Станция Таймыр

        ********
Глава 1-я: СТАНЦИЯ «ТАЙМЫР». ПЯСИНСКИЙ ЗАЛИВ.
№ 1.
Это была тишина без звуков. Словно в вакууме. Она настала внезапно, будто Земля вошла в некий газопылевой пояс космического облака, и продолжает вращаться в нём вокруг своей оси вопреки всем законам физики, если таковые ещё, разумеется, продолжали существовать. Планета, казалось, вздохнула и затаила дыхание, как гигантский организм, неподвластный человеческому разуму. Не было звуков птиц, зверей, не было ветра и хоть какого-то колебания воздуха. Тучи на небе остановились в тот момент, когда закрыли собой Луну, и лишь некоторые звёзды своим мёртвым сверканием проглядывались сквозь островки разорванных, набухших от непонятного газа облаков.
Непроглядная темень опустилась на тундру близ небольшого рыбацкого посёлка на берегу Пясинского залива, там, где извилистая река Пясина впадает в Карское море.
Вся живность будто онемела. Не видно было ни зги. Дикие утки, куропатки, сибирские совы, олени, волки, даже мелкие грызуны лемминги – весь этот биом полярной тундры обездвижился на несколько минут в тех позах и тех местах, где застало их это необъяснимое явление.
На небольших, поросших ельником сопках, где испокон веков стояли каменные бабы ритуальных поклонений древних шаманов, застыло всё, и тундра погрузилась в обездвиженную пустоту.
На одной из сопок, возвышавшихся над рыбацким посёлком, находилась геодезическая станция сейсмологов – этакий заброшенный и замкнутый в себе, но продолжающий работать одинокий мирок, который и станцией-то уже можно было назвать лишь с большой натяжкой. Два барака, два вагончика, гараж, радиорелейная рубка, хозяйственный сарай, дизельная подстанция, обветшалая водокачка, столовая, да утеплённая будка для собаки – вот и всё хозяйство на шестерых человек, вахтовым методом дежуривших здесь, на краю Земли, по нескольку месяцев не видевших цивилизации. До ближайшего крупного населённого пункта Усть-Тарея было не меньше сотни километров по тундре, бездорожью, болотам на вездеходах или зимой на санях в оленьих упряжках. Если смотреть по карте, то далеко слева обозначался местный административный центр, город-порт Диксон, к которому путь лежал через самодельную переправу реки Пясина, а затем, всё с теми же вездеходами или упряжками оленей трое суток пути с ночёвками в охотничьих срубах, разбросанных по тундре на всём протяжении маршрута. Полуостров Таймыр обширен и огромен, начиная от Пясинского залива и, заканчивая горным хребтом Бырранга.
А меж тем, ни один прибор на станции не зафиксировал десятиминутную аномалию вакуумного пространства, окутавшего этот небольшой участок Пясинского залива. Аппаратура молчала, продолжая работать в своём обычном режиме: ни одна стрелка не колыхнулась, ни один датчик не мигнул тревожным сигналом, ни один зуммер не разорвал тишину, оповещая об опасности. Десять минут полного обездвиживания прошли  для станции и человечества совершенно незаметно, если учесть, что этот участок тундры находился от очагов цивилизации на сотни километров. Земля вокруг станции, казалось, замерла, вздохнула и затаила дыхание.
Привязанные к стойлу олени, подогнув внезапно ноги, уткнулись рогами в ягель. Собака Бадильон, он же Бадик, из породы хаски, так и не вылез из конуры, застыв в ней на десять минут в весьма забавной позе. Утки и куропатки, которые в это время суток спали, не почувствовали какой-либо разницы, а вот полярные совы в своём полёте за добычей, камнями падали вниз, обездвиженные как, впрочем, и другие ночные хищники этой климатической зоны полуострова.
Но всё это продлилось не больше десяти минут. Бадик вылез из будки, лемминги, пискнув, продолжили свои брачные игры, хищники снова обрели подвижность, будто ничего не произошло, олени поднялись с колен и принялись объедать сочный лишайник. Жизнь в этой части полуострова продолжилась, как ни в чём не бывало.
Причиной этого небывалого феномена, посетившего полярную тундру Пясинского залива Карского моря, явилось спускание на Землю огромного космического гостя в форме шара, размерами превышавшего Эйфелеву башню в Париже. Однако в безлюдной тундре, этого, разумеется, никто не заметил.
Наступил новый день.
На станции «Таймыр» в шесть часов утра зазвенел будильник.
№ 2.
Дело было так.
Первым проснулся Андрей, поскольку сегодня была его очередь снимать ночные показания приборов, занося ежедневно в вахтенный журнал подобно тому, как в рубке корабля каждый день отмечают маршрут продвижения судна. Шаркая в домашних тапках по утеплённому полу, он проследовал вначале в уборную, затем, умывшись, направился в их святая святых станции – «пульту управления», где в небольшой комнате располагались столы со всевозможной аппаратурой, начиная от старых, отживших своё приёмников «РП 250» и, заканчивая новыми «Р 155 Г», которые недавно им любезно доставили с Диксона по распоряжению куратора всех сейсмологических станций Таймыра, Павла Семёновича.
На столе лежал раскрытый журнал сдачи-приёма вахты, и привычным взглядом окинув тусклое зеленоватое мигание датчиков вместе с дрожанием стрелок различных приборов, Андрей внёс в журнал соответствующую запись, что за прошедшую ночь не произошло никаких происшествий. Всё было в норме. Ни один прибор не мигал красным цветом, следовательно, беспокоиться было не о чем.
Зевнув, он посмотрел в чуть промёрзшее снаружи окно, удивился немного серому цвету неба и, включив чайник, побрёл будить остальных коллег, спавших каждый в своей отдельной комнатке, однако, уже переступив порог коридора, он внезапно остановился, ещё не совсем осознавая, что именно ему показалось необычным. Озадаченно почесав затылок, Андрей вернулся назад и вновь уставился в окно, ещё не понимая, чего он ищет в этих серых сумерках наступившего утра. До пробуждения всей станции ещё было полчаса, и он решил выпить кофе, заодно проверив свои неясные подозрения.
Вчера какие-то возмущения в атмосфере: магнитное излучение озоновой дыры немного зашкаливало, но так бывало и раньше, совершенно не нанося никакого вреда, ни растительному, ни животному биому полуострова. Но сегодня ионосфера светилась как-то по-особому, пробиваясь сквозь землисто-серое небо своими сполохами, похожими на северное сияние, которого в это время года, в общем-то, не должно быть априори.
- Чертовщина какая-то, пробормотал он.
Кроме него в команде был его начальник, Сергей Борисович Раевский, доктор исторических наук и глава экспедиции, однофамилец знаменитого генерала Николая Николаевича Раевского, времён Бородинского сражения. Все на станции уважали его за покладистый характер, неутомимое рвение к исследованиям и абсолютную невозмутимость в решительных случаях, когда того требовали различные обстоятельства. Были на станции и две девушки. Точнее, одна девушка – Тоня, милая и добрая красавица, безумно влюбленная в Витю-Василька, как его все именовали дружески. Оба были ещё в том нежном возрасти двадцати трёх лет, когда нужно уже думать о создании семьи, к чему они, собственно и стремились. Второй была Елизавета Петровна, или просто Лиза, тридцати лет, потерявшая мужа при испытательных полётах на военном аэродроме. Об этой трагедии она никогда не распространялась, поэтому затрагивать её не имеет никакого смысла. Тоня была специалистом по геодезике и медсестрой по совместительству. Лиза, в свою очередь, заведовала всем хозяйством на станции, начиная от кухонной посуды в столовой, и заканчивая граблями во дворе станции. Витя-Василёк копался в снегоходах и был постоянным водителем, если требовалось куда-либо выезжать по работе. Таким образом, Сергею Борисовичу было под шестьдесят, обоим влюблённым по двадцать три, Елизавете тридцать, а самому Андрею тридцать два.
Но был ещё один человек в их вахте, о котором стоит упомянуть, поскольку в данной загадочной истории он сыграет далеко не последнюю роль. Имя ему – Коржин. Точнее, не имя, а фамилия, поскольку по имени его называл только начальник экспедиции, и то весьма редко. Вечно замкнутый и молчаливый тип, бывший ихтиолог и егерь, он держался на расстоянии от основного коллектива, зачастую не выходя к общему столу ужинать или обедать, и днями напролёт пропадая в тундре с Бадильоном, собакой станции. Если не выходил в тундру, то бродил по болотам Пясинского залива, изучая местную флору и фауну, скорее, для проформы, нежели в научных целях. Он был старше Андрея на десять лет и был вторым по возрасту после Раевского, если не считать Павла Семёновича – куратора всех станций полуострова. Но тот обитал в Диксоне, и на территории станции «Таймыр» появлялся лишь наездами, когда раз в полгода отправлялся на вездеходе инспектировать остальные сейсмологические базы: «Стерлигова», «Челюскин» и «Полярная».  Как раз, в свете данного повествования, Павел Семёнович с очередным объездом должен был заглянуть и сюда, поужинать, переночевать, выслушать жалобы с пожеланиями, и отбыть на вездеходе дальше по маршруту.
Андрей знал, что сегодня предстоит нелёгкий день.
Пора будить остальных. Через пару часов нагрянет начальство. Но…
Отчего же так смутно на душе?
№ 3.
- По-одъём! – заорал он, прошествовав по коридору вдоль дверей, ведущих в отдельные комнаты его коллег. Совместно в одной комнате спали только девушки; у остальных были свои собственные уголки, не столь просторные, зато уютные и тёплые. Слева и справа по коридору было по три двери, внутри комнат которых, располагались кровати, тумбочки, шкафы и столы с креслами. Полочки с литературой, вазочки, переносные телевизоры и занавески на окнах дополняли нехитрый антураж жилого блока, сразу указывающие на то, что здесь приложила руку сама Елизавета и, с помощью Тони, они вместе разбавили холостяцкий быт мужского обитания станции.
Около каждой двери в спальню, сбоку от проёма висели рамки с изображениями наиболее известных в прошлом изыскателей Арктики и Антарктиды: Седова, Егорова, Сомова, Вернадского, Кулика и прочих. Последний, по рассказам старожилов, несколько раз ночевал в рыбацком посёлке, когда отклонился от своего маршрута в поисках нашумевшего в своё время метеорита под Каменной Тунгуской, и поколение молодых рыбаков-ненцев невероятно гордились этим достоверным фактом. Далее по коридору шли две двери – последние: душевая на два отделения и обширная кладовая, которой заведовала Лиза.
Проходя мимо каждой двери, Андрей по очереди стучал в них кулаком и задорно кричал, отчего во дворе принялся весело гавкать Бадильон.
- По-одъём! Скоро начальство нагрянет!
Открыв предпоследнюю дверь, он метнулся внутрь, сдёрнул одеяло и заорал в самое ухо своему младшему другу:
- Ва-си-лёк! Скажи спасибо, что водой не обливаю, как ты меня на той недели из чайника.
Витя продрал очи и, махнув куда-то в пустоту, показал из-под одеяла кулак.
- Число? – щурясь, спросил он.
- Двадцать четвёртое сентября.
- Температура за окном?
- Минус девять.
- Ветер?
- Ниже умеренного.
Это была их каждодневная утренняя забава. Кто раньше будил, тот в шутку и отчитывался.
- Снега ещё нет?
- Назревает. Тучи какие-то, не по сезону, серые чересчур. Снеговые, похоже.
Витя вздохнул и потянулся.
- Вот и бабье лето пролетело – не заметили. Конец сентября, и уже снег на Таймыре.
Андрей тем временем распахивал шторки на окне, но в комнате стало не особенно светлее. Посмотрев на застланное небо, он сделал определённый вывод:
- Июнь – заполярная весна в разгаре. Июль и август – самое большее до десяти тепла, лето бжик! – и пролетело. Сентябрь, уже, пожалуйста – минус девять.
- Да уж… - донеслось из-под одеяла. Делать было нечего, приходилось вставать. В Витины обязанности входило всё, что касалось технического обслуживания на станции: от поломки холодильника на кухне, до ежедневного осмотра тягача в гараже и снегоходов, а при наличии оленей – и их, собственно, кормёжки. Будучи молодым, но мастеровитым на все руки механиком, на нём держалась буквально вся техническая часть базы и станции в целом. Крупные населённые пункты Диксон, Дудинка и Норильск находились далеко, вот и приходилось за всем следить во избежание локальной катастрофы. Станция «Таймыр» благодаря Витиным усердиям, что называется, блестела, и это не означало, что они ждали начальства: так было всю вахту, пока он находился здесь. Однако была и оборотная сторона вопроса, довольно забавная. При всём своём усердии и трудолюбии, горе-маханик постоянно умудрялся куда-то встревать, что-то забывал прикрутить, что-то перетягивал; зачастую у него где-то искрило, сверкало, бухало током. Но вместо того, чтобы подтрунивать над младшим коллегой, его друзья смеялись вместе с ним, любовно так и называя – Васильком.
Витя зевнул, и ему вспомнилась прошлогодняя зимовка на станции, первой в его вахте. Почти всё время дули ветры, переходящие в пургу и нескончаемые вьюги; было холодно, словно он находился в паре километрах от географического полюса Севера, а температура опускалась нередко, до минус шестидесяти градусов. Оленей тогда заперли в обогреваемые стойла, а Бадика забрали к себе в барак. Тут было тепло, хотя и ходили все в свитерах, но калориферы и батареи работали исправно – могло быть и хуже. В эти дни из станции никто нос не показывал наружу: за всем происходящим наблюдали из окон «пульта управления» и, если бы ни показания приборов, вообще не знали, что творится кругом. Снег тогда был трескучим, и валил завывающей пургой несколько дней кряду без перерыва. Базу занесло сухими снежными сугробами, снег спрессовался под лютым морозом, и не одна снеговая лопата не способна была его одолеть. Пришлось прицеплять к одному из снегоходов бульдозерный ковш, и при уже относительно поднявшейся температуре в минус сорок пять градусов, чистить территорию, делая по несколько заездов в день, едва не обмораживая себе пальцы рук и ног. Чистили по очереди все, кроме женщин. У них были другие заботы – тотчас отогревать любыми способами очередного ввалившегося с мороза едва не замёрзшего смотрителя станции.
Вот и теперь скоро заметёт, подумал Витя, нехотя вылезая из-под одеяла.
В самом конце жилого блока находилась общая комната отдыха, внутри которой можно было расположиться с уютом всей компанией после очередного трудового дня. Здесь на стене висел плазменный телевизор, любезно доставленный им из Диксона Павлом Семёновичем, а вокруг, по периметру были расставлены журнальные столики с глубокими, утопающими креслами. За одними проходили еженедельные шахматные баталии между Андреем и Сергеем Борисовичем, за другими девушки либо вязали на досуге, либо раскладывали выкройки из журналов, тут же, не отходя, присаживаясь за швейную машинку кому-то что-то подшить, заштопать, прострочить.
Вот в эту комнату и направился Раевский после того, как Андрей разбудил всю станцию, созвав мужской коллектив на утреннюю пятиминутку. Девушки уже ушли в столовую готовить завтрак, и профессор решил дать коллегам последние указания перед приездом Павла Семёновича с его свитой. Куратора станций в таких плановых инспекциях зачастую  сопровождали два его заместителя: главный инженер и кто-нибудь из научных сотрудников РАН (Российской Академии наук).
Коржин уже покормил собак и оленей, отправившись в гараж копаться в двигателе их вездехода, иногда помогая Васильку, если у самого на тот момент не было никаких срочных обязанностей. Бывший егерь уже достаточно исходил вдоль и поперёк Пясинский залив, ведя учёт косякам рыб, гнездившимся на скалах птицам и лежбищам морских тюленей, так что на сегодня у него никаких определённых задач не было. Таким образом, дав последние указания своим младшим коллегам и, убедившись, что на станции перед приездом начальства всё находится в рабочем состоянии, Сергей Борисович отправился в столовую, махнув рукой Васильку следовать за ним. Андрей ещё немного задержался и, проходя мимо комнаты «пульта управления» успел услышать обрывочные фразы, доносившиеся сквозь помехи из радиоприёмника:
«…магнитные возмущения в небе… (помехи) …сильнее, чем при северных и полярных сияниях… (снова треск и завывания каких-то сполохов)… в квадрате…»
Андрей невольно вошёл в радиорубку и прислушался.
«…не зафиксированы ни одним прибором… (помехи) …паники никакой нет, домашний скот и живые организмы после краткого обездвиживания вновь пришли в себя…»
Он покрутил верньер настройки. Непонятные помехи, словно работающая газонокосилка, затмевали своим шумом голос диктора, и едва удавалось расслышать конечную фразу передаваемых новостей. Он выдвинул шкалу настройки на максимум и, морщась от пляски магнитных волн, попытался ещё хоть что-то услышать.
«…антициклон… всё вернулось… что это было, мы оповестим позже… температура в Диксоне…»
Всё. Помехи исчезли. Дальше шли городские и зарубежные новости: близ Новой Земли во льдах застрял рыбный сейнер, на космической станции МКС астронавты чувствуют себя в порядке, в Дублине открылась всемирная выставка, и прочее, прочее, прочее. Андрей не стал слушать, удивившись лишь первым фразам диктора, ещё не вполне сопоставив их со своим выводом, что с тучами, накрывшими небо, в это утро происходит что-то странное.
 Их цвет.
С теми мыслями и вышел во двор.
Бадик весело гавкнул у пустой уже миски, и помчался по длинной наземной проволоке, прицепленной к ней кольцом двигающейся цепи. Краем глаза Андрей заметил выведенный из гаража ГТТ, со снующим у его гусениц Коржиным. Значит, ещё не завтракал, отметил про себя Андрей. Ждёт, когда остальные поедят. Бывший егерь тем временем выпрямился и запустил в небо квадрокоптер. В сарае их находилось несколько штук, и наравне с дронами их запускали каждое утро обследовать территорию с высоты птичьего полёта. Проходя мимо датчиков осциллографов, Андрей мельком бросил взгляд на застывший флюгер, показывающий абсолютное бездействие ветра. Пурги сегодня не будет, успокоил он себя, хотя снег уже срывался, и в простом свитере к столовой идти было зябко. Толкнув массивную, обитую войлоком дверь, он вошёл внутрь, выпустив изнутри клубы ароматного пара.
Девушки суетились в окне кухни, из которой пахло жареной картошкой, луком и отварной олениной. Сергей Борисович, сидя степенно за общим длинным столом в форме буквы «Т», намазывал маслом бутерброд и слушал Василька, с воодушевлением что-то говорившего ему, забавно жестикулируя руками. Чайник кипел, маленький телевизор передавал вчерашний матч по футболу, в столовой царила та уютная утренняя атмосфера, когда хотелось побыть всем вместе, обсуждая грядущий день, заодно подводя итоги и дня прошедшего.
Тоня поднесла к столу миски, горячую сковородку и присела рядом. Лиза дорезала хлеб, поставив плетёную корзину рядом с тарелкой солёных огурцов. Начальник махнул рукой, приглашая Андрея присоединиться, сам же, прервав Василька, шутливо подметил:
- Быстрее скорости света, Витя, есть только скорость мысли, если бы она, разумеется, была включена в систему исчислений как физическая величина. Сам посуди. Сейчас ты мысленно находишься здесь, на Земле, в столовой станции «Таймыр». Верно?
- Так, - нехотя ответил тот, заворожено глядя на присевшую рядом Тоню. Уж больно не хотелось сейчас влюблённому парню слушать очередную лекцию профессора. Другое дело Тоня…
- Стало быть, - прервал его грёзы Сергей Борисович, - ты находишься сейчас в Солнечной системе. А уже щёлк! – он прищёлкнул пальцем, - и через мгновение твоя мысль перенесла тебя к центру галактики квазару, а то и дальше, вообще к обозримой границе Вселенной, до которой ты бы со скоростью света добирался, скажем, сотни и сотни тысяч световых лет. Да каких там сотни! Миллиарды световых лет, если судить по её предполагаемому возрасту после Большого взрыва. Тебе ещё туда долететь надо, Витя. А мысленно ты уже – щёлк! – и там. Вот это и есть парадокс скорости мысли, о котором ещё упоминал наш старик Эйнштейн. Он фактически доказал, что выше скорости света ничего не может быть во Вселенной, но так же допускал, чисто гипотетически, что мысль, будь она физической величиной, являлась бы конечной константой. Непреложным и непреодолимым абсолютом в природе. Сейчас ты здесь, и оп! – ты уже, скажем,  на краю Млечного пути. Мысленно. Уяснил?
Он похлопал младшего друга по плечу, чем, собственно, и отвлёк его от мыслей о Тоне.
Андрей, тем времен, присев рядом с начальником, тихо поведал ему о своих мрачных предчувствиях.
 О госте из космоса - гигантском шаре, опустившемся на Землю - никто из обитателей станции, разумеется, ещё не подозревал. Природа словно затаилась, укрыла себя завесой молчания и чего-то ожидала.
…День только начинался.
№ 4.
На Таймыре завершают свою жизнь многие атлантические циклоны, благодаря чему этот регион часто называют «кладбищем циклонов». Эти особенности местного климата стали известны, когда человек научился с помощью приборов вести наблюдения и записывать все показания, контролируя перемещения воздушных масс в атмосферных фронтах всего полуострова. Иными словами, об атмосферных перемещениях здесь стали знать с того самого дня, когда начала работать данная сейсмологическая база. Недаром она называлась метеостанцией.
- Магнитная зона, - предположил Раевский, - в нашем районе полуострова зачастую останавливает целые циклоны, Андрюша. Отчего это происходит, учёные бьются уже не одно десятилетие, и, сказать по правде, я тоже не совсем понимаю, каким образом этот феномен случается. Как начальник экспедиции, я обязан это знать, но… - он кашлянул виновато, - но не знаю. Никто не знает. Возможно этот цвет туч, я, кстати, тоже обратил внимания сразу как проснулся, как раз и взаимосвязан с одной из природных аномалий над нашим полуостровом. Мало ли таких непонятных науке мест на Земле? В одной только нашей стране их десятки, суди сам. - Он стал загибать пальцы. – Подкаменная Тунгуска, Баргузинский треугольник на Байкале, Становой хребет у реки Учур, ущелье Ветренных камней, как его называют местные жители на Алтае… - Начальник махнул рукой. – Перечислять до вечера будем. И везде свои непонятные феномены природы. Ты говоришь, что приёмник не мог ловить волну из-за помех? Вот и тучи, вероятнее всего, приобрели на короткое время такой цвет благодаря неизвестной нам аномалии.
- Да, но приборы…
- Приборы. А что приборы? На то она и аномалия, чтобы выпадать своей структурой из общепринятых понятий физических законов. Потому приборы и не зафиксировали ничего. Антициклоны могли на определённый срок остановиться, прекратить своё вращение, а затем, по непонятным нам причинам, заново «ожить», будто ничего и не происходило.
- Цвет был такой… - Андрей беспомощно обвёл помещение взглядом, - будто… одинарный, что ли. Без каких-либо примесей, оттенков, полутонов. Как на компьютере выведенный. Как ламинированная обложка тетради одним серым цветом.
Начальник немного задумался.
- Вот что, - решительно поднялся он. – Пойдём-ка, сходим в радиорелейную установку, послушаем, что передают более мощные приёмники. Заодно глянем в телескоп. Посмотрим, что он нам покажет в небе.
Поблагодарив девушек за завтрак и прихватив с собой упирающегося Василька, они втроём покинули  столовую.
- А ты, Ромео, - нарочито начальственным тоном отчитал он Витю, - марш в гараж заниматься делом, а то Коржин за тебя всю работу делает. Позже налюбуетесь с Тоней, когда проверка отбудет восвояси. Чтоб у меня на станции всё блестело, всё работало, и нигде не било током. Если Павел Семёнович останется недовольным, считай, что ты труп. Отправлю в тундру без еды и воды в гости к снежному человеку. Усёк?
- Яволь! – весело откликнулся Витя. – Осмелюсь доложить, что снежный человек обитает в тайге, а не в тундре. Здесь бигфуты.
- Не важно, - отмахнулся начальник. – Это я к слову. Смысл ты понял. - И они с Андреем направились к радиорелейной установке.
- Коржина покличьте! – донеслось им вслед из столовой. – Второй раз разогревать не будем.
Интересно, подумал Андрей, едва поспевая за начальником, у этого Коржина зона комфорта всегда величиною с плавательный бассейн, что не подступиться?
Время подходило к  половине девятого, и небо теперь было чистым, без каких-либо признаков аномалии. Сменив бывшего егеря, чтобы тот успел позавтракать, Василёк залез под днище вездехода, вероятно исправляя там какие-то поломки, а Сергей Борисович в это время  просматривал записи радиотелескопа, который должен был фиксировать все необычные явления в небе, если они, разумеется, происходили.
Должен…
Но не зафиксировал.
Стационарные приборы не заметили ничего, что хоть мало-мальски напоминало аномалии.
Откровенно говоря, Андрей уже был готов к этому, и нечто подобное предполагал ещё прежде, чем они вошли в радиорубку. Раз в приёмнике сообщили, что ни один прибор в Норильске и Дудинке не зафиксировал остановки циклонов, то каким образом эту аномалию могли зафиксировать приборы, едва дышащие на ладан и уже давно списанные, здесь, в радиорелейной установке? Считывающее устройство радиотелескопа молчало и не показывало никаких отклонений от нормы; сам телескоп был направлен рефлекторными зеркалами в определённый  сектор неба, а остальное мигающее и жужжащее оборудование спокойно работало в заданном режиме, будто ничего не происходило.
- Странно… - произнёс начальник себе под нос. – Ничего не понимаю.
Он озадаченно потёр затылок, недоумённо взглянув на своего младшего помощника. Кругом были протянуты провода считывающих устройств, стояли стеллажи со схемами и документациями, иным из которых было, по меньшей мере, с десяток лет. Большинство оборудования вышло из строя ещё в прежние вахты, а оставшиеся приборы работали автономно, требуя проверки раз в два-три месяца, и если бы не телескоп, к которому они наведывались регулярно, то слой пыли на столах был бы гораздо толще. Сергей Борисович приходил сюда лишь для просмотра записей радиотелескопа: пролетающая комета или приближающийся метеорит наверняка бы сразу записался считывающим устройством, но… как уже было сказано, радиотелескопом абсолютно ничего не записалось.
Они ещё немного покопались в оборудовании, проверили показания, просмотрели график движения по небосводу тех или иных космических тел, затем, так и не обнаружив каких-либо сбоев программы, покинули пыльное помещение, затворив двери до следующего визита.
- Ты что-нибудь понял? – спросил начальник станции, когда оба возвратились в жилой блок.
- Только то, что там изрядно грязно, и нужно попросить Тоню протереть паутину и пыль перед приездом Павла Семёновича.
- И это тоже, - согласился Раевский. – Но я о телескопе толкую. Ни одной записи, хотя последний раз мы проверяли его неделю назад.
Он позвал Тоню и попросил убраться в радиорелейной станции, отпустив Андрея по своим делам. Сам же направился в комнату радиорубки проверить ещё раз приёмники, поскольку вдалеке уже слышался рокот подъезжающего вездехода.
Весь двор базы наполнился выхлопами солярной гари и рёвом танкового двигателя, спугивая со столбов электропередачи полярных сов и куропаток. Бадик заливисто загавкал. Огромный тягач-вездеход, сделав последний разворот на гусеницах и выдав напоследок клубы отработанного топлива, застыл у гаража, словно изваяние, распространяя вокруг себя едкий запах солярки. Один за другим из кабины выпрыгнули три пассажира и, очутившись на твёрдой земле, принялись разминать конечности после долгой дороги.
- Ох, и растрясло же нас по этой чёртовой тундре! – весело пробасил старший из них. Павлу Семёновичу было за пятьдесят, и из всех троих он выглядел самым рослым, под стать своей манере выражаться всегда громко и властно, чтоб все его слышали, при этом, абсолютно не осознавая своим добродушием, что голос его звучит начальственным тоном. – Я такой поездки век не видывал! – заявил он, пожимая руку Раевскому. – Или новый водитель лопух, или тундра стала ещё более непроходимой.
Их встретили хлебом-солью и торжественно провели в столовую, где усердиями девушек уже был накрыт праздничный стол. Поочерёдно обняв собравшихся коллег и потрепав по плечу своего любимца Витю-Василька, он удивился, поднимая первую рюмку с дороги:
- А где же ваш Коржин? Отчего не встречает?
Только тут все заметили, что бывшего егеря нет среди них, словно сквозь землю провалился.
- Непорядок! – крякнул куратор, закусывая солёным огурцом. – Впрочем, ладно, я всегда замечал, что он у вас какой-то странный, нелюдимый, всегда старающийся быть незаметным. Ещё появится, надеюсь?
Сергей Борисович только пожал плечами, сам не понимая его отсутствия. Ещё недавно был в гараже, потом сходил в столовую, и на тебе – перед приездом начальства куда-то исчез.
- Прохор! – гаркнул Павел Семёнович в раскрытую дверь столовой.
Андрей сразу отметил про себя, что водитель новый, явно из местных, из Диксона, раз имя такое дивное.
- Здесь Прохор! – донеслось из глубины  ГТТ с будкой.
- Машину-зверя, твоего, в гараж. Василёк тебе поможет. Проверь радиатор и потом к нам в столовую. Ясно?
- Так точно! – по-военному отчеканил водитель. – Всё в норме вашбродие, поломок нет, солярка залита, радиатор в порядке.
Витя поспешил знакомиться с Прохором, а остальные, рассевшись за столом, принялись беседовать, закусывая и наливая по второй рюмке.
Инспекция на станцию «Таймыр» прибыла.
№ 5.
Это была полярная тундра, и Коржин углубился уже на порядочное расстояние, хотя и находился ещё в зоне их постоянных вылазок в радиусе нескольких километров от базы. К северу лежал Пясинский залив с его изогнутой береговой линией, у которой располагался рыбацкий посёлок. Слева протекала река Пясина с её бесчисленными мелкими притоками, а дальше, далеко на востоке у хребта Бырранга соседствовал населённый пункт Усть-Тарея, до которого было не менее четырёхсот километров. Коржин сейчас продвигался пешком по территории, исхоженной им с десяток раз, поскольку на расстоянии восьми-девяти километров вся тундра вокруг базы была изучена вдоль и поперёк: полярники не раз бродили по ней, стреляя в куропаток или натаскивая Бадика на забегавших сюда песцов. Настроив рацию на приём, он тайком покинул столовую, совершенно не имея желания встречаться с куратором станций, и дело вовсе не в его нелюдимости. Отнюдь.
Он отошёл от жилой территории километров на пятнадцать и приближался к границе, где пешком уже никто так далеко не заходил – всё больше на снегоходах. Пройдя ещё с полчаса, он остановился, осматривая под ногами последние следы гусениц, развернувшихся назад: дальше протекторы заканчивались, и начиналось белое безмолвие, каким описывал его в своих романах небезызвестный Джек Лондон.
Отжившие короткий летний сезон кустарники вероники, брусники и багульника окружали его со всех сторон, а пожухлая сухая трава стелилась под ногами, давая возможность перепрыгивать с кочки на кочку, не замочив ног в топком болоте. Повсюду рос мох и лишайник. Это был последний ареал обитания хвощей, сибирских лиственниц и карликовых берёз. Дальше только ягель и вечная мерзлота.
