Победи себя. Глава 8. Безнадежность. Повесть

Татьяна Чебатуркина
     Предыдущая глава 7.   http://proza.ru/2024/02/21/953   

         ГЛАВА 8. БЕЗНАДЕЖНОСТЬ

       Ирина включила мотор и бросила шланг под разросшиеся на половину огорода заросли ромашек. Вся неразбериха сегодняшнего дня, какая-то натянутость событий, усталость от бешеной работы, и, самое главное, невыносимость от сознания своей беспринципности в отношении с Сергеем — все это в сумме заставило в полумраке уходящего дня вытянуться на диване и задать себе один только вопрос:

     «Ты по-прежнему полна решимости разговаривать завтра с Сергеем?»

     Стремительно поднялась, сходила и закрыла дверь на крючок, достала обрез и патроны их шкафа, разложила на столе. Из старенькой бабушкиной ножной швейной машинки извлекла пузырек с машинным загустевшим маслом, осторожно тряпочкой протерла ствол укороченной винтовки снаружи.

      Никакого навыка обращения с огнестрельным оружием не было и в помине. Заряжено оно или нет, не понятно. Можно было посмотреть, конечно, в Интернете, но зачем? Убивать Сергея она не собирается. Главное — теперь-то он не посмеет приблизиться к ней и распустить свои руки, если она будет держать его под прицелом такого мощного, настоящего оружия.

       Настенные часы в зале безразлично прогоняли в ночную гулкую темень комнаты бесконечные секунды. Волны теплого воздуха от напольного вентилятора поднимали легкую капроновую тюль. И в этом упоительном водовороте смешения бесконечности и земной неги она унеслась, наконец, в тишину налетевшего сна.

      Утром дернулась, посмотрев на часы, — конечно, проспала. И вдруг вся эта будущая криминальная разборка в прекрасном лесном массиве наедине с мужчиной, поведение которого могло смешать все ее представления о нем и спутать, как говорят, все карты, показалась такой досадной глупостью, что даже теплая, не остывшая за ночь вода в летнем душе только подтолкнула к мысли:

     «Плюнь ты на это село, наконец, навсегда! Вычеркни и забудь, что было! Иди вперед и не оглядывайся! Уезжай немедленно к сыну!»

      Но лежащий на столе в кухне ствол опять растворил всю решимость сбежать прочь. Эта страшная магия прикосновения к любому орудию убийства истязает разум каждого в борьбе с возможным злом, подсказывая вроде бы примирительные оговорки «Просто попугаю!»

       И она не смогла справиться с этим искушением сатаны. Надела спортивные брюки, футболку, бейсболку, налила холодной воды в поллитровую бутылку из-под минералки, вытащила на улицу старый велосипед, подкачала шины. Положила в пляжную сумку обрез и патроны. И помчалась по улицам просыпающегося села, чтобы опередить Сергея.

      Четко продуманный план действий предусматривал первым делом тщательную маскировку. Ее внезапность появления из зарослей кустов с небрежной походкой, с яркой цветной сумкой должны были сыграть на интерес, привлечь внимание Сергея и усыпить его бдительность. А, самое главное, выдать его настрой — все-таки не виделись почти два года. Практически чужие люди, которых связывает только одно далекое воспоминание.

     Спрятала велосипед под обрывом на всякий случай вдруг экстренного бегства. И едва не столкнулась на дороге с вынырнувшей из глубины оврага машиной Сергея, на которой тот почти догнал ее по короткой дороге от села через лес.

      Стала за мощным стволом раскидистого тополя на опушке, торопливо развернула полотенце, повернула обрез вниз дулом, чтобы в нужную секунду выдернуть ствол. А дальше продуманный сценарий полетел к черту. Сергей решительно шагнул к дереву, приказал без раздумий:

     — Ирина, хватит прятаться! Два года от меня и так скрывалась! Мой разговор короткий: выходи за меня замуж! Я тебя люблю давно! Еще со школьных лет! И мне наплевать, кто у тебя был все эти годы! И ребенка твоего я воспитаю, как своего!

      От этого неожиданного монолога буквально оцепенела, потерялась, забыла продуманные предложения. И, когда Сергей навис над ней всего в шаге от дерева, начала пятиться, не опуская головы, слепо нашаривая в глубине сумки гладкий приклад обреза. И когда ладонь почувствовала тяжесть оружия, сразу пришло удивительное спокойствие. Ирина достала обрез, прижала ствол к животу и прошептала тихо:

     — Сергей, не подходи, а то я выстрелю!

      Сергей замер, секунду молчал, потом попытался пошутить:

      — Ира, ты что, американских фильмов насмотрелась? Где ты эту игрушку откопала?

      — Сергей, десять шагов назад, или я стреляю!

       Сергей попятился, уперся спиной в ствол тополя, начиная понимать, что никто тут шутить не собирается. Медленно сел на поваленный ствол с аккуратно обрубленными ветвями, который вероятно использовали в качестве естественной скамейки:

      — Ирочка, такие обрезы появились в Х1Х веке в Италии как вооружение пастухов для защиты стада и себя от волков и воров. Итальянский обрез получил свое название «Лупара», что с итальянского означает «волк». Девочка моя! Положи эту пушку на землю у своих ног, а я обещаю: тоже буду сидеть у твоих ног и выполнять все твои просьбы и приказы. Оружие — не игрушка! Я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Твой ответ?

