- Николай?
На скамейке сквера лежал пожилой мужик и тяжело сопел. Полы его кожаного плаща свешивались далеко вниз и легонько покачивалась в такт дыханию спящего.
Ей-богу Колька! Сколько же лет мы с ним не виделись... Ви-дать, пьяный. Не водилось за ним такого-то… Но раздобрел, учёная душа, раздобрел! Как апельсины щеки-то, а усы все те же: вислые к подбородку.
Как он оказался рядом с таксопарком? Тоскует, поди… Не один ведь год проработал здесь!
Семен ухватил бывшего сменщика за плечи и попытался уса-дить. Но удалась лишь половина задуманного: ноги спящего по-слушно упали к земле, сам же Колька, вяло подыбав на уровне спинки скамьи, опять повалился на сиденье.
Попробуем еще разочек… Просунул руку за шею сменщика и потянул её вверх. Почувствовав, что его усаживают, Колька от-крыл глаза:
- Вокзал?
- Вокзал, вокзал! - согласно поддакнул Зоров и потянул Кольку со скамьи. …Помнит, зараза! Вокзал-то для таксистов, что дом родной. …Еще шажок, еще! Ничего, дойдем потихоньку до Запрудной, сейчас - не зима.
Зимой они с Колькой и познакомились. Семён гнал тачку по одной из заснеженных улиц Тюмени, а её обочинкой неспешно ша-гал паренек. В кроличьей шапке, в потертом полушубке, в руке - целлофановый пакет. Шел и попинывал ледышку. Услышав гул машины, отступил в сугроб и призывно махнул рукой:
- Д-друг, – сунулся к дверке «Волги», - на Белинского ки-нешь, в парилку?
- В милицию, что ли? – Семен скептически поглядел на пе-шехода и глазами на сиденье. – Падай!
И они поехали. Там, в райотделе, сейчас и парился друг парнишки Жорка.
- В-везу ему сигареток, - пассажир деловито тряхнул паке-том, - пусть подымит! - И засмеялся: - Теперь на всю неделю хва-тит!
- А почему на неделю?
Парнишка сопнул носом и заговорил нараспев, но уже при этом ничуть не заикаясь:
- Выпустят…
С Поволжья, оказывается, приехали парни, на заработки. Он, да вот Жорка. …Только беда с ними здесь приключилась: распалась бригада.
- П-плохо, друг! – Иногда пассажир опять принимался заи-каться, но, спохватившись, снова запевал: – Кругом неувязки.
Неувязки начались еще в дороге. Выпили в вагоне-ресторане как следует, а утром хвать – нету Жоркиной сумки…
- Ничего себе!
Паренек стянул с головы шапку и старательно пригладил волосы:
- Ну, - горестно выдохнул, – а там все документы! Только сошли с поезда в Тюмени – милиционер навстречу идет: «П-покажите паспорта!» А у Жорки–то нету… Может, ты, говорит, с тюрьмы сбежал? Посиди до выяснения!
- А потом куда? …Домой?
- Не-е, - пассажир нахлобучил шапку, - домой нам никак нельзя: там же ад! – Видя недоумённый взгляд таксиста, загнул палец на правой руке. - Мамка - раз! …Потом вот ещё две сестры! – сжал всю пятерню. - Мы с ним дальше поедем, попутешествуем.
* * *
- Николай! - сменщик тяжело мотнулся в сторону и Зоров едва успел удержать его от падения. – Стоять! …Э-э, да тебе же соб-ственный пояс мешает!
Почувствовав свободу, Колька пошел ровнее.
И той же зимой, где-то в конце января, повстречались они с Колькой снова. В Банном логу, крохотной улочке в десяток домов. Клонясь в сторону оврага своими дряхлыми телами, они словно бы бежали в низину, а меж ними петляла снежная колея. В этот-то чёртов лог и дернуло Семёна в тот холодный день спуститься.