Бывший егерь внезапно прислушался и вскинул ружьё. Где-то шмыгнул горностай. Вдалеке послышался приглушённый рык полярной рыси. Снующие тут и там лемминги, на которых Коржин не обращал внимания, как-то вдруг застыли на секунду, затем, пискнув, бросились в разные стороны. Не иначе медведь поблизости, мелькнула у Коржина в голове. Он встречался однажды с этим грозным хозяином тундры, проезжая мимо на «буране», однако вступить в контакт, разумеется, не счёл нужным.  Он даже не стал прицеливаться: развернул снегоход и умчался прочь, подальше от неприятностей.
Сейчас такая встреча не сулила ему ничего хорошего, и егерь впервые пожалел, что не взял с собой Бадильона.
Но произошло совсем иное, чем он ожидал. Вместо медведя, или какого другого хищника, Коржин внезапно почувствовал, как сжало грудную клетку, перекрывая доступ кислороду, в глазах потемнело, и он едва не уткнулся носом в серый мох, подгибаясь на ногах, словно на сломанных спичках. Тут-то он и увидел это.
…Ружьё выпало из рук. Трансивер, никуда не годный в данную минуту упал рядом, зарывшись своей антенной во влажный мох. Голова гудела, как сотни колокольных набатов, ноги, подкошенные и потерявшие опору, стали ватными, а сердце отбивало стук подобно отбойному молотку. Из серой пустоты, раскручиваясь кольцами и стелясь по земле словно щупальцами, стал наползать непонятный туман, обволакивая своей серебристой субстанцией ближайшие кочки и кустарники. Клубы испарения застыли в метре от него, теряясь своими зыбкими очертаниями где-то высоко над головой, в вышине внезапно сгустившегося неба. Он сделал несколько неуверенных шагов, чтобы попытаться выйти из объятий, как вдруг…
Какая-то матовая дымка, похожая на сетку экранного монитора, буквально прошила его дугой электрического тока, пройдя тело, как вода сквозь кухонное сито. Коржин, сам того не ведая, пересёк некую границу, разделявшую два противоположных по своей сущности мира и оказался внутри, попав в иное измерение совершенно другого пространства. Ощутив мгновенный переход из реального состояния в почти невесомое, он тотчас застыл на месте, отрешённо наблюдая как сетчатая дымка сомкнулась за его спиной и исчезла, перестав существовать. Был туман – и нет его. Пропал. Сгинул. Испарился. Вместо него, как в пчелиных сотах, в воздухе парила пелена восьмиугольных ячеек, подогнанных друг к другу с абсолютной математической точностью, явно искусственного происхождения.
Завеса была… рукотворной.
Казалось, внутри этого замкнутого купола, накрывшего его, кроме отсутствия гравитации не существовало никаких физических постулатов: ни движения, ни света, ни запахов.
Превозмогая внезапно нахлынувшую усталость, он уже было потянулся к рации, как вдруг она сама пискнула, заработав в режиме приёма-передачи: кто-то неведомый, непонятный и весьма, надо полагать, настырный, пытался прорваться к нему сквозь защитный экран инородной сферы. Но Коржин уже этого не слышал.
Его поглотила пустота.
        ********

Глава 2-я: ПЕРВАЯ АНОМАЛИЯ.
№ 6.
Это был огромный сфероид. Колоссальный объект неизвестного происхождения висел над поверхностью в нескольких метрах от земли, абсолютно не подавая никаких признаков жизни. Высотой он превышал любое многоэтажное здание, какие доводилось видеть геологам, посещая Диксон, Дудинку или Норильск. Справа и слева от «пузыря», как назвали его изыскатели, по выкопанному грунту сновали грузовики с полными кузовами вырытой почвы, тут же работали, пыхтя соляркой, экскаваторы, а по всему периметру копошилось несколько десятков людей в тёплых комбинезонах и средствах химической защиты. Голоса смешивались с рёвом механизмов, над объектом висел смог отработанной солярки, и снег, уже мелкий, порою переходящий в небольшую метель, окутывал своей заполярной массой всю близлежащую территорию в радиусе шести квадратных километров.
Мороз крепчал. Вчера было минус двенадцать, сегодня градусники показывали уже минус шестнадцать. Почва верхнего слоя промёрзла, но, всё же, не настолько, чтобы её не смог снять острозубый ковш бульдозера. Несколько дней назад, проверив уровень радиации и окружив территорию всевозможными датчиками слежения, изыскатели, прибывшие в эту часть тундры из Норильска и Дудинки, навесили кругом прожекторы, обнесли «пузырь» сканирующими приборами, и сверху, из слоёв стратосферы навели на него сейсмологические спутники, лучами которых контролировали неопознанный объект.
Вокруг раскопок под днищем шара по всему периметру карьера раскинулись временные утеплённые жилые блоки для трёх десятков изыскателей, вызванных Павлом Семёновичем из столицы, поскольку открытие неопознанной аномалии уже само по себе несло категорию сенсации мирового и планетарного масштаба со времён высадки человека на Луну.
…С момента исчезновения егеря Коржина прошёл месяц. Снег, прежде падавший невесомыми хлопьями, затем всё более сухой и мелкий постепенно накрыл участки тундры своим серым покрывалом и долгая полярная зима, шаг за шагом начала входить в свои права.
Место исчезновения Коржина коллеги обнаружили месяц назад, отправившись на поиски по его следам, которые через несколько километров обрывались на пустом месте рядом с валявшимся в лишайнике трансивером. Тут же лежало и брошенное впопыхах ружьё, что наводило на мысли о внезапности случившегося: просто так егерь не выпустил бы винтовки из рук.
Оставив девушек на станции, группа Раевского во главе с Павлом Семёновичем, отправилась на снегоходах по следам Коржина, а остальные помощники должны были догнать их на ГТТ с водителем Прохором. Верный пёс Бадильон бежал рядом, прицепленный поводком к одному из «буранов», принюхиваясь к следам своего хозяина. Спустя два часа быстрой езды, Бадик начал проявлять нетерпение, и когда его отцепили, тотчас помчался вперёд, оглашая тундру заливистым лаем. Замерев в охотничьей стойке у небольшой карликовой сосны, пёс всем видом показал, что нашёл нечто важное, принадлежащее исчезнувшему егерю. Тут-то и обнаружилась валявшаяся под первым снегом рация, рядом с брошенным впопыхах ружьём. Ни следов борьбы, ни обрывков одежды, ни оставленных знаков в виде зарубок или сломанных веток не было. Следы обрывались на ровном месте, будто утыкались в невидимый глазу тупик. Всё. Дальше пустота.
Василёк осмотрел рацию со всех сторон и подозвал Андрея:
- Кнопка рации работает на «передачу», - пояснил он, показывая другу трансивер. Остальные разбрелись по поляне, выискивая в припорошенном снегу хоть какие-либо улики, указывающие, что их коллега остался жив, а не был растерзан тем же медведем.
- И что? – поинтересовался Андрей.
- А то, друг мой, что в момент нажатия на «передачу», его, очевидно, что-то испугало, и он не успел выйти с нами на связь, уронив рацию в лишайник.
Подошли остальные.
- Может, просто случайно выронил? – предположил куратор станций.
- Случайность, Павел Семёнович, - поправил начальника Раевский, - это хорошо организованная необходимость. И что-то мало верится в столь многозначительное совпадение.
…Вот тут-то они и увидели это.
Точнее, первым аномалию приметил Василёк и, толкнув Андрея в бок, глазами показал поверх макушек деревьев. Ни он, ни остальные, взглянувшие в том направлении, ничего подобного в жизни не видели: даже профессор едва  не ахнул, присев на подкошенных ногах.
Гигантская громада сфероида идеальной формы возвышалась над тундрой, словно Колосс Родосский, закрывая собой четверть неба, и гася лучи полярного солнца. Он будто возник только что, ниоткуда, из пустоты, переливаясь всеми цветами спектра, и висящий в пространстве в нескольких метрах от земли.
Как они могли его не обнаружить, подъезжая на снегоходах к этому участку тундры? По всем физическим законам этот циклопический объект должен был виден ещё задолго до их приближения, возвышаясь над деревьями, словно пик горной вершины в отрогах Альп. Шар нависал над их голова своей колоссальной массой, абсолютно не подавая никаких признаков жизни. То, что этот объект был искусственным, а не природным, не вызывало никаких сомнений. Какая же сила, а точнее, разум смогли создать нечто подобное, неведомое и непонятное человечеству со времён его существования на планете?
Ответов не было.
Задрав головы, полярники ещё долго созерцали неизвестный объект, затем, так и не обнаружив своего коллегу, все вернулись к вечеру на базу, рассказав девушкам о случившемся. В тот день инспектирование станции «Челюскин» было отложено Павлом Семёновичем на неопределённое время, и вместо этого, он помчался на вездеходе в Диксон, оповестить весь научный мир о находке в тундре полуострова Таймыр загадочной аномалии, прибывшей к нам на планету, очевидно, из космоса. Там же он предполагал набрать первую команду изыскателей для его детального изучения.
Таким образом, в течение месяца вокруг «пузыря» появились жилые блоки, котлован, техника и многолюдный штат всевозможных уфологов, биологов, археологов и прочих специалистов со всей страны.
Коржин пропал.
Целый месяц о нём на станции не было никаких известий.
Пока однажды…
№ 7.
Был обычный день наступающей на Таймыре зимы, когда утром все разъехались на снегоходах и, проводив коллег, Лиза на базе осталась одна, не считая Бадильона в утеплённой будке. Бадика на ночь забирали в жилой блок, однако днём, при температуре минус двадцать, он вполне мог находиться на морозе, бегая по территории на цепи, прикреплённой к длинной проволоке, тянувшейся от конуры до самых ворот, минуя столовую, водокачку и радиорелейную станцию.
Лиза не первый раз оставалась одна, заведуя всем хозяйством базы и, в ожидании друзей,  занималась готовкой, стиркой, уборкой помещений, отчего её все любили и уважали. Проводив поисковые группы, в каждой из которых было по два человека, она уже хотела заняться хозяйством, как вдруг обнаружила нечто, что заставило её замереть на месте, держа в руке миску для Бадика. Пёс, кинувшийся к ней с весёлым лаем, внезапно застыл, поджал хвост и утробно зарычал  в пустоту.
Фрагмент этого пространства возле водокачки начал закручиваться в некое подобие туманной спирали размером с футбольный мяч, и по мере приближения к жилому блоку всё больше расширялся в диаметре, паря бесшумно над поверхностью земли на расстоянии полутора метров. Клубящийся дымкой осязаемый шар возник ниоткуда, покинул водокачку и, плавно перемещаясь в земной атмосфере, остановился в нескольких метрах от собаки и её хозяйки. Теперь он раздулся до размеров подстанции, ещё спустя несколько секунд до размеров сарая и, видимо, израсходовав всю энергию, застыл на месте, продолжая пульсировать и клубиться внутри себя словно кипящий бульон в кастрюле. Всё это время (а прошло не более двадцати секунд), Лиза смотрела на аномалию вытаращенными от страха глазами, и её рот, открытый в безмолвном крике, так и не успел выдать ни визга, ни восклицания, ни всхлипа. Пёс тоже молчал, лишь изредка поскуливая от страха.
Непонятное физическое явление уменьшилось в размерах и, продолжая скручиваться внутри себя в замысловатые узлы, выплюнуло в пространство несколько шаров поменьше, с обычный кулак величиной. Зрелище было жутковатое. Ни Лиза, ни Тоня сами так и не побывали на месте обнаружения необъяснимого наукой феномена, но хорошо усвоили его очертания по рассказам и фотографиям, которые им показывали Василёк с Андреем. Этот шар был поменьше, однако определённо принадлежал к той же неземной природе происхождения, что и сам гигантский «пузырь», как они все его называли.
Клубящаяся узлами сфера покачалась ещё пару секунд, будто рассматривая пристально окружающее её пространство, колыхнулась, и не спеша поплыла назад к водокачке. Девушка так и не поняла: была ли то шаровая молния, или такой же гость из космоса, посетивший их станцию этим морозным утром по какой-то неведомой ей причине. Бадильон, успевший спрятаться в будку, осторожно высунул из неё сухой от страха нос, проводил взглядом объект на достаточно безопасное расстояние, и только тогда неуверенно гавкнул. Это и спровоцировало Лизу, наконец, взвизгнуть, бросить миску и кинуться внутрь барака, едва не перелетев через порог. Сгусток тумана на миг остановился, как бы «прислушиваясь» к лаю собаки, затем расплылся в пространстве, потёк струями по земле, быстро взметнулся вверх, и испепеляющим жаром обрушился на водокачку. Зажглось ослепительно белое пламя, вовсе не похожее на огонь, а, точнее, вообще ни на что не похожее, Лиза дико вскрикнула и захлопнула за собой дверь. Пламя над водокачкой тут же погасло, морозный воздух накрыл площадку станции, и наступила тишина. Девушку била крупная дрожь. Казалось, по территории базы прошла какая-то неведомая энергетическая волна вибрации, похожая на землетрясение среднего порядка (позже приборы сейсмографов это подтвердят), и тут же ушла сама собой в глубину недр земли, где и пропала окончательно. Сгусток, клубок, узел тумана исчез, белесая вспышка огня растворилась в окиси азота, высвободила из себя чистый кислород и, с громким хлопком, будто мыльный пузырь, взорвался в пространстве, уступая место теперь уже окончательной тишине.
На всё про всё ушло не более минуты. Водокачку от пожара спасла цистерна с водой, возвышавшаяся над строением и предназначавшаяся для хозяйственных нужд базы.
Только теперь Лиза спохватилась и бросилась к стационарному передатчику, настроенному автоматически на частоту раций каждого из сотрудников базы. Вызывать Витю с Тоней, которые вылетели на вертолёте осматривать очередной квадрат тундры, было лишней тратой времени, а вот Андрея или Сергея Борисовича волной частоты она вполне могла поймать.
Что и сделала незамедлительно.
Ответил начальник станции.
Скороговоркой, глотая буквы и путаясь в собственных словах, она кое-как объяснила о только что произошедшем, на время забыв о Бадике и собственном страхе, уже постепенно отпускавшем её, как и следовало ожидать от отважной девушки, не раз сталкивавшейся с опасностями любого рода. Раевский, едва поняв её, тут же оповестил, что разворачивает снегоход назад, и через полтора часа будет на базе, а она пусть ни под каким предлогом не покидает жилого блока.
Но тут случилось ещё более странное. Как только она закончила сеанс связи со своим начальником, со стороны водокачки послышался надрывный кашель, Бадик радостно гавкнул, и, вопреки всем физическим законам природы, из-за её ограды показался едва различимый силуэт. Позже Лиза вспомнит, что не сразу узнала в этом расплывчатом фантоме своего исчезнувшего коллегу Коржина.
Да, это был он. Егерь, собственной персоной.
Но в каком виде!
Как он мог здесь оказаться? Прошёл месяц со времени его исчезновения, причём, внезапного и необъяснимого: его продолжали искать, но, скорее уже ради проформы, поскольку выжить в морозной тундре боле трёх дней, не имея никаких средств существования, практически невозможно. И Лиза прекрасно знала об этом. Она взяла в руки попавшийся на глаза огнетушитель, прильнула к оконному стеклу и наблюдала за его поведением, совершенно не соображая, радоваться ей или  прятаться от столь внезапного появления. Бывший егерь передвигался как-то странно, покачиваясь из стороны в сторону и озираясь, будто впервые оказался на территории незнакомой ему базы. Увидев подбегавшего пса, он шарахнулся в сторону, прикрыв руками грудь, словно от налёта вражеской авиации, да так и застыл на месте, рефлекторно ощутив, что бежать не имеет смысла – собака всё равно его нагонит. Похоже, хозяин совсем не узнавал своего питомца, отчего у Бадика опустился хвост и прижались уши. Бедная собака абсолютно не понимала действий своего хозяина. Лиза за окном отметила про себя месячную бороду на давно не бритом лице, порванную местами одежду, потрескавшиеся губы, впалые и пустые глаза, едва державшиеся на ногах размякшие унты и совершенно голые, все в коростах руки, обмороженные от отсутствия рукавиц. Вместо шапки на голове был повязан его же собственный шарф, который Тоня вязала в часы досуга всем коллегам по станции. И в качестве последнего штриха девушку пугали именно глаза появившегося: красные, дикие, пустые, безумные. Такие глаза бывают у затравленного зверя, попавшего в западню и ищущего выход – грызть, рвать, терзать – лишь бы выбраться в безопасную зону. Взгляд загнанного зверя.
Лиза весьма хорошо помнила опись вещей, найденных на месте его исчезновения. Следы обрывались внезапно, будто проваливались в пустоту, рядом валялись рация и винтовка. Ни бинокля, ни фотоаппарата, которых егерь брал с собой во время таких вылазок в тундру, ни тогда, ни сейчас при нём не оказалось. И что ей теперь оставалось делать?
…А между тем, в дверь уже стучали.
Громко.
Властно.
Настойчиво.
№ 8.
…Это была река Пясина, впадающая в одноимённый Пясинский залив Карского моря.
В эту часть тундры никто из смотрителей станции не заезжал, поскольку места были непроходимыми, и дальше на снегоходах продвижение было невозможным.
Вот сюда он и направил свой «буран», доехав до последней поляны у берегового обрыва, где и оставил его на несколько часов, прикрыв брезентом. Эту обрывистую пойму реки местные шаманы в третьем поколении называли «Долиной духов», имея в виду, что забредший сюда путник никогда не возвращался назад. В цивилизованном же варианте эта долина называлась Сейдовой: от слова «сейд» - каменный идол. Они представляли собой огромные валуны, опорами которым служили несколько камней меньшего размера, и Андрей знал, что официальная наука не признаёт в них природное образование или результат таяния ледников. Здесь было намного сложнее: они были рукотворными, и иные достигали размерами трёхэтажных домов с колоссальной массой давления на один квадратный метр почвы. В прежние времена после Великой Отечественной войны сюда уходили целые экспедиции, однако люди пропадали и не возвращались назад, сколько бы их не искали. Двое изыскателей из числа экспедиции Леонида Кулика пытались пройти здешним маршрутом, отстав от группы на несколько дней. Больше их никто не видел. Они исчезли бесследно, канули в вечность, растворились в истории, как и большинство других смельчаков, пытавшихся раскрыть тайну сейдов в этих сакральных местах.
Именно пред таким явлением и стоял сейчас Андрей. 
…Каменный сферолит как бы балансировал на гранитной подставке, но лёгкое дрожание поверхностной площади наблюдалось не только при порывах слабого ветра, а и не прекращалось даже тогда, когда становилось совсем тихо, если не считать шума бурлящих потоков близкой реки. Монолит был крупный, выше его роста, вероятно, очень тяжёлый, однако его вибрация была заметна даже невооружённым глазом, без всяких датчиков и сверхчувствительных приборов. Глыба сразу напомнила ему тот колоссальный сфероид, что они обнаружили в первый день поисков Коржина, где сейчас находился Павел Семёнович с целой бригадой научных сотрудников. Мысленно Андрей окрестил его «младшим братом» той загадочной сферы: гладкий, словно отшлифованный неведомой наждачкой, он походил на бильярдный шар, увеличенный в размерах, и это наводило на мысль, что данный объект создан неким всемогущим разумом, нежели повелением природных стихий. Монолит со всех сторон окружали кусты, и он находился на противоположном берегу, метрах в двадцати от бурлящего потока. Вокруг сейда земля была утоптана, и создавалось впечатление, что к этому месту регулярно ходили сотни лет. Очевидно, когда-то населявшие эти места гиперборейцы совершали возле каменного шара свои ритуальные обряды, кто знает, подумал Андрей. Такие же сферолиты из спрессованного песчаника находили и в Мангышлаке и на Земле Франца Иосифа и на Новой Земле и на других архипелагах Карского моря. Насколько Андрей знал из рассказов Раевского, ядро таких шаров составляла органика, а поверхность была либо из минерала марказита, либо из вулканического стекла обсидиана. Что находилось внутри, никто не знал, поскольку шары не поддавались изучению. Их не могли ни распилить, ни просканировать, ни просветить рентгеном, как, собственно, и ту сферу, что обнаружили изыскатели. Она «не давалась» изучению, оградив себя неким силовым полем, при соприкосновении с которым изыскателей било высоковольтным током и отбрасывало на несколько шагов непонятной гравитацией, заключённой внутри аномального объекта.   
Бросив последний взгляд на загадочное образование, он поспешил к оставленному снегоходу, чтобы по рации связаться с начальником, предварительно отметив на карте месторасположение инородной аномалии. Уже подходя к «бурану», он отчётливо услышал звуки вызова: кто-то настойчиво пробивался к нему на связь. Схватив трансивер, он включил передатчик на приём.
- Андрей! – донеслось из мембраны. – Где ты?
- Что случилось, Сергей Борисович? Я только что обнаружил…
Андрей сквозь помехи хотел передать начальнику, что нашёл загадочные сферолиты неизвестного происхождения как на Мангышлаке в Казахстане, но не успел.
- Это позже! – перебил взволнованный голос Раевского. – Слушай меня внимательно. На станции что-то произошло. Со мной связалась Лиза. Похоже, она в опасности.
Кроме искажённого помехами голоса, в рации доносились звуки ревущего двигателя и завывания встречного ветра.
- Я развернулся и еду назад! – кричал профессор сквозь помехи. – Она что-то пыталась мне сказать о каком-то огне, чуть не спалившем водокачку и…
- Что? – Андрей уже застёгивал сумку, перекидывая ногу через сиденье.
- Какой-то большой шар, плавающий в воздухе, как… тот «пузырь» в карьере, только размерами меньше.
«Снова шар…» - подумал Андрей, выжимая сцепление. Мотор заревел, перекрывая громкость рации, и уже на ходу, Андрей дослушивал остальное.
- Василька с Тоней я предупредил, они тоже разворачивают вертолёт, так что возвращайся. Лиза в панике, и не знает, что делать. А ты сам понимаешь, просто так она бы не выходила на связь. Там что-то случилось. Она не успела толком объяснить, рация умолкла, и голос пропал внезапно.
- Понял вас! – крикнул Андрей, выбираясь на свою колею. Гусеницы взметнули комья снега. Где-то с испугом промчался песец.
- Поспеши…
 Рация умолкла. Андрей кинул её в бардачок и, что есть мочи, надавил на газ.
Опять шар. И в том карьере и тут у реки и на станции. Прямо нашествие какое-то.
Всю дорогу его не покидала мысль, что что-то должно произойти. Что-то неведомое, необъяснимое и не поддающееся логике витало в воздухе с того момента, когда впервые остановились циклоны, когда был обнаружен неопознанный объект и когда, собственно, исчез сам Коржин.
Он ещё больше прибавил газу.
…А когда со всего размаху въехал во двор территории, то обнаружил пустой снегоход начальника.
Сергей Борисович его опередил.
С этого момента события на станции начали развиваться в геометрической прогрессии.
№ 9.
Входная дверь жилого барака была раскрыта настежь, и это при таком-то нешуточном морозе! Бадильона нигде не было – Андрей свистнул, но собака не залаяла.
 Тут что-то было не так…
Нигде никого.
Переступив порог, и едва не споткнувшись о валявшийся на полу огнетушитель, он осмотрел комнату «пульта управления», признавшись себе, что чувствует какую-то смутную тревогу, закравшуюся внутрь, словно он боится чего-то неизбежного, что должно произойти с минуты на минуту. И лишь добравшись по коридору к комнате отдыха, он внезапно понял, что именно его тревожит.
Гнетущая тишина.
Она была повсюду, тяжёлая, жуткая, страшная.
Его сознание буквально швырнуло вниз, отчего все внутренности взметнулись к горлу, выворачиваясь наружу в позывах нестерпимой рвоты. То, что он увидел, едва не лишило его рассудка.
…Посреди комнаты отдыха, рядом с перевёрнутыми креслами, в луже растёкшейся, уже подсыхающей крови лежала… Лиза.
Руки её были раскинуты в стороны, голова неестественно вывернута к окну, в которое смотрели её стеклянные и безжизненные глаза. Рот был открыт в агонизирующем крике, на затылке зияла кровоточащая рана, из которой пульсирующими толчками всё ещё продолжала вытекать кровь. Чудовищной силы удар, видимо, пришёлся девушке сзади и, падая в беспамятстве, она так и не осознала, с какой стороны к ней пришла смерть. Лужа подсыхающей крови была забрызгана ошмётками мозговых тканей, и комочки желеобразной субстанции не давали Андрею прийти в себя: позывы рвоты чередовались каждые две-три секунды, пока он, наконец, обильно не исторгнул из себя всё, что накопилось в его организме – настолько вокруг было мерзко и противно.
Слёзы заволокли глаза. Андрею не нужно было приседать и проверять пульс: девушка была мертва, по крайней мере, уже полчаса: именно столько нужно, чтобы кровь начала сворачиваться, застывать и превращаться в засохшую лужу – тут и криминалистом быть не обязательно.
Этот свинцовый запах смерти…
Шатаясь как маятник и хватая ртом спёртый воздух, он сквозь пелену слёз уставился на следы представшей перед ним трагедии. В том, что здесь произошло убийство, он нисколько не сомневался. Ближайшие перевёрнутые кресла валялись в нескольких шагах от тела, рядом отчётливо виднелись три следа, очевидно, вступивших в лужу крови, а затем поспешно отпрянувших назад: левый-правый-левый и… пустота. Следы обрывались внезапно, словно наткнувшись на какую-то невидимую преграду, непонятным образом возникшую перед убийцей. Подошвы оленьих унтов обрывались прямо посреди комнаты.
До двери не допрыгнуть.
Физически такое невозможно, обладай ты хоть прыткостью гепарда. До неё было не меньше десяти метров.
Андрей застыл на месте, бессмысленно вглядываясь в последний левый след оленьего унта.
Когда-то Витя-Василёк показывал ему подошвы всех обувок, которые частенько ремонтировал: набивал войлок, правил, подстёгивал, подшивал, одним словом, приводил в порядок. Каждая подошва имела свою индивидуальность и отличалась стёжками от других, имея свою собственную структуру. У Вити она была «ёлочкой», у Раевского и Коржина «тракторной», у остальных ещё какими-то узорами, а у самого Андрея подошва была «паркетная».
Здесь присутствовали отпечатки «тракторной» подошвы.
Сергея Борисовича или Коржина.
И последний их след обрывался в центре помещения…
Всё ещё полностью не придя в себя, он кинулся в комнату радиосвязи и, отпихнув ногой огнетушитель, принялся с остервенением крутить верньер настройки, пытаясь лихорадочно поймать Витину волну, на которой работала его рация. Зафиксировав шкалу на нужной отметке, он едва не заорал в мембрану микрофона:
- Витя! Ответь!
Словно из потустороннего мира, откуда-то издалека послышались завывания вертолётных винтов, затем сквозь шум и треск помех раздался голос Василька, перекрикивающий пропеллеры:
- Слышу! Кто на связи?
- Андрей! Где бы вы ни были, срочно возвращайтесь! – прокричал он на всю комнату. – У нас беда!
Помехи глушили Витин голос.
- Я на станции! – кричал Андрей, сам не узнавая свой голос. – Слышите? Здесь произошло убийство!
Последовала пауза, и, как показалось Андрею, далёкий всхлип воскликнувшей в ужасе Тони.
- Будем через час. От взлётной площадки ещё полчаса на снегоходе… - прокричал в ответ Витя, и рация умолкла. Сколько Андрей не пытался вернуть утерянную волну, всё оказалось бесполезным. Её будто отключили.
Лихорадочно озираясь по сторонам, он совершенно потерял контроль и, сбитый с толку, пытался отрывочными мыслями привести себя в порядок. Прежде всего, где сам начальник станции? Где Раевский? Пустой снегоход стоит во дворе, следовательно, он должен быть здесь, а это значит…
Это значит, что он видел убийцу.
Андрей не знал, что предпринять в первую очередь: вызвать по рации Павла Семёновича или броситься о двор искать начальника? После секунды раздумья он выбрал первое. Вызвав лагерь изыскателей, он, как мог, через помехи объяснил в двух словах о трагедии, попутно прикидывая в уме, где сейчас мог находиться Сергей Борисович: если его нет в жилом блоке, следовательно, он, либо в столовой, либо где-то во дворе. Куратор станций вначале категорически не хотел воспринимать ужасную информацию, совершенно не понимая, о чём идёт речь. Андрей кричал в микрофон, сбивался, повторял, пока, наконец, начальник не понял и не выдохнул:
- Ох!
Но тут же, взяв ситуацию в свои руки, выкрикнул сквозь помехи:
- Немедленно выезжаю! Ищи Раевского. Ничего не трогайте. Собаки тоже, говоришь, нет нигде?
Андрей подтвердил.
- Осмотри всю территорию: сараи, водокачку, радиорелейную установку. К вечеру, если вездеход не застрянет, будем у вас…
Приёмник умолк. Он не стал выяснять, каким образом и рация и стационарный приёмник отключаются в самую нужную минуту, а бросившись из комнаты, выскочил на морозный воздух. Свистнул собаке. Позвал. Тишина. Прокричал два раза имя начальника. Огляделся. Никто не отвечал. Никого. По пути бросил взгляд на водокачку, и только тут заметил свежую сажу от копоти, будто цистерна некоторое время находилась в эпицентре крупного пожара. Было похоже на небольшой взрыв и частичное воспламенение, которое затем и погасло само собой. Ладно – это позже. Сейчас не горит – не горит. Прежде всего, Раевский. Где он?
Ворвавшись в столовую, он лихорадочно обвёл её взглядом. Всё на месте, ничего не тронуто, даже кастрюли вымыты: Лиза, вероятно, убралась здесь сразу, как они, позавтракав, отбыли каждый на свой участок поисков.
И снова никого.
Не задерживаясь, он побежал к радиорелейной установке, совершенно забыв о стойле с оленями, но сейчас это было не главным. Если и мог ещё где-нибудь находиться начальник станции – так только там. И рванув дверь на себя, он тотчас застыл как вкопанный, не в силах сделать следующий шаг. Гораздо рациональнее было броситься вниз и оказать первую помощь, но Андрей в этот миг потерял всякое самообладание, присущее ему с детства.
…Его начальник, Сергей Борисович Раевский, лежал на полу без сознания и… сжимал в руке большой гаечный ключ.
Где-то вдалеке прокричала полярная сова и всё стихло.
№ 10.
Павел Семёнович принял вызов по рации и, наскоро переговорив с Андреем, тотчас вызвал к себе в вагончик главного инженера трёх метеостанций полуострова. Тут же, в вагончике, у стола, заваленного документами и схемами раскопок, находился и научный сотрудник проекта – молодой, не по годам кандидат наук Илья Фёдорович, с которым куратор станций вот уже несколько дней не вылезал из аномальной зоны. Он-то как раз и был кстати. Илья Фёдорович был специалистом по местному фольклору и древним шаманским поверьям и, обнаружив недавно некие следы вокруг гигантского «пузыря», он сразу привязал эти маленькие отпечатки к забытой легенде о таинственном народе, по преданиям, обитавшем когда-то в тундрах Западной Сибири и Приамурья. Эти антропоморфные существа, похожие на людей присутствовали во всех мифологиях местного фольклора, и научный сотрудник как раз сидел над энциклопедией, создавая тщательную классификацию, когда Павел Семёнович рассказал ему о происшествии на базе. Оба, тут же, наспех собравшись, покинули вагончик, энергично отдав кое-какие указания бригадирам раскопок, и стремительно направились к вездеходу, где их уже поджидал главный инженер с водителем Прохором. Работа в карьере кипела. Звук работающих бульдозеров, экскаваторов и самосвалов разносился далеко в тундре; несколько десятков рабочих, в числе которых были и сотрудники команды «Космопоиск» Вадима Черноброва, вели наблюдение за огромным сфероидальным объектом, который по-прежнему возвышался своей громадой над порослями тундры и раскинувшегося лагеря изыскателей. «Пузырь» покоился над землёй на расстоянии нескольких метров, и по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, окутав себя неким силовым полем, сквозь которое невозможно было пробраться. Уже несколько дней сотрудники различных научных кругов пытались взять на пробу хотя бы мелкий образец поверхности загадочного шара, но все попытки были бесполезны: он попросту никого к себе не подпускал.