      Ирина, плохо скрывая нервную дрожь, рассмеялась:

      — А колечко ты не забыл с собой прихватить для убедительности? А где цветы к подходящему моменту? Или Ирочка и без этих символов должна растаять и кинуться в твои объятия — бери меня, я на все согласна!

       Сергей перебил:

      — Ира, эта штука — коварная вещь! Пуля мощного винтовочного патрона, выходя из обрезанного короткого ствола, начинает хаотично кувыркаться, и при попадании в человека наносит страшные раны. Ты хочешь моей смерти? Почему? За то, что я тогда растаял на жаре, и мне привиделось, что ты как-то по-особенному смотрела на меня в кабине того проклятого самосвала? Ира, честное слово, я ждал, когда ты кончишь школу, чтобы объясниться с тобой, но возле тебя, держа на руках твое прекрасное тело, не сумел остановиться вовремя. Ты права, я поступил, как эгоист, но наше сближение там, на пустынном берегу реки — это лучшие моменты в моей короткой жизни. И теперь ты за эти мгновения счастья хочешь расправиться со мной?

      Рука Ирины затекла от тяжести ствола, начала мелко дрожать. Слезы обиды собрались сразу и от этих слов, и от вернувшейся незабываемой картины своей беспомощности, осознанной слабости и радости впервые пережитого чувственного озноба любовного притяжения. Эта раздвоенность сознания затопила тогда все существо распятого тела, которое хотело вырваться из-под Сергея и одновременно требовало продолжения любовного излияния и нежности:

     — Минуты счастья? Да, ты мне не был противен тогда. Я впервые услышала такие прекрасные слова, которые мне никто обо мне не говорил раньше. Но ведь любое чувство должно вспыхнуть обоюдно. А ты утолил только свой голод, словно я была бессловесная кукла без эмоций, без своих привязанностей, без гордости и самолюбия. И твоя семья откупилась от нас пакетом денег! Вы унизили меня, мою бабушку, не понимая, что любовь не продается! Откупились и забыли!

      Сергей встал:

     — Ну, что же! Если ты считаешь меня конченным подлецом, то давай поступим следующим образом. Чтобы тебе не сидеть в тюрьме из-за моего убийства, ты сейчас уйдешь домой, а на дороге положишь этот пугач. Обещаю, что сам выпущу пулю, если он заряжен, себе в ногу. Или мне нужно выстрелить себе в сердце, чтобы меня потом собирали по кускам? Или в живот? Ты этого хочешь? Говори!

      Ирина присела на корточки, уткнув дуло обреза в большую муравьиную кучу, молча покачала отрицательно головой. В эту минуту у нее было только одно желание — немедленно закончить этот неприятный разговор, забыть все свои продуманные тирады и зашвырнуть этот мерзкий обрез на самую середину реки. И еще злость на себя за этот ненормальный, ею придуманный, идиотский спектакль.

      Но, оставшись безоружной, кто даст гарантии, что Сергей опять не полезет к ней, раз он так настойчиво твердит о свадьбе. Нет, она выскажет ему все, о чем разговаривала сама с собой, когда стала числиться после рождения Сашеньки матерью-одиночкой, когда с затаенным чувством зависти видела обнимающиеся пары над колясками своих первенцев.

     И она проговорила тихо, согнав ладонью нахального рыжего муравья со своего большого пальца на стволе:

     — Никто тебя убивать не собирается! Живи сто лет! А за эти два года тебе хоть раз пришла в голову мысль: «Как там она? Может быть, ей плохо? Ведь девчонке всего семнадцать лет! Без матери в чужом и равнодушном городе, с чувством потерянности и тоски, неверия в людей, без порванной привязанности к тому человеку, который нравился всегда, и который все перечеркнул в душе? Да, я была влюблена в тебя, как глупая девчонка может влюбиться в свои четырнадцать лет, придумав тысячи достоинств своему избраннику. Ой! — Ирина бросила обрез в траву и стала слюнями тереть покусанную несколькими агрессивными муравьями кисть руки.

      Сергей встал:

— Ты за эту игрушку держишься, потому что опасаешься меня? А он у тебя заряжен или нет? Иди к реке, подальше от муравьиной кучи! Сейчас я возьму этот пугач и разряжу его от греха подальше. Ира, ну, пальнешь ты в меня случайно — ведь у тебя уже рука устала держать эту тяжесть! И останется моя мать в больнице беспомощная, со сломанной правой рукой, двумя сломанными ребрами, с вывихнутой ногой. А кто меня хоронить будет! Может быть, тебе деньги нужны? И ты придумала
этот бандитский розыгрыш, чтобы меня попугать? Не разочаровывай меня!

     — Сергей, ты меня не слышишь!

      — Слышу великолепно. Выходи за меня замуж. Я буду работать на десяти работах, и ты ни в чем не будешь нуждаться. Я умею хорошо готовить. Отец меня к всякому мужицкому труду с детства приучил. Прошу тебя! Отдай этот обрез! Не будем больше шутить!

     Ирина встала, с трудом разогнув затекшие от долгого сидения на корточках колени, помассировала их и, прихрамывая, побрела к реке:

      «Бесполезны все эти ее пламенные речи, чтобы вызвать у него сочувствие. Мужчины скроены из другого теста. Им наши страдания кажутся пустяками. Ведь ты тогда, утром следующего дня сама спряталась от всех объяснений, постеснявшись, Сергея. И правильно сделала! И незачем ему вообще знать о сыне! Скорей бы уехать прочь!»

       (окончание следует)

    Окончательная глава 9.