
Однако это усугубилось и равнодушием той, которой Владимир всегда клялся в любви.
Лиля хлопочет об освобождении его соперника, А. Краснощёкова.
И это вгоняет поэта в тоску.

Только новые путешествия и впечатления способны заполнить душевную пустоту.
В середине апреля Маяковский опять в Берлине на две недели. Там он пытался получить американскую визу, но безрезультатно. Как обычно – карты, рулетка, рестораны, бордели…
Пришлось возвращаться ни с чем.

27 мая А. Луначарский, от имени Наркомпроса, пишет: «Ко всем Полпредам СССР.
Дорогие товарищи!
Очень прошу Вас оказывать всяческое содействие поэту Маяковскому, человеку вполне своему для нас. Который едет за границу в качестве корреспондента и для литературной работы, и вполне заслуживает всякой поддержки со стороны представителей СССР.
Нарком просвещения А. Луначарский».
Готовится новый загранвояж Маяковского.

Но, пока вояж за границу откладывается, поэт едет на юг, отдохнуть и немного подзаработать.
В конце августа у него маршрут: Севастополь – Ялта – Новороссийск – Владикавказ – Тифлис.
Для полноты впечатлений, в Тифлисе его ещё и арестовали – не имел пропуска для передвижения по городу ночью. Пришлось журналисту Н. Вержбицкому вызволять арестанта…

В октябре Маяковский полностью закончил написание поэмы «Владимир Ильич Ленин».
Успешно читает её перед различной аудиторией.
 - … Время
снова
ленинские лозунги развихрь.
Нам ли
растекаться
слезной лужею, -
Ленин
и теперь
живее всех живых,
наше знанье –
сила
и оружие…

Тесно сотрудничает с Н. Асеевым в написании рекламных стихотворных строчек.
Начал переговоры с Госиздатом об издании собрания своих сочинений, и даже получил аванс в счёт будущих публикаций.

23 октября всё решилось. А. Луначарский пишет письмо в административно-хозяйственный отдел ВСНХ: «Поэт Маяковский отправляется за границу в качестве корреспондента и для научной работы. Наркомпрос просит на время его отъезда оставить за ним его комнату (Лубянский проезд 3, кв 12)».

На следующий день, через Ригу и Берлин, Владимир направляется в Париж.
Там встреча с Эльзой, магазины, рулетка, надежда на визу в Америку.

Увы, на третий день его вызвали в префектуру и предписали в 24 часа покинуть Францию, как большевистского агитатора, смутьяна и критика французской власти.

Сопровождавшая его Эльза Триоле пыталась доказать чиновнику, что Маяковский ни слова не говорит по-французски. Тут уж поэт возмутился подобным явным враньём с её стороны и выдал: «Jambon» (рус. - ветчина).
Чиновник расхохотался и высылку отменил.

Владимир встречается с видными русскими эмигрантами, с французскими поэтами, художниками, скульпторами.
В это время здесь проживал прославленный С. П. Дягилев – балетмейстер, театральный художник, основатель труппы «Русский балет Дягилева».
Маяковский просит его оказать содействие в получении хотя бы мексиканской визы.
Тот обещал похлопотать.

Сам Дягилев собрался приехать в Россию, посмотреть на социалистический быт и искусство.
Маяковский доверительно писал О. Брику: «Будь путеводной звездой Сергею Павловичу – покажи в Москве всё, что надо смотреть – когда устанешь показывать сам, остальное напиши на бумажке.
Если С. П. не понравятся Родченко, Лавинский, Эйзенштейн и др., смягчи его икрой (перед обедом пошли напротив), если и это не понравится, тогда делать нечего».

К сожалению, визу за океан поэт не получил и в этот раз.
Накупив с помощью Эльзы кучу шмоток для себя и для Лили, Маяковский 27 декабря возвращается в Москву.

Насколько Владимир был раскован, общителен и доброжелателен с друзьями и знакомыми, настолько он вёл себя самолюбиво, капризно и мелочно в общении с близкими людьми.
Мириться с этим долгое время смогла лишь Лиля Юрьевна.
Вспоминает Эльза Триоле, бывшая подруга поэта, о его пребывании в Париже:
«Эличка, купи мне карманное мыло, в коробочке».
Обошла все парижские магазины – нет такого мыла.
Володя опять: купи мыло!
Нет такого мыла.
«Ты для меня даже куска мыла купить не можешь!»
Нет мыла.
«Ты знаешь, что я без языка, и тебе лень мне кусок мыла купить!»