Шар «молчал».
Это была иноземная аномалия.
Космический сферолит извне.
Из космоса.
Пока вездеход выезжал на проезжую колею среди насыпей, Павел Семёнович ещё раз взялся за рацию. Уже дважды он вызывал Раевского, но тот отчего-то молчал, поэтому в этот раз он вызвал Витю-Василька.
- Ты знаешь, что случилось на станции? – перекрикивал он помехи. – Антонина с тобой?
- Да! Мы уже подлетаем к взлётной площадке. Там пересядем на снегоход, и… (помехи заглушали голос).
- Хорошо. Как только заедете во двор станции, сразу набери меня и обрисуй обстановку.
- Понял! Я связывался с Сергеем Борисовичем, он не отвечает.
- Мне тоже, - хмуро подтвердил куратор станций. – Будьте с Тоней готовы ко всяким неожиданностям. Неизвестно, что там вообще произошло. Елизавета мертва, вот и всё, что мне известно.
Наказав им быть осторожнее, он отключил трансивер, выругался и бросил последний взгляд на гигантский шар, возвышающийся над тундрой, словно небольшая гора в отрогах Гималаев.
Уже миновав границу огороженной зоны, под грохот вездехода, куратор станций поделился, наконец, информацией со своими помощниками. Илья Фёдорович частично знал о происшедшем, так что рассказ Павла Семёновича был адресован в основном водителю Прохору и главному инженеру Степану Сергеевичу. 
Колоссальный круглый монолит остался за кормой их вездехода.
…Больше они его не увидят.
№ 11.
Как только вертолёт «Ми-8» коснулся взлётной площадки, Василёк выпрыгнул из кабины и, подхватив Тоню, спешно направился к техническому навесу, под которым, укрытые брезентом стояли снегоходы. Уже через несколько минут они мчались по тундре, оставив пилота в комнате отдыха дожидаться с остальными лётчиками новых указаний от Павла Семёновича.
А в это время, в помещении радиорелейной установки происходило следующее…
Придя в себя благодаря заботам Андрея, профессор Раевский, морщась от затылочной боли, кое- как рассказал своему коллеге о том, что произошло после того, как он слез с «бурана» и вошёл в жилой блок станции. Но прежде чем поведать ему страшную весть, он, кашляя и натужно вдыхая воздух, озабоченно спросил, оглядываясь кругом:
- Где Коржин?
- Кто? – не понял Андрей, удивлённо вскинув брови. Он держал голову начальника у себя на коленях и влажной тряпкой вытирал кровь, проступившую на затылке.
Сергей Борисович отпил глоток из фляги, всё ещё сжимая ключ в руке.
- Егерь где?
- Там где и был, - удивился геолог. – Где-то в тундре. Мы же его так и не нашли.
- Уже нашли, - хмуро ответил начальник, поднимаясь на неокрепших ногах и держась за товарища. – Как это… нашли, - начал было Андрей, но Раевский перебил:
- Он здесь, Андрюша. Или был, во всяком случае. Это ОН меня ударил сзади по голове. Как и Лизу. Ты её видел?
- Видел, - ошарашено ответил Андрей и недоумённо посмотрел на своего старшего друга.
- Тогда слушай меня внимательно и не перебивай. – Сергей Борисович уже стоял на ногах, прислонившись спиной к косяку раскрытой настежь двери. – Это ОН убил Лизу. Я его успел увидеть, когда вошёл в коридор, после того как слез со снегохода. Он выходил из комнаты отдыха, весь в крови, и, столкнувшись со мной, внезапно ударил по голове чем-то тяжёлым. Я думаю, огнетушителем. Когда я пришёл в себя, вероятно, секунд через двадцать, его уже не было. Схватив этот ключ, - он покрутил его в ладони, - я бросился во двор, но и там его не было.
- А Бадик? Он что, совсем не гавкал? – Андрей всё ещё не смирился со столь потрясающей мыслью, что их егерь мог быть причастным к убийству девушки.
Да что там убийству…
Как он ВООБЩЕ оказался здесь спустя месяц бесплодных поисков?
Как он ВООБЩЕ выжил в тундре, проведя в ней более тридцати дней на морозе, один, без еды и подходящей одежды?
- Собаки тоже нет, - прервал его мысли начальник станции.
Андрей вдруг отчётливо вспомнил последний, обрывающийся в центре комнаты след левого унта, и невольно бросил взгляд на обувь профессора, отметив про себя, что тот тоже в унтах, в каких был Коржин, прежде чем исчез.
Но каким образом он мог обрываться в середине комнаты, если до двери допрыгнуть не было никакой возможности?
И самое главное: зачем убивать беззащитную девушку и нападать на начальника станции?
Пока Сергей Борисович в двух словах передавал ему происшедшее, Андрей бережно подхватил его под руки и вывел на открытый морозный воздух, чтобы тот смог отдышаться. При этом геолог не забывал цепким взглядом осматривать территорию двора, перехватив гаечный ключ в свою руку.
- Думаете, он ещё где-то здесь? Спрятался вместе с собакой, когда услышал мой снегоход?
- Не знаю, Андрюша, - выдохнул Раевский. – Помню, что, истекая кровью, я бросился в столовую, затем к обгорелой водокачке – кстати, вот ещё одна загадка, о которой кричала мне в рацию Лиза. Будто бы она видела какое-то пламя, едва не взорвавшее водокачку. Пламя было в образе круглого шара, только меньшего размера, нежели мы с тобой видели в тундре. А когда я добрался до радиорелейной установки, силы, видимо покинули меня, и я пришёл в себя, когда ты уже склонился надо мной. Вот так. Вот и вся история. Где сейчас егерь и где собака, я абсолютно не знаю.
Андрей в свою очередь рассказал, как он нашёл мёртвую Лизу и как бросился искать профессора, наткнувшись на него в рубке радиосвязи. Пересекая под руку двор, они добрались до столовой, где и присели отдохнуть, приходя в себя от столь ужасных по своей сути событий.
- Он был весь в лохмотьях, - вспомнил профессор, пока Андрей наливал в рюмку коньяк. После того, как начальник выпил, Андрей налил и себе.
- Весь заросший, - продолжил Сергей Борисович уже не таким дрожащим голосом. – Тощий, с потрескавшимися губами, и самое главное… - он сделал паузу, - самое главное, Андрей, были его глаза! Жёлтые как у кошки, безумные, алчные и… первобытные.
- Простите?
- Будто бы в них не было никакого разума. Увидев меня, егерь буквально оскалился. Я не шучу. Как зверь, загнанный в капкан. Сделав гигантский прыжок, словно воспарив в воздухе, он пересёк коридор и ударил. Дальше ты знаешь. Но прежде чем погнаться за ним, я ещё успел заглянуть в комнату. Там-то я и увидел нашу девочку, распластавшуюся в луже крови. Она была мертва с первого взгляда, и чтобы не терять времени, я бросился за ним, трезво полагая, что ей уже ничем не поможешь.
В этом месте рассказа Андрей ощутил какую-то зыбкую тревогу. Ему показалось, что профессор что-то не договаривает, или, во всяком случае, путается в словах. Но, отнеся этот казус в счёт его потрясения, Андрей не придал тогда значения этим словам.
Как выяснится, именно в этот момент ему как раз  и нужно было бы обратить на это внимание.
…Но это выяснится гораздо позже, когда изменить ничего уже будет невозможно.
№ 12.
- Вот и всё, - отставив в сторону рюмку, задумчиво признался профессор. – Дальше я ничего не знаю.
Они молча переглянулись и Андрей отчего-то не поверил своему начальнику. Тут что-то не вязалось. Что-то такое, ещё не совсем осознанное, но теребившее душу, словно кошки скреблись, выпрашивая у хозяина стакан сметаны. Что-то тревожное, непонятное и не поддающееся логике. Вот он, профессор, сидит перед ним, уставший, сморщившийся от боли, скорбящий по убитой девушке, но…
Так ли это? Уж больно рассказ нескладный у него получается.
Андрей встал и подошёл к кухонному столу, выбирая увесистый тесак, которым они разделывали оленину. Какое-никакое, а всё же оружие.
- Этот псих, вероятно, хотел прикончить заодно и меня, - тем временем продолжал Раевский. – но помешал ты со своим снегоходом, который он услышал ещё издалека. Поспешив покинуть станцию, он прихватил и Бадильона. А вот куда – одному Богу известно, - сокрушённо вздохнул он.  – Я не фанатик религии, ты знаешь, однако некая мистика тут определённо присутствует. Как телекинез какой-то. Сам посуди: тот большой «пузырь» в карьере и этот малый шар, о котором кричала в рацию Лиза, возможно, связаны между собой каким-то непонятным нам образом. Ты видел водокачку? Что скажешь?
- Опалённая со всех сторон как при взрыве мощного воздействия.
- Во-от! – протянул Раевский, подняв палец вверх. – Я думаю, это был он. Как некий сгусток  шаровой молнии. И принёс он с собой Коржина. Внутри.
- Где?
- Внутри себя, я полагаю. Появился, взорвался в нашей непривычной для него атмосфере и, высвободив егеря, дематериализовался, издав взрыв и сгинув назад в своё иное измерение. Прыжок Коржина через комнату и весь коридор, Андрюша, был вовсе и не прыжком по своей сути, а неким перемещением – мгновенным, стремительным, сквозь пространство – внутри «малого» шара, как мы его будем называть, младшего брата того «пузыря», что остался в карьере изыскателей. Свихнувшийся маньяк, пробывший месяц неизвестно где, в совсем ином измерении, и вернувшийся зачем-то сюда, перемещается в некоем электромагнитном сферолите, убивает девушку, покушается на меня, забирает с собой собаку, и исчезает с этим малым «пузырём» в неизвестном направлении. Другими словами, мы столкнулись  с неким потусторонним феноменом, с которым человечеству ещё сталкиваться не приходилось за всю историю его существования. Других объяснений у меня попросту нет. Впрочем, я уже в этом признался. Будем ждать остальных, в особенности Илью Фёдоровича. Это как раз по его части.
Андрей надолго задумался, вспоминая тело Лизы с неестественно вывернутой к окну головой и её безжизненным взглядом. Тут определённо было что-то не так. Вроде бы всё сходилось…
Но выражение профессора «покушается на меня…» путало все его мысли. Какие-то сомнения закрадывались в душу. Он ещё не совсем понимал, отчего ему так тревожно, но и объяснить себе был не в состоянии.
- А пока нам с тобой предстоит заняться телом Лизочки, - донеслось до него словно из пустоты.
Андрей тряхнул головой и услышал приближающийся рокот снегохода. Через минуту в столовую ввалился Василёк, а за ним и Тоня – оба запорошенные снегом и свисавшими на одежде сосульками. Тоня сразу кинулась к начальнику станции осматривать затылок, а Витя, схватив друга за руку, потащил во двор, где Андрей и рассказал ему вкратце положение дел, не вселявших ничего хорошего перед приездом Павла Семёновича. Переговариваясь в полголоса и держа тесак наготове, они осмотрели водокачку, будку собаки и стойло оленей. Животные мирно щипали сухой ягель, насыпанный им Лизой, и совершенно не интересовались происходящим.
Погребение Лизы друзья оставили до прибытия куратора всех станций.
А тем временем вездеход Павла Семёновича уже был в нескольких километрах от места трагических событий.
Скоро они встретятся.
…И встреча эта будет их последней встречей в стенах их родной станции.
        ********

Глава 3-я: ОДИССЕЯ СТРАНСТВИЙ ЕГЕРЯ КОРЖИНА.
№ 13.
Этот загадочный случай произошёл с ним в 2003 году, когда ему было 27 лет, и он подался на рыболовецкий сейнер помощником ихтиолога, после того, как его уволили из запасников краеведческого заповедника, где он проработал егерем несколько лет. Свидетелями этого необъяснимого феномена стали российские рыбаки Северного гражданского флота, промышлявшие сельдью в Карском море близ островов архипелага Новой Земли. 16 августа (по судовому журналу) на сейнере стал барахлить основной двигатель, и судно легло в дрейф, чтобы устранить неполадку. И вдруг перед глазами Коржина и других моряков, из морской пучины, как им показалось, всплыл огромный лайнер колоссальных размеров. По его палубам металось множество пассажиров; люди кричали, плакали и молили о помощи. Было много детей. Некоторые, отчаявшись, бросались за борт в ледяные воды, и российские рыбаки застыли в ужасе, крестя себя небесным знамением: это был известный всем морякам легендарный «ТИТАНИК»!
Прошло всего несколько минут, и он вновь ушёл под воду, будто и не появлялся. Из-за сломавшегося двигателя рыбаки не могли подойти ближе, чтобы оказать помощь плавающим в ледяной воде людям. Они лишь дали радиограмму об этом невероятном событии. Её приняли в штабе ВМС Северного флота, и в указанный район с базы Варнек острова Вайгач срочно направился военный эсминец, к счастью, оказавшийся недалеко от места «второй» гибели знаменитого лайнера. Ему удалось поднять из воды 13 человек, на которых были спасательные жилеты с надписями «Титаник». И вот что показалось тогда поразительным Коржину: все они были живы.
Второе, что поразило молодого егеря, это прямо-таки фантастическая завеса секретности, окутавшая этот необъяснимый феномен. Военные отказались дать прессе какую-либо информацию, с рыбаков взяли подписку о неразглашении, но со временем утечка всё же произошла, и отнюдь не по вине Коржина. Эксперт по морским катастрофам заявил тогда: «Возможно, в данном случае мы столкнулись с перемещением лайнера во времени и переход его в иное пространственно-временное измерение. Могу только подтвердить, что 16 августа 2003 года действительно имело место всплытие затонувшего судна на поверхность Карского моря, а на его борту наблюдались живые люди».
На вопрос, каким образом покоящийся в глубинах Атлантики «Титаник» мог оказаться в пределах Северного Ледовитого океана, специалист по катастрофам умолчал, мотивируя тем, что и сам понятия не имеет.
С тех пор прошло около двадцати лет, но бывший егерь смутно помнил, как при всплытии лайнера моряки наблюдали в небе гигантский шаровидный объект, словно всасывающий в себя как пылесосом стальную конструкцию корабля и всех его пассажиров. Зрелище было настолько реальным, что Коржин запомнил его на всю жизнь, и не раз ему потом мерещились барахтающиеся в воздухе тела, которые всасывались воронкой в зев чёрной внутренности загадочного круглого монолита, размером с добрую гору где-нибудь на Кавказе. Дальше одиссея его жизни складывалась по-разному: где помощником ихтиолога, где егерем, но всегда было одно. В какую бы местность или экспедицию его не заносила судьба, он по-прежнему искал доказательства существования Антимира, как он именовал пространство, поглотившее и лайнер и его пассажиров и сам колоссальный объект, растворившийся в воздухе на глазах у всего экипажа рыбацкого сейнера после того, как всосал в себя гибнувших пассажиров тонущего судна. Отсюда и нелюдимость, и нежелание общения с другими членами группы. Когда он узнал, что некий начальник станции «Таймыр» ищет в новую вахту ихтиолога для изучения приплывающих косяков рыб в Пясинский залив, Коржин прошёл собеседование с профессором Раевским, и был включён во вновь набранную команду. Тем самым он получил возможность бывать и на побережье, и в тундре, где по его данным происходили немаловажные для него события: он слышал и о сейдах, и о народе сиртя, и о других аномальных явлениях, случавшихся на полуострове. Вместе с Бадильоном он совершал вылазки вглубь тундровых массивов, выискивая следы или доказательства своим предположениям, поскольку, с точки зрения современной квантовой физики, в этом нет ничего необычного. В поверьях шаманов этой части Таймыра до сих пор сохранился древний фольклор о некогда спускавшихся на Землю огромных шарах, которые, «погостив» какое-то время на планете, исчезали так же внезапно, как и появлялись, прихватывая с собой целые племена и народности, населявшие полуостров в те или иные времена. Один из квадратов вечной мерзлоты он наметил для себя заранее, и  тот день, когда на станцию должен был приехать с инспекцией Павел Семёнович, Коржин покинул её, углубляясь в тундру, совершенно забыв взять с собой Бадильона.
Пройдя с десяток километров в направлении, где никто из его команды прежде не бывал, он, собственно говоря, и столкнулся там с неведомым, тем самым удовлетворив своё любопытство. Энергетическая сила обволокла его сетчатой оболочкой, и близ огромного пульсирующего «пузыря», как нарекли его позже изыскатели, он потерял сознание.
А произошло всё это более месяца назад.
№ 14.
После того как через егеря прошла насквозь дуга электрического тока, он, на какое-то время выпав из реальности, теперь приходил в себя, ощущая необычайную лёгкость состояния организма, словно его подмывало воспарить над поверхностью как те ангелы, что населяли небеса. Ячеистая сеть лазера, просканировавшая тело, ушла куда-то в пустоту, и он ощутил невесомость, оглядываясь в поисках брошенного ружья и трансивера. Мыслей никаких не было. Голова была пуста, словно кто-то или что-то неведомое стёрло ему память, напрочь лишив его рассудка. Мозг, казалось,  отключился сам по себе, и в эти мгновения бывший егерь абсолютно не осознавал, что именно с ним произошло. Сейчас он представлял собой пустой сосуд как простейший организм в виде амёбы. Он выпал из этой жизни, бессмысленными глазами уставившись на ружьё и рядом валявшуюся рацию. С этого момента они перестали его интересовать, поскольку он, собственно, вообще не понимал их назначения. Похоже, лазерная сетка, прошедшая сквозь него как нож сквозь масло, впитала в себя всю способность мыслить, анализировать, запоминать и принимать разумные решения.
Коржин стал безликим.
Он стал пустой телесной оболочкой для несуществующей души.
Манекеном.
Рация и винтовка так и остались лежать в морозном ягеле, а он, поднявшись, и пустым взглядом уставившись на громаду космического «пузыря», направился к нему, совершенно не ощущая опасности. Весь разум остался по ту сторону лазерного сканирования – он просто шёл к неопознанному объекту без каких-либо определённых мыслей.
Будто поджидая его, циклопический сфероид раскрыл свои «объятия», раздвинув небольшие створки как дверцы лифта в многоэтажном доме. Некая потустороння сила всосала его внутрь и, паря в невесомости, его тело медленно вплыло в черноту зияющей бездны. Ни страха, ни тревоги егерь не чувствовал: им руководил обыкновенный природный рефлекс, заложенный в структуру ДНК ещё со времён первых антропоморфных форм человека – синантропов. Пространство, окружающее его внутри мегалита было просто огромным, и если бы он как обыкновенный здравомыслящий человек мог в этот момент рассуждать логически, то несказанно бы удивился, не увидев перед собой даже горизонта. Внутренняя оболочка шара казалась бесконечной.  Он очутился в центре какого-то помещения, возможно, некоего бункера, который сверху был накрыт полусферическим прозрачным куполом, похожим на шляпку огромного гриба без ножки. Высота купола потрясала своими размерами, но, по всей вероятности, основной каркас строения со всеми залами и прочими техническими помещениями находился где-то внизу, под его ногами. Попади сюда, к примеру, Витя-Василёк, тот бы сразу выкрикнул нечто вроде: «Вот те нате, болт в томате! Это ж куда меня занесло, родимого»? Однако сейчас здесь был не Витя, а Коржин. Этот стоял, взирал на развернувшуюся перед ним панораму и без всякого интереса рассматривал окружающий его замкнутый простор. Иррациональных гипотез в его голове, изрядно опустошённой при сканировании магнитным излучением, не было никаких.
А потом ему и вовсе «отключили» сознание.
Сетчатое ячеистое биополе в виде энергетического лазерного экрана прошло сквозь него, и он, как стоял – так и повалился на бок, теряя всяческую опору. Это потом, уже придя в сознание, он будет помнить лишь смутные отрывки чего-то неведомого, что с ним происходило в тот момент. Внезапный, насыщенный запах аммиака; склонившиеся над ним какие-то призрачные тени; холодные прикосновения чего-то похожего на щупальца медуз - противные, скользкие, вызывающие тошноту. Едва придя в себя, в его сознании всплывут смутные обрывки, как его укладывают на какую-то поверхность, вводят в пищевод зонды, делают инъекции и присоединяют к венам трубки гибких шлангов для переливания крови. В астрале ты или в нирване – всё едино. Смутные проблески реальности сменялись провалами в забытье, потом обратно, и так – до бесконечности. Он, то грезил наяву, то бредил, то впадал в беспамятство: психотропные препараты, вводимые ему внутривенно, давали о себе знать. Несколько раз его выворачивало наизнанку, он рвал прямо под себя, совершенно не имея возможности даже повернуться на бок. И всё начиналось сызнова – капельницы, зонды, шланги, сканирование. Это был какой-то загадочный конвейер, не имеющий ни конца, ни края. Для чего всё это происходило, он не имел ни малейшего понятия. Бесконечная череда процедур, забытья, зондирования и снова забытья сводила на нет все его чувства и ориентацию в пространстве, куда его всосало энергетическое поле. Биологические часы его организма не выдавали в мозг и сотой доли реального времени. Он затерялся в нём. Растворился. Сгинул в пустоте. Вместо егеря Коржина сейчас была лишь его оболочка. Вахтенный смотритель станции «Таймыр», бывший егерь и по совместительству помощник ихтиолога перестал существовать как личность. И при всём при этом, где-то в середине необъятного амфитеатра располагались какие-то непонятные кубы, шары, цилиндры и пирамиды, неподвластные его разуму.
Воскоподобное вещество бурлило и поднималось каплями к поверхности, затем, поколыхавшись, бесформенными массами опускалось на дно, где, нагреваясь, вновь устремлялось вверх. И так раз за разом, постоянно меняя свои формы, очертания и структуру строения, будто для него напрочь отсутствовали все физические законы природы. Казалось, гравитация уступила здесь место сплошному вакууму, а сама жидкость, подобно глицерину, имела прозрачный цвет и совершенно не реагировала на силу притяжения земной поверхности.
Это была лаборатория сотворения новых форм биологической материи.
Рассадник молекулярного «топлива» для будущего биома на Земле.
Оранжерея для новых видов фауны и флоры на планете.
Его кровь, частицы ДНК и пробы анализов, взятые во время беспамятства, находились сейчас внутри этой бурлящей биомассы. Клетки его генетического и бинарного кода были введены кем-то в эти пузырчатые образования, плавающие в глицерине для своего самосохранения. Но Коржин, разумеется, этого не ощущал.
…Что-то зловещее и неведомое витало в воздухе.
№ 15.
А потом был «малый» шар, как его позже назовут все невольные участники данного феномена. Прозрачный, высотой в два человеческих роста, едва покрытый мутноватой дымкой, он колыхался над полом в нескольких метрах от Коржина. Повинуясь лишь рефлекторной необходимости хоть что-то предпринять и не особо соображая, что он делает в данную минуту, егерь просунул руку внутрь сферы и… остолбенел от неожиданности. Ошарашенным взглядом, принявшим уже какую-то осмысленность, он посмотрел на свою руку. Её не было. Всё, что находилось снаружи до локтя, он видел; всё, что было после сустава – отсутствовало напрочь. Граница прозрачной сферы, казалось, была лишь условной: переход из состояния видимости в невидимость произошёл плавно и незаметно. Ощущение было такое, будто он просто погрузил руку в ёмкость с тёплой водой, не более того. Определённо, тут присутствовала какая-то физика. Неведомая. Непонятная. Чужая.
Отдёрнув руку, он с облегчением узрел её прежнее наличие, и уже увереннее,  снова погрузил её внутрь шара, теперь по самое плечо. Произошло то же самое. Рука вместе с предплечьем исчезла прямо на глазах, будто растворилась в пустоте.
Выходит, что шар поглощает в себя весь спектр цветов, всю органику, весь свет и пространство, словно чёрная дыра в миниатюре? Внутри он имеет свой замкнутый мир, не видимый и не ощущаемый снаружи? Погрузившись в его глубину, тебя никто не сможет видеть извне?
Более не раздумывая (да и чем, собственно-то думать?), Коржин втолкнул своё тело внутрь сферы, ничего не почувствовал, и тотчас провалился… в небытие.
Пустота внутреннего микромира поглотила его целиком, шар качнулся в пространстве, завибрировал и… сгинул, будто его и не было. Последнее, что смог осознать егерь, прежде чем перейти в состояние иной реальности, это громкие завывания какой-то сирены, переходящее, как ему показалось, в настоящий рёв приближающегося локомотива.
Бывший егерь, смотритель сейсмологической станции и просто обычный человек, Коржин перестал существовать в этой реальности. Теперь его тело, заключённое в ограниченном пространстве, понеслось куда-то вверх по глиссаде, в облака, в стратосферу, прочь подальше от Земли. Там он и останется до своего второго пришествия.
№ 16.
…Вообще-то, местность была ему незнакома.
Он вернулся, а точнее, его возвратили совершенно не в ту среду, из которой забрали. Ни гигантского «пузыря», ни знакомых звериных тропок, ни других привычных ориентиров он сейчас, сколько не вглядывался, не замечал. Да. Он, несомненно, был в тундре. Но не в своей тундре, к которой привык издавна. Скорее, в чужой, в неизведанной, где он не бывал ещё ни разу. Поэтому, то, что он увидел в первый момент, заставило его воспрянуть духом. Шар, непонятно каким образом, доставившие его сюда, исчез несколько минут назад, и он уже изрядно замёрзший, пытался вычислить, куда его занесло на этот раз. Голова, на удивление, работала ясно, и первой мыслью при увиденном, было как можно быстрее добраться к объекту.
Издалека это было похоже на небольшую хижину, какие строят рыбаки по всему побережью залива, чтобы в штормовую погоду или снежную бурю было, где скрыться, имея внутри обязательный минимальный запас выживания. Застигнутый непогодой путник, мог всегда переждать природный коллапс в такой хижине, где была сложена временная печь, запас дров и килограмм-другой какой-нибудь крупы для лепёшек. Каждый, затерявшийся в тундре, оставлял в такой хижине минимальный запас следующему бедолаге, и таких срубов по побережью Карского моря было настроено немало, ещё со времён царской России. Но, откуда рыбацкая хижина могла появиться здесь, в тундре, за десятки километров от Пясинского залива, Коржин не имел ни малейшего понятия. Уже подходя к срубу, он задался вопросом: «А рыбацкая ли она вообще, эта хижина»? Так или иначе, а укрыться от холода в этом срубе на первое время было просто необходимо. Возможно, он найдёт там дрова и что-то похожее удовлетворить свой голод, который терзал его ещё с тех пор, как он покинул «малый» шар и оказался в снежной пустыне. Начинался буран. Глаза слепило, завывания ветра холодили неприятным покалыванием душу. Страшным зигзагом рисуется порою жизнь человеческая. Попади он сейчас в этот буран, и его занесёт снегом, оставив закоченевшее тело на съедение росомахам и волкам.
Но это лирика. Ступая в снегу и поминутно озираясь по сторонам, он подошёл к двери. С натугой дёрнул на себя и ввалился внутрь, явно ожидая чего-то нехорошего.
Внутри было немного теплее, но не до такой степени, чтобы можно было тут же согреться. На счастье, печь имелась, как и запас дров, сложенных пирамидкой подле сооружённого кем-то очага. Не бог весть что, но лишь бы работала. Он принялся лихорадочно искать в полумраке спички и, обходя довольно просторную комнату, наткнулся на придвинутый к стене стол. Одежда висела на нём балахоном, с неё капало, его лихорадило и трусило так, что зубы гремели, выбивая такт какой-то давно забытой мелодии. Возле стола две грубо сколоченные табуретки, на столе допотопная керосиновая лампа, огарок свечи, шахтёрский фонарь на аккумуляторе и… коробок спичек.
О чудо! Коржин едва не взвыл от радости. Акцент делался, прежде всего, на то, что заблудившийся или просто уставший до смерти путник не будет иметь сил расходовать свою последнюю, едва сохранившуюся энергию: для него и было приготовлено всё сразу. Чем, Коржин, собственно, и занялся.
Через несколько минут огонь уже пылал внутри печки, и в помещении начало постепенно теплеть. Снаружи завывал буран и в бешеной пляске бесился ветер. Огонь мерно гудел, дрова потрескивали и Коржин, наконец, освободившись от мокрой одежды, мог её развесить на верёвку, протянутую над очагом. Теперь можно и осмотреться.
На печке стоял железный, закопчённый со всех боков чайник, в дальнем углу, прислонившись к бревенчатой стене, располагался жбан с затхлой водой, которой, очевидно, не пользовались уже много лет. Раскрыв дверь, он попытался набрать чайником снег, но в лицо ударили сотни тысяч мелких игл, сразу забив рот, нос и уши. Превозмогая колючую боль, он ухитрился зачерпнуть ком снега, навалился на косяк и еле успел закрыть дверь, прежде чем её снесло порывом бешеного бурана. В голове отчего-то всплыла недавно прочитанная им статья в научном журнале, что американское астрономическое агентство НАСА в 2018 году, с помощью космических челноков распылило вокруг атмосферы два миллиарда швейных иголок, и они стали кружиться по орбите подобно миниатюрным спутникам Земли. Для каких целей это было сделано, в статье не говорилось, а может он просто не придал в тот момент этому факту должное значение. Ну и бог с ними, с этими иголками. Сейчас не до этого.
Единственное оконце было занавешено изнутри пологом выцветшего старого одеяла, при соприкосновении с которым оно едва не рассыпалось у него в руках. Жестяные банки, обнаруженные им на полке, были наполовину заполнены сохранившейся в полиэтиленовых пакетах крупой, мукой и какими-то сухими травами. Была даже солонина – твёрдые, как кирпичи куски оленины, впитавшие в себя соль, как губка воду. Он был настолько голодным и уставшим, что на такие мелочи уже не хватало сил: хуже диареи ему всё равно не будет, ну разве что ещё и рвота – в конце концов, не самый худший вариант в его создавшемся положении.
Сварив кашу и настругав в котёл солонины, он утолил зверский голод, поглощая ржавой ложкой похлёбку едва ли не кипятком. Пару дней ему непременно предстоит провести в этой хижине,  пока не закончится буран, поэтому, кое-как насытившись, он принялся осматривать комнату, мысленно решая, что ему делать дальше.
Прислонившись в углу косяка двери, стояли две пары старых, дышащих на ладан лыж, похожих на широкие снегоступы. Две пары закаменевших от времени валенок дополняли картину давно покинутого жилища. Брезентовые штаны и меховая парка вся изъеденная молью. Оленья шапка. Два ржавых капкана, висящие на бревенчатой стене, две миски, тупой нож, ложки, пара кружек – жестяные, как и миски. Шахтёрский фонарь с мощным, но уже отжившим своё аккумулятором, выдавал едва различимую полоску света, и бывший егерь решил приберечь зарядку на случай какой-нибудь неприятности.
Вернувшись к настилу, покрытым соломенным тюфяком, он принялся обследовать внутренность прикроватной тумбочки, выдвинув ящик и заглядывая в него, как учёный-химик разглядывает под микроскопом неведомую бациллу. Тумбочка была пуста, если не считать огрызка карандаша и…
Коржин на миг застыл. То, что он увидел, повергло его в шок не меньше того, как он впервые узрел загадочный монолит над тундрой.