Кончилась поездка плачевно – машина зарылась в снег и хоть шилом коли: ни туда – ни сюда. Пассажирка, поохав для ви-ду, скрылась в одном из домов.
Зоров еще минут пяток поелозил, взбивая колесами снег, но, увидев, что «Волга» вот-вот прижмётся к забору, заглушил двига-тель и вылез из машины. Чего же делать-то?
И в этот момент из калитки ограды ближайшего дома появи-лась мужская фигура. Она была в куцем ватнике и латаных-перелатаных валенках. Тесёмки наушников кроличьей шапки были завязаны под подбородком в крупный узел.
- З-забуксовал, друг?
О-о, старый знакомый!
- Чего не путешествуешь?
Колька подошел поближе, ковырнул валенком снег и отве-тил:
- Н-не с кем!
- Как это не с кем?! А Жорка?
Колька выпятил подбородок и принялся развязывать шапку.
- П-плохо слышу, - пояснил, отгибая наушники, - л-лопухи болят! – и тут же скрылся за калиткой.
Через миг Колька появился с лопатой. Сунув её Зорову, принялся выпинывать снег из колеи. И толковать о минувшем.
Подженился, оказывается, Жорка-то, а в логу у его подруги глухой дед живет. Кольку и определили к нему на постой. А пу-тешествовать они потом будут, как только уши заживут.
- Шпана что ли отхлопала? – полюбопытствовал Зоров.
- К-какая шпана, - отмахнулся Колька, - та-а-ак…
Ведь у хозяина дома была привычка: любое событие отме-чать выпивкой и потому, приглядевшись к квартиранту, он решил, что парнишка не какой-нибудь фитиль и является причиной доб-рого застолья.
Затем хмельной Колька выскочил покурить на вольный воз-дух, а шапку-то одеть забыл. Полюбовавшись сказочным видом ночного неба, он толкнул дверь, но та не поддавалась. Видать, упал крючочек на скобку и замкнул насмерть. И пока квартирант рвался в тепло, пытаясь достучаться до хозяина, уши морозом и свернуло. Сибирь!
- Сибирь, - согласился Зоров. Затем рукавом куртки вытер пот со лба и полюбопытствовал: - Сильно болят?
- Х-хо! – Колька даже голову вскинул, пытаясь выказать ве-личину боли, но охнул от резкого движения и замер. – На спине сплю, а повернусь на бок – рёвом реву! - И подытожил: - Сижу теперь сиднем вместе с дедом…Что ещё делать-то?
- Как что? – нарочито удивился Семен. – Женись, как Жор-ка! – И повернулся к помощнику: - Понял, что делать?
- Жени-и-ись, - со вздохом протянул тот и принялся вареж-кой теребить мочку уха, - н-на ком?
- Спроси у хозяина! Он, поди, всех девок в округе знает…
- Х-хо! Себе, говорит, не найду, не то что тебе… Да вон он!
В окошке домика мелькнуло чего-то белесое, вероятно, лю-бопытная дедова голова, потом занавесочки плотно сомкнулись.
- Спать, наверное, пошел! – высказал догадку Колька. – Как филин живет: днём спит – ночью дом караулит. - И неожиданно спросил: - Вам шофера в гараж не нужны?
- Шофер нашёлся… На такси, брат, крутиться надо, а ты - дома уши морозишь!
- Почему дома? – Колька обиженно сплюнул. – Это на улице было! – и снисходительно осклабился.
- Ясно… - Заковыристый хлопец! Ткнув лопату в сугроб, Зоров шагнул к «Волге». – Упрись-ка сзади в машину, посмотрим, какой ты шофер!