Поэт уже с Эльзой не разговаривает, молча обедают в ресторане, настроение на нуле.
Через время обиженный возвратился с круглой алюминиевой коробочкой с твёрдой зубной пастой, уверенный, что это и есть карманное мыло.
Когда ошибка выяснилась, он начал бесконечно извиняться и смешить подругу, пока её слёзы раздражения не закончились слезами смеха…

Видя, как Эльза устаёт, бегая с ним по Парижу, Маяковский стал нанимать в переводчицы русских девушек-эмигранток, молоденьких конечно и хорошеньких.
Он их ситно кормил, дарил чулки и уговаривал на возвращение в Россию.
Он всех так уговаривал, даже Эйфелеву башню:
 - …Идёмте, башня!
К нам!
Вы
там,
у нас,
нужней!

Ещё он агитирует за возвращение из Италии М. Горького, уже всемирно известного писателя.
Например, его пьеса «На дне» только в Берлине шла более 500 раз.
 - … Я знаю –
вас ценит
и власть
и партия.
Вам дали б всё –
от любви
до квартир.
Прозаики
сели
пред Вами
на парте б: -
Учи!
Верти!..

Башня, конечно же, уходить со своего насиженного места не пожелала, зато Горький соблазнился-таки этими посулами и уже после смерти зазывалы, вернулся навсегда в 1932 году в Россию.
Ему и правда предоставили всё, что упоминалось в этих стихах: шикарную квартиру в центре Москвы, дачу в Крыму, любовь народа и конкретных женщин.
Сам Сталин стал лучшим другом писателя, надеясь, видимо, что тот возвеличит своим талантом героическую биографию вождя.
Но совсем недолго продолжалась эта идиллия, Горький умер через несколько лет, под смутные слухи и при загадочных обстоятельствах.
Генсека он так и не обиографил…

Кстати, читатели могли уже убедиться, что в своих стихах поэт правдив и честен.
Поэтому и здесь он честно описывает моменты своего времяпровождение в столице Франции:
 - Я в Париже живу как денди.
Женщин имею до ста.
Мой х.й, как сюжет в легенде,
Переходит из уст в уста.

И это пишет пролетарский поэт!?
Гм…

Поэт привозил из загранки модные вещи и был абсолютно счастлив, когда после каждой примерки любовница бросалась ему на шею, визжала от радости и целовала своего Щеника.
Но уже на другой день, угрызённый ревностью Маяковский скандалил с ней, бил посуду и мебель, а она язвительно рассказывала о «сюрпризах», которые тот привозил ей из парижских борделей.
Владимир хлопал дверью и уходил в свой крохотный кабинетик в Лубянском проезде.

Впрочем, больше 2–3 дней он не выдерживал, возвращался и слышал опять утешительные слова от Осипа: «Лиля – стихия, и с этим надо считаться».

Тем временем его любимая время зря не теряла. Говорят, что она сумела попасть на приём к Г. Зиновьеву (Овсей-Гершон Аронович Радомысльский), соратнику Ленина, руководителю Ленсовета и Исполкома Коминтерна.
Как она аргументировала свою просьбу, история умалчивает.
В январе 1925 года А. Краснощёкова амнистировали по состоянию здоровья, и даже потом опять поставили руководить - Институтом лубяного сырья.
Их встречи возобновились.

А Володя получил записку от Лили: «Ты обещал мне: когда скажу, спорить не будешь. Я тебя больше не люблю. Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучиться не будешь».

Пытаясь обрести международное признание Советский Союз собирается представлять свои достижения на выставке в Париже.
В этом же месяце Маяковский участвует в заседаниях по устройству Советского павильона на этой выставке. Он должен разработать его рекламу и подобрать художников для её воплощения.

Чтобы меньше видеть ветренную любовницу, поэт опять много путешествует.
На этот раз опять в Киев.
Выступления, поклонницы, издательские контракты позволяют на время забыть личные обиды, и даже примириться с ними.
А ещё он готовится к загранкомандировке.
В это время его письма к Лиле сугубо деловые, нет и намёка на любовные чувства.