В тумбочке лежала… газета.
Все мысли сразу вылетели напрочь, стоило только взглянуть на заглавие первой страницы и дату вёрстки. Сложенный вчетверо газетный лист был датирован… 24-м августа следующего, грядущего года.
Егерь на минуту бессмысленным взглядом уставился в потолок, где от очага плясали причудливые тени. Что-то жутковатое было в них, словно в неведомом танце закружился хоровод карнавальных масок – с клювами, хвостами, веерами перьев. Коржин потряс головой.
…В статье на заглавной странице говорилось, как некий куратор сейсмологических станций полуострова, вместе с научными сотрудниками института исследований, обнаружили недалеко от станции «Таймыр» неопознанный инородный объект сфероидной формы, висящий над землёй и не подающий никаких признаков активации. Неопознанный объект был обнаружен в прошлом году неким егерем Коржиным, который исчез при загадочных обстоятельствах. Егеря так и не нашли, он исчез внезапно, оставив на месте исчезновения брошенное ружьё и трансивер в рабочем состоянии. Впрочем, есть сведения, что на станции «Таймыр», ровно через месяц после исчезновения сотрудника, таинственным образом погибла одна из девушек, работавшая там вахтовым методом. Начальник станции якобы перед смертью девушки видел этого самого егеря во дворе, а потом, получив от него удар по голове, потерял сознание. Поиски пропавшего длились ещё полтора месяца, но результатов никаких не принесли.
Коржин ошалело вглядывался в статью, абсолютно не понимая, что именно он читает. Газета-то была датирована будущим годом, который, по его собственным подсчётам, ещё не наступил.
Ну а дальше, вообще пошла какая-то несуразица.
…На прошлой неделе, по словам очевидцев, работающих в карьере изыскателей, во время ночного дежурства, один из научных сотрудников, дежуривших в ту ночь, оповестил всех под утро, что инородный объект в образе огромного сфероида исчез, что называется, прямо у него на глазах. Испарился в пространстве, сгинул, будто провалился в пустоту. Проснувшаяся команда (около сорока человек) увидела перед собой  лишь пустую тундру и небольшую вмятину на промёрзшей земле – точно под основанием некогда висевшего объекта. Во время своего пребывания на полуострове инородный шар не произвёл никаких враждебных или агрессивных действий. Более того, он вообще не выказывал никаких признаков «жизни». Журналисты решили донести читателям эту невероятную историю только сейчас, спустя год, однако история ещё не закончена, и они будут держать своих подписчиков в курсе всех, связанных с ней событий.
Дальше под статьёй шли различные умозаключения и комментарии ведущих специалистов в области уфологии, и Коржин, отложив газету, не стал их читать. Голова и так шла кругом. Их выводы, в общем-то, сводились к одной и той же мысли:
Шар – это инопланетный НЛО, а смерть сотрудницы – происки егеря, сбежавшего со станции, и загадочным образом, появившимся вновь спустя месяц после своего исчезновения.
Вот, собственно, и всё, что Коржин смог для себя почерпнуть.
Но дата!
По всем логическим размышлениям – несуразным и выходящим за рамки разумности – это была газета будущего года. Ведь он ещё не побывал на станции, находясь сейчас здесь в сторожке рыбаков, за несколько десятков километров от места будущих событий, которые ещё, собственно, и не произошли априори!
Каким образом газета могла оказаться здесь?
Коллапс времени? Он попал в будущее? Или, наоборот, сама газета попала из будущего в его настоящее время? И если второе вернее первого, то кто её сюда доставил? Кто положил её в тумбочку? Кто был здесь до него, если ничего не тронуто уже несколько лет???
Чертовщина какая-то, сплюнул на пол Коржин. Я догадываюсь, заключил он (ни о чём, собственно,  не догадываясь), что здесь не обошлось без каких-либо потусторонних сил. Вдруг, откуда ни возьмись, накатила волна страха. Организм выдал стандартную порцию адреналина, швырнув в кровь весь запас скопившейся энергии. Сердце начало метаться внутри грудной клетки в приступе бешеной тахикардии. Пульс забился как дробь армейского пулемёта. Тревога!
Он вскочил на ноги, едва не опрокинув шахтёрский фонарь. Дальше что?
Дальше было необъяснимое.
Некое материальное воплощение неведомой опасности теперь находилось прямо здесь, в комнате, у него за спиной. Медленно, чтобы не спровоцировать никакой агрессии, он обернулся и… в недоумении отпрянул от стены, едва не запутавшись в собственных ногах.
Стена светилась.
Сложенная из кедровых брёвен, она издавала свечение, которое раньше он не заметил из-за отблесков огня, гуляющих по потолку. В хижине не было ни лампочек, ни розеток, ни выключателей: более того – она вообще была обесточена.
Послышался слабый хлопок, затем комнату озарил неоновый луч света, и голограммный экран изображения появился на стене, словно некий фильм, демонстрируемый в кинотеатре. На развернувшейся панораме в мельчайших деталях перед ним предстала карта того места, где он сейчас находился. Географическими координатами были обозначены Пясинский залив, береговая линия Карского моря, их собственная станция «Таймыр», а пунктирной линией, светящейся в сумраке комнаты, был обозначен его маршрут, прежде чем он попал под влияние  энергетического поля, когда его всосало внутрь космического мегалита. Дальше была тундра, и в конце карты, жирным крестом пульсировала его хижина.
Ему показывали координаты его местонахождения.
…Что произошло дальше, он позже не вспомнит. На этом и закончился его загадочный сеанс. Карта, созданная кем-то на компьютере, бликнула, исчезла, а самого егеря прошила дуга электрического тока, отчего он повалился на бок и застыл до следующего утра, не теряя сознания, но и не приходя в себя всю долгую ночь, пока снаружи бушевала снежная буря.
Для чего ему показали голограмму, он так и не осознал, провалившись в небытие, как уже однажды с ним происходило некоторое время назад. Сознание покинуло его, оставив в реальном мире лишь его пустую оболочку в форме уставшего и измождённого тела.
Коржин уснул.
Странным зигзагом порою рисуется жизнь человеческая. Эту ночь уже не вернуть, заново её не переделать, и она сохранится в его памяти лишь отрывочным отголоском чего-то забытого, непонятного и жуткого по своей сути.
№ 17.
Снежная вьюга постепенно утихала всю ночь, и к утру окончательно успокоилась. Рассвело быстро. Ветер утих. Пора было заняться приготовлением к походу. То, что ему каким-то образом предлагали вернуться на станцию, он помнил смутно: всё казалось поутру неким кошмарным сном с двигающимися тенями на потолке. В каком направлении идти, он понятия не имел. Компаса у него не было, следовательно, ему нужно продвигаться просто на север, ориентируясь в тундре по природным подсказкам. Егерьские привычки укоренились в нём ещё со времён юношества, прежде чем он поступил работать помощником ихтиолога на рыболовецкий сейнер, а уж в тундре он считал себя далеко не дилетантом. По его расчетам, от хижины оленеводов до метеостанции было никак не меньше 150 километров – по тундре, мерзлоте, ледяной пустыне. Даже, делая в день по десять-двенадцать километров пешком на снегоступах, ему предстоял весьма долгий путь – с опасностями, голодовкой, непонятными аномалиями и риском попасть в зубы волкам или медведям.
Солонину он ещё раз проварил, разрезал на несколько десятков тонких кусков, повесив их сушиться на ту же верёвку, где вчера подсыхала одежда. Проверив снегоступы и отбив камнем валенки, он почистил и привёл в порядок меховую парку, сложил узлами верёвку, пересчитал драгоценные спички, почистил один из капканов, и уже к вечеру был готов выступить в многодневный изнурительный поход сквозь безликие массивы снежной тундры. Экран компьютерной голограммы больше не появлялся, и он забыл о нём, словно это был улетучившийся сон. К вечеру в капкан угодила полярная куропатка. Отварив её в котле, Коржин обглодал косточки, а мясо прокоптил на углях, с чем и уснул, намаявшись за день своими нехитрыми сборами.
А проснувшись на следующий день, он рано поутру покинул хижину, имея в наличие валенки, капкан, нож, котелок, фонарь и спички. Верёвку он обвязал вокруг пояса, накинув сверху оленью парку и нахлобучив на голову меховую шапку. Ступать по снегу в снегоступах было неловко, но уже спустя несколько сот метров он к ним быстро приловчился, делая передышки через каждые полчаса. Мороз щипал нос и уши, однако идти оказалось не так трудно, как он первоначально ожидал. Его вовсе не удручал тот факт, что уходя, он, в буквальном смысле, обчистил сторожку до основания. Тут, либо пан, либо пропал. Неизвестно ещё, сколько времени в неё не будут забредать следующие путники, а самому выжить ему сейчас было просто необходимо. Дрова он оставил, свечками не пользовался, капкан прихватил только один, а что до фонаря, так ему и так «жить» оставалось считанные часы.
Погода после ночного бурана стояла на удивление тихая и ясная. Шапка и рукавицы грели отменно, валенки были сухими, продвигался он относительно без усилий – идиллия, да и только. Это была вечная мерзлота.
Где-то в этих местах, по поверьям старых рыбаков и шаманов, некогда, на заре человечества обитала протоцивилизация Гиперборея – об этом как-то рассказывал Раевский, уютно расположившись в комнате отдыха с остальными сотрудниками базы. Где-то здесь, на этих безмолвных просторах должны находиться загадочные мегалиты собственного, таймырского Стоунхенджа. Экспедиции, обнаруживавшие эти непонятные нагромождения каменных идолов и сферолитов, затем неведомым образом исчезали бесследно, оставляя после себя лишь послания в запечатанных бутылках с зыбкими, едва прорисованными картами своих маршрутов, которые потом находили на берегах бесчисленных рек, прорезавших полуостров от запада до востока и от юга до севера.
Заданный режим у него был таков: шестикилометровый переход – привал на обед – снова переход – затем ночёвка. Первые два дня погода позволяла придерживаться данного графика. Мясо куропатки и солонину он экономил, на ночь ставил капкан, а во время продвижения среди карликовых берёз и сосен иногда с ножом охотился на леммингов. Голод пока не мучил. Спички он ещё в хижине разрезал каждую на две части, и огня хватало. Однако, не теша себя наивными надеждами, он прекрасно понимал, что на две недели пути всех предусмотренных запасов ему не хватит – как ни экономь.
Таким образом, на утро шестого дня он, уже порядком облегчённый от запасов пищи, и остановившись на очередной привал после шестикилометрового марафона, внезапно почувствовал что-то неладное. Последние несколько часов его нестерпимо терзал голод, солонина закончилась, лемминги куда-то исчезли, а за песцами ему было попросту не угнаться. Желудок, тревожащий до этого позывами тошноты, отчаянно требовал пищи. По всем приметам и природным подсказкам намечался снежный буран, а ведь он не прошёл ещё и половины пути. Он замёрз. Губы его потрескались, отросшая борода торчала сосульками, глаза резало, в ушах пульсировала тупая боль, а по ночам его преследовали галлюцинации в виде жареных окороков и пирогов со сладкой начинкой. К вечеру седьмого дня ему попалась замёрзшая, наполовину изглоданная тушка полярной лисицы – возможно, росомаха не доела или тундровая рысь оставила на потом. Возликовав в душе, он перенёс останки подальше от места, и пока разгорался костёр, вонзился зубами в сырую замёрзшую печень, едва не сломав себе передние зубы. Утолив кое-как нестерпимый голод, он обглодал косточки, оставив четыре тощих куска на следующие дни. Эта маленькая передышка лишь едва притупила его голодное состояние, но это дало ему возможность проспать всю ночь без кошмаров, окончательно не замёрзнув.
На восьмой день пути (по его сбившимся подсчётам) Коржин увидел вдалеке занесённые снегом каменные формирования, врытые в землю вокруг невидимого центра, очевидно находившегося под землёй – в вечной мерзлоте. Расположение камней в точности повторяло легендарные мегалиты, найденные в Британии: их было ровно двенадцать, по числу месяцев в году или знаков Зодиака в гороскопе. Единственная разница от Стоунхенджа заключалась в поперечных верхних плитах – их не было. Все одиннадцать глыб правильной прямоугольной формы стояли полукругом как колонны, образуя мистическую пентаграмму, видимую только с высоты птичьего полёта. Двенадцатая же, отдельно стоящая колонна, при ближайшем осмотре, представляла собой вырезанного из камня… мастодонта.
Собственно говоря, он даже не удивился. После того, как он побывал внутри космического сферолита и видел лабораторию для разведения новых форм жизни, ему уже ничего не казалось противоречивым. И казалось ли? Разум его был притуплен холодом, мысли в голове появлялись лишь о скорейшем утолении голода и, следовательно, до этих реликтов старины какой-то там Гипербореи ему сейчас не было никакого дела.
Он прямо и заночевал здесь, разведя костёр и сжевав последний кусок лисьего мяса.
А когда проснулся, ему показалось, что пальцы ног превратились в десять недоваренных картофелин – такие они стали чужие и омертвевшие. Занесённый снегом, он почти ползком придвинулся к костру, с облегчением взвыв куда-то в пустоту снежной пустыни: ноги просто затекли. Могло быть и хуже.
Капкан был пуст. Что толку смотреть на каменного мастодонта, если нестерпимый голод гнал его вперёд? Так он и шёл весь утренний переход, опустив голову от ветра, изредка бросая взгляд, намечая очередной ориентир. И так – до бесконечности. Пил он растопленный снег, еле передвигал ноги, вытаскивая поочерёдно, то правую, то левую из какой-нибудь снежной ямы, хрипел, обливался потом и тут же замерзал от выступавшего конденсата под меховой паркой. Следующего перехода он, надо полагать, не переживёт – Коржин уже знал это. Ресурсы его организма были на исходе, голод и крайняя усталость преследовали каждый его изнурительный шаг, преодолев за последние два дня едва десяток километров, по пять за день.
Это было начало конца.
Он часто слышал вдалеке леденящий кровь рык какого-то большого зверя, очевидно медведя; два или три раза в поле его зрения попадала не менее коварная росомаха, имеющая тактику запрыгивать жертве на спину, перегрызая шейные позвонки, а ночами его беспокоили полярные волки, боящиеся подойти к костру. Было ещё заострённое копьё, которое он выстругал ножом, но для охоты оно не годилось: лемминги были шустрые, а песцы оббегали его стороной, поэтому он пользовался им в качестве шеста для прохода по снегу. Несколько раз попадались заснеженные поляны с замёрзшими как сосульки ягодами. Тогда он набирал их в кружку, кипятил на костре и пил горячий отвар – это и спасало ему жизнь. Валенки набухли, превращаясь в настоящие тюремные колодки, но он их не снимал, боясь полного обморожения ног. Следующую ночь без пищи он не переживёт.
С этим неутешительным выводом он и уснул.
…В этот раз ему снились прожаренные в духовке рёбрышки жирной свинины.
№ 18.
Сколько он ещё бродил по ледяной пустыне, он не помнил. Пролетали куропатки, под ногами шныряли лемминги, завывали вдали волки и почти вплотную пробегали наглые песцы, а он всё шёл и шёл, совершенно не разбирая дороги и не пользуясь никакими ориентирами. Внутренне опустошённый, заросший, истощённый до предела, он походил сейчас на замёрзший кусок льда, чудом передвигающийся в неизвестном направлении, куда глаза глядят – лишь бы идти, не падать, не замерзать. Питался ягодами, мёртвой замёрзшей падалью, а то и вовсе помётом, оставшимся от полярных птиц. В один из дней где-то вдалеке пролетел вертолёт с едва слышимым урчанием пропеллеров, но егерь даже не поднял головы, настолько был обессилен его организм. Он брёл вперёд, глядя под ноги, иногда натыкался на деревья, сворачивал в сторону, костёр разводил только на ночь, а спичек в его коробке оставалось четыре половинки. Начинавшийся было буран стих так же внезапно, и это спасло ему жизнь. Природа, казалось, сжалилась над ним, но своим замёрзшим и опустошённым разумом он прекрасно осознавал, что это затишье не будет длиться вечно. Счёт времени он потерял, руководствуясь лишь бледным полярным солнцем: если светло – надо идти, если сумрак – нужно спать. И так день за днём.
Поэтому, когда в один из дней он снова увидел впереди себя серебристый матовый шар, парящий в нескольких сантиметрах от сугробов, он ничуть не удивился: этот непреложный факт его сознание отметило для себя как очередную галлюцинацию, не более. Объект двигался параллельно его маршруту, плавно огибая деревья с прочей скудной растительностью, а когда ячеистая сетка лазера прошла сквозь его тело, Коржин почувствовал знакомое опустошение внутри, будто из него в мгновение ока выкачали все внутренние ресурсы организма. Поведение малого сфероида казалось как бы осмысленным. Из оцепенения его вывело внезапное тревожное гудение. Между деревьями шагах в двадцати показалась хищная прищуренная морда росомахи, и она уже готовилась к прыжку, как вдруг… Пшик! – беззвучно выскользнул луч и в долю секунды испепелил животное напрочь, вместе с костями. Кучка пепла, разнося вокруг себя запах горелого мяса – вот и всё, что осталось от коварного хищника. Меж тем, шар, как ни в чём не бывало, вернулся назад и застыл возле егеря, словно приглашая его внутрь.
Замкнутое пространство иного мира поглотило его в себя, и последнее, что он смог ощутить, прежде чем провалиться в небытие, это восхитительное тепло, накатившее на него волной тёплого воздуха вместе с гудением какой-то неведомой энергии. Вот тогда-то и освободилась душа – стало легко-легко, даже почудилось: не сама ли судьба вырвала его из объятий ледяной мерзлоты? О недавнем событии напоминала лишь горстка пепла, оставшаяся от зверя, да пара снегоступов, брошенных абы как. Дальше -  пустота, гиперпространство, и сладостная нирвана воспарения.
Бросок сквозь иное измерение был мгновенным. Перед воротами базы и техническим двором метеостанции, в двух шагах от водокачки, малый сфероид материализовался в воздухе, раскрыл створки, «выплюнул» из себя оттаявшее тело егеря, и «отплыл» по воздуху на недалёкое расстояние, словно наблюдая со стороны, что последует дальше.
Коржин помутневшим взглядом обвёл территорию и упёрся в радиорелейную установку, рядом с которой стоял снегоход их начальника станции.
Со стороны водокачки послышался хлопок, похожий на выхлоп отработанного бензина, вершина гидронасоса озарилась неоновым светом, и воздух тут же пропитался озоном, какой бывает при наступлении грозы. Рядом раздался встревоженный лай Бадильона. Собака пробежала мимо него и, не обратив абсолютно никакого внимания, кинулась за ограждение водокачки, где и пропала из вида. Шатающейся походкой он подошёл к двери жилого блока, принявшись колотить кулаками и пытаясь пробраться внутрь, но чувство какой-то нереальности заставило его отступить. Он даже слышал всхлипывания Лизы, спрятавшейся внутри барака, но выкрикнуть что-либо утешительное не успел. Девушка закричала.
Снести дверь плечом было делом нескольких секунд, и егерь даже не поразился той могучей силе, взявшейся у него словно ниоткуда. Звук крика доносился из комнаты отдыха. Стремительно рванувшись в коридор, егерь едва не споткнулся об огнетушитель, валявшийся на полу и, машинально схватив его, ворвался в комнату отдыха, где и замер на месте, уставившись на то, что увидел в первый момент.
…Лиза лежала на полу с проломленным черепом, а над ней с гаечным ключом в руке, отведённой для замаха, склонился… начальник метеостанции Раевский. Прежде чем Коржин успел что-либо сообразить, рука с ключом обрушилась второй раз, инструмент глубоко вошёл внутрь черепной коробки, и послышался противный чавкающий звук, будто в склизкую мокрую грязь со всего размаху шмякнули что-то тяжёлое. Хлюп! Затем ещё удар. Хлюп! Так могли чавкать только мозги девушки, разбрызганные по полу ошмётками кровавых сгустков. Начальник нанёс три удара ключом, прежде чем Коржин, выйдя из оцепенения, наконец, заорал – дико и ошеломлённо. Во время ударов жертва вначале хрипела, а позже и совсем затихла, превратившись в месиво крови, костей и ошмётков мозгового вещества. При этом, погружая со всего размаха ключ в то, что осталось от головы, Сергей Борисович удовлетворённо подвывал и сладострастно причмокивал губами, словно пробовал на вкус экзотическое блюдо, поданное в ресторане.
Обернувшись на дикий крик егеря, он осклабился хищным звериным оскалом и изрыгнул рык проклятия, видимо, сожалея, что его застали на месте расправы. Безумные, красные от натуги глаза были похожи на взгляд сбежавшего из психической клиники серийного маньяка с закатившимися зрачками, и Коржин едва узнал их – настолько глаза Раевского были безумными и отрешёнными от окружающей его реальности. Миг был коротким. Тут же, разъярённый и только что убивший девушку начальник метеостанции кинулся на непрошеного свидетеля, сделав в воздухе гигантский прыжок, однако Коржин уже нёсся по коридору, отбросив огнетушитель в одну из комнат. В луже крови остался одинокий обрывающийся след левой ноги, обутой в такие же пимы, как и у егеря, с таким же рисунком и похожими стежками по краю подошвы. Впрочем, этот факт выяснится много позже, когда вся история с гибелью Лизы выплывет наружу благодаря усердным расследованиям Ильи Фёдоровича – научного сотрудника, прибывшего вместе с Павлом Семёновичем из карьера изыскателей. Пока же, убегая от обезумевшего профессора, Коржин кинулся к радиорелейной установке, где его в два прыжка настиг разъярённый убийца. Оба ввалились в помещения радиорубки, где запутались ногами в проводах, упав друг на друга. Снаружи послышался лай собаки. При падении ключ отлетел в сторону егеря и, схватив его дрожащими от испуга руками, он совершенно рефлекторно, защищаясь и не осознавая, что делает, со всего размаха впечатал в затылок своего начальника. Тот, издав нечленораздельный рык, тотчас обмяк, повалился кулем навзничь и, прислонившись к стене как мешок с цементом, замер окончательно. Сознание покинуло его, он остался недвижим.
Ошеломлённый во всех отношениях егерь только теперь заметил, что всё ещё держит окровавленный ключ обеими руками. Коротко вскрикнув, он выронил его из рук, и инструмент с глухим стуком упал к ногам поверженного.
Прошло несколько секунд, прежде чем Коржин начал постепенно приходить в себя. На его глазах начальник базы, обезумевший и похожий на лунатика с кровавыми глазами, только что, буквально, истерзал беззащитную девушку, раскрошив ей череп тремя зверскими ударами. Обхватив голову руками, Коржин застонал от безысходности. Рядом никого не было, а он уже знал из газеты, что убийство коллеги припишут ему, и никто не будет иметь понятия, что именно здесь произошло. Как он докажет, что убийца не он, а всеми уважаемый начальник метеостанции, впавший в безумие по неизвестным никому причинам? Как он объяснит своё отсутствие, продлившееся более месяца, а ещё нелепее – своё чудесное возвращение внутри «малого» сфероида, доставившего его сюда будто по заказу? Что могло повлиять на разум Раевского, чтобы он, подобно маниакальному монстру, мог сотворить такое?
И будто назло всему, снаружи послышался нарастающий звук приближающегося снегохода. Послышался весёлый лай Бадильона, который, впрочем, сейчас же оборвался и пропал напрочь.
Во двор на «буране» въезжал Андрей.
В душе егеря поднялся мятежный испуг. Что делать? Он ведь ничего не докажет, если Андрей увидит его стоящим над поверженным начальником станции, да ещё и с валяющимся рядом инструментом.
Нет. Оставаться здесь нельзя ни в коем случае. Нужно время, чтобы всё как следует осмыслить, прийти в себя, собрать улики и доказательства, а потом уже являться с ними к народу, отстаивая свою непричастность к убийству.
Забежав за агрегат гидронасоса, егерь едва перевёл дыхание, тут же нос к носу столкнувшись с Бадиком, который вначале глухо зарычал, потом принюхался и завилял хвостом, признав в оборванном незнакомце прежнего хозяина. Матовый сфероид, словно ожидавший подобной развязки, немедленно «подплыл» к ним в воздухе, обволок два силуэта своей прозрачной сферой, поглотил в себя и, колыхнувшись в пространстве, издал глухой хлопок. Затем исчез в пустоте, будто его и не было. Со стороны это выглядело ослепительной вспышкой, потом – хлоп!.. И ничего.
Сгинул. Испарился. Дематериализовался. Унёсся в пространство с нулевой гравитацией.
Последнее, что Коржин услышал, прежде чем покинуть базу столь оригинальным образом, был изумлённый крик Андрея, выбежавшего на крыльцо жилого блока. Труп был найден. Всё стало ясно. Именно об этом событии напишут потом в газете, которая лежала сейчас в его внутреннем кармане. Однако всё это придёт гораздо позже. Собака лизнула его в обмороженную руку, и они помчались внутри сферы куда-то вдаль, сквозь пространство, сквозь время – навстречу бесконечности.
********

Глава 4: КАРЬЕР ИЗЫСКАТЕЛЕЙ.
Тогда, десять месяцев назад, Лизу похоронили скромно, без всяких помпезностей, рядом со станцией, не привлекая журналистов и прочей прессы, однако о «странном» происшествии и исчезнувшем затем коллеги, всё же стало известно. Каким образом просочилась информация, никто не знал. Приехавший в день убийства куратор станций Павел Семёнович со своими помощниками застали на базе удручающую картину. Сергею Борисовичу, начальнику метеостанции была оказана медицинская помощь, голову перебинтовали, и он два дня пролежал в своей комнате, соблюдая постельный режим. Ухаживала за ним Антонина.
После всех опросов, сопоставления фактов и проведённого расследования, ни у кого не оставалось сомнений, что убийство совершил егерь Коржин, исчезнувший на время, а затем каким-то образом, появившийся на базе. После жуткого происшествия он снова исчез: теперь уже навсегда, в неизвестность. Вместе с ним пропал и пёс.
Благодаря неограниченным полномочиям куратора станций дело постепенно замяли, однако осадок чего-то загадочного, до конца невыясненного, непонятного и необъяснимого всё же остался. Прежде всего, Илье Фёдоровичу и Степану Сергеевичу (главному инженеру всех сейсмологических станций полуострова) не давали покоя выявленные ими факты насчёт отпечатков следов в луже крови. Восстановленная по рассказам Андрея и Раевского полная версия происшедшего, да и сами показания потерпевшего порою шли врозь со здравой логикой и их собственными выводами на основании расследования. Здесь явно было что-то не так…
Однако на фоне последующей затем сенсации, убийство сотрудницы базы постепенно отошло на второй план и затмилось более грандиозными событиями, всколыхнувшими весь научный мир до основания. Происшествие на базе приобрело локальный статус, и оплакивать девушку, не имевшую к тому же никаких близких родственников, предстояло теперь только самим членам вахтенной экспедиции. Научный мир, как, впрочем, и пресса на время забыли о ней, поскольку случилось другое.
Космический «пузырь», как его окрестили сотрудники базы, исчез…
Карьер был пуст, и о непонятном госте из глубин Вселенной возвещала лишь углублённая впадина на месте, где он некогда покоился над землёй, не проявляя никаких признаков «жизни». Это произошло спустя десять месяцев после происшествия на базе. Команда станции «Таймыр» продолжала работать в привычном им режиме, разве что частенько вспоминали Лизу и исчезнувшего убийцу-егеря. Вчера Павел Семёнович, приехавший на станцию, озабоченно кинул на стол свежую газету и с гневом выдал:
- Вот, полюбуйтесь! Журналисты уже и в карьере всё разнюхали, сколько мы не пытались скрыть данный факт. «Пузырь» пропал, зато нагрянули эти дармоеды.
Василёк схватил в руки свежий номер и принялся читать вслух. В столовой вокруг него сгрудились остальные члены базы, повисла гнетущая тишина. Тоня – единственная оставшаяся на кухне после смерти Лизы, уже убирала со стола, напомнив куратору станций, что тот вскоре обещал пополнение в их коллективе.
- Да помню! – недовольно отмахнулся он. – Вот разгребём эту неприятную оказию, тогда и пришлю вам двух человек. Женщину и мужчину. Мне эти журналисты, чтоб их черти съели, вот где сидят! – он выразительным жестом провёл ладонью поперёк горла. – Через три дня жду вас там, - обратился он к Андрею с Раевским. Василёк останется здесь, на базе, а вы оба нужны мне в карьере. Илья Фёдорович уже там, Степан Сергеевич тоже. Будем думать, что делать дальше. Новых членов вахты встретят ребята. Тоня подготовит комнаты, Витя поедет их встречать. Они прибудут на вертолёте. Всё. Я отбыл.
За дверью послышалось:
- Прохор! Заводи свой танк. Нам к вечеру в карьере надо быть.
И уехал.
Друзья снова перечитали газету.
В одной из рубрик описывалось исчезновение загадочного сферолита, в другой, в который уже раз упоминалось происшествие на станции «Таймыр», минувшее десять месяцев назад, когда была убита сотрудница базы.
Сергей Борисович Раевский абсолютно не помнил, что именно произошло в тот день. Точнее, он помнил, но помнил только то, что на него напал егерь и, убив девушку, каким-то невероятным образом исчез вместе с собакой. Вот, собственно, и всё, что выдавала ему память в минуты прозрения. Ни нападения на Лизу, ни гигантского прыжка в сторону Коржина, ни разводного ключа в руке он не осознавал, как, впрочем, не осознавал и сам факт убийства, что именно он, а не егерь был, как нельзя, более причастен к нему. Память заблокировалась сама собой. В тот момент ему мерещилось, будто он каким-то невероятным образом, без всяких усилий, воспарил в вышину божественно зенита, и уже оттуда, с высоты небесной канцелярии наблюдал за своими кровавыми действиями, словно потусторонний зритель из ложи театра. Сам он, настоящий, был в вышине, а там, внизу, погружая с размаху ключ в кровавое месиво девушки, находился совсем не он, не его сущность, а некая демоническая ипостась, принявшая облик начальника станции.  Потом было расследование, опросы, показания. Все остановились на мнении, что убийство совершил егерь Коржин. Все, кроме Ильи Фёдоровича.
Однако Раевский об этом ничего, разумеется, не знал.
Проснувшись утром, они наскоро перекусили, сели на задние сиденья снегоходов, и Тоня с Витей отвезли их к тому месту, где десять месяцев назад они обнаружили следы Коржина. Сергею Борисовичу с Андреем предстояло пройти через снежную тундру тем предполагаемым маршрутом, по которому в своё время двигался егерь, пока не исчез, оставив в порослях лишайника своё ружьё и работавший на ту минуту трансивер. Простившись с друзьями, которые развернули квадроциклы и поехали назад на базу встречать новых членов вахты, оба путешественника, нагруженные рюкзаками, отправились в путь, надеясь преодолеть этот отрезок тундры за трое суток, добравшись в карьер к указанному сроку. Там их будет ждать Павел Семёнович. Они бы с удовольствием взяли с собой и Бадика, но верный пёс, казалось, канул в вечность, как и сам его хозяин.
Погода стояла на удивление тихая и спокойная – лучшая пора заканчивающейся в тундре осени: ещё неделя, и в эти суровые края нагрянет её величество зима. Местность в этом участке вечной мерзлоты была похожа на застывшую в веках величественную трясину, образовавшуюся на месте падения некогда огромного метеорита. По преданиям, эта глобальная катастрофа произошла ещё в средние века Древней Руси, и с тех пор, со времён Ивана Грозного, любые охотники за пушниной, будь-то соболь или горностай, обходили эти места стороной. Здесь часто в воздухе концентрировались различные испарения миазмов, способных погубить любой, населяющий эти края биом природы. Газовые образования вырывались из недр земли словно гейзеры, и мор в таких случаях был повальным: окажись здесь одинокий путник, охотник или просто турист -  незамедлительно бы погиб, не оставив после себя никаких следов.
