Мужчины, особенно пушкинисты, всё знают о женском кокетстве вообще и о кокетстве Натальи Николаевны в частности. Спорить об этом нет никакого смысла - они же знают о женщинах больше самих женщин. Поэтому есть смысл изложить обе точки зрения - и мужскую и женскую. Мужская точка зрения известна, любую женщину при любых обстоятельствах можно обвинить в кокетстве, так повелось , ничего не попишешь.
Барон Сердобин:"Жена Пушкина появилась в большом свете, где ее приняли очень хорошо, она понравилась всем и своими манерами, и своею фигурою, в которой находили что-то трогательное"
"Однажды вечером, в ноябре 1833 года я пришел к В.Ф.Одоевскому... Вдруг, - никогда этого не забуду, - входит дама, стройная, как пальма, в платье из черного атласа, доходившем до горла ( в это время был придворный траур) Это была жена Пушкина, первая красавица того времени. Такого роста, такой осанки, я никогда не видывал! Благородные, античные черты ее лица напоминали мне Евтерпу Луврского музея. Князь Григорий (Волконский) подошел ко мне, шепнул на ухо: "не годится слишком на нее засматриваться..." В.В.Ленц. Как обнаружить в этом описании кокетство? Вошла женщина, а мужчины стоят и смотрят, пока кто-нибудь за рукав не дернет, чтобы вернуть человека от наваждения в реальность.
Пушкинисты в своих обвинениях Натальи Николаевны в кокетстве опираются на знаменитое письмо А.С. Пушкина от 30 октября 1833 года к своей жене, которой исполнилось 21 год.
"... но я хочу немножко тебя пожурить. Ты, кажется, не путем искокетничалась". "Ты радуешься, что за тобой как за сучкой бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая (тебе задницу), есть чему радоваться." "Вот вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут." "К чему тебе принимать мужчин, которые за тобой ухаживают? Не знаешь, на кого нападешь." Далее про селедку, "красавицы, не кормите селедкой, если не хотите пить давать." "Прошу, чтобы у меня не было этих академических завтраках".
Грозная филиппика в адрес кокетства. А только ли ревность , да, и ревность ли это? Скорее страх за юную жену, желание научить и обезопасить ее. Поэт боится, что один неверный шаг, один неверный взгляд, одно неуместное слово могут сильно повредить Наталье Николаевне в обществе. И несколько поклонников могут поссориться между собой, а это скандал, которого надо тщательно избегать.
Неизвестно кто были эти многочисленные поклонники, от которых поэт так предостерегал свою жену.
"Теперь, мой ангел, целую тебя, как ни в чем не бывало и благодарю, что ты подробно и откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гуляй , женка,только не загуливайся и меня не забывай."
"Опиши мне свое появление на балах.... Да, ангел мой, пожалуйста не кокетничай. Я не ревнив, да и знаю, ты во всё тяжкое не пустишься, но ты знаешь, как я не люблю всё что пахнет московской барышнею, все что ни камиль фо, всё что вульгарно".
"Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой , аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя"
Вот такое, дидактическое письмо - ревность, страх, забота, желание подсказать и научить. Я полагаю, что делать выводы о каком-то кокетстве Натальи Николаевны просто неуместно , грубо и погано. Ведь неизвестно, что за поклонники возникли, с каким влиянием и какими связями, могли быть важные иностранцы, говорят, что поклонником Натальи Николаевны Пушкиной был незаконный сын Александра Первого, полковник Александров, не всякого поклонника можно выставить за дверь легко и просто. Хотя Пушкин дает жене вполне дельный совет - не принимать, ей можно.
А что же это за милый, простой, аристократический тон, которым обладала Наталья Николаевна? - это способность не реагировать, не замечать отражение впечатления произведенного на кого либо.
Барон Фризенгоф в письме своему приятелю:" Она прекрасна, хотя и меньше чем я предполагал, ее лицо не меняет выражения, но мне кажется, что я в этом не ошибаюсь, она добродушный человек". "Пушкиных видим каждый день. Я привык к ним и полюбил их" - это о Наталье Николаевне в декабре 1838 года.
В кокетстве Н.Н.Пушкину не обвинял даже барон Геккерн в письме к графу Нессельроде. В кокетстве и легкомыслии ее обвинят князь Вяземский, Карамзины и графиня Фикельмон, и, конечно, же пушкинисты.
Мужское представление о женском кокетстве имеет глубокие корни и жесткое основание, очень трудно, практически невозможно не подпасть под обвинение.
А кокетство по-женски, это несколько другое, - это не заметить, не понять, не увидеть