* * *
Так и оказался Николай в таксопарке, в зоровском экипаже. А через неделю всё и началось…
- Ты кого сюда привел?! – начальник колонны на миг при-останавливался, вглядывался в Зорова и, не забывая приглаживать редкую шевелюру, опять негодующе катился по желтому линоле-уму кабинетика. Росту начальник был небольшого, но тот убыток скрадывал излишней полнотой. На лацкане пиджака всегда свер-кал эмалевый значок, удивительно смахивающий на депутатский, а из верхнего кармашка выглядывала авторучка. Таксисты звали его Маленьким Лениным.
– Пойми, Сеня, - он побагровел от возмущения, - на коленях перед директором стою: не идет план-то! А твой Шерлок Холмс жуликов ловит! Куда годится?!
Николая, как новичка, диспетчер ещё с утра занарядил на городской почтамт развозить почту. Но то ли опоздал тот к ихне-му начальству, то ли что иное получилось, только вернулся Колька в гараж и Маленький Ленин отправил его возить пассажи-ров.
Вывернул он из гаража, а на улице две старушки голосуют. Посадил их и погнал на улицу Воровского. А у комвольно-суконного комбината еще и мужика к ним присоседил. За морду он его подсадил-то, вылитый, мол, артист Леонов. …Артист в ма-шине отогрелся и, покопавшись в бездонной сумке, извлек оттуда моток, видать, украденной на комбинате пряжи:
- Ну, бабы, - заговорщицки подмигнул пассажиркам, - нале-тай! По пятёрке уступлю… – И, не дожидаясь ответа, сунул моток ближней старушке под нос: - Нейлон!
На таксиста он даже внимания не обратил. И потому тот ле-гонько похлопал бойкого клиента по плечу:
- Б-барахолку-то не устраивай, дядя! На улице промышляй.
И опять бросил правую руку на рычаг коробки передач. Бывалые таксисты всегда так ездят: одна рука на баранке, другая на рычаге.
Леонов вызывающе мотнул башкой, словно бы отгоняя надоедливую муху, и опять повернулся к соседкам:
- Ну, ладно тогда… Берите по четыре рубля!
Это и было последней каплей колькиного терпенья. Ткнув машину к обочине, он распахнул пассажирскую дверку:
- В-выходи, ворюга! А то сейчас в милицию отвезу!
- Ты? – удивился мужик. От изумления он даже приподнялся на сиденье: муха-то заговорила! И поднял кулачище.
Тут уж Колька зевать не стал: дал рукам волю, а потом ещё и милицию вызвал… Рабочий день, понятно, пропал!
Зоров Кольку, конечно, выслушал, матюкнул как следует, но так как в жизни всё решаемо, купил бутылку коньяку и в тот же вечер заглянул в кабинетик под лестницей.
- Что ты, Сема, что ты! – Маленький Ленин взволнованно по-тер ладошками виски. – Нельзя мне это! Давление... Видать, ста-рость, – заключил глубокомысленно. Но два стакашка из сейфа достал и, заперев дверь на ключ, подсел к столу.
- Куда от них деваться, от годов-то? - сочувственно поддак-нул Зоров. – Их гонишь в дверь - они в окошко лезут!
Маленький Ленин опять катнулся на своих ядреных ножках к сейфу:
- На-ка вот шоколадку! Растаяла, поди, от жары. …А тому, - сжал кулак и грозно потряс им в воздухе, - лопоухому, так и скажи: выгоню к чёртовой матери, если еще одну смену сорвёт!
* * *
И хотя весной Жорка порвал семейные узы и перебрался в общежитие строительного управления, Николай деда не бросил. Из солидарности, так сказать: ведь в эту пору в лог устремлялось огромное количество талой воды. Шипя и негодуя, она неслась с верхних улиц в затянутую мусором канаву и уже та, переполняясь, волокла мутный поток в прогон между заборами, грозя залить огороды жильцов.
Но только не дедов огородик. Чувствуя будущую беду, ста-рик ещё с осени принимался сооружать вдоль забора нехитрую запруду. Весной укреплял ещё и досками и Колька ему теперь очень и очень пригодился.