Они об этом знали. Именно через такое «гиблое» болото и продвигались сейчас путешественники.  Порядком уставшие и вымотанные, они, наконец, добрались до более-менее подходящей поляны, скинули рюкзаки, осмотрелись, и решили заночевать именно здесь.
- Хорошо, что палатку не пришлось тащить, - выдохнул, отдуваясь, Андрей. Они ограничились спальными мешками, посчитав, что на две ночёвки, она, собственно, и ни к чему: лишний груз да и только.
Кругом, огибая небольшой островок со всех сторон, простирались мшистые болота, в которых при ходьбе хлюпала и чавкала зелёная тина, вместе с водой попадая хоть и в резиновую, но не всегда выручавшую обувь. Пахло испарениями. Где-то фыркнула росомаха и вспугнула стаю тундровых куропаток. Шмыгнул в кустах песец, блеснув в тусклом солнце своим пушистым мехом. Путешественники развели костёр, разогрели на огне по банке тушёнки и продолжили разговор, начатый ещё на подходе к поляне. Говорил как всегда в основном профессор, Андрей же старался не пропустить ни одного слова, отчего-то смутно в душе подозревая что-то зыбкое и ускользающее от него в беседах со своим начальником. Уже не раз он замечал на протяжении этих десяти месяцев, что рассуждения и воспоминания Раевского насчёт происшествия на базе не всегда вяжутся со здравым смыслом, заставляя Андрея и Василька (с которым он постоянно делился своими сомнениями), пересматривать свои выводы и заключения. Тут было что-то не так…
- Возьмём, к примеру, тот малый шар, - меж тем размышлял начальник станции, - о котором по рации кричала Лиза, что он якобы появился ниоткуда и спалил своей энергией половину водокачки. Вместе с ним каким-то образом одновременно появляется и Коржин. Не улавливаешь некое единство двух событий? Малый шар по своей структуре и форме, я думаю, есть некий отделившийся сегмент от того «пузыря», что до недавних пор находился в карьере Павла Семёновича. Вот и будем считать, что этот малый сфероид, каким-то необъяснимым нам образом смог отделиться от «матки», перенести внутри себя егеря и, освободив его на станции, спалить ко всем чертям нашу водокачку. Дальше, очевидно, после того как Коржин, опять же, по непонятным нам причинам убивает девушку, гонится за мной, нападает, бьёт по голове, но не успевает из-за твоего появления расправиться со мной как со свидетелем, шар снова «забирает» его внутрь, на этот раз вместе с собакой. Нам неизвестны мотивы убийства. Что его заставило так надругаться над девушкой? Какие причины?
- Вы хотите сказать, что Коржин не пешком добрался до базы? Что его переместил туда этот малый сфероид?
- По всем предположениям выходит именно так. Иначе, каким образом они могли оказаться там одновременно, а потом сгинуть, раствориться в пространстве, что ни я, ни ты этого совершенно не заметили? Телепортацию, Андрей, ещё никто не отменял. Мосты Эйнштейна-Розена хоть и существуют в образе гипотез, однако их видели ни один раз, причём очевидцы были незнакомы и жили в разные времена. В 2017 году китайским учёным удалось телепортировать фотон на один из орбитальных спутников, находящийся в пятистах километрах от нашей планеты. Другой же известный пример, это магнитные порталы, служащие тоннелями между магнитными полями Земли и Солнца. Это участки пространства, где магнитное поле Земли соединяется через некое «устье» с магнитным полем нашей материнской звезды, образуя тоннель длиной в сто пятьдесят миллионов километров! На основе данных, полученных в агентстве НАСА, мои коллеги выяснили, что магнитные порталы открываются и закрываются раз в несколько тысяч лет, а, возможно, и с какой-либо периодичностью – мы пока не знаем. Находиться эти порталы могут, как в сотнях тысяч километрах от поверхности, так и на самой планете, здесь, среди нас.
Он подкинул веток в костёр и поднял палец вверх:
- А теперь представим на минуту, что тот пузырь в карьере… и был этим порталом, попавшим к нам на Землю через «мост Эйнштейна-Розена». Ничто тебе не напоминает?
- Этот малый шар, что на базе…
- Отделился от пузыря-матки, - кивнул Раевский, - захватил с собой попавшегося «под руку» егеря и перенёс в себе на какое-то условное расстояние – в данном случае к нам на станцию, - закончил за Андрея начальник. – Именно в те дни, насколько я помню, десять месяцев назад ты мне утром рассказал о якобы внезапно остановившихся циклонах. Помнишь? По всей видимости, это событие точно таким же образом связано с появлением в нашей атмосфере этого загадочного космического «пузыря», а позже, и с отделившимся от матки малым шаром, который перенёс Коржина к нам на базу. Помнится, ты мне рассказывал, что уловил волну радиопередачи, в которой сквозь помехи доносилось что-то… - он напряг память. – Ну-ка, напомни мне, старику.
- Передавали, что якобы на несколько минут обездвижились все животные, обитающие в пределах Пясинского залива, а может и всего полуострова Таймыр, - пояснил Андрей. – Но я плохо расслышал, поэтому утверждать не могу.
- Вот! – заключил профессор. – Это ведь тоже произошло в тот день, когда мы ждали Павла Семёновича, а затем исчез Коржин. И в этот же день, теперь я уж точно уверен, появился наш пресловутый «пузырь» из космоса. Следовательно, дружок мой, здесь всё взаимосвязано. Показавшееся нам в тот момент инертное поведение чужеродного гостя, и их неагрессивное, как бы апатичное состояние не должно вводить в заблуждение специалистов. Наоборот, я думаю, они крайне опасны и могут свети человека с ума, что он даже не заметит. Пример тому – наш егерь.
При этих словах Сергей Борисович втянул носом воздух, поморщился, оглянулся, обводя взглядом тёмное болото за отблесками костра:
- У каждого чувства есть свой вкус, Андрей. Учёные доказали, что при страхе на языке появляется солёный привкус, при досаде и тоске горький, при блаженстве сладкий, а при зависти – кислый. У тебя какой сейчас?  Ничего не чувствуешь?
…И тут же, как мешок с песком, теряя внезапно сознание, повалился на землю, уткнувшись лицом во влажный мох болотной тундры. Вслед за ним, не успев ответить и толком осознать, подломив локти, в мох уткнулся и Андрей. Всё произошло настолько неожиданно, что оба застыли в нелепых позах, начисто утратив чувство реальности.
В центре заросшего трясиной кратера некогда упавшего в этих краях метеорита что-то булькнуло, вздыбилось, и на поверхность зеленоватой жижи из недр болота выпучился воздушный тромб. Достигнув критической точки и издав оглушительный хлопок, один из сегментов тромба лопнул, осев в пучине, наполняя воздух едкими миазмами газа. Всё живое в пределах досягаемости смертоносных испарений повалилось на землю, застыв без движения на несколько минут. Полярные совы наравне с белками посыпались гроздьями с деревьев, песцы, словно наткнувшись на невидимую преграду, замирали на месте, переворачивались на спины и застывали с поднятыми вверх лапами. Пробегавшая невдалеке росомаха уткнулась хищной мордой в лишайник, да так и замерла на месте, испустив последний выдох. Даже тундровый гнус, казалось, комьями начал осыпаться на вязкую поверхность болота, словно хлопьями снега покрыв километровый радиус действия губительного газа. Воздух спрессовался, сгустился, и принял консистенцию твердеющего цемента. Всё замерло. Ни звука, ни шелеста, ни шороха, ни ветра. Путешественники так и остались лежать в нелепых позах, не подавая абсолютно никаких признаков жизни.
№ 21.
Дальше было совсем непонятное.
Они пролежали так без движения около минуты, не более, когда к ним по воздуху «подплыл» неопознанный объект сферической формы, раздулся в объеме, обволок их своей субстанцией, вобрал в себя, всосав как пылесос, и сгинул в пространстве, издав на прощание негромкий хлопок. На всё про всё ушло не более десяти секунд. Лопнувший шар испарился так же быстро, как и появился. Газовые образования постепенно растворились в воздухе, а затем и вообще исчезли, уступив место чистому живительному озону. Птицы вспорхнули на ветки, мошкара тучками поднялась над болотом, росомаха рыскнула дальше, а песцы, вскочив на лапы, даже не заметили своего непонятного состояния. Природа возвратилась к жизни.
Шар в мгновение ока перенёс путешественников на несколько десятков километров вперёд и исторгнул из себя близ сторожки оленеводов, где прежде до них побывал их коллега Коржин. Освободившись от «пассажиров», объект покачался в воздухе, просканировал лучами местность и, издав хлопок, исчез в пространстве как лопнувший мыльный пузырь. Всё затихло.
…Первым пришёл в себя Андрей. Увидев своего начальника в нелепой позе, распластанным на сырой земле, он тут же подполз к нему, схватив за воротник куртки. Раевский вздохнул, открыл глаза. Взгляд его, поначалу бессмысленный, обвёл местность и вернулся к своему напарнику. Теперь оба сидели, оглядываясь по сторонам.
- Ты что-нибудь понимаешь? – хрипло, как после простуды спросил начальник станции. В голове что-то шумело, а конечности казались невесомыми.
- Только то, что нас каким-то образом перебросило в иную местность. Мы что, были в обмороке?
- Похоже на то, - опираясь на плечо друга и поднимаясь, констатировал профессор.
- Оба? Одновременно?
- Видимо, нас на болте обволокло какими-то неизвестными испарениями и, надышавшись ими, мы одновременно отключились, впитав в себя столько дурманящего газа, то можно выжимать как губку. Смотри… - он указал рукой на видневшуюся среди деревьев ветхую хижину. – Нас будто что-то взяло и перенесло за несколько десятков километров от кратера, пока мы были без сознания. Вопрос только, для чего и зачем? Часы ни у тебя, ни у меня не работают. Факт? Возможно, и Коржин подобным образом перемещался в пространстве, а мы с тобой как раз и посетили этот пресловутый «мост Эйнштейна-Розена», о котором я тебе рассказывал. Точнее, не мы его посетили, а он нас. Нас в мгновение ока перенесло в другую точку тундры, где по всем признакам ещё не бывала цивилизация, если не считать той хижины оленеводов, которых на полуострове разбросано великое множество. Этот пустынный край с вечной мерзлотой славится своими побегами заключённых ещё со времён сталинских репрессий, а отголоски тех страшных лет ходят по тундре и поныне.
Андрей присмотрелся к едва заметному строению.
- Ночевать всё равно где-то придётся. Рюкзаки наши остались на болоте. Так отчего и не в этой сторожке? Следов человека пока не наблюдается, - он осмотрел лишайник под ногами. – Может, рискнём? Всё же, какая-никакая, а крыша над головой. От этого проклятого гнуса убережёмся на ночь.
Всё было тихо, умиротворённо, не тронуто рукою человека. Рядом на ветках прыгали полярные белки, у порога расположилась брошенная десятки лет назад кормушка для оленей. Можно было смело заходить.
Спустя несколько минут оба приятеля расположились внутри сторожки, оставив дверь раскрытой настежь, чтобы проветрить затхлость помещения. Пахло плесенью и нестерпимым запахом гнили. Плита была покрыта изнутри недавней сажей, значит, ею кто-то пользовался. Ни лыж, ни обуви, ни верхней одежды. Зато дрова в углу, приготовленные для следующих путников. Всё как полагается. Кто-то ночевал, оставил запас дров и несколько спичек для растопки.
Проснувшись поутру и вскипятив чайник, они слегка перекусили, затем, покидая уже вполне гостеприимную сторожку, Сергей Борисович, внезапно что-то вспомнив, подошёл к тумбочке, выдвинул ящик и положил внутрь газету, которую прихватил с собой.
- А оставлю-ка я её здесь: авось кто-нибудь и почитает после нас. Такие же, забредшие сюда бедолаги.
- Лишь бы не зеки… - кивнул, выходя Андрей.
…Это была та самая газета, которую впоследствии найдёт егерь Коржин. Но это будет позже, совсем в ином измерении. Совсем в иной альтернативной реальности. Парадокс Эйнштейна-Розена тому и есть доказательство.
Покинув хижину оленеводов, они направились в сторону предполагаемого озера на северо-восток, поскольку карта этого участка тундры осталась в одном из рюкзаков, и теперь они ориентировались лишь по природным приметам. Три часа назад они уже останавливались на небольшой привал: выпили по кружке горячего кофе из термоса, затем снова шли. Развели костёр и сварили кашу из той крупы, что нашли в сторожке.
Как покажут дальнейшие события, именно в этот момент обоих путешественников накроет волна непонятного психического сбоя в организме, которая пройдёт сквозь их тела, прошив их насквозь своим энергетическим воздействием.
И не их одних.
Потому что в это время в карьере изыскателей…
№ 22.
…а, точнее, ещё ранее, по всему периметру лагеря… лежали одни мертвецы.
Вповалку.
Десятками.
С перерезанными горлами или убитые в упор из ружей.
Безумство началось с исчезновением загадочного сферолита. В лагере началось смятение, переросшее затем в крайнюю стадию паники. Люди из команды геологов изменялись психически прямо на глазах. Помешательство и безумие буквально скосило несколько вагончиков за два, последующих за этим событием, дня. Землекопы, сотрудники, исследователи и даже люди из группы «Космопоиск» бросались друг на друга, резали глотки, кромсали тела и крошили головы, чем придётся или что попадалось под руку. У кого были ружья – стреляли в упор, совершенно не осознавая своих действий. Разум в одночасье покинул буквально всех, кто находился в карьере, включая бригадиров, группу охраны и самих учёных во главе с Ильёй Фёдоровичем. Всю задействованную технику разобрали на запчасти и, взорвав баки с горючим, растащили рычаги и ключи для нападения на себе подобных. Водокачка, построенная на время проведения исследовательских работ, была подожжена, и сгорела вместе с другими техническими складами и помещениями лагеря.
Два дня и две ночи пылал подожжённый карьер, распространяя по тундре сладковатый запах горелого человеческого мяса. Более полусотни рабочих и сотрудников методично истребляли друг друга в течение двух суток, не разбирая, кто есть кто. Многие сгорели заживо, остальные бродили по лагерю и близлежащей округе с безумными глазами, словно зомби в фильме ужасов об апокалипсисе Земли. Их движения были рефлекторными, автоматическими, они ничего не понимали, имея лишь желание истреблять ещё оставшихся в живых. За два дня карьер изыскателей превратился в обугленный лагерь смерти: в ход шли рычаги, цепи, штакетники, части  траков от гусениц. Независимо от статуса или положения, люди сходили с ума целыми десятками, и к концу второго дня в лагере не осталось ни одного здравомыслящего человека. Все были либо растерзаны, либо убиты из ружей, либо валялись с перерезанными глотками. Это была настоящая бойня. Жертвам вырезали органы, вываливали кишки, потрошили безвольные тела, выгрызали сочную печень и высасывали сырые, ещё дрожащие как желе мозги. Трупы валялись повсюду.
Павла Семёновича убили в первый же день всеобщего безумия. Прохор, водитель вездехода, с остекленевшим взглядом вошёл в вагончик, где обитало начальство, с отрешённым выражением на лице разрядил свой дробовик прямо в упор куратора станций, превратив тело своего шефа в сплошное месиво кровавых ошмётков. То же самое он сделал и с помощником Павла Семёновича, когда тот с ужасом вскочил из-за стола, на котором лежали разложенные карты карьера. Прохор, абсолютно не ведая, что именно творит в эту минуту, хладнокровно распорол живот Степану Сергеевичу, начисто забыв, что тот является главным инженером всех метеостанций полуострова Таймыр. У водителя ещё хватило времени распотрошить труп, вынуть тёплую печень, насладиться вкусом стекающей крови, вынуть кишки и подвесить их  между двумя лампочками, как новогоднюю гирлянду возле домашней ёлки. Хлюпая сапогами по кроваво-красным лужам, безумец тут же, начисто забыв о содеянном, покинул вагончик, сам вскоре попав под нож своих коллег по безумию: ему размозжили голову, а тело разрубили на части строительным топором. Прохор был забыт.
Илье Фёдоровичу повезло больше.
При первых признаках всеобщего помешательства, он закрылся в одном из подвалов, и просидел в нём, едва не обуглившись до костей, пока сарай сверху пылал всю последующую ночь. Когда остов сарая начисто сгорел, он обожжёнными руками кое-как вскрыл дверцу и, задыхаясь от гари, выполз наружу.
То, что он увидел вокруг себя, привело его в самый настоящий ужас, граничащий с тем же безумием. Вероятнее всего, его спас шарф, которым он прикрывал рот и нос от удушливого дыма, и эти неизвестные испарения, которые оставил после себя исчезнувший мегалит, не смогли пробраться в его лёгкие, как тем бедолагам, что, надышавшись ими, тотчас потеряли всякий рассудок. Перед ним предстало настоящее пепелище, похожее на шквал прокатившейся разрухи. Лагеря изыскателей больше не существовало. Кругом дымились груды тлеющих углей и валялись вповалку обожжённые начисто трупы. Из пятидесяти с лишним человек, работавших в карьере, в живых остался он один.
Впрочем, нет. Не один. Где-то поблизости бродил последний безумец, убивший и растерзавший предпоследнюю жертву, и тем самым, оставшийся в живых. Теперь их на весь лагерь двое: не потерявший рассудок научный сотрудник исследовательского института и, собственно, выживший из ума полузомби-получеловек, с единственным желанием истреблять себе подобных. Вот только, где он? Нужно было что-то делать, но Илья Фёдорович не мог осмыслить, что именно нужно предпринять в первую очередь.
Прежде всего, оружие и вода.
Озираясь по сторонам, весь в копоти и ожогах, Илья Фёдорович бросился к почти обгорелому вагончику начальства, где и обнаружил ужасную картину убийства двух его коллег. Павел Семёнович был буквально разнесён выстрелом в упор, а тело Степана Сергеевича было выпотрошено до основания. Это было не просто убийство, заметил про себя научный сотрудник, это было самое настоящее надругательство над уже мёртвым трупом, будто убийца развлекался и получал наслаждение от разделки туши, как мясник на скотобойне.
Осторожно обходя дымящиеся развалины, он цепким взглядом выискивал среди валявшихся повсюду трупов какое-нибудь оружие. Винтовка погибшего охранника ему бы явно не помешала. Один, особенно обуглившийся труп, привлёк его внимание своей нелепой позой. Руками он висел на колючей проволоке, окружающей прежде место парения «пузыря» над землёй, а ногами…
Их попросту не было. Тело расчленили, и причём, весьма искусно. Ноги бедолаги валялись отдельно вместе с отрубленной ровно по строению позвонков поясницей. Топор разделки валялся подле, чем и привлёк внимание Ильи Фёдоровича. Теперь ему будет, чем защищаться, правда, не имея к этому никаких навыков. Он, прежде всего учёный, а не мясник на базаре.
Сняв с одного из трупов пустую флягу, он наполнил её горькой от сажи водой, а уже позже, покидая сожженную водокачку, он почувствовал в себе мерзкое послевкусие: вода отдавала горелым мясом человечины. Это был вкус смерти.
На помощь он не рассчитывал. Вертолётная площадка была разрушена до основания, а рации перестали работать в тот момент, когда исчез загадочный сфероид. Копаясь в обгорелой одежде трупов, он не считал себя мародёром, поскольку выворачивал карманы не ради наживы или какой-нибудь ценной находки, а ради выживания, ради того, чтобы добраться до людей. Спустя несколько часов в его распоряжении были уже нож, фонарь, верёвки, и самое главное, ружьё! Он подобрал его возле одного из охранников и чувствовал себя теперь относительно спокойно, если можно себя так чувствовать в окружение поголовного истребления непонятной силой, прокатившейся над лагерем.
Однажды где-то поблизости треснула ветка, но это оказался тундровый песец, привлечённый к лагерю запахом разлагавшейся мертвечины. К вечеру второго дня этот запах стал невыносимым, поскольку к нему ещё добавлялась вонь обгоревшего человеческого мяса.
Всё это время он ни разу не сомкнул глаз; рюкзак его теперь был набит до отказа провизией и предметами первой необходимости. Вздутые от пожара банки тушёнки составляли его рацион, а хищников становилось всё больше. Он не так боялся диких зверей, как того самого зомби, бродившего поблизости.
А он был…
Илья Фёдорович слышал его.
Глаза слипались от бессонницы. Выдержать ещё одну ночь, во что бы то ни стало! Одну только ночь! Потом он отойдёт от лагеря на порядочное расстояние, заберётся днём в попавшийся овраг, и провалится в сон до следующего утра.
Разогрев на костре очередную банку тушёнки, он, сморщившись от вкуса горелого мяса, едва протолкнул его в себя, перевязал обожжённые пальцы и уставился в огонь, сжимая приклад винтовки между колен. Мерное потрескивание костра умиротворило измождённое тело, и учёный провалился в небытие.
…Тут-то на него и напали.
№ 23.
Оказывается, их было двое.
Каким образом они не убили и не растерзали друг друга, так и осталось загадкой. Возможно, это были братья, и, в первый же вечер убив выходящего из вагончика водителя Прохора, они узнали вкус сырой печени. С этого момента они начали охотиться сообща, выгрызая печень у своих жертв, а когда живые исчезли, принялись за падаль. Тут-то они и приметили странного живого бродягу, всего почерневшего от копоти, который отличался от ходячих зомби своим целеустремлённым поведением. Он ходил среди трупов, подбирал вещи, и самое главное – не ел человечину. Наконец, умиротворённый тихим потрескиванием костра, он склонил голову, прижал винтовку и уснул так глубоко, что можно было смело подходить, не боясь его оружия. Что они, собственно, и сделали.
Стадный инстинкт сработал сразу. Не сговариваясь и не обмениваясь словами, оба каннибала напали сразу с двух сторон, издав голодный рык звериного инстинкта. Ничего не понимая, но следуя инстинкту самосохранения, он чисто автоматически, на уровне подсознания, выстрелил в метнувшуюся к нему тень и разворотил внутренности людоеда напрочь, использовав боевой заряд в стволе ружья. Перезарядить Илья Фёдорович не успел, поскольку с другой стороны на него напал второй зомби, явно не осознав, что его подельник уже корчится в кустах с развороченными кишками. Напавший сомнамбула начал душить ещё не совсем проснувшегося незнакомца и, урча от наслаждения, впился зубами в сонную артерию, перекрывая доступ кислорода в организм жертвы. Илья Фёдорович начал задыхаться.
И тут произошло неожиданное.
Уже теряя сознание и, мысленно прощаясь с жизнью, учёный вдруг услышал… знакомый лай собаки.
Сознание угасло. Оторвавшись от его горла, рычащий от злобы каннибал, попытался встать, но был снесён яростно накинувшейся собакой. В одну секунду перегрызя горло полубезумному людоеду и, растерзав руку, сжимающую шею учёного, Бадильон (а это, разумеется, был он) навалился на тело и протяжно завыл.
Всё оказалось просто. Малый сфероид «доставил» их сюда, и Коржин с собакой оказались перед разрушенным пепелищем. Бадильон недовольно зарычал, и шерсть на его загривке встала дыбом. Коржин принюхался. Так может пахнуть только поджаренное на огне мясо. Егерь не поверил своим глазам, и едва не вырвал от отвращения. Трупы! Кругом лишь трупы! Обгоревшие, расчленённые, без рук, без ног, иные без голов. Настоящая бойня!
И это лагерь карьера?
С какой необъяснимой целью шар доставил их сюда? Зачем?
Сладковатый запах человечины был повсюду. Высохшая за два дня кровь впиталась в лишайник и превратилась в чёрную корку, а эти страшные потоки были напоминанием того, что здесь случился самый настоящий апокалипсис.
Бадильон глухо зарычал и бросился в кусты. Выскочив за ним, егерь увидел жуткую картину. Пёс уже сидел над поверженным телом, а рядом вповалку лежал… Илья Фёдорович, их научный сотрудник базы. Но в каком виде! Учёный не подавал признаков жизни. Было видно, что сонную артерию его горла только что пытались перегрызть, но один зомби уже валялся застреленный, а второй покоился под лапами собаки, сам став жертвой разъярённого пса.
Коржин бросился к остывающему телу учёного. Вампиризм? Людоедство? Каннибализм? Что здесь произошло? Какая неведомая сила буквально скосила весь лагерь изыскателей, превратив его в поле истребления?
Илья Фёдорович едва слышно застонал, изо рта выступила пузырящаяся пена, заливая собой подбородок, шею и расстегнутый воротник куртки. Коржин огляделся. Скорее всего, среди этих обгоревших мертвецов лежит где-то и куратор станций со своим помощником, возможно, с перерезанным горлом и вынутыми кишками.
В течение получаса он обрабатывал рану учёного и бинтовал укус на шее. Медикаменты он нашёл в рюкзаке, как, впрочем, и провизию с остальными вещами. Затем уложил пострадавшего удобнее у костра, и сам порядком проголодавшись, решил перекусить, оставив осмотр разрушенного лагеря до наступления утра.
…Так и просидели они до самого рассвета: Бадик принюхивался, Коржин дремал, учёный находился в небытие.
А в это время, в нескольких десятках километров от разрушенного лагеря…
№ 24.
Теперь Андрея было не узнать.
Начальник станции в смятении бросил взгляд по сторонам, однако уже было поздно.
Та винтовка, что лежала ближе к Андрею, каким-то невероятным образом вдруг оказалась у него в руках, и сейчас была наведена прямо в упор жертвы.
- Андрюша… ты что?
Голос у Сергея Борисовича был скорее удивлённым, нежели испуганным. О своей винтовке он даже не подумал. Да и от кого защищаться? От своего приятеля или коллеги по станции?
- Ты что?
- А вот что! – прорычал Андрей, взводя курок. Глаза его пылали гневом, но это были не глаза яростного человека. В вертикальных жёлтых зрачках таился ничем не объяснимый хищный оскал, а сам взгляд, прищуренный и безумный, был похож на взгляд маньяка, заставшего свою жертву врасплох, и оттого ещё более желанную. С уголка оскалившегося рта тонкой струйкой свисала тягучая слюна, однако Андрей (или то, во что он превратился несколько минут назад) этого абсолютно не замечал. – Это ты убил Лизу! Ты! Грязная скотина, ты думал, я не распознал сразу, что это был не Коржин?
Ствол ружья упирался едва ли не в грудь Раевскому, и от неожиданности, профессор не знал, что вымолвить. Они только что закончили ужинать, уже готовились устроиться под деревом на ночлег, как вдруг с его другом в мгновение ока произошла какая-то непонятная метаморфоза. Из приятного собеседника он вдруг превратился в угрожающего и агрессивного обвинителя, совершенно не осознавая своих действий. Раевский и сам чувствовал себя не лучшим образом, но приписывал своё необъяснимое состояние, не то газу на болоте, не то воздействию сфероида, который доставил их сюда по всем его предположениям. Андрей буквально на глазах начал подвергаться какому-то внешнему возбудителю, и за одну минуту превратился в жуткого соседа, который накинулся на профессора с заряженной винтовкой.
- Побойся бога, Андрей! – опешил Сергей Борисович. – Какая Лиза?
- Наша Лиза!
- Но… но я не убивал её.
У Сергея Борисовича Раевского вдруг отчётливо всплыли едва различимые видения: он с ключом в руке над поверженной девушкой, затем прыжок через всю комнату, погоня за егерем, удар огнетушителем, обморок…
Звук выстрела оборвал его, и без того, призрачные видения.
- На! Получай, ублюдок! – это был последний человеческий возглас, который он услышал в своей жизни. Голову разнесло в клочья, мозги ошмётками облепили ближний кустарник и, падая навзничь, будто мешок с песком, обезглавленное тело бывшего начальника метеостанции, конвульсивно дёрнувшись, застыло навсегда. Всё было кончено за две секунды.
Андрей осмотрел место убийства пустыми глазами, сплюнул под ноги вязкую слюну и отчего-то проверил заряд дымящейся винтовки. Валявшийся труп начальника станции «Таймыр» был сейчас здесь столь же неуместен, как новогодняя ёлка на башне танка: так бы выразился Витя-Василёк, будучи в хорошем расположении духа.
Безумный взгляд бывшего коллеги по работе оглядел развороченный труп и остался весьма довольный проделанной «работой». Совершенно не понимая, что только что произошло, полоумный лунатик пихнул тело ногой, подобрал рюкзак и, не оборачиваясь, пошёл прочь, даже не затушив костёр. Сомнамбула уходил, оставляя безжизненную массу на съедение тундровым рысям, песцам и росомахам.
…Что-то странное и неведомое витало в воздухе. Он будто спрессовался вокруг поляны, пульсируя в ночной тиши, сводя на нет всю логическую цепочку событий.
Где-то в кустах за деревьями, в нескольких метрах от трагедии, колыхался над землёй малый сфероид, словно наблюдая за только что случившимся. Но Андрей, разумеется, его не заметил.
Не до того было…
№ 25.
…В это же самое время, только в сорока километрах восточнее от места трагедии, верный пёс Бадильон будил своего хозяина, тыкая мордой между лопаток. Несколько раз научный сотрудник базы открывал глаза, обводил вокруг себя безликим взглядом, но по-прежнему оставался безучастным и впадал в прострацию, из которой, казалось, нет иного пути в мир реальный.
Коржин проснулся. Первой мыслью, отдавшейся эхом в голове, было: что делать? До станции три дня пешком, техника вся разломана, рации не работают. Был бы он сам – взвалил бы рюкзак, свистнул собаку, и пошёл, не глядя, благо сейчас не зима. Но с раненым куда подашься?

…Продумать план своих дальнейших действий он не успел.
Упругая волна спрессованного воздуха сбила его на землю и, упав спиной в присыпанную яму, он тут же провалился по пояс, не имея возможности за что-либо уцепиться. Стремительный порыв ветра разметал искры костра на расстояние нескольких десятков метров, в грудь садануло ударом молота и отшвырнуло из ямы к ближайшей сосне, впечатав спиной в ствол дерева. Фраза «хрень собачья…» была его последней фразой, произнесённой при утихающем сознании, а с такими словами, как известно, в рай не пускают. Илью Фёдоровича, как и его спасителя, перевернуло на бок, прижало к земле и, просвистевший сверху вихрь, издав рёв, умчался ввысь, обрушив на учёного массу сухих веток. Воздух наполнился электрическими разрядами. На поляну, покачиваясь и, паря в пространстве, выплыл серебристый шар  - меньший «брат» космического мегалита.
Просканировав тело учёного лучами энергетического поля, сфероид переместился ближе к егерю, издал едва ощущаемую вибрацию и застыл на месте, как бы «приглашая» проследовать внутрь. На всё про всё ушло не более десяти секунд. «Вобрав» в себя невольных пассажиров, шар раздулся в объёме, вспыхну, издал оглушительный хлопок и… исчез, оставив после себя едва заметную точку сингулярности.
И только два одиноких трупа, лежащих в нелепых позах, напоминали о недавно произошедшей в этом месте трагедии, но и они не давали общей картины случившегося.
Ни Коржина, ни собаки, ни самого Ильи Фёдоровича больше в этой реальности не существовало.
        ********

Глава 5: ВСПЛЕСК ГРАВИТАЦИИ.
№ 26.