28 мая Маяковский летит из Москвы в Кёнигсберг (100 долларов) и через Берлин прибывает в Париж, почти родной для него город.
4 июня – открытие Советского павильона на Парижской выставке.
Его рекламные плакаты обернулись на выставке серебренной медалью.

Отчёт курирующему агенту должен быть регулярным.
Наоборот – не обязательно:
«Л. Ю. Брик (Париж, 9 июня 1925г.)
Дорогой, любимый, милый и изумительный Лилёнок.
Как ты и сама знаешь – от тебя ни строчки. Я послал тебе уже 2 телеграммы и 1 письмо и от тебя даже ни строчки приписки к письмам Эльзе! Маленький, напиши скорей и больше, т. к. 19-го я уже выезжаю. Пароход «Эспань» отходит из Сен-Назера (в 8 часах от Парижа) и будет ползти в Мексику целых 16 дней! (С. Дягилев посодействовал в визе – авт.).
… Солнышко, напиши мне до этого побольше! Обязательно. Всё, всё, всё. Без твоего письма я не поеду.
Что ты делаешь, что ты будешь делать?
Котёнок, не бери никаких работов до моего приезда. Отдохни так, чтоб ты была кровь с молоком на стальном каркасе.
… Не был ни в одном театре. Видел только раз в кино Чаплина.
… Из всех людей на земле завидую только Оське и Аннушке, потому что они могут тебя видеть каждый день.
Как с деньгами? Уплатили ли Оське в Гизе? Пишут ли для «Лефа»? Очень, очень целуй Оську.
Целую тебя крепко, крепко, люблю и тоскую.
Твой всегда
Щенок.
Пиши! Пиши! Пиши!
Немедленно!»

Ничего о своих посещениях злачных мест Парижа автор письма не сообщает. Это так – мелочи.
На его письма от Лили - только телеграммы с указаниями и пожеланиями. Хотя своей сестре в Париж она пишет регулярно.

10 июня Маяковского в номере гостинице «Истрия» обокрали.
Ах, Париж, Париж!
Стоило ему не закрыть номер и посидеть в туалете, как его бумажник исчез вместе с 25 000 франков.
Поэту помогли в Полпредстве и в Гизе. Госиздат согласился выдать Маяковскому авансом ещё 2000 рублей, чтобы поездка не сорвалась.
Поэтом заказана каюта в первом классе.

21 июня его пароход отплыл из Сен-Назара в Мексику вместе с Маяковским.
По пути заход в Испанию, на Кубу.
Владимир скучает, пишет стихи и письма.

Он ожидал встречи с Америкой, как любовник свидания, когда девушка скажет ему: «Да.».
А приплыл в небольшой, грязноватый городок, так похожий на большинство провинциальных городов России.
А ему не терпится туда, в США, в страну индустриальных чудес и немыслимых небоскрёбов.

В 1906 году в САСШ (тогда Северо-Американские Соединённые Штаты) занесло М. Горького. Приплыл он туда вместе с актрисой Марией Андреевой, оставив дома законную жену и больную дочь.
Приехали собирать подаяния на нужды социалистической партии, в которой писатель и состоял.
А ещё чтобы скрыться от бдительного ока царской полиции, мечтавшей заслать его в очень некомфортабельные сибирские просторы
Однако Америка не приняла двоеженца и пришлось ему оттуда бесславно убраться.

Там побывал извечный поэтический соперник Маяковского, С. Есенин.
А чем он хуже?
Да, Америка не приветила Сергея, может Владимиру повезёт больше?

8 июля пароход прибывает в мексиканский Веракрус, потом ночное путешествие на поезде в Мехико.
Здесь на перроне поэта встретил мексиканский художник Диего Ривера и сотрудники советского посольства.
В здании которого Маяковский и поселился.

После долгих хлопот, заверений в лояльности и утверждений, что он просто художник, а не поэт и не пропагандист, 24 июля ему разрешают въезд в США на шесть месяцев, как туристу, под залог в 500 долларов.
30 июля Маяковский в Нью-Йорке встречается с давним другом, Д. Бурлюком, с которым не виделся с 1918 года.
Долго беседуют, вспоминают прошлое.