А летом, когда в дедовом малиннике бестолково шмыгали пичужки и ловили зазевавшихся мошек, Колька полетел в родной город из-за слёзного письма. Мать изболелась от мысли, что сын живет без пригляда и поэтому ему надо было бы край-конец же-ниться! А на ком - он сам знает: дружил ведь со Светкой до армии, хорошая девка… Сейчас у неё экзамены в педагогическом учили-ще, потом выпускной вечер и езжайте, мол, вдвоём куда хотите!
Вернулся Николай в Тюмень неожиданно быстро. Приехал с женой, но оригинал ее крайне отличался от устных невестиных портретов. Был оригинал совсем маленьким, бледненьким, а вме-сто пышной косы имелась лишь короткая стрижка. Каблуки, прав-да, Катьку сильно выручали, придавали росту.
Событие в родном городе так потрясло Кольку, так взвол-новало, что, рассказывая о нём Зорову, он заикался сильнее обыч-ного и если уж пел, то с бесконечной растяжкой.
- В-вот, - заливался он, - приехал я, з-значит, вечером…
Утром следующего дня Колька разыскал уклеенный фото-графиями красавиц солдатский чемодан и отправился на рынок. Купил там фруктов, большой букет роз и пошагал в Бабушкин пе-реулок, где жила невеста.
- Грушу хочешь? – спросил у пыхтящего в песочнице возле нужного дома пацанёнка. - Позови-ка Светлану Кузьминичну!
Хотел добавить, что здесь она живет, во второй квартире, но пацанёнок потер ладошку о штаны и протянул ее щедрому незна-комцу:
- Давай грушу! Нету Светки дома, она экзамен сдает.
Никто не остановил тогда Кольку от экспедиции в училище. Даже сам Бог, без воли которого и волос с головы не упадёт, не вмешался. …А зря!
Здание, где готовили педагогов, было ещё царской постройки и Колька почувствовал себя в нём таким маленьким, что хоть хва-тайся за голову и беги отсюда без оглядки. Но подавил-таки ро-бость и шагнул к дверям, за которыми заканчивались последние приготовления к экзамену.
Через малое время он появился в дверном проёме с невестой на руках. Покраснев от натуги, Колька шагнул к стене, намерева-ясь водрузить ее на залитый солнцем подоконник, но тут-то вот и случилась беда – споткнулся. …Через мгновение во враз онемев-шем коридоре раздался звон пощечины, да что там пощечины – скорее, плюхи!
- К-короче, Сема, - Николай потёр залитую румянцем щеку, - убежал я тогда из училища. Все бросил!
- А потом чего было?!
- А н-ничего… Послал вечером сестру разведать, а Светки-то уже и дома нет. Уехала, мол, в деревню, к бабке! …А рядом с нашим домом Катька жила. Всё за книжками ко мне ходила, к-книголюбка! Поедешь, спрашиваю её, в Тюмень? П-поеду, гово-рит…
Не гулял он с ней в парнях-то, не вздыхали они летними ночами под любопытной луной, но семейная жизнь у них лади-лась. Заскочит, бывало, Зоров за сменщиком в четыре утра, а у них уже в окошке свет горит: Катька мужу завтрак готовит. Лю-бит, мол, Колька горячего поесть.
Вот поэтому-то, от непомерной катькиной любви, Колька и помешкал с ответом, когда ему и Семену Маленький Ленин пред-ложил ехать на горьковский автозавод за новыми машинами:
- С Катькой п-посоветуюсь! – буркнул Николай.
- П-посоветуйся, - передразнил его Зоров, - только ведь всё равно придётся ехать – себе «Волга-то». А я погоню машину в служебную колонну.
Стояли лютые морозы, Новый год на носу, только ерунда всё это по сравнению с новой «Волгой»! …Но и на Яшку бывает промашка: километров за триста до Тюмени одна из полученных машин заглохла, и сколько не гонял Семен двигатель стартером - бесполезно. …Тлело раннее утро, тихо было на трассе и лишь Зо-ров с Колькой копались в поникшей красавице, выискивая неис-правность.