…А в это время на станции «Таймыр» Витя-Василёк, всегда спавший так, что и пушкой не разбудишь, отчего-то вдруг дёрнулся во сне, открыл глаза и уставился в потолок, по которому блуждали призрачные тени. Полуночная луна светила в окно, ветер во дворе колыхал верхушки чахлых деревьев, отчего на стенах и потолке создавались иллюзии мистических «театров теней». Витя не был суеверным. Мало того, он всегда подшучивал над своими коллегами, когда те заводили разговоры о поверьях шаманов или религиозных ритуалах, до сих пор существующих в рыбацком посёлке среди старых погонщиков оленей. Встречаясь с каюрами, он в шутку предлагал обменять их ритуальные бубны на бутылку чистого спирта, чем нередко приводил почтенных старейшин в недвусмысленное расположение духа.
Проснувшись сейчас ровно в полночь, такое же недвусмысленное состояние почувствовал и он. Два часа назад, расставшись с Тоней, они разошлись по своим комнатам, чтобы немного поспать после нудного и тревожного дня, проведённого ими в ожидании каких-либо вестей. На базе они остались вдвоём, и уже третий день не находили себе места, строя бессмысленные догадки и предположения, отчего вдруг пропала связь с Раевским и Андреем, ушедшими к карьеру изыскателей. С Павлом Семёновичем связи тоже не было, и это тревожило обоих ещё сильнее. Три дня они строили догадки, однако ни к какому результату и не пришли: коллеги как сквозь землю провалились. Вахта смотрителей станции, образно говоря, перестала существовать. Витя вызывал Дудинку, Норильск, Диксон, однако и они были недоступны. Молодые люди оказались в вакууме: ни звуков, ни вызовов, ни передач. Даже помехи в эфире не были похожи на обычную статику, всегда заполнявшую каналы радиоволн в любое время дня и ночи.
Проснувшись, Витя бросил взгляд на светящийся циферблат своих механических часов, подаренных ему на день рождения от всего коллектива базы.
Часы стояли…
Он не поверил своим глазам. Часы самозаводящиеся, их не нужно заводить каждые сутки, и они никогда прежде не останавливались!
Стрелки часов стояли ровно на двенадцатой отметке, минута в минуту, секунда в секунду. Наверное, есть что-то злодейское в тот кратчайший миг, подумал Василёк, когда все три стрелки сливаются воедино, создавая мистическую иллюзию потусторонних сил.
Витя выбрался из-под одеяла и поспешил к комнате Тони. Девушка тоже не спала, проснувшаяся, по её словам, несколько секунд назад. Она стояла в проёме двери, вглядываясь в пустое чёрное пространство коридора, и едва не вскрикнула, когда Витя подбежал к ней.
- Ясно, - выдал он, поразмыслив. – Нас что-то разбудило одновременно, ровно секунда в секунду. Часы остановились. Света нет ни внутри, ни снаружи. Я прихватил фонарик, - включил он луч рассеянного света. – Ты как? Не испугалась?
- Жутко как-то… - прошептала Тоня, когда они вошли в комнату радиосвязи. – Прожекторы во дворе тоже выключены, - припала она лицом к оконному стеклу, пытаясь разглядеть тёмную территорию двора. – Даже столовую не вижу.
- Это оттого, что луна зашла за тучи, - попытался успокоить девушку Витя.
Так и просидели они в комнате пульта управления всю ночь, пытаясь настроить приёмники на входящую волну. Аппаратура молчала. Едва забрезжил рассвет, они выбрались на улицу, первым делом осмотрев трансформаторную будку, но ничего утешительного для себя не обнаружили. Все релейные платы, стабилизаторы и адаптеры передачи тока были либо расплавлены, либо превратились в сгустки обугленных проводов, со всеми исходящими отсюда последствиями. Без главного инженера станционных комплексов здесь и думать было нечего: трансформаторная будка не подлежала ремонту и превратилась в полный хлам. Её буквально разворотило от энергетической волны силового поля, а то, что главный инженер Степан Сергеевич уже три дня как был мёртв, Витя, разумеется, не имел ни малейшего представления. Связь отсутствовала, и теперь они были отдалены физически не только от карьера изыскателей, но и от остального мира в том числе.
К десяти утра Витя уже знал, что не работают квадроциклы и снегоходы. К двенадцати часам стало понятным, что станция обесточена надолго, пока не появятся соответствующие специалисты. К двум часам дня он обнаружил, что радиорелейная установка, подвергнувшись электромагнитному импульсу гравитации, превратилась в такой же бесполезный хлам, как, собственно, и водокачка с трансформаторной будкой. Теперь от них не было никакого проку. К трём часам они с Тоней пообедали, разогрев на спиртовке то, что девушка успела приготовить за день, и пришли к неутешительным выводам, что они вдвоём остались одни на расстоянии двухсот километров до ближайших людей в карьере, и четырёхсот километров до ближайшего цивилизованного города – в данном случае Диксона. Был ещё посёлок рыбаков на берегу залива, но Витя решил наведаться туда позже, поскольку там в это время года проживали лишь дремучие старики, да женщины с малолетним потомством. Всё зрелое население было задействовано на промыслах, вылавливая в Карском море косяки рыб, и не возвращавшихся в посёлок месяцами, живя на сейнерах до окончания рыболовного сезона.
Таково было положение двух молодых людей к вечеру четвёртого дня после трагедии, произошедшей в лагере изыскателей, о которой они по-прежнему не имели вестей. Посетившая их волна непонятной гравитации вывела из строя всю механическую технику, не говоря уже об электронной. В их распоряжении были только фонари, кухонная плита с баллоном газа, да спиртовка, на которой они разогревали еду. Предстояло решить, останутся ли они здесь, или попытаются пешком добраться до лагеря, в котором, по их предположениям, находятся их друзья. За ужином пришли к выводу, что, прежде чем отправиться в лагерь, нужно навестить посёлок рыбаков, в котором находился стационарный передатчик, имеющий связь с сейнерами рыбаков и радиостанцией Диксона. Там люди. Там цивилизация.
- Меня больше интересует, почему о нас до сих пор никто не вспомнил? – усомнилась Тоня, укладывая в рюкзак Вити бутерброды, термос и пару бутылок спирта в качестве подарков местному шаману. Они решили, что Василёк рано утром спустится с сопки, наведается в посёлок и выйдет на связь с друзьями, затем к вечеру вернётся, и там они уже будут действовать в зависимости от полученных указаний. Тоня останется ждать его до темноты в столовой, и если он по какой-то причине задержится в пути, она закроется в жилом блоке, ожидая  его до наступления рассвета. Таков был план.
– Связи уже нет четвёртые сутки, - продолжила она, пока Витя проверял карманы и обувь: темнело быстро, а утром должно быть всё готово ещё спозаранку. – Неужели Павел Семёнович не заметил, что не может связаться с «Таймыром»?
- Я тоже думал об этом, - вздохнул Витя. – Тут что-то не так. Будто эта волна гравитации, посетившая нас ночью, накрыла нашу станцию каким-то невидимым куполом, отгораживая нас от мира, словно кокон бабочки. Мы оказались в изолированной локации и сейчас похожи на двух букашек, засунутых в стеклянную банку с герметичной крышкой. Ни дать ни взять – подопытные кролики для какого-то эксперимента…
Была ещё одна причина покинуть базу. Из-за отсутствия электричества прекратилась подача воды из без того уже сломанной водокачки. Запасов в баках оставалось на два-три дня, не более.
…И над всем этим – занавес полярного сияния: жёлтые, зелёные, пурпурные сполохи, с тихим шелестом парящие и танцующие в чёрном, негостеприимном небе.
№ 27.
Тоня ещё спала, когда Витя вышел из ворот станции, быстрым шагом направившись вниз в долину Пясинского залива. Имея за спиной рюкзак и заряженное ружьё, пройдя половину пути по тундре без особых приключений, он через два часа вышел к краю возвышенности, на которой располагалась их метеостанция. Дальше шла уже береговая линия Карского моря с базарами птиц, прибрежными скалами, мокрым мхом и лежбищами тюленей. Сразу повеяло морской свежестью, водорослями и гниловатым запахом птичьих помётов. Василёк стал спускаться вниз, где его взору предстала деревня поморов. С берега доносились крики буревестников, крачек и плескание нерп. Избы с высоты сопки казались угрюмыми, словно их покинули ещё прежде, чем рыбаки вышли в море. Что-то было не так…
Отчего не лают собаки? И где, собственно, сами люди, которые всегда встречали смотрителей станции с великим радушием, заранее зная, что те никогда не приходят без подарков или сувениров?
Несколько десятков хижин стояли пустыми, и от этого покинутого жилья будто веяло страхом смерти – неминуемой, нелепой, странной и жуткой. Посёлок был пуст. Двадцать или тридцать семей местных поморов исчезли напрочь. Обходя хижину за хижиной, он видел только удручающую пустоту, впопыхах брошенную посуду и необъяснимый беспорядок, словно обитатели убегали, оставляя нажитый скарб на волю неизвестной стихии, посетившей их внезапно как шквал промчавшейся бури. Похоже, волна всплеска гравитации добралась и сюда, отметил про себя Василёк, держа на всякий случай ружьё наизготовку. Мало ли что…
Очевидно, тот всплеск, который посетил их станцию, был не чем иным, как остаточным отголоском более мощного импульса, эпицентром которого был как раз этот посёлок. В одной из последних хижин, стоящих на отшибе посёлка, он обнаружил едва живого старца, сидящего в застывшей позе и погрузившегося в нирвану бытия. Старше него, казалось, был только Ноев ковчег. В меховой куртке-малице, в мягких оленьих пимах, с бусами, амулетами на груди перед Витей-Васильком предстал шаман-нойд, последний потомок матери-шаманки Эхэ-Удаган из бурятского этнического фольклора. Лицо у старца было землистое, под цвет внутренней обивки хижины. Раскачиваясь в такт какой-то внутренней мелодии, ненец совершенно, казалось, не интересовался окружающим его миром, витая в блаженстве накуренного дыма как наркоман в приступе блаженного экстаза.
- Приветствую тебя, Великий шаман-нойд! – выдавил из себя Василёк, пытаясь вспомнить, как в таких случаях учил его Сергей Борисович обращаться к древним вождям рода. – Прости, что побеспокоил. Примешь ли в гости одинокого путника, спустившегося с Большой сопки над твоим жилищем?
Старец перестал качаться, открыл глаза, и Василёк буквально потонул в их бездонной мудрости нескольких поколений, собранных воедино, как у древних вождей индейских племён инков, ацтеков и майя.
- Что привело тебя сюда, инородец?
Голос его был глухим, тягучим, но отчего-то располагал к себе с первых же секунд общения.
- Мне нужен ваш передатчик в посёлке.
- Присядь, отдохни, - указал он рукой на оленьи шкуры у стены, которая была вся украшена ритуальными масками, оленьими рогами, амулетами и прочей атрибутикой древних шаманских поверий. В углу дымился котёл с каким-то непонятным варевом, от которого по всему жилищу распространялся едкий запах. – Ты пришёл с вершины Большой сопки, я знаю.
Витя поджал под себя ноги, ружьё положил рядом, а рюкзак прижал к коленям, доставая из него флягу со спиртом. Алкоголь он взял с собой на всякий случай, памятуя о том, что все ненцы – без разницы, каюры они или поморы – весьма ценят спирт, как дань подарка в качестве гостеприимства. При виде фляги у старца оживились глаза.
- Ты из тех геологов, что следят за погодой в заливе Моржей, - констатировал про себя нойд, передавая жестяную кружку из рук в руки. Они уже сделали по глотку, и благостное тепло разлилось по телу, отчего Василька обволокла невесомая нега, заставившая полностью расслабиться и снять первоначальное напряжение. Шаман что-то рассказывал, попыхивая трубкой, а Витя слушал, всё больше погружаясь в нирвану блаженства. Сделав несколько затяжек, предложенных ему стариком, он обнаружил, что «поплыл» окончательно. Что-то невесомое и лёгкое было в этом «табаке»; душа словно растворилась, воспарила вместе с дымом и зависла под сводом хижины, наблюдая с высоты за непослушным теперь телом. Шаман говорил тихо, с хрипотцой, будто убаюкивая гостя, и от этого мерного голоса у Вити начали слипаться глаза. Ему казалось, что он провалился в какое-то эфемерное царство теней, но пересилив себя, он заставил прислушаться к таинственному голосу вождя ненецких поморов.
- Люди ушли в тундру, - слышал он сквозь дремоту. – Большая беда снизошла на нас с той сопки, где находится твоя станция. Было однажды… - долетало до сознания Вити, - давно ещё, в эпоху мамонтов, когда спускался к Земле шар с неба. Тогда, тысячи поколений назад, этот шар принёс с собой разруху, мор и повальную смерть моим далёким предкам. Лихая беда пришла на все поселения древних людей моего племени. Дети умирали, не рождаясь ещё в утробе матери, птицы и звери покинули привычные места, подавшись в панике на юг, и предание гласит, что шар висел над полуостровом три зимы и три лета, опустошив вокруг себя всё живое, что могло летать, ползать, нырять или стремительно бегать. Сначала смерть скосила всех мамонтов, мастодонтов, пещерных медведей и шерстистых носорогов – наиболее крупных и неподготовленных к глобальной катастрофе зверей. Не стало зверей – погибли от голода и саблезубые тигры с леопардами. Людей же – самых сильных и выносливых – косило целыми племенами. Древние шаманы – мои предки – говорили, что этот шар испарял вокруг себя какие-то «злые» лучи, заставляющие ветрами разносить смерть людям, истребляя и убивая друга.
Шаман сделал паузу, и Василёк попытался раскрыть слипшиеся от дурмана глаза.
- Такой же шар спустился и с твоей сопки. Четыре дня назад. Я знал о поверьях своих дедов и отцов, поэтому повелел всем женщинам с детьми, стариками и больным покинуть тотчас посёлок, забрав с собой только воду и продукты. Если бы они задержались дольше – началась бы СМЕРТЬ.
Василёк жадно выпил воду. В голове шумело. Ему казалось, что он только что испытал чувство полёта, возвратившись откуда-то с берега залива, где с высоты птичьего полёта видел тюленей, скалы, сопку и свою станцию, на которой его ждала Тоня. Нужно было добраться до передатчика и возвращаться назад, оповестив перед этим Диксон о своём нешуточном положении. Однако мысли его витали где-то высоко в небе, а голос шамана продолжал что-то говорить.
- Первый шар на памяти моих предков уничтожил цивилизацию Туле, которая являлась праматерью будущих цивилизаций. Второй шар посеял смерть на просторах полуострова во времена поздней цивилизации Гипербореи, как вы их называете. Такие шары смерти появлялись и позже, раз в несколько столетий, разрушая и истребляя всё живое на Таймыре. Всегда, при посещении космических шаров, на полуострове возникали катаклизмы, останавливались ветра, жизнь замирала, а люди и звери пожирали друг друга независимо от рода или племени. Так как наши рыбаки сейчас заняты промыслом на сейнерах, я принял решение отправить их жён, матерей и детей вглубь тундры, подальше от эпицентра возможного катаклизма. Шар последовал дальше, паря над тундрой, и я теперь не знаю, где он, и что принёс с собой в этот раз – какие беды и разрухи.
Шаман забил новую трубку, а Витя про себя отметил, насколько умён и рассудителен старик, оперируя перед молодым гостем такими научными фразами, что и сам профессор пришёл бы в изумление.
- А почему ты сам остался здесь, Великий шаман-нойд?
Старик печально вздохнул, как бы сбрасывая с себя груз всего мира.
- Я Хранитель знаний, традиций. Я старейшина рода, защитник своего племени. Я страж.
Витя задумался, решительно отказавшись от новой порции дурмана, который протянул ему старец. Трубка дымила и наполняла хижину приятным ароматом, от которого итак кружилась голова.
- Нашу станцию позапрошлой ночью посетил какой-то неизвестный всплеск энергетического поля, похожий на выброс в атмосферу сгустка гравитации. Знаете, что такое гравитация?
- В нашем понятии это слово обозначается по-другому, но принцип я знаю, - кивнул шаман.
- Некая магнитная сила, - продолжил Витя, уже ничему не удивляясь, - вырвалась наружу из недр земли и устремилась в атмосферу, едва не лишив всю станцию электрическим снабжением. Точнее, лишила. Сейчас там нет ни тока, ни света, ни воды, поскольку водокачка работала от внешнего напряжения. Там осталась Антонина…
- Я помню её, - пыхнул трубкой шаман. – Иногда, направляясь за почтой в Диксон, они с вашим профессором заглядывали к нам в гости. А что с остальными? Где они?
- В том-то и дело, - невесело ответил Витя. – Мы остались с Тоней одни. Остальные не выходят на связь уже четвёртые сутки. Наши приёмники накрылись во время этого всплеска гравитации, потому я и пришёл к вам, чтобы выйти на связь через ваш передатчик.
Он в двух словах рассказал положение дел, а когда дошёл до Коржина, старик его вежливо перебил:
- Ваш егерь не убивал девушку.
В воздухе повисла изумлённая пауза.
- А кто же её убил? Сергей Борисович говорил, что застал Коржина с ключом в руке над поверженной Лизой…
- Он же её и убил.
- К-кто?.. – запнулся Витя с отвисшей челюстью, хотя до этого в душе и чувствовал какие-то зыбкие сомнения ещё с того времени, как Илья Фёдорович проводил своё расследование. Андрей нередко потом делился с ним своими выводами, но подозревать профессора Раевского у Вити не хватало духу.
- Ваш начальник станции и сам не осознавал, что творил в ту минуту, - меж тем продолжал старик. – Он получил дозу излучения от шара, и стал зависим от его злых сил. Растерзав девушку, он погнался за егерем, но тому удалось защититься, скрывшись затем с собакой в неизвестном направлении.
- Куда?
- Этого я не знаю. Знаю, что теперь все они мертвы. Шар истребил и вашего куратора станций и главного инженера и самого Сергея Борисовича.
Челюсть у Вити отвисла ещё больше. В эту минуту он был похож на ученика в школе, сидящего за партой и узнавшего от учителя новое доказательство теоремы Ферма. Однако спросить что-либо он уже не успел.
Далёким взрывом на западной стороне бухты тряхнуло воздух, в уши ударила звуковая волна, и Вите показалось, что его барабанные перепонки унесло волной к соседним хижинам. Костёр у жилища шамана разметало по всей поляне, небо закрыли сплошные, внезапно появившиеся ниоткуда тучи, его отбросило к выходу и, уже выползая в беспамятстве к ближайшему дереву, Витя успел увидеть, как на его глазах исчезает посёлок. Земля вздыбилась под ногами, образуя огромную воронку, в которую стремительными потоками начали срываться камни, мох, песок, лишайник, деревца и прочая растительность. Туда же, в зияющую бездну устремились и предметы, находившиеся близ хижины: забор, столбы радиопередачи, вихри золы и сама хижина, разваливаясь попутно на различные фрагменты строения. Последнее, что увидел Витя-Василёк, это как в открывшийся зев черноты низвергся старик, так и не успевший до конца поведать своему гостю тайну загадочного космического монолита. Шамана поглотила воронка смерча, а Витя, теряя сознание, успел подумать:
«Господи! Там же на станции Тоня. Одна!»
…И наступила темнота.
Долгая, зловещая и непонятная.
Посёлок рыбаков как географический объект перестал существовать. Хижины, сараи, одинокие чумы, лодки, лежащие у побережья, растянутые для просушки сети – всё разметало по территории, превратив в полный хлам домашнюю утварь, посуду и предметы обихода сразу нескольких десятков семей, ушедших заблаговременно в глубокую тундру по велению шамана-нойда. Витя лежал в нелепой позе среди поросли карликовой берёзы и тщетно пытался прийти в себя после промчавшегося над посёлком вихря. В таком же состоянии было и всё живое в радиусе нескольких километров. Моржи, тюлени, крачки, казарки, даже величественные альбатросы перестали на время выказывать признаки жизни – всё обездвижилось, сгустив вокруг себя пространство, подобно колыхающемуся пудингу.
Огромный монолит колоссальных размеров мерно проплыл над землёй, паря в пространстве в нескольких метрах от её поверхности. Это был тот же «пузырь», испепеливший лагерь изыскателей и заставивший их истребить друг друга, прибегая даже к людоедству.
Повсюду у Пясинского залива валялись упавшие птицы, застигнутые волной гравитации во время полёта. Некоторые лежали лапами кверху, распластав по земле бесполезные теперь крылья, но большинство разбилось о камни, потеряв внезапно способность летать, будто только сейчас вылупились из яйца. Подобная катастрофа застала и наземную живность, включая прибрежных нерп, тюленей и моржей. Лишь касатки избежали этой участи вместе с глубоководными рыбами, очевидно, не подвергшись излучению благодаря толще воды солёного Карского моря.
Бинарное мышление мозговых полушарий Вити на этот раз дало сбой; логическая цепочка распалась, так и не связав воедино все звенья рассуждений, и более ни о чём не думая, он поднялся, отряхнулся и зашагал назад к станции, где его ждала Тоня. Не подобрав ружья, ни разу не оглянувшись на исчезнувший посёлок и не поинтересовавшись, на какую глубину в воронку упал шаман, Витя, с беспечностью праздного туриста стал подниматься по склону сопки.
Вот тут-то его и накрыло. С головой.
Будто две противоположные личности столкнулись воедино в его помутневшем сознании: две полярности, две различные ипостаси – отрицательная и положительная. Его мысли раздвоились, принимая два параллельных мнения, совершенно не зависящих друг от друга. Уже поднявшись по склону к вершине сопки, он вдруг внезапно почувствовал, что за ним кто-то следит.
Василёк резко обернулся и только теперь вспомнил, что покидая разрушенный посёлок, он беспечно бросил своё ружьё. Сейчас он был безоружен и за ним кто-то наблюдал.
- Эй! – позвал он, высматривая в чахлых кустах и деревьях очевидную опасность. Это мог быть кто угодно: от полярной рыси до коварной росомахи, встреча с которыми в равной степени не сулила ничего хорошего. Рысь, если она голодная, может напасть сбоку; росомаха предпочитает бросаться сзади на шею, а медведь идёт просто напролом, и в редких случаях оставляет свою жертву живой – обычно остаётся только скелет.
Василёк приготовился к худшему…
№ 28.
Ровно в полдень (по солнцу) Тоня бесцельно шла к столовой, чтобы хоть там не чувствовать себя одинокой, как вдруг воздух на её пути спрессовался, обрёл некую полярность и превратился в осязаемый сгусток в форме дымчатого сфероида. Она вскрикнула от неожиданности и едва не лишилась сознания. Мгновенный порыв вихря отбросил её к двери столовой и, теряя чувство реальности, она сильно ударилась поясницей о ручку двери: вскрикнула вторично – теперь уже от боли – и на миг погрузилась в небытие.
А когда пришла в себя спустя минуту, то почувствовала влажный шершавый язык у себя на щеках. Открыла глаза и вскрикнула третий раз, морщась от боли, но теперь радостно.
Виляя хвостом и поскуливая от восторга, её облизывал Бадильон собственной персоной, неизвестно каким образом оказавшись рядом. Девушка, глотая слёзы, радостно бросилась к нему, обняла и уткнулась во влажную шерсть холки. Бадик весело гавкнул и облизал руки хозяйки. Встреча состоялась.
Ещё через секунду послышался хмурый голос, заставивший девушку вздрогнуть от страха и едва не закричать четвёртый раз, последний, но теперь уже от ужаса. Она узнала голос егеря, пропавшего около года назад при загадочном убийстве Лизы.
То, что она прежде приняла за сфероидный объект, внезапно пропало в пространстве, и вместо колыхающегося в воздухе шара, прямо напротив неё у ступеней в столовую материализовался Коржин. Из пустоты.
- Ч… что эт-то? – непонимающе выдавила она из себя, заикаясь от неожиданности.
Тот стоял над ней и что-то нетерпеливо говорил. Попытался поднять её, но девушка отпрянула в ужасе. Заметив её потрясённый взгляд, он недовольно пробурчал:
- Не бойся меня. Я не убивал твою подругу. Это сделал наш начальник станции. Слышишь меня?
Он снова наклонился к ней, но Тоня едва не завизжала от страха.
- Вот упёртая девка! – в сердцах выругался егерь. – Говорю тебе, я не убивал Елизавету. Позови, лучше, кого-нибудь, чтобы помочь. Где все? Где твой Василёк?
- Что… что вам надо от меня? – глаза у Тони были полны страха и слёз. Ещё секунда, и он её растерзает так же, как Лизу. Откуда он взялся?
Бадильон меж тем, словно знал, что происходит, тянул хозяйку за рукав со своей стороны, будто приглашал её посмотреть на нечто из ряда вон выходящее.
…И тут Тоня увидела.
Господи! Илья Фёдорович!
Тело раненого лежало у Коржина за спиной, на одной из ступеней порога. Каким образом оно здесь оказалось, Тоня не имела ни малейшего понятия. Да и до этого ли сейчас было? Илья Фёдорович, научный сотрудник всех метеорологических станций полуострова истекал кровью, и нужно было срочно что-то предпринимать!
Девушка бросилась к раненому и, склонившись, принялась осматривать рваные, будто вырванные зубами раны на шее, временно забыв о егере. Кровь уже не пульсировала, но её вытекло столь много, что весь воротник куртки превратился в сплошной набухший комок алого почерневшего цвета. Кровь уже свернулась и подсохла.
- Аптечку! – выкрикнула Тоня куда-то в пустоту, на миг забыв о только что появившемся Коржине, собаке и, собственно, о самом сфероиде, доставившем их сюда.
- Что? – неловко переспросил егерь, топтавшийся рядом и не знавший, чем ещё он может помочь.
- Аптечку! – повторила девушка, прижимая рукой сонную артерию учёного. – Она в столовой рядом с рюкзаком. Быстро!
Даже не взглянув на Коржина, она принялась лихорадочно обрабатывать раны, пытаясь предотвратить заражение крови. В течение нескольких минут сменила перевязку, промыла место укуса перекисью водорода, сделала укол от столбняка и, с помощью егеря, разжав учёному зубы, протолкнула в рот таблетку антибиотика.
- Коньяк! В столовой. Быстро! Ему нужен глоток коньяка, чтобы циркулировала кровь.
- У меня с собой, - бросился Коржин к своему, а точнее, к чужому рюкзаку. Девушка влила несколько глотков, и когда веки учёного вздрогнули, только теперь еле перевела дыхание. Из груди Ильи Фёдоровича вырвался тихий вздох, говорящий о том, что организм учёного постепенно начал восстанавливать утраченные силы. Всё это время Коржин не отходил от девушки, помогая ей, то одним, то другим своим действием. Молчали. Все разговоры и объяснения отложили на потом – сейчас главное не допустить возможного сепсиса – остальное придёт позже.
- Я перенесу его в комнату на кровать, а ты займись всем остальным, - предложил Коржин. – Бульон ему свари, одежду поменяй, что там ещё…
Только теперь Тоня, казалось, очнулась от сна. Бросив испуганный взгляд на егеря, она со страхом ответила:
- Сейчас вернётся Витя, он недалеко вышел.
- А остальные? Где Андрей, где Раевский?
Тоня не знала, что говорить дальше. Вроде бы, агрессии у егеря никакой не было, даже помогал обрабатывать раны. Она невольно посмотрела на Бадика, словно спрашивая у него, стоит ли сейчас доверять его внезапно появившемуся хозяину? Пёс сидел у изголовья раненого и шумно втягивал воздух – непонятный, необычный – пропитавший всю станцию, казалось, насквозь.
- Сергей Борисович с Андреем ушли четыре дня назад в лагерь изыскателей. Связь с ними потеряна. – Она не стала пока говорить, что связь потеряна не только с ними, но и с остальным внешним миром тоже.
К её удивлению, он больше не расспрашивал, а показал кивком головы, чтобы она помогла ему закинуть тело учёного на плечо. Спустя несколько минут  они уже укладывали пострадавшего в постель.
…День прошёл в заботах.
Коржин обошёл всю станцию, проверил водокачку, покопался в трансформаторе, убедившись, что тот не подлежит ремонту, покормил Бадика, иногда наведываясь к Тоне и помогая ей в уходе за раненым. Сама девушка постепенно отошла от страха и невольно начала привыкать к возвращению егеря, поскольку он не имел никаких намерений причинить ей зло – так, во всяком случае, ей теперь казалось. После очередной перевязки Коржин принёс в комнату кофе. Наконец появилась возможность спокойно побеседовать. Вопросов друг к другу была бездна, и первой их задала Тоня.
- Его кто-то кусал? Рысь?
- Нет.
Коржин сделал глоток и начал свой рассказ.
Девушка сидела, вытянув руки на коленях, и слушала егеря с широко раскрытыми от изумления глазами.
В течение получаса Коржин рассказал ей всё, начиная с того злопамятного дня, когда он ушёл в тундру и пропал на долгие месяцы. Он поведал ей о гигантском «пузыре»; как его прошили неведомые лучи и он, будучи без сознания, оказался внутри мегалита в какой-то лаборатории по созданию новых форм жизни. Рассказывая о малом шаре, который она только что видела, он упомянул сторожку оленеводов, газету, датируемую будущим годом, и о своём возвращении назад, когда внезапно обнаружил в комнате отдыха профессора Раевского, склонившегося с ключом в руке над уже поверженной Лизой. Тогда-то он и попытался скрыться от начальника станции, но тот, догнав его у релейной установки, напал, отчего Коржину пришлось защищаться. Ударив кое-как своего старшего коллегу, ему, тем не менее, удалось спрятаться за водокачку, где их и «подхватил» шар вместе с собакой. Вот, собственно, и вся история убийства. Лизу он не убивал.
Тоня слушала, и глаза её расширялись всё больше и больше.
Уже в конце рассказа егерь упомянул и лагерь изыскателей, и трупы, и разруху с голодными мародёрами-людоедами. По его словам, Большой шар исчез, оставив после себя настоящее «поле смерти». Там-то он и обнаружил Илью Фёдоровича, после того, как Бадик перегрыз горло одному из зомби. Второй валялся рядом, убитый самим учёным. Малый сфероид «вобрал» их в себя, и вот… они здесь, собственно говоря, и сам не зная, каким образом.
Бывший егерь закончил свой рассказ словами:
- Как видишь, Елизавету я уже застал мёртвой. Что происходило у вас дальше, я не имею ни малейшего понятия. Знаю только, что «пузырь» исчез, и все, кто находились в лагере изыскателей, теперь мертвы. Павел Семёнович, Прохор, Степан Сергеевич… Если до лагеря добрались Андрей с Раевским, то и они тоже.
Егерь развёл руками:
- Отсюда и утеря связи с ними. Полуобгоревшие зомби разбили и разворотили всю аппаратуру, а если бы она и осталась сейчас в рабочем состоянии, всё равно ответить было бы некому. Все мертвы.
Прошла минута. Тоня смотрела на спящего учёного и у неё текли слёзы. Столько сразу новостей, и ни одной хорошей…
Наконец она решилась. Если Андрей с Сергеем Борисовичем добрались до лагеря и теперь были мертвы, то их на станции осталось четверо: она, Коржин, Илья Фёдорович и, собственно, сам Витя, в возвращение которого она по-прежнему верила. А это значит, что, не считая посёлка рыбаков, они сейчас единственные люди на расстоянии сотен километров до ближайших признаков цивилизации, а до Диксона, Дудинки и Норильска ещё больше. Поэтому и решилась:
- Связи нет не только с лагерем. Её нет со всем внешним миром. Наши рации и приёмники не работают. Позавчера ночью нас накрыло здесь каким-то непонятным выбросом в атмосферу, похожим на всплеск гравитации, и, таким образом, сейчас обесточена вся станция – вы сами видели, что осталось от трансформаторной будки. Витя вчера утром ушёл в посёлок, обещая вечером вернуться, но его до сих пор нет. – У девушки навернулись слёзы. – Я днём слышала какой-то взрыв со стороны залива, и теперь думаю, что Василёк попал в беду. Вот, собственно, и всё. Потом появились вы…
Илья Фёдорович по-прежнему спал. Тоня вкратце обрисовала ситуацию и, слушая её, Коржин приготовил себе сменное бельё, бритвенный прибор, а когда она закончила, отправился в душевую в полном молчании, размышляя о только что услышанном.