И. Хургин, представитель советско-американского торгового общества «Амторг», уже снял для Владимира престижную квартирку на 5-й авеню.
Они с поэтом подружились.
У прибывшего, о его впечатлениях об Америке, берут интервью центральные американские газеты.
Его приглашают выступать в больших концертных залах и в рабочих клубах.

Имея в друзьях столько чекистов, и даже любовницу из их конторы, Владимир, вероятно, не мог отказать им в выполнении небольших поручений по сбору определённых сведений, налаживанию контактов, агитации с целью поднятия имиджа Советской России.
Совсем скоро после его визита США признают СССР.

Что же поэт говорит американской публике:
«... Художники опережают науку. Здесь у вас есть метро, телефон, радио – чудес сколько угодно.
Но я иду в кино – и вижу, как огромная толпа наслаждается глупейшей картиной…
У нас, в новой России, такой фильм освистали бы в самой глухой деревушке. Что для этих умов чудо-машины? Видно сразу, что суровость, мудрость и правда машинного века им чужды…
Нью-Йорк – случайность, а не создание индустриального искусства. Его строили анархисты, за ним не чувствуешь содружества людей новой мысли – строителей, художников, рабочих.
Искусство должно быть жизненным».

Впечатления Маяковского об Америке попытался выразить в своей пародии поэт А. Архангельский:
 - Пропёр океаном.
Приехал.
Стоп!
Открыл Америку
в Нью-Йорке
на крыше.
Сверху смотрю –
это ж наш Конотоп!
Только в тысячу раз
шире и выше.
Городишко,
конечно,
Москвы хужей.
Нет Госиздата –
всё банки да баночки.
Дома,
доложу вам,
по сто этажей.
Танцуют
фокстрот
американочки.
А мне
на них
свысока
наплевать.
Известное дело –
буржуйская лавочка.
Плюну раз –
мамочка - мать!
Плюну другой –
мать моя, мамочка!
Танцуют буржуи,
и хоть бы хны.
Видать, не привыкли
к гостью московскому.
У меня
уже
не хватило
слюны.
Шлите почтой:
Нью-Йорк – Маяковскому.

14 августа 1925 года поэт выступает в «Сентрал Опера Хауз».
Нью-Йоркская газета «Русский голос» так это прокомментировала:
«… Вот он, Маяковский! Так же прост и велик, как и сама Советская Россия. Гигантский рост, крепкие плечи, простенький пиджачок, коротко стриженная большая голова…
Он стоит и ждёт, чтобы смолкли аплодисменты. Как будто начинают утихать, но вдруг совершенно неожиданно – новый взрыв рукоплесканий, и вся публика вскакивает со своих мест. В воздух летят шляпы, машут руками, платками.
Не видать конца овациям!» …

«Я Первый посланец новой страны. Америка отделена от России 9000 миль и огромным океаном. Океан можно переплыть за 5 дней. Но море лжи и клеветы, вырытое белогвардейцами, за короткий срок преодолеть нельзя. Придётся работать долго и упорно, прежде чем могучая рука новой России сможет пожать могучую руку новой Америки! (Фрейгайт, Нью-Йорк, 1925, 16 августа)».

Маяковский в Нью-Йорке даёт семь выступлений. Каждый раз зал переполнен, собирается более 2000 зрителей.
Его наперебой приглашают в гости.

В одной из таких компаний поэт знакомится с Элли Джонс (Елизавета Петровна Зиберт), 20-летней русской эмигранткой, вышедшей замуж за американца и в данный момент находящейся в стадии развода с ним.
Он просит соотечественницу помочь ему в покупке подарков жене.

Обоим становится понятно, что это только предлог, чувства вспыхнули внезапно.
Поэт не может долго обходиться без женщины.
Теперь они почти не расстаются, гуляют по 5-й авеню, по Бродвею, ездят в зоопарк, вместе обедают в различных забегаловках.
Азартный Маяковский находит бильярдные и по многу часов катает шары, любовница страстно за него болеет.
Потом они в кабаре Гарлема слушают модный джаз.
Потом в кемпинге «Нит Гедайге (Не горюй)» на берегу Гудзона предаются любовным утехам…
За два доллара здесь предоставляют кров и трехразовое питание.