А машина ведь не человек, час постоит и промерзнет до по-следнего болтика: с места не сдвинешь. Поэтому, захлестнув на рессоре буксир, Колька поволок тачку Зорова к дому.
То и дело останавливаясь, он проверял сцепку и, пытаясь бодриться, говорил:
- Семен, садись в мою машину, погрейся! А я заместо тебя порулю!
- Ничего… - пытаясь оживить непослушные ноги, Семён тер-пеливо топтался в те короткие мгновения по снежку. – Ничего, брат! Поскреби-ка лучше лобовое стекло! Совсем видимости не стало… – И тёр пальцы шарфом: молодой ведь ещё Колька-то, пригодится здоровье!
* * *
Но все же к такси, вернее к подводной части работы на ней, Николай так и не привык. Сторож, божий одуванчик, и тот обяза-тельно полюбопытствует после смены: «Ну, Колька, рассказывай, сколько наворовал?» И прав, ведь собака, зарплата водителя - копейки, остальное тянешь через колено с пассажиров и все - от уборщицы до самого главного начальника, с того остального и живут. Маленький Ленин, душа человек, и то нет-нет да насупится, пройдет мимо тебя этаким волком. «Что это с ним? - думал иногда Колька».
- А то, - растолковывал сменщику Зоров, - он ведь тоже че-ловек! И выпить не дурак… Вот ты с ним и поделись! …Возьми-ка вечером бутылку коньяку, да загляни в кабинет!
И верно! Назавтра начальник блестит, как новый ботинок. И не только поздоровается, но еще и о семье порасспрашивает. Да не в коня, видать, корм… И Петровы разные бывают, и Сидоровы.
- Какой из меня т-таксист? – иногда допытывался у Зорова Колька. – Пьяный пассажир-то, лыка не вяжет, а я ему мелочь сдаю. «Что, - скалится, - сдачу сдавать разрешили?» Поддевает меня, значит…
- Заладил! – внушал ему Зоров. – Не воруешь ты, Колька, запомни! …Берешь недоданное государством! Директор - тот да, гребет в четыре руки, а ты - свое отрабатываешь. Крутишься за рулём, как собака…
Вскоре Николай поступил учиться в институт, на заочное от-деление.
- Молодец! – похвалил Семен. – Будешь потом бумагу ца-рапать! …Не всё за рулем корпеть.
- Н-не то ты говоришь! – Колька швырнул ключ в багажник. В тот день их машина стояла на техническом обслуживании и вре-мени на разговоры хватало. - Душно мне в таксопарке, понима-ешь?! Отупел! Одни пятёрки да рублёвки на уме… А дальше, что будет?
- Успокойся-ка, философ! Пуп надорвёшь… Пойдем обедать!
* * *
Однажды, с очередной институтской сессии, сменщик принес Зорову сон, да-да буквально принес, потому что сон тот был объ-ёмный-преобъёмный, целая повесть.
- П-понимаешь, приснилось мне, будто бы жил я давным-давно и не здесь, а в какой-то пустыне… Сон ведь, - прибавил, словно бы оправдываясь, - и всё про всё знал. Кроме одного: за-чем я живу? Зачем мне всё это…
И вот услышал, что где-то живет умный старик – Учитель. И нет для него никаких тайн. И я пошел к нему через пустыню… Шел и всю дорогу падал. – Губы Николая при этих словах дро-жали, казалось, что будто бы он сейчас сам, а не герой сна, та-щился жгучими песками неизвестно куда. – И, наконец, увидел го-родскую стену. …Такую же, как в «Багдадском воре», помнишь фильм?
И Колька нашёл того Учителя. …Седой старик сидел под навесом и смотрел на тянувшееся к небу деревцо.