Так прошёл вечер, и наступила ночь – вторая ночь отсутствия пропавшего Василька. Тоня осталась в комнате больного, а Коржин из тактичности отправился спать в свою спальню.
Что последует утром, никто из них в этот момент не имел абсолютно никаких представлений…
№ 29.
…Почти минута прошла с того момента, когда Василёк крикнул «Эй!» и приготовился к худшему. Оружия не было, а это мог быть и медведь и росомаха. Когда же из зарослей чахлой берёзы вышел Андрей, Василёк едва удержался на ногах от нахлынувшей внезапно слабости.
- Андрюха! – воскликнул он и бросился к другу.
Бросился, но тотчас остановился, смутно осознавая какую-то едва заметную перемену, произошедшую с его приятелем. Позже он вспомнит этот краткий миг, когда его собственные мысли после кратковременного забытья вновь обретут логическую форму мышления. Что-то неуловимое, непонятное произошло с Андреем, и Василёк это почувствовал, усомнившись на миг в своём порыве радостных чувств.
…Взгляд Андрея был пуст.
Он блуждал где-то далеко, поверх головы Василька, будто был устремлён в небеса, отыскивая в облаках то, что Васильку было отнюдь не ведомо. Это был взгляд, не то обречённого, потерявшегося во времени, не то больного психическим расстройством, вышедшего на прогулку в стенах пансионата для умалишённых. Такой взгляд Витя видел в американских триллерах, где зомби ходили по пустым улицам и пожирали друг друга, едва узнавая своих соседей в лицо.
Одежда на Андрее обвисла мешком и была пропитана какой-то болотной тиной. За спиной висел рюкзак; давно не бритое лицо выдавало в нём, что последние дни он был лишён возможности какой-либо гигиены, включая грязь под ногтями и прочим. Вся куртка Андрея была заляпана красными пятнами, похожими на разбрызганную акварель, будто некий маляр макнул кисточку в красный раствор и целенаправленным взмахом орошил одежду, совершенно не заботясь о последствиях. Тёмные разводы засохли, но Васильку отчего-то стало не по себе. Ещё и это молчание…
- Андрей, - повторил он уже не так уверенно. – Ты как тут оказался? Вы же с Раевским сейчас должны быть в карьере – мы с Тоней как раз собирались к вам… - он замолк, не зная, что говорить дальше. Его старший друг продолжал стоять, и молча смотреть пустым взглядом куда-то поверх головы друга.
- Ты чего молчишь? Где Сергей Борисович? – Василёк хотел сделать пару шагов, обнять приятеля, но его что-то сдерживало, будто не пуская вперёд из чувства самосохранения.  – Что за пятна у тебя на куртке? Это кровь? – при последнем вопросе голос у Василька слегка задрожал, выказывая нахлынувший страх.
Только тут Андрей, казалось, пришёл в себя и посмотрел сверху вниз на свою куртку. Заем перевёл взгляд на озабоченного друга и как-то странно, возможно, даже с ликованием, ответил, точнее, процедил сквозь зубы:
- Мозги.
- Ч-что? – не понял Василёк, начиная заикаться, как бывало всегда, когда он был в крайней степени возбуждения. Сейчас даже было не возбуждение: сейчас был страх. – Ка… какие моз-ги? Чьи? – пролепетал он едва слышным голосом.
- Профессора.
- Ко-го-о???
- Нашего начальника станции. Раевского.
- Как это? – Витя едва не сполз спиной по дереву, ухватившись за ветку. – Ты… ты убил его?
- Ну да, - как ни в чём не бывало, ответил тот. – Он убил Лизу, а я убил его. Что тут непонятного?
Василёк охнул, и где-то в кроне дерева в тон ему ухнул полярный филин, словно повторяя эхом его звуки.
Андрей расхохотался диким смехом, сделал несколько шагов и хлопнул Василька по плечу. От него несло гарью и каким-то непонятным сладковатым запахом горелого мяса.
- Давай присядем, разожжём костёр и побеседуем, - подтолкнул он изумлённого друга. – За последние два дня, где я только не побывал. Устал безмерно, и спать хочу.
Говоря это, он принялся распаковывать набухший от провизии рюкзак, а Витя рефлекторно собирал сухие ветки и слушал его монолог, ещё не вполне осознавая случившегося. Уже сидя у разгоревшегося костра и смотря на раскрытые банки тушёнки, Василёк, как бы издалека, слушал рассказ своего лучшего когда-то друга. Вот только друг ли он теперь? Казалось, сейчас перед Витей сидит совсем иной человек, отрешённый от всего земного, словно побывавший где-то там, куда простым смертным пропуск заказан. Ему пришла в голову мысль, что он беседует сейчас с безумцем.
Это был не Андрей.
Это был чужой.
- Всего не помню, - поедая горячее мясо из банки, рассказывал Андрей, - но что-то мне подсказывает, что меня подобрал какой-то шар, серебристый, парящий в воздухе, величиною с комнату в обычной квартире. Подплыл ко мне по воздуху, раздвинул створки, и… - он махнул рукой куда-то в небеса, - дальше ничего не помню. Открываю глаза – кругом пепелище, обгорелые трупы…
- Постой-постой, - перебил его Василёк. – Какие трупы? Какое пепелище? Вы добрались до лагеря?
- Не мы, а я. Раевский уже валялся с разнесённой ко всем чертям головой. Поделом ему, старому.
Витя обомлел.
- И ты так спокойно об этом говоришь?
- Ну да. – Андрей хохотнул, в то время, как у Вити по спине поползли мурашки ужаса.
- Десятки и десятки трупов. Они перебили друг друга, выгрызая печёнку и перерезая горла, словно в них вселился сам дьявол. «Пузырь» в карьере исчез, а его младший «собрат» доставил меня сюда, при этом я захватил ещё и рюкзак с продуктами. А ты отчего тут гуляешь7
- Ходил в посёлок рыбаков. – Витя в двух словах рассказал, как их ночью посетил непонятный всплеск гравитации, отключив питание на всей станции, и как он видел своими глазами гибель шамана в рухнувшем напрочь поселении. При упоминании, что Тоня осталась на базе одна, Василёк с ужасом увидел едва заметную ниточку слюны, стекавшую у Андрея изо рта на воротник куртки. Глаза безумца загорелись алчным огнём, и он как-то странно посмотрел на своего бывшего друга. Этот взгляд, безумный, пустой и вожделенный, не предвещал ни Тоне, ни Васильку ничего хорошего.
Вите вдруг стало страшно. Что произойдёт, когда они вернутся к девушке?
Чужой Андрей тем временем уже шагал вперёд, абсолютно не заботясь о брошенном костре.
Он спешил.
- Эй! – крикнул, обернувшись, Андрей. – Брось к чертям собачьим этот костёр! Пошли быстрее, нужно до темноты успеть на станцию. Девка, поди, заждалась тебя…
Витя едва не споткнулся. Такими словами воспитанный во всех отношениях Андрей никогда не манипулировал. Это был не он. Существо, идущее сейчас впереди Вити, абсолютно не имело ничего общего с его бывшим другом.
- Надеюсь, печёнка у неё такая же вкусная, как и она сама, - донёсся как бы из пустоты хохочущий голос.
У Вити подкосились ноги. А когда он увидел взгляд, брошенный на него сквозь ветви деревьев, вообще лишился дара речи.
Глаза впереди идущего… светились в сумраке.
Как у кошки!
Витя сглотнул комок, подступивший к горлу.
Это был не Андрей. Впереди шёл похотливый маньяк, спешащий к своей новой жертве. Ещё час-полтора, и они окажутся в пределах станции. А там Тоня.
…И Василёк решился.
Осторожно, чтобы не вызвать подозрений, он завёл руку за спину, нащупал тёплую рукоять ножа, с которым никогда не расставался и который чудом сохранился после взрыва у хижины шамана, и с этой секунды мысли его заработали с лихорадочной быстротой.
- Тебе нельзя на станцию! – выкрикнул он остановившемуся Андрею.
Витю накрыла какая-то волна неведомой энергии, толкнула в грудь, прошла насквозь и подбросила вверх, образовав вокруг него поле сгустившегося вакуума. Он не допустит, чтобы этот, выживший из ума чужой тип, бывший некогда Андреем, добрался до станции и начал измываться над его Тоней. Таких надо убивать, мелькнуло у Вити в наполненном яростью сознании, и он даже не удивился, насколько просто он это воспринял. Мысль была только о Тоне.
Андрей, или то, что теперь им было, приблизился ближе, выдохнув в Василька смрадом переработанных кишок разлагающегося желудка:
- Печень, должно быть, у неё вкусная, да?
- У кого? – едва выдавил из себя Витя.
- У девки твоей. – Слюна потекла ещё обильнее, очевидно, вырабатывая желудочный сок в предвкушении «лакомства». – Но сперва я отведаю твою, - голос маньяка перешёл на вкрадчивый шёпот. Руки потянулись к горлу. Витя прижался к дереву. Не осознавая и не контролируя свои движения, он, тем не менее, выхватил из-за спины армейский нож и целенаправленно, со всего размаха всадил его в грудь бывшего друга, по самую рукоятку, руководствуясь в этот краткий миг только чувством ярости и безграничным опасением за Тоню. Он ещё успел услышать противный шёпот, оборвавшийся на полуслове.
 «Я съем твою пече…» - и глаза маньяка с кошачьими зрачками вдруг выкатились из орбит, вкрадчивый голос тихо охнул и безвольное тело бывшего Андрея, судорожно задёргалось в порослях лишайника. Торчащий из груди нож засел между рёбрами, да так и остался торчать снаружи, поблёскивая при вышедшей из облаков луне своей эбонитовой рукояткой.
То, что раньше было Андреем, теперь лежало под деревом мёртвым трупом с остекленевшими глазами. Не в силах более выдерживать такой эмоциональной нагрузки, Витя прислонился к дереву и бурно разрыдался. Время подходило к ночи, и на станцию он теперь не спешил. Не разжигая костра, он просидел всю ночь у ног бывшего друга, а едва забрезжил рассвет, выкопал неглубокую яму, скинул тело и соорудил сверху невзрачный крест из веток карликовой берёзы. Взглянув последний раз на то, что некогда было его другом, Витя закинул рюкзак за плечи и зашагал к станции, где его уже третий день должна была ждать Тоня.
…Следом за ним, покачиваясь и, паря в воздухе, направился и малый сфероид, облучив сзади Василька своими неведомыми лучами.
Глаза парня хищно блеснули, обрели кошачьи зрачки, но он этого, разумеется, не заметил.
Его ждала Тоня.
        ********

Глава 6-я: МАЛЫЙ СФЕРОИД.
№ 29.
В это время на сейсмологической станции «Таймыр» Илья Фёдорович, научный сотрудник экспедиции, пришёл в себя, абсолютно не понимая в первый момент, где он находится. Чистая комната, мягкая постель, капельница у кровати, перебинтованная шея… Последнее, что он помнил, это гарь пепелища, смрад разлагающихся тел, выстрел в метнувшуюся к нему призрачную тень и саднящую боль в области сонной артерии. Дальше – пустота.
На станции «Таймыр» он бывал изредка, когда куратор Павел Семёнович проводил очередную инспекцию, поэтому не слишком отчётливо помнил расположение жилых комнат, а когда в дверях появилась Тоня с подносом в руках, то пришёл в крайнее изумление.
- Антонина! – прохрипел он, морщась от боли. Увидев, что раненый пришёл, наконец, в себя, девушка едва не выронила от радости поднос, но тотчас подбежала, стараясь уложить больного, приговаривая:
- Тише, Илья Фёдорович, тише! Вам нельзя пока разговаривать. Голосовые связки повреждены и не все раны от укуса затянулись.
Тоня засуетилась вокруг него. На подносе стояла чашка тёплого куриного бульона.
- Вас спас Бадильон, - обыденным тоном выдала она, наблюдая за его реакцией, проверяя пульс и поправляя подушку. Жара не было, температура снизилась до нормальной, учёный явно шёл на поправку. – Бадильон, а позже и Коржин.
- Кто-о? не выдержал Илья Фёдорович, ошарашенный таким известием.
Спустя несколько минут он уже всё знал. Глотая с ложечки бульон, которым кормила его Тоня, он слушал её рассказ о своём чудесном спасении из мёртвого лагеря изыскателей. Выходит, егерь жив! И это после стольких месяцев отсутствия, неизвестно где!
- Он сейчас во дворе, - подтвердила Тоня. – Возится с трансформаторным блоком. Вся станция обесточена. – Девушка рассказала в двух словах о выбросе в атмосферу импульса гравитации.
- А где остальные? – выслушав её, поинтересовался раненый. – Где Сергей Борисович, Андрей, где твой Василёк?
Тоня невольно всхлипнула. Слёзы застлали глаза, и она поспешно встала.
- Давайте, я лучше позову самого Коржина, он вам всё и расскажет. А я пока ужин приготовлю. Едва сдерживая слёзы, девушка исчезла в дверях. Провожая её взглядом, Илья Фёдорович крепко задумался. Спустя несколько минут в комнату вошёл бывший егерь, весь в мазуте и с гаечным ключом в руках.
На удивление, раненый учёный нисколько не испугался, хотя и лежал сейчас бессильный перед возможным убийцей. Он давно уже выявил для себя, что в той истории с убийством Лизы было больше вопросов, нежели ответов. Не мог это быть Коржин. Первые сомнения закрались ещё тогда, когда он проводил собственное расследование. Стёжка, проходившая по ранту пим, была идентичной с такими же пимами начальника станции, и по всем предварительным выводам выходило, что с таким же успехом в комнате отдыха над поверженной девушкой мог находиться и сам Раевский.
Подошедший к постели егерь, впрочем, не выказывал никаких агрессивных намерений. Напротив, глаза его светились известной долей участия и лёгкого сожаления, чего учёный за ним никогда не замечал.
- С выздоровлением, - вымолвил он, поднимая руку и отсекая все неуместные в данный момент вопросы. – Вы будете молчать, я буду говорить. Сразу хочу расставить все точки над «и». – Он придвинул кресло, отложил ключ в сторону, и начал свой длинный рассказ, с первой же фразы заставивший научного сотрудника поверить в его абсолютную достоверность.
- Я не убивал Лизу. Впрочем, вы, вероятно, об этом догадались сразу, сличив следы моих и профессорских отпечатков. Слушайте и запоминайте каждое моё слово, поскольку это крайне важно не только для меня, но и для всех, кто остался в живых на этой станции. Кроме вашего большого «пузыря», который вы исследовали в карьере, существует, по крайней мере, ещё один, а возможно и несколько его младших «собратьев» меньшего объема, но того же инородного происхождения. Они перемещаются в пространстве и времени с такой же лёгкостью, как, скажем, передвигается дельфин в океане: сравнение не слишком научное, но мне оно подходит. Эти объекты связаны между собой какой-то космической внеземной силой, не имеющей аналогов в земной природе – это я вам как егерь говорю. К ним можно присовокупить, я полагаю, и те каменные сейды, сохранившиеся по всему Таймыру со времён исчезнувшей когда-то Гипербореи. Не мне вам читать научную лекции, отмечу лишь, что большой «пузырь» насылает на людей смерть, уничтожает и истребляет их же методами, а малый сфероид, по каким-то своим собственным причинам перемещает тех или иных «пассажиров» куда ему заблагорассудится.
В течение полутора часов Коржин поэтапно рассказал Илье Фёдоровичу свою одиссею странствий, начав со своего загадочного путешествия внутрь гигантского монолита, и закончив перемещением сюда, на базу, внутри малого сфероида, уже вместе с раненым учёным и собакой. Затем был рассказ о непонятной газете, датируемой в тот момент следующим годом, и закончил Коржин словами:
- Вам вцепился в горло один из людоедов, в которых, своим излучением превратил большой сфероид всех работников карьера. Я подобрал вас у разрушено лагеря, превратившегося в сплошное пепелище, а малый шар, обездвижив нас, в свою очередь доставил сюда, а уж по какой - такой причине – увы, не имею абсолютно никакого понятия. Эта задачка как раз по вашим мозгам. Лежите, отдыхайте, приходите в себя и делайте научные выводы. Андрея нет, Василька тоже, а Раевский, он же и убийца Лизы, судя по всему, уже мёртвый, как и ваш Павел Семёнович с помощником и водителем. Вот и вся история. Что делать дальше – решать вам, теперь вы у нас за «старшего». А на досуге почитайте вот это…
Он протянул учёному ту саму газету, обнаруженную им в сторожке оленеводов.
И вышел.
№ 30.
Василёк подходил к метеостанции как раз на рассвете. Где он пробыл всю ночь, и куда его закинуло пространство перемещений загадочного сфероида, он не имел понятия. Память заблокировалась сама собой и уже, подходя к воротам базы у него, как и у Андрея, из уголков рта потекла вожделенная слюна. При мысли о Тоне алчно сверкнули его глаза, блеск кошачьих зрачков впился в забор станции, а похотливые мысли, независимо от его разума, нахлынули волной, полностью деморализовав его волю.
Ему хотелось свежей печени.
…Двор был пуст. Дверь столовой была раскрыта настежь и едва поскрипывала на слабом утреннем ветерке. Ни лая собаки, ни восторженного восклицания девушки, ни каких-либо примет, что здесь недавно были люди…
 Василька встречала тишина.
Предчувствуя что-то неуловимое и непонятное, витающее в воздухе, он осторожно, по-кошачьи пересёк двор и остановился у трансформаторной будки, которая представляла сейчас груду ненужного и разобранного хлама. Покинутая база напоминала унылый пейзаж пустыни с катящимся по ней перекати-полем, подгоняемым ветром.
- Тоня! – выкрикнул он, удивляясь собственному хриплому голосу, прозвучавшему в тишине. Войдя в помещение столовой, он первым делом почувствовал стерильный запах медикаментов – именно так пахнут перевязочные материалы, накладываемые потерпевшему на раны. В радиорубке было пусто и, проходя по коридору, он поочерёдно заглядывал во все комнаты, продолжая громко и настойчиво звать свою подругу.
- Тоня! Ты где? Отзовись, крошка моя!
Как же хотелось свежей печени! Сочной, кровянистой, пахнущей…
Комнаты были пусты, за исключением спальни бывшего егеря. Василёк изумлённо уставился внутрь на смятую постель Коржина. Кто мог здесь ночевать, пока его не было на станции, и пока он сидел у костра возле убитого им Андрея? Рядом с кроватью стояла капельница, на тумбочке поднос с чашками и перевязочными материалами. Форточка открыта, но специфический запах аптеки ещё не выветрился, следовательно, тут кто-то лежал, и, причём, относительно недавно.
В комнате отдыха его ожидал ещё один «сюрприз», и на этот раз весьма жуткий, заставивший Василька отпрянуть назад и схватиться за ручку распахнутой двери.
Пятно крови посреди комнаты имело те же размеры, а возможно, и похожие очертания, отложившиеся у Василька в памяти, поскольку он сам помогал Тоне отмывать его после следственного эксперимента и снятия улик. Тогда этим занимался Илья Фёдорович. Теперь всё повторилось. Зловещее пятно, уже подсохшее, темнело под его ногами, и Витя вспомнил, как научный сотрудник говорил что-то о гигантском прыжке, который должен был сделать убийца, когда увидел свидетеля. И снова след оленьего пима, как и в прошлый раз. На том же расстоянии прыжка, как и прежде, будто в абсолютной точности повторял прыжок годичной давности.
Что-то неуловимое проскользнуло в его воспалённом мозгу, и он внезапно почувствовал опасность. Кто-то стоял за его спиной.
Мгновенно обернувшись, как кошка, он, тем не менее, не успел прикрыться. Мощный удар по затылку сбил его с ног, и ему ещё повезло, что удар пришёлся по касательной, не убив его на месте. Из раны начала сочиться кровь, образовывая новую свежую лужу у него под ногами. Прежде чем потерять сознание, он на миг успел заметить лицо напавшего, который тут же стремительно скрылся в проёме двери.
…Лицо принадлежало Илье Фёдоровичу, научному сотруднику всех сейсмологических станций полуострова Таймыр.
А случилось вот что.
Незадолго до этого, а именно, рано утром, когда полярное солнце только всходило над чахлой растительностью тундры и Василёк, закопав Андрея, двигался к станции, Илья Фёдорович, проснувшись, вдруг почувствовал в себе некие необратимые перемены. Какая метаморфоза произошла с ним в течение ночи, он, собственно, не знал, но то, что шея перестала болеть, и состояние улучшилось, он понял мгновенно и однозначно. Изрядно отдохнувший и выспавшийся, он даже не удивился столь внезапной перемене своего психического состояния. Источник смертоносных и пагубных лучей в виде малого сфероида покачивался сейчас у трансформаторной будки, но Илья Фёдорович, разумеется, его не видел, в мгновение ока, превратившись из благоразумного учёного в душевнобольного маньяка. В этот момент ему, как никогда в жизни, вдруг захотелось свежей печени. Человеческой.
Бывший учёный легко соскользнул с кровати и тихо вышел в коридор, прислушиваясь к утренним звукам, как хищный зверь перед броском на свою жертву.
Прежде всего, Коржин. Девка подождёт, пусть поспит ещё.
О том, что егерь его спас и вытащил из карьера ходячих мертвецов, Илья Фёдорович (или то, во что он превратился), сейчас абсолютно не думал. Да и не один ли чёрт, если в соседней комнате его дожидается вожделенный «подарок» - спящая, ничего не подозревающая и беззащитная жертва. Слюна на воротник пижамы потекла ещё обильнее.
В комнате отдыха, несмотря на раннее утро, уже находился егерь, очевидно, зашедший туда перед выходом во двор. Этим и воспользовался бывший учёный, подкравшись сзади по-кошачьи, мягко ступая ногами по утеплённому полу. Неимоверной силы удар в затылок подобранным по дороге огнетушителем сбил егеря с ног, и его голова стукнулась о подлокотник кресла в том месте, где некогда лежало тело Лизы. Стекающая из проломленного черепа кровь, заполнила то самое высохшее пятно, повторяя все его контуры, вплоть до мелких брызг некогда разбросанных ошмётков мозга. Тело егеря перестало конвульсивно дёргаться и, покачав от досады головой, бывший научный сотрудник разочарованно выдохнул. Придётся убирать. Он не хотел, чтобы девушка, проснувшись, увидела столь жуткую картину, сразу осознав, кто именно сотворил такое. Коржин был мёртв. Всё произошло настолько быстро и внезапно, что размышлять над этической стороной вопроса, сейчас просто не было времени.  Взвалив мёртвое тело на плечо, он осторожно, крадучись по коридору, вынес его во двор, где и скинул за водокачкой до лучших времён. Важнее было сейчас вернуться и протереть следы  стекавшей с трупа крови, пока он нёс его по коридору.
Так он и поступил. Где-то у трансформаторной будки гавкнула собака, словно предчувствуя, что случилось что-то плохое, страшное и непонятное её скудному разуму. Взяв из столовой тряпку с ведром, Илья Фёдорович поспешил в жилой блок, но замешкался перед выскочившим из-за радиорубки Бадильоном, потеряв драгоценные минуты. Собака грозно оскалилась  и припала к земле, готовясь к прыжку. Именно в этот момент и выбежала Тоня, выискивая испуганными глазами хоть кого-то, кто смог бы ей объяснить наличие кровавых пятен рядом с отброшенным огнетушителем.
- Стой, Бадик! – выкрикнула она, заметив, что пёс вот-вот набросится на учёного. Странно. Выздоровел? Так быстро? А отчего животное такое агрессивное? Где Коржин, где его хозяин?
Мысли лихорадочно пронеслись в мозгу, и только тут она заметила в руках Ильи Фёдоровича тряпку и ведро. Руки научного сотрудника были в крови. Что здесь произошло?
Бадик застыл, повернулся на крик и потрусил к хозяйке, явно выказывая свою ярость на непонятное существо, каким ему сейчас казался учёный.
- Где Коржин? – испуганно спросила Тоня, прижимая к ноге дрожавшего от злобы пса. Она и сама ещё не пришла в себя, проснувшись от какого-то смутного чувства тревоги. Вышла в коридор, заметила кровь на полу и поспешила к раскрытой настежь двери, не догадавшись заглянуть в комнату отдыха. Если бы она увидела, что там только что произошло, она наверняка не стояла бы сейчас здесь, промелькнуло в воспалённом мозгу учёного. Он заискивающе осклабился и остановился в нескольких шагах от неё, не решаясь приблизиться к рычащему псу.
Голос у Тони дрожал.
- Что с вашими руками? Порезались? Или Бадик укусил?
Девушку всю колотило от страха.
- Ни то, ни другое, - ехидно усмехнулся полузомби-получеловек. – Коржина нет. Василька твоего тоже. Теперь только мы с тобой. – Слюна на воротник потекла так обильно, что пришлось её стереть рукавом. – Теперь ты моя! – прохрипел он.
Девушка уже пятилась назад и готова была закричать, как вдруг пространство вокруг неё сгустилось, спрессовалось, и приняло консистенцию вязкого киселя, сквозь который невозможно было двигаться. Илья Фёдорович (или то, что от него осталось) открыл рот, застыл на месте и увидел буквально в пустоте материализующийся сгусток облака, превращающийся на глазах в сфероидный объект вполне правильных очертаний. Шар повис в пространстве, выпустил из себя сканирующие лучи зеленоватого цвета, «прощупал» ими территорию, и обволок девушку колыхающимся туманом, словно коконом от личинки гусеницы. В сияющем ореоле прозрачной субстанции Тоня медленно оторвалась от земли, едва не крича от страха. Какая-то неведомая сила, перевернув в воздухе, заставила её принять горизонтальное положение и втянула внутрь замкнутого пространства. Безвольное тело девушки всосало словно пылесосом. Шар раздулся в размерах, переместил лучи на собаку и, парализовав её, всосал в себя тем же способом, что и её хозяйку. Операция была завершена в течение нескольких секунд, сфероид бликнул на прощание и… исчез, растворившись в пустоте, как ложка сахара в горячем стакане чая.
Что до Ильи Фёдоровича, то этот загадочный инцидент тут же был стёрт из его памяти неведомым облучением, пронизавшим его сознание в затылочной части головного мозга. Не было никакого шара. Ему это привиделось. Вся информация была подвергнута тщательной зачистке, словно в капиллярах мозговой ткани начисто прошлись половой тряпкой, убирая за собой нежелательные улики. Пожав плечами и бессмысленно оглядев место только что исчезнувшего феномена, он поспешил с ведром в коридор, чтобы успеть смыть пятна крови, пока не проснулась его вожделенная мечта. По его предположениям девка ещё спала, и надо было поспешить убраться перед её пробуждением. А там уже и свежая печень…
Собственно, в этот момент, когда безумный маньяк направился в комнату отдыха, и появился в воротах Витя-Василёк. Услышав, как парень, обходя территорию, принялся звать девушку, бывший учёный затаился в кладовой, и когда Василёк добрался до комнаты отдыха, с ужасом увидев новое кровавое пятно, Илья Фёдорович напал на него сзади.
Оставив бессознательного Василька, безумный и умалишённый теперь убийца в образе некогда выдающегося учёного, прыгну по-кошачьи к спальне девушки, распахнул дверь и застыл на месте.
…Тони, разумеется, здесь уже не было.
№ 31.
Город Диксон находился на западной стороне Пясинского залива и был административным центром Таймырского Дагано-ненецкого национального округа. От метеостанции «Таймыр» его отделяло несколько сотен километров; это был едва ли не самый значимый порт Карского моря, куда сходились все торговые и коммуникационные пути, благодаря его удобному месторасположению. Именно из этого крупного населённого пункта на станцию поступала почта, продукты питания, оборудование, стараниями некогда живого Павла Семёновича – куратора всех станций полуострова Таймыр.
Однажды, ясным октябрьским утром, когда минусовая температура достигла уже пятнадцати градусов, в пределах города Диксон, на самой его окраине появилась довольно необычная собака, бродящая по округе в поисках мёрзлых останков рыбы-юколы. Эти потроха местные рыбаки сваливали в отхожих местах, где вскоре их подбирали песцы и городские хаски. Присмотревшись внимательнее, рыбаки заметили довольно отощавшего пса, который рылся в куче рыбных отходов, выискивая наиболее подходящие куски. Было видно, что животное не ело несколько дней, да и порода его не слишком подходила для суровой зимы. Таких «служак» держали больше в тёплых будках для охраны каких-либо значимых объектов, и в случае лютых морозов забирали внутрь, нежели оставляли мёрзнуть на улице. Пёс, видимо, как раз был из числа таких охранников, на контакт не шёл, но и не прятался, когда к нему впервые подошёл кто-то из поморов. Так продолжалось три дня. Рыбаки заметили, что насытившись отходами сам, он неизменно захватывал в пасти наиболее подходящий для еды кусок и уносил с собой. Таким образом, возник вполне риторический вопрос: кому он носит мёрзлые куски рыбы?
Посовещавшись, на четвёртый день рыбаки решили проследить за необычным псом, взявшимся буквально ниоткуда. Дождавшись, когда рано утром пёс отправится назад, четверо рыбаков во главе с бригадиром одного из сейнеров, стоящего в порту, отправились за ним, держась на приличном расстоянии, чтобы тот их не заметил. Миновав жилые блоки и технические постройки пригорода, рыбаки заметили, что пёс направляется к старому заброшенному маяку, стоящему на выступе мыса ещё со времён первых переселенцев, когда Диксон только начинал строиться. Кладка старой постройки обвалилась, и долгое время он простаивал в качестве заброшенного объекта с ржавой лестницей, бетонным цоколем и подземными ходами, в которых некогда располагались технические помещения. Туда-то и направлялся сейчас пёс, неся в зубах очередной кусок мороженой рыбы. Животное остановилось подле одного из подземных ходов, к чему-то прислушалось, вильнуло хвостом и исчезло в проёме развалившегося от времени бетонного цоколя. Здесь начинались катакомбы.
Выждав несколько минут и прихватив фонарь, бригадир последовал внутрь, наказав остальным дожидаться его снаружи. Было видно, что здесь давно никто не обитал, если не считать на пыльном полу следов собаки и какого-то странного отпечатка, тянувшегося вглубь подземелья. Пахло плесенью, рыбными отходами и… ещё чем-то. Бригадир принюхался, сбил рукой свисавшую паутину и приподнял удивлённо брови.
Запах…
Вот, что удивило бригадира. Это был запах… женских духов. Он был женат, и такими духами зачастую пользовалась его супруга, поскольку такой флакончик можно было купить только в парфюмерном магазине города Диксон.
Запах ландыша…
Свежий.
Он посветил фонарём под ноги, и в пыли, лежавшей тут десятилетиями, увидел всё тот же странный след, будто по кирпичному полу протащили что-то ёмкое и тяжёлое. След был настолько ровным и чётким, что его можно было измерить логарифмической линейкой. Прямая и идеально ровная полоса начиналась от самих ступенек, а уходила в темноту развала, где исчезла собака.