Идиллию испортила Лиля Юрьевна и Исайя Хургин.
Первая потребовала денег на итальянский курорт, и Владимир отправил ей почти тысячу долларов, оставшись «на мели». Хотя в телеграмме Лиля просила 500.
Чтобы понять сколь реальна эта сумма для нашего времени, следует умножить её примерно на 10.

Второго угораздило утонуть 27 августа в небольшом озере, а именно он и являлся финансовым спонсором поэта. Да и не один утонул, а со своим сменщиком на посту директора «Амторга» - Эфраимом Склянским. Тот являлся соратником Троцкого и его заместителем в Реввоенсовете.
Среди русской диаспоры в США распространились слухи, что это дело рук Й. Сталина и ГПУ.
Эфраим Маркович в годы гражданской войны не однажды критиковал Йосифа и его ошибочные военные решения. Командировка Склянского в США была предложена именно Сталиным.
Как произошла трагедия, неизвестно до сих пор.
Озеро очень узкое, от берега до берега в широком месте не более 400 метров. А Хургин отличный пловец.
Официально подтверждено, что за всю историю озера в нём утонули только эти двое.

Известно, что 27 августа на пикнике в малонаселённой местности у озера Лонглейк встретились некоторые сотрудники советских учреждений в США.
Поговорили, обсудили, изрядно выпили, решили покататься на лодках.
Обычная ситуация.
Утверждают, что испортилась погода.
Далее фантазируйте сами…

Маяковский был потрясён и напуган гибелью близкого человека.
Он лично нёс урну с прахом Хургина к пароходу, отплывающему в Европу.

Кроме всего, Госиздат отказался от издания собрания сочинений поэта, ввиду слабого спроса на его стихи.
Теперь деньги надо было зарабатывать самому.
Пришлось вспомнить старые добрые времена и свои вояжи по России…

10 сентября, оправившись немного от трагического события на озере, Маяковский опять успешно выступает в «Сентрал Опера Хауз».
Большую часть своих выступления он критикует С. Есенина, тоже не так давно посетившего США с женой Айседорой.
Есенин, безусловно талантливый, но консервативный поэт (по словам Маяковского), оплакивал гибель старой, кулацкой деревни, вместо борьбы с ней, т. к. кулаки прятали хлеб и не давали его голодающему городу.
Он в общем-то не уточнял, с какого перепугу они должны были отдавать зерно задаром.

Маяковский пока что явно успешнее пьяного и скандального С. Есенина.
10 тыс. экземпляров стихов Маяковского в сборнике «Американцам» с портретом поэта раскупили полностью, а слушатели требовали ещё, и непременно с автографом самого автора.
Потом поездки с Э. Джонс и выступления в Кливленде, Детройте, Чикаго, Филадельфии, Питсбурге.

Поэт ужасается бойням в Чикаго, не сознавая, что бойни в Москве почти не отличаются от здешних. Не думал же он, что отечественные свиньи и коровы отправляются на убой с торжественной декламацией его «Левого марша».

Какие-то заработки у него есть, но и расходы огромные – переезды, жильё, питание, одежда.
А ещё отчисления местной коммунистической газете «Новый мир» и еврейской «Фрейгайт».
Элли позже вспоминала: «Он был самым бедным мужчиной в моей жизни».
На последние деньги Владимир покупает для любовницы шерстяное платье и недорогое пальто, в Нью-Йорке уже начались осенние холода.
Ещё он наскрёб на месячную оплату комнаты, где Элли живёт.
И рассыпал по её кровати незабудки…

А в Италию, где нежилась под солнышком на деньги поэта Лиля Юрьевна, летит телеграмма из Нью-Йорка:
«Дорогой Котёнок. Рвусь тебе. Остановка только за визой. Еду Европу не позднее третьего. Страшно соскучился. Люблю целую.
Твой Щен».

До 3 ноября Маяковский не дотянул. Как только смог собрать немного денег на третий класс в трюме парохода «Рошамбо», немедленно отбыл в Европу.
 - … Я в худшей каюте
Из всех кают –
всю ночь надо мною
ногами куют.
Всю ночь,
покой потолка возмутив,
несётся танец
стонет мотив:
«Маркита,
Маркита,
Маркита моя,
зачем ты,
Маркита,
не любишь меня…».