- Учитель, - сказал ему Колька, - я много учился и всё на све-те знаю! Кроме одного: зачем я живу? Куда я иду всю жизнь?
Старик ничего не ответил, а лишь указал на место рядом с собой. А утром, еще до восхода солнца, он взял Кольку за руку и они пошли по городу. Колька ждал его наставлений, мудрых слов, но старик молчал. У городских ворот он достал из кармана халата кусок меди и прижал к гладкому полотнищу:
- Разбей до толщины бумаги! – и подал Кольке камень.
Тот, как заведенный, принялся бить по куску камнем. В пол-день пришел старик и принес ему лепешку. Поздно вечером он появился снова, но, взглянув на колькину работу, ничего не сказал и ушел. А тот остался ночевать у ворот, чтобы какой-нибудь бро-дяга не испортил его дело.
- Учитель, - сказал он вечером другого дня, - тоньше этого уже не разбить!
Старик посмотрел на вязкие сумерки, потом на Кольку и, шагнув к воротам, легко оторвал медь. Смяв её в комок, бросил ученику под ноги. – Попробуй еще раз!
Колькины руки болели от бесплодной работы, пальцы не слушались и даже язык не шевелился от усталости. Колька упал у стены, и ему показалось, что он уже никогда не поднимется с го-рячего, как пламя, песка.
Весь день и ещё целую ночь он стучал по воротам. Но оста-новиться уже не мог… Лучше умереть, чем сдаться!
И опять старик смял получившийся медный лист. …Как же ненавидел его в тот момент Колька!
Еще день работы, еще! …Зачем он здесь?! Ум старика ссохся от жары, чему он его научит?
- Положи камень! – услышал вдруг. Возле ворот стоял ста-рик. И будто бы инеем покрылась распятая Колькой медь от ста-риковского взгляда. – Теперь, - старик поднял худую руку и по белому полю метнулись короткие огненные штрихи, - соедини их.
Кусок черепицы, брошенный кем-то из зевак, ударил Кольку по ноге, но тот не почувствовал боли: ногтями царапал снежный покров. …Но почему больше не смеются бродяги?
- Большое видится на расстоянии! – промолвил старик и, взяв Кольку за руку, повёл от ворот. – Смотри!
Тот обернулся и вскрикнул от изумления: сияя на солнце, огромный косматый человек рвался из белого покрова на волю. И большой факел пылал в его руке. И тогда Колька упал перед ста-риком на колени. …Кто он рядом с ним?! Учителем, способным одним движением поразить жаждущего знаний?
- Тебе нужно отдохнуть, – услышал он его голос. – А завтра - собирайся домой!
- А познание?!
- Оно в тебе. В твоем упорстве. Жажда знаний – вот что са-мое главное в человеке!
И Колька не знал, что ответить. …Ведь те слова, которые крутились на языке, были так ничтожно малы рядом со словами Учителя.
- Вот какой был сон! – закончил рассказ Колька. – А с чего он приснился – сам не знаю.
- С «Багдадского вора» и приснился, - высказал догадку Семен, – а может, вычитал подобное где-нибудь. Ты ведь спишь, а мозг-то работают, вспоминает…
- Не-е, - возразил Николай, - не читал я такого.
И всю пересмену ходил задумчивый, тер стекла «Волги» и помалкивал.
А в августе того же лета он из таксопарка уволился. Вышел Зоров из отпуска, а Николая уже на работе не было.
- Сильно грамотный, - бросил на вопрос бригадира Малень-кий Ленин и обиженно катнулся на ножках-колесиках по кабинету. - Чистоплюй!