5 ноября пароход «Рошамбо» причалил к пирсу французского Гавра.
Потом поезд в его любимый Париж.
Ещё в пути поэт начал писать книгу «Моё открытие Америки».

15 июня 1926 года Элли Джонс родила девочку, Елену-Патрисию, плод её переводческого таланта.
Нелюбимый муж проявил благородство, дал девочке свою фамилию…

В Париже Маяковский, как обычно, выступает с лекциями и стихами в советском полпредстве на вечере, организованном Объединением студентов СССР во Франции.
В свободное время – магазины, покупки дорогих вещей себе и Лиличке, посещение ресторанов, игровых залов, борделей.

Лиля составляет для него полный список необходимых ей товаров: рейтузы розовые – 3 пары, чёрные – 3 пары, чулки дорогие, иначе быстро порвутся…, духи Rue de la Paix. Потом ещё пудру, бусы, платье и др. мелочи гардероба.
Визу в Италию скандальному поэту не дали, и Маяковский вынужден оставаться в Париже.

Наконец, 22 ноября 1925 года, через Берлин и Ригу, поэт возвращается в Москву.
Почти сразу он посещает Госиздат и оформляет договор на публикацию своих путевых заметок, новых стихов и впечатлений от Америки и Франции.
Потом несколько лекций и выступлений в Политехническом музее и Доме печати, необходимо пополнить оскудевшие финансы.

В текущем году произошли два события, определённо повлиявшие на дальнейшую судьбу наших героев – Лиля и Владимир окончательно перестали встречаться в одной постели, а Осип завёл себе любовницу (позже – жену), Евгению Соколову.
Однако, несмотря на отсутствие интима, Лиля попыталась оставить отставного любовника в сфере своего влияния. А тот и не противился.
Ему импонировал их уютный семейный мирок и разрушать его не хотелось.
Где ещё найдёшь такую преданную домашнюю прислугу, такого внимательного и верного друга Осю!?
А встречаться с другими женщинами Лиля ему не запрещала, оставаясь подругой и хозяйкой в доме.

К тому же, их литературный салон, под надзором спецслужб, должен работать бесперебойно, а без Маяковского он много терял в популярности.
Поэтому решили оставить всё как есть, получив полную сексуальную свободу друг от друга.
Но в линии их судеб, конечно же, произошли изменения.

Произошли ещё некоторые события, имевшие влияние на литературную «погоду».
Маяковский начал сочинять стихи для детей.
Что это – сожаление о своих неродившихся младенцах, или новый источник дохода?

В этом году Сталин с помощью Зиновьева и Каменева убрал со своего пути главного соперника – Троцкого, сместив его со всех руководящих постов. Путь к единоличной власти был открыт.
Его помощники в этом деле ещё не догадывались, что их тоже ждёт судьба «демона революции», но несколько позже.
Правда, свержение соперника ещё не означало окончательной победы. В партаппарате, в армии и в учреждениях страны оставались последователи опального Троцкого, и их было немало.
И они выжидали момент для реванша.

В конце декабря состоялась последняя встреча двух великих – Есенина и Маяковского.
Перед своим отъездом в Ленинград Сергей прибыл к кассам Госиздата за гонораром.
Там же находился и Владимир.
Подвыпивший Есенин, с опухшим лицом и в шапке набекрень радостно бросился к нему с искренним предложением выпить.
Но такой деревенский компаньон элегантному дворянину и брезгливому футуристу не понравился, междусобойчик не состоялся.
А 28 декабря Есенин повесился.

Все помнят его последние строчки:
 - …В этой жизни помирать не ново
Но и жить, пожалуй, не новей.

Дышащий энергией и оптимизмом Маяковский не мог не ответить стихами погибшему сопернику:
 - … Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
этому вина
то
да сё,
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. –
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс – он тоже
выпить не дурак…
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!..
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.

Жизнь для автора этих строк пока ещё «прекрасна и удивительна».
Но «лет до ста расти нам без старости» поэту не судилось.
И спор до сих пор, кто проиграл в жизни больше – гений и алкоголик Есенин, или трудоголик и игроман Маяковский?
Ведь точку в своей судьбе в разное время они поставили сами.

О времени и о дальнейшей судьбе поэта в третьей части публикации.