Сменщик-то, оказывается, принес в отдел кадров таксопарка ходатайство ректора о переводе его на работу в институт, а так как директор парка сам когда-то учился в том же вузе, то просьбу сходу подмахнул. Знал ведь директор: чего-чего, а мозги у Кольки имелись! …А может «Волга» была причиной того ухода. Все бы ничего машина, да уж больно прожорлива. Вот и привыкли так-систы ходить с протянутой рукой, клянча бензин у автобусников. А Колька ходить не хотел: ещё пять лет назад приладил на брига-дирскую тачку какой-то иной карбюратор и добился экономии горючего. Но и этого ему показалось мало: принялся мучить себя выдумкой приспособления для подогрева бензина и его попутно-го намагничивания. Ночи не спал, выискивая нужное решение, по-ка Зоров его пыл не укротил: ты, мол, сказал он ему тогда, о ма-стерстве вождения думай, а не о бензине, о нём пусть конструктора думают. Не отбивай у них хлеб!
И не видел он после того увольнения Кольку. Сто лет не ви-дел… Фамилию, правда, его слышал: громкая стала. Добил-таки тот свою задумку и даже премию за это получил. Так в газете и писали. …Сейчас он, поди, миллионами ворочает; и плащ доро-гущий, и цепочка на шее – всё в наличии! Тут и выпить не грех.
- Вот и дошли! Сейчас Катерина-то примет тебя в свои объ-ятия. …Чего говоришь? Не хочешь домой? …Ничего-ничего, то-пай! – и Зоров шутливо толкнул сменщика в кожаный бок.
Здесь, на Запрудной улице, Николай жил с тех пор, как все домишки Банного лога попали под снос. Дед долго обивал пороги разных учреждений, но добился своего: новое жилище выделили и его квартирантам. Окна их квартир выходили на тот же самый злосчастный лог и каждой весной они могли наблюдать, как пото-ки воды с шумом спешили в овраг. Колька взирал на это спокой-но, живущий же этажом ниже дед безмолвно страдал: его душа продолжала жить среди привычных сердцу былых катаклизмов.
У Кольки ведь пятый этаж. Легче вагон угля разгрузить, чем дотащить столь грузного мужика до квартиры. …Возле две-рей колькиного жилья стоял высокий узкий ящик, смахивающий на мучной ларь. Сразу видно, что за стенкой хозяин живет: дру-гой бы умник каждый день картошку с рынка волок, есть ведь деньжонки, Николай - нет. Своё вырастит, но с протянутой рукой к торгашу не пойдёт. …Присядь-ка, дружище, на ящик, отдохни!
Нажал на кнопку звонка и где-то далеко за дверями жалобно тенькнуло. Для полной уверенности надавил ещё разочек:
- Спишь? – повернулся к сменщику. Колька, покачиваясь, сидел на ящике. Его голова печально клонилась вперёд и вяло дыбала на поросшей рыжими завитками шее. – Сейчас жена сдела-ет пропарку!
Дверь распахнулась.
- Не вижу ведь ничего! – крохотная седая женщина, та самая Катька, которую Семен помнил еще девчонкой, привычно кинула ладошку козырьком ко лбу и, подслеповато щурясь, отступила на шаг. – Семен! – наконец-то узнала его. – Боже ты мой! Как хоро-шо, что ты пришел… Николай! - крикнула вглубь квартиры. - Где хоть ты, горе луковое?! - И опять повернулась к Зорову: – Празд-ник ведь у нас, внук родился! – Метнулась из коридорчика в гос-тиную. – Чего стоишь-то, - донеслось до Семена, - сменщик ведь пришел! Вот радость-то какая!
Не понял?! У Семёна даже под лопаткой заныло… Какой там ещё один Николай объявился?
- В-во! – громыхнуло в прихожей. – Ж-жив, курилка! – В коридоре стоял… Колька! Нет, не тот прежний молодой парняга с лихо закрученной шевелюрой и висящими до подбородка усами, а совершенно иной дядька с лысой, как арбуз головой. И лишь по окраинам того арбуза тянулась к ушам куцая седая поросль. Но лицо-то ведь Колькино!
Отступив назад, Семен растерянно опустился на свободный угол ящика… Кто же тогда рядом с ним-то сидит? …Не тот?!