Осторожно ступая, он вошёл в разрушенное подземелье и, посветив фонарём,  застыл в крайнем изумлении. То, что он увидел в первую секунду, заставило его едва не лишиться дара речи. Сбоку, выступая из темноты, зарычал пёс.
…Под его ногами, на голых камнях, поросших мхом, лежала, свернувшись калачиком, девушка, едва прикрытая какой-то старой истлевшей хламидой. Она была без сознания, тихо всхлипывала, часто и спазматически дышала, издавая едва внятное бормотание, то проваливаясь в лихорадочный сон, то приходя на несколько секунд в себя, чтобы снова всхлипнуть.
- Ви… тя, - прошептала она в бреду пересохшими от обезвоживания губами. Дёрнулась, замерла, затем раскинула руки и заметалась в бреду, словно птица, попавшая в клетку.
В первую секунду бригадир растерялся: он совершенно не ожидал увидеть тут кого-то живого, да ещё и человека. Девушку! Одну, без сознания, едва подающую признаки жизни. Он предполагал, в крайнем случае, наткнуться на щенят с умершей матерью, отчего пёс и таскал куски рыб. Они валялись повсюду и издавали тот тошнотворный запах, сквозь который он еле уловил аромат ландыша. Очевидно, подчиняясь своему природному инстинкту, верный друг приносил девушке корм, по своему собачьему убеждению полагая, что хоть этим уменьшит её страдания. Псу было невдомёк, что пребывая в бессознательном состоянии, девушка не могла воспользоваться его ухаживаниями, ровно как и отблагодарить. Таскал и таскал каждое утро, в течение уже четырёх дней: это было чисто рефлекторно. А то, что девушка умирала без воды, не в состоянии напиться, псу было неведомо. Сейчас он стоял рядом и, видимо, почувствовав помощь со стороны незнакомца, смотрел ему в глаза преданным взглядом: «Помоги ей! Спаси её…»
Отчаянно выругавшись, бригадир бросился к девушке, закинул хрупкое тело на плечо и, не разбирая дороги, кинулся к выходу, на ходу срывая с себя меховую куртку, накинув её на живую ношу. Пёс метнулся вперёд, лаем указывая дорогу – там наверху их и встретили.
Спустя несколько минут её, укутанную со всех сторон, уложили в проезжающий мимо вездеход, и что есть мочи помчались в сторону поликлиники. Только тут бригадир сумел, наконец, рассмотреть бледное худое лицо измождённой девушки. Молоденькая, но вся грязная и отощавшая, она, теме не менее, ему кого-то напомнила. Пёс бежал за вездеходом и тихо поскуливал. Бригадир вспомнил, что видел несколько раз эту девушку в сопровождении Раевского, начальника метеостанции «Таймыр», когда они приезжали в город за почтой и продуктами. Сейчас со станцией не было связи уже несколько дней и, вбежав в ординаторскую больницы, пока девушку везли на носилках в палату, схватил трубку, прокричав в неё:
- Мы обнаружили одного из смотрителей станции, что находится у Пясинского залива. Без сознания. Девушка. Лежала под присмотром собаки в развалинах старого маяка. Что? Нет. Одна. Как уда попала? – Он развёл руками. – Хотел бы и сам знать. Чудом осталась жива. Видимо, пёс притащил ей откуда-то накидку, и она в бреду укрылась ею, отчего и не замёрзла окончательно. Там в катакомбах сухо и относительно тепло. Выжила. Собака таскала ей рыбу, оттого и проследили за ней. Что? – Бригадир бросил взгляд на длинный коридор, в котором суетились врачи. – Да. Уже доставили. Лежит в «реаниматорской». Будет здесь, пока не выясним причину, каким образом она оказалась в катакомбах. Что? Не слышу! – Он потряс трубку. – Да. С Павлом Семёновичем тоже нет связи уже несколько дней. Карьер и лагерь изыскателей молчит, словно вымерли. (Бригадир, разумеется, не имел ни малейшего понятия, насколько он был недалёк от истины в эту краткую минуту).
- Мы пытались связаться с посёлком рыбаков, у подножия сопки, там есть рация, но они тоже молчат. Буду собирать спасательную команду. – Разговаривая с кем-то, видимо, из руководства полуострова, он проследовал в кабинет главврача, где на стене висела большая развёрнутая карта Таймыра. Выискивая координаты метеостанции, он уже отдавал указания своим помощникам.
- Выезжаем на рассвете. На двух вездеходах двумя группами. Пусть спасатели соберут в рюкзаки самое необходимое, прежде всего медикаменты и тёплые вещи. Возможно, нам после деревни рыбаков и метеостанции придётся срочно направляться к лагерю изыскателей. Две команды по пять человек на вездеход. В Географическом Обществе нам дали добро. Всё ясно?
Помощники кивнули и отправились подготавливать группы к завтрашней операции.
Тоня была спасена.
№ 32.
Витя пришёл в себя спустя несколько минут, когда его ударил кто-то по голове. Стоп! Почему же кто-то? Голова всё ещё гудела, кровь на затылке сочилась капельками за воротник, но он отчётливо вспомнил лицо. Сомнений быть не могло. Это был Илья Фёдорович, научный сотрудник всех метеостанций полуострова. Но глаза его! Они излучали ярость, безумство и… отрешённую пустоту. Глаза маньяка.
О том, что его собственный взгляд был похож на кошачий, с узкими вертикальными зрачками, Василёк, разумеется, не ведал. Сейчас он находился в пограничном состоянии, нечто между реальной своей ипостасью и тем состоянием безумства, в котором пребывал, когда убил Андрея. Сейчас он не раздумывал: итак было ясно, что бывший учёный превратился в такого же зомби, как и его друг несколько часов назад. Приподнявшись и опершись спиной о косяк двери, Витя занёс огнетушитель над головой, чтобы ударить первым.
Шаги приближались.
Он выпрямился, шагнул к безумцу и врезал огнетушителем прямо в сплюснутое от ярости лицо. Удар был сильным, заставив того безвольным мешком рухнуть на пол. Илья Фёдорович, или тот зомби, в которого он превратился, был мёртв ещё до того, как затылок его стукнулся о поверхность пола. Мотивацией столь разрушительной силы удара, очевидно, был всё тот же шар, излучавший сейчас лучи из-за стен водокачки. Наклонившись и убедившись, что безумец мёртв, парень откинул в сторону огнетушитель и, держась за пульсирующие виски, выскочил из комнаты, едва не пересекая пространство одним гигантским прыжком, которому позавидовал бы любой хищный зверь, преследуя жертву.
Так закончил свой жизненный путь бывший научный сотрудник Географического общества полуострова Илья Фёдорович, превратившийся в умалишённого маньяка посредством отравляющих лучей загадочного малого сфероида. Из всей вахты станции «Таймыр» в живых осталось двое: парень и девушка.
Какова была цель малого сфероида, переместившего Тоню ближе к пригороду Диксона, приходилось только гадать, если, разумеется, было, кому.
Витя остался на базе в одиночестве и, обнаружив тело Коржина, предал его земле рядом с бывшим учёным.
...В то же самое время, только в нескольких сотнях километров от места трагических событий, бригадир рыбаков сидел у койки, пришедшей в себя девушки, и слушал её сбивчивый рассказ о всём, что случилось с ней за последние несколько дней.
Тоне сделали обезболивающие и витаминные инъекции, ввели капельницу, сбили жар, отмыли, переодели в чистое бельё и накормили горячим куриным бульоном. Девушка выжила благодаря верному псу и вовремя подоспевшим рыбакам. Собака находилась под присмотром , отъедаясь рыбой и получая от рыбаков заслуженный комфорт. Тоня подробно пересказывала бригадиру свои ощущения, когда станцию посетил непонятный импульс гравитации, вырвавшийся в атмосферу близ Пясинского залива. Она уже знала сегодняшнее число, но где пробыла четыре дня вместе с собакой, не имела никакого понятия. Эта фаза была начисто стёрта из её жизни, и память не выдавала никакой полезной информации. Будто метлой вымели. Василёк ушёл в деревню и не вернулся – вот и всё, что она помнила. Были ещё какие-то смутные воспоминания, прорывающиеся сквозь завесу установленной кем-то блокировки о Коржине и раненом Илье Фёдоровиче, но они были настолько зыбки и далеки, что девушка не решалась их озвучить перед своим спасителем.
- Ничего, красавица наша, - успокаивал её бригадир. – Всё позади. Будем надеяться, что Витя твой найдётся. Мы намерены отправиться в посёлок рыбаков и на вашу станцию, а позже, смотря уже по обстоятельствам, посетим и карьер изыскателей.
- Связи так и нет? – спросила девушка, делая глоток горячего кофе. Вошла медсестра и поставила градусник, улыбнувшись пациентке.
- Увы… - сокрушённо покачал головой бригадир. – Но мы непременно что-то узнаем. Как могут просто так пропасть и исчезнуть несколько десятков геологов, да ещё и твои коллеги – причём, все! Тут кроется какая-то тайна, а возможно и глобальный катаклизм, коснувшийся всего побережья полуострова.  – Он озадаченно почесал затылок. – В посёлке оставался местный шаман с детьми и женщинами. Рыбаки, как ты знаешь, все на сейнерах в море, но эти-то должны быть живы, верно?
Бригадир поднялся.
- Ладно, красавица. Выздоравливай, набирайся сил, теперь ты на станцию долго не попадёшь. Сдаётся мне, пустая она. Завтра выдвинемся в путь – приедем, посмотрим. Я тебе сообщу через врача. А пока – отдыхай.
Он пожал её хрупкую руку и вышел в дверь навстречу самому страшному дню в своей жизни.
…Больше Тоня его не увидит.
        ********

Глава 7-я: ПОСЛЕДНЯЯ АНОМАЛИЯ.
№ 33.
Посёлок рыбаков представлял собой сплошную массу разрушенных и разбросанных во все стороны хижин без дверей, окон, а иных вообще без крыш. Ударная волна непонятной энергетической силы буквально смела все строения, разметав их на несколько десятков метров, как бывает при могучем взрыве авиационного удара. На месте жилища шамана зияла огромная воронка, и всё, что находилось в радиусе её действия, было сброшено в провал вместе с грудами камней, поваленных деревьев и мёртвых тушек всевозможной живности. Посёлок был пуст. Он был мёртв. То, что от него осталось, можно было определить одним вполне академическим словом: разруха. Ни детей, ни женщин, ни собак. Никого. Сплошной пустырь.
Бригадир спасателей стоял у вездехода и чесал затылок, наблюдая, как его коллеги бродят среди развалин в поисках кого-нибудь из живых.
Что здесь произошло? Какая сила могла смести с лица земли целое поселение, ни оставив после себя даже трупов? Не тот ли это выброс в атмосферу необъяснимой гравитации, о котором рассказывала девушка в больничной палате?
Подбежал пёс. Бригадир почесал его за ухом. Пса они взяли с собой, в надежде, что он сможет учуять знакомый запах кого-либо из своих хозяев, однако животное только вертело носом в разные стороны и металось среди разрушенных строений, абсолютно не выдавая признаков волнения. Выше по склону, если пройти тундровый лес, как раз и располагалась та сейсмическая станция, из которой, судя по предположениям, нагрянула эта необъяснимая катастрофа.
Оставив двух спасателей запускать генератор и подключать рацию для связи с Диксоном, начальник спасателей отозвал своих людей, приказав им рассаживаться по вездеходам. Двое оставшихся должны будут вызвать сюда новую группу спасателей, теперь уже с техникой, инструментами и оборудованием для восстановления разрушенного посёлка. Рыбаки на сейнерах были оповещены ещё при выезде спасателей из города, так что, уже все знали об исчезновении женщин и детей, а когда вернутся их мужья и отцы, начнутся повальные розыски по всей тундре, включая залив и саму сопку. Таков был план.
Преодолев склон и углубившись в тундровый лес, оба вездехода проехали несколько километров, остановившись в сплошных зарослях карликовых берёз и сосен. Дальше – пешком. Но прежде, перед походом, они разожгли костёр и основательно подкрепились.
Тут-то бригадир и заметил недавно брошенную кем-то стоянку пяти - шестидневной давности. Оставив людей заканчивать обед, он направился вслед за ощетинившимся псом, который, поскуливая, выдавал свой испуг, далеко не присущий такой отважной собаке, каким был Бадильон.
…Маленький, сделанный, видимо, впопыхах крест из двух кедровых веток предстал перед взором бригадира ещё прежде, чем он заметил саму могилу. Земля, насыпанная холмиком, была относительно свежей, следовательно, то, что покоилось под ней, было здесь захоронено совсем недавно. Ни таблички, ни надписи, ни какой-либо объясняющей записки начальник спасателей не обнаружил. И вот что странно…
Собака, проявлявшая до этого лишь признаки испуга и беспокойства, припала теперь к свежевырытой земле и пронзительно завыла, обратив морду к небу и поджав скорбно хвост. Так воют собаки, потеряв своего хозяина, будто чувствуя своим природным нутром, что он уже не жилец на этом свете.
Озадаченный бригадир обыскал всё кругом, но кроме следов росомахи и песцов, шнырявших, видимо, в поисках падали, ничего более не обнаружил. Возвратившись к своим товарищам, он так и не заметил далеко в кустах отброшенную в сторону винтовку с одним использованным патроном после выстрела.
Едва оттащив упирающегося пса к вездеходам, бригадир и его команда вскоре направили свой путь через тундру к высокому пику сопки. Вездеходы они оставили под присмотром двух водителей, и, таким образом, сейчас их насчитывалось восемь человек, следовавших к территории безмолвной станции «Таймыр».
Уже начинало темнеть, когда все восемь смельчаков, пройдя за несколько часов тундру, оказались в пределах видимости высокой радиорелейной установки, возвышающейся над станцией, словно пик Адмиралтейства на площади Санкт-Петербурга. Бадильон, отчаянно гавкнув, помчался вперёд и затерялся где-то в темноте между водокачкой и трансформаторной будкой. Пришлось включить карманные фонарики, которые были предусмотрительно захвачены с собой.
Станция казалась мёртвой.
По указанию бригадира один из спасателей выпустил в небо ракету: это был сигнал двум оставшимся водителям, что группа прибыла к месту назначения. Рации и передатчики перестали работать ещё тогда, когда восемь членов команды ещё только подходили к чернеющему вдали объекту. Дальше остановились часы и стал бешено вращаться компас, показывая азимуты совершенно не тех направлений. А ещё спустя час, когда они уже подходили к воротам, у всех восьмерых почувствовался внезапный упадок сил с необъяснимым головокружением.
Бригадир приблизился к воротам, пересёк условленную границу территории, и сделал первый шаг навстречу своей судьбе. Это был тот самый момент, из которого ему не суждено будет вернуться. …Как, впрочем, и всем остальным.
№ 34.
…Дезоксирибонуклеиновая кислота, - вертелось у Вити в воспалённом мозгу. – Дезоксирибонуклеиновая кислота… мне нужно их ДНК. Мне нужно их ДНК.
Эта фраза, взявшаяся в его сознании ниоткуда, не покидала его мозг уже несколько минут, пока он наблюдал из укрытия за появлением незнакомцев. Кто они? Откуда прибыли? Что здесь делают, освещая фонариками двор, крадучись словно тени призраков?
Глаза его светились в темноте, как когда-то у Андрея на той поляне, где он его убил. Теперь вот эти… раз-два-три… семь, восемь. Он насчитал восьмерых. Где-то сбоку послышался знакомый лай Бадильона, но Витя уже почувствовал азарт охоты, не обратив на пса никакого внимания. Ему нужно было ДНК этих людей, а когда он их расчленит, тогда и поделится с верным псом свежей, сочной, пахнувшей кровью печенью. Человеческой печенью.
От предвкушения свежей крови у Вити (или то, что от него осталось) обильно потекла слюна. Он приготовился к прыжку и замер, оценивая ближайшую жертву.
Первым, крадучись в темноте и освещая фонариком забор, к водокачке пробирался рослый мужик, очевидно, главный из них, поскольку остальные следовали за ним. То существо, что прежде было Витей-Васильком, крепче сжало лопату и сверкнуло в темноте кошачьими вертикальными зрачками.  Перед этим он похоронил своих двух коллег и тотчас начисто забыл о них, будто память вообще не принимала участия в его бессмысленных действиях. Расчленив тела  Ильи Фёдоровича и Коржина, он лишь частично утолил свой голод, набросившись на свежую печень, выгрызая её зубами из не окоченевших ещё трупов, а похоронив затем, принялся бродить по опустевшей станции, пока не наступила темнота, и вновь не почувствовался лютый голод. Темнота, накрывшая жилую территорию базы, в данном случае была его союзницей, скрывая все его хищные движения.
Держа винтовку на изготовке, первый незнакомец остановился и к чему-то прислушался. Он повернул голову назад и всмотрелся в темноту, где по всей территории двора рассредоточились его помощники. Луна была скрыта в тучах, и свет фонариков мелькал тут и там, но это не мешало Вите видеть в темноте как кошка или более грозный её собрат, к примеру – ягуар. Стало холодно. Внезапный порыв студёного ветра пронзил группу насквозь и в долю секунды сковал все движения, будто в мгновение ока дохнул мёртвым окоченением. Бригадир всё ещё продолжал стоять, смотреть в зияющую черноту, и окоченевшими пальцами шарить по затвору винтовки, когда стремительный рывок ветра сбил его с ног, и прямо перед его газами из чёрной пустоты выплыл малый сфероид, покачиваясь в пространстве как детский шар, привязанный к верёвке. Все замерли на месте, и обездвижились в спрессованном, как цемент воздухе.
- Не останавливаться! – едва выдавил из себя бригадир, обращаясь сразу ко всем. – Двигайтесь! Ружья на прицел! – язык прилип к нёбу, и слова, выдыхаемые вместе с морозными клубами пара, казалось, застревали в горле, не имея возможности вырваться наружу.
- Я не могу сдвинуться с места… - донеслось до него из-за спины.
- Я тоже…
- У меня руки окоченели…
- А я падаю…
Бригадир попытался обернуться, однако судорога, прошившая его тело, заставила его едва не свалиться кулем на замёрзший вмиг под ногами мох.
- Назад! – выкрикнул он. – Немедленно отступить на несколько шагов!
Шар, издавая бесшумные, змеящиеся по корпусу заряды, казалось, наблюдал за ними, добросовестно покачиваясь в воздухе, не имея ни малейшего намерения провалиться куда-нибудь в тартарары. Бригадир мог только смотреть на его лучи, не имея возможности двигаться, с ужасом созерцая, как импульсы смертоносных испарений, расплываясь зеленоватым туманом, обволакивают его товарищей.
- Фонарики гаснут! – крикнул кто-то за его спиной.
- И мой…
- Чёрт! У меня тоже погас…
Начальник бросил взгляд на свой, едва тряся его обмороженными пальцами. Лампочка гасла необычно: постепенно, без бликов, делаясь всё более тусклой, будто внезапно кончился заряд аккумуляторов. У него похолодело сердце: но не у всех же сразу! Восемь фонарей в один миг потеряли заряд напряжения? Бред!
- Кто может, делайте как я, - с усилием выдавил он из себя. – Отступайте, не поворачиваясь. Держите этот чёртов объект под прицелом. Слышите меня?
Подул обжигающий ветер.
- Слышит, кто меня? – повторил он вопрос уже более взволнованным и хриплым голосом.
Ответом ему была тишина.
…И тут начался ужас.
Искрящийся шар уменьшился до размеров теннисного мяча, затем бликнул искоркой и, хлопнув, словно мыльный пузырь, исчез в пространстве, оставив после себя едва заметную точку сингулярности. Что-то тихое и шелестящее пронеслось в воздухе, обдав спасателей смрадным запахом трупного разложения. Воздушный водоворот, вызванный гравитацией иноземного сфероида, сбил всех с ног, проволок тела по замёрзшему вмиг лишайнику и разметал их в разные стороны, разбрасывая ошмётки плоти в радиусе нескольких десятков метров. Наступила тишина, хрупкая, как первый лёд на пруду, а потом ударная волна, пришедшая и навалившаяся ниоткуда, со скоростью межконтинентального экспресса разорвала оставшиеся фрагменты тел в клочья. В этой липкой, почти осязаемой темноте начальник спасателей остался один. Двор станции был похож на военный полигон, по которому пронеслась смерть – с косой, безжалостная и вечная в своём мистическом ритуале. Это была бойня! Людей разметало по территории от водокачки до трансформаторной будки. Давление высвободившейся из нутра шара гравитации разорвало тела на бесчисленные куски всё ещё трепыхающегося мяса. Повсюду была кровь, мозги, оторванные члены и вывернутые внутренности. Луна вышла из облаков, освещая своим серебристым сиянием жуткую картину разрухи.
Спустя несколько секунд, обретя, наконец, дар речи, бригадир спасателей оглядел то, что осталось после малого сфероида, дико заорал и, падая на мёрзлую землю, лишился чувств.
Это было последнее, что он мог ощущать своим убывающим разумом.
…Он стал зомби.
№ 35.
Волна чужеродной энергии, пожирающей все клетки его мозга, заполонила сознание, погасила волю, и заставила его тело принять облик полузверя – получеловека. В несколько секунд из начальника спасателей бригадир превратился в пустой ходячий «сосуд» чужеродной сущности. Увидев две свежевырытые могилы, он откинул бесполезное теперь ружьё, отшвырнул фонарь и кинулся к ним, с вожделением ощущая в себе непонятную жажду. Ему захотелось крови. Под демоническим взглядом вышедшей луны бригадир протянул вперёд скрюченные пальцы и, будто слепой, шагнул навстречу развернувшейся перед ним бездне, пытаясь на ощупь войти в эту пустоту.
- Где моя Тоня? – услышал он за спиной хриплый, словно издалека, голос.
- Кто вы такие? Куда дели мою девушку?
Эти две фразы, последние, произнесённые во дворе станции, бригадир уже не слышал: он был мёртв, прежде чем последний звук хриплого крика разорвал тишину тундры. Всё было кончено. Оставив развороченное кровавое горло, Василёк принялся когтями раздирать внутренности тёплого, конвульсивно дёргающегося трупа. Сладострастное урчание огласило пустой двор, когда существо, некогда бывшее Витей, впилось зубами в трепыхающуюся, сочную от крови печень. А печень, как известно, средоточие жизни. Дальше только звук раздираемой плоти и омерзительное чавканье при свете глумливой луны.
Существо наслаждалось.
Вот, собственно, и всё.
Насытившись тёплой свежей печенью, существо поднялось с четверенек, окинуло кошачьими глазами территорию, подняло голову к чёрному небу и дико завыло.
Это был вой хищного зверя.
Из темноты ему откликнулся другой вой, менее жуткий и, скорее, более испуганный и жалкий. Поджимая хвост, принюхиваясь и дрожа, из-за водокачки выступила тень Бадильона. Верный пёс не осознавал жуткую метаморфозу, произошедшую с одним из его бывших хозяев, однако своим животным инстинктом чувствовал перемену в облике стоящего перед ним полузверя – получеловека. Не решаясь подойти ближе, Бадик замер на месте, прижавшись брюхом к замёрзшему лишайнику. Странно… но холод, сковавший перед этим всю команду спасателей, внезапно отступил, как только во дворе промчался разрушающий вихрь. Сейчас было тихо, и только жалобное, вопросительное поскуливание собаки разрывало мёртвую тишину словно плачем, некогда шумной и заселённой станции «Таймыр».
Теперь тут стояла гробовая тишина.
Витя взглянул на собаку, наклонился над развороченным трупом бригадира и поманил пса к себе.
- Будешь? – протянул он ему кусок человеческой плоти.
Издав громкое рычание, собака попятилась и скрылась в кустах. Человечиной она не питалась.
Меж тем, круглый сфероид возник за спиной Вити, и… всё потонуло в пустоте.
Дальше он ничего не помнил. Пустая и заброшенная станция с горой развороченных трупов осталась позади.
…Несколькими часами позже, когда уже слабый рассвет начинал серебрить верхушки деревьев, а в морозном воздухе появились первые сверкающие снежинки, по направлению к стоянке вездеходов двигалось существо на двух ногах, иногда припадая к земле и вынюхивая на ней следы. Чуть в стороне от него, в десятке шагов, тихо урча и не выдавая своего присутствия, следовала собака, так до конца и не осознавшая, что произошло с её хозяином. То, что двигавшееся впереди существо уже не было Витей, она своим животным чутьём понимала, но, в то же время, ей не хватало чисто аналитического разума признать в нём наполовину превратившегося зверя, недавно на её глазах пожирающего человечину. Сейчас это существо шло впереди, а Бадик, следуя своему животному инстинкту, двигался следом: после всего произошедшего бедное животное совершенно не знало, как себя вести в подобных обстоятельствах.
…В то же самое время, в нескольких километрах дальше по тундре два водителя дежурили по очереди у оставленных вездеходов, сменяя друг друга каждые четыре часа. В этом не было особой необходимости, но из-за выхода из строя всех трансиверов и передатчиков, они наблюдали за небом, в ожидании, что рано или поздно в него взовьётся ракета, оповещая их о возвращении своих товарищей. Костёр был единственным ориентиром в течение всей ночи. Сейчас наступило утро. Просыпающиеся белки и лемминги попискивали над головами и под ногами, разбавляя картину наступающего дня своими природными звуками. Нужно было подбросить очередную порцию дров в затухающий костёр. Один из дежуривших открыл дверцу кабины и выпрыгну наружу, оставив товарища досыпать несколько минут после ночной смены. Воздух был морозным. Вездеходы стояли на поляне, соприкасаясь бортами, поэтому первый водитель просто обошёл их, наклонился, зачерпнул ладонями снег и принялся растирать сонное от тепла кабины лицо.
Странное что-то витало в воздухе.
Водитель не был подвержен мистике, но взгляд его сейчас был прикован к нечто непонятному. Прямо перед ним, в пелене падающих снежинок просматривалось какое-то пустое пространство идеально круглой формы, величиной с автомобильную шину, которое снег обволакивал со всех сторон, выделяя его контуром из общей картины. Водитель вгляделся пристальнее и мысленно чертыхнулся про себя.
«Как снежный ком облеплен, - пронеслось у него в мозгу. – Висит в воздухе, колыхается, будто так и надо. Никаких законов физики. А где же известная всем гравитация?»
Разумеется, ему было невдомёк, что перед ним сейчас находился малый космический сфероид – собрат гигантского «пузыря», посетившего Пясинский залив, и уничтожившего посёлок рыбаков, карьер изыскателей и, собственно, саму станцию «Таймыр», куда направились его коллеги, с которыми оборвалась связь ещё со вчерашнего вечера.
Сфероид меж тем, паря в воздухе, приблизился почти вплотную, и водитель ощутил, как по его коже прошли электрические дуги непонятной энергии, заставившие его… оскалиться. Странное это было ощущение, непонятное, никогда им ранее не испытываемое, неведомое и… жуткое. Его будто притянуло магнитной индукцией, затем, сковав все его движения, парализовав разум и волю, подняло в воздух, перевернуло горизонтально и… оставило качаться в пространстве, как маятник старинных настенных часов. Сфероид раздулся в объёме, раскрыл свои «объятия» и поглотил в себя, всосав обездвиженное тело словно пылесосом. Приняв в себя очередную «начинку», шар хлопнул, растворился в атмосфере и пропал, будто его и не было вовсе. Всё произошло тихо, без шума, лишь слабые электрические разряды прошили невидимыми лучами небольшую поляну – затем и это замерло навечно.
Где-то прошмыгнул песец.
Пахло человеком.
У Вити на подбородок стекла вязкая нить слюны, до сих пор окрашенная красным цветом после недавнего лакомства людской печенью. Осторожно, по-кошачьи подкравшись к первому тягачу, он заметил свежие следы, протянувшиеся от кабины в сторону леса, где они, к его удивлению, внезапно обрывались. Напрочь. На ровном месте. Будто некие неведомые ножницы взяли и обрезали лист чистой бумаги – вжик! – и пустота. Дальше только нетронутый снег и стена чахлых карликовых сосен с кедрами. Будто человек испарился на месте, вознёсшись в небеса внезапно выдернувшей его силой.
Рядом за деревьями послышался шум втягиваемого ноздрями воздуха. Припав к земле и урча от непонимания происходящего, на поляну выступила тень Бадильона. Не обращая внимания на собаку, Витя подпрыгнул как хищник, забрался на борт первого вездехода и рывком рванул люк входа. Силуэт зомби метнулся внутрь кабины и с диким рёвом набросился на первую попавшуюся спящую жертву. Послышался приглушённый стон, звук разрываемой плоти, а затем мерзкое и сладострастное чавканье, переходящее в блаженную икоту.
Возня прекратилась и всё затихло. Прошло несколько томительных минут, прежде чем нелюдь в образе Вити-Василька показался из люка кабины.
- Иди сюда, - поманил он пса, держа в окровавленной руке трепыхающийся внутренний орган человека. – Будешь?
Бадик ощетинился и отступил: с этим нелюдем он уже не будет иметь ничего общего. Перед ним был зверь.
Покидая место трагедии, пёс услышал, как на стоянке завёлся двигатель, хлопнула крышка люка, и вездеход взревел, оглашая лес своим могучим выхлопом отработанной солярки. Через минуту грозная машина промчалась мимо, прочь из леса, в низину, к склону сопки, в направлении посёлка рыбаков.
Пёс втянул ноздрями солярный дым, чихнул, и потрусил вслед за бронированным тягачом.
Теперь его путь лежал к Диксону. К хозяйке, которую он спас в развалинах маяка.
К Тоне.
… Оставшиеся в посёлке рыбаков спасатели были немало удивлены, когда мимо них, на полном ходу стремительно промчался один из вездеходов, не остановившись, не посигналив, и даже не свернув к их стоянке.
Странное что-то было с этим вездеходом.
Виляя из стороны в сторону, машина не слушалась руля, но, тем не менее, продолжала упорно двигаться в направлении Диксона, будто ею управлял не профессиональный водитель, а напившийся вдрызг дилетант, впервые столкнувшийся с рычагами управления. Обдав солярным смогом оторопевших членов спасательной команды, тягач, ревя и застревая юзом на поворотах, скрылся в долине, оглашая пустой посёлок эхом рокочущих двигателей. Всё произошло настолько быстро, необычно и неестественно, что старший из группы даже не успел понять, что, собственно, случилось. Тягач исчез так же внезапно, как и появился.  Для спасателей этот стремительный визит тягача так и остался неразгаданным до конца своей жизни.
А жить им оставалось всего несколько минут.
Поскольку…
 Вслед за вездеходом в расположение временного лагеря, состоявшего из двух тёплых палаток, растянутых у разрушенного жилища шамана-нойда, паря и качаясь в воздухе, вплыл сфероидный объект идеальной формы, испуская вокруг себя свечение, похожее на ауру. Оболочка сферы потрескивала от разрядов электромагнитного напряжения, а по контуру пробегали зигзаги коротких извилистых молний, наполняя пространство магнитной индукцией. Четверо спасателей, не успевшие прийти в себя после исчезнувшего внезапно вездехода, уставились на неведомое чудо. Ударная волна, взявшаяся буквально ниоткуда, подбросила их вверх, перевернула, швырнула о землю раз, затем ещё, потом ещё. Со всего размаха. Расплющив и размозжив головы, выброс гравитации разметал уже мёртвые тела по территории, оставляя тут и там истерзанные клочья плоти, обрубки ног, сломанных лодыжек и вывернутых шей. Всё было кончено за какие-то секунды: четверо спасателей были мертвы ещё прежде, чем шар опустился, раскрыл своё нутро и вытолкнул из себя второго водителя вездехода. Ему повезло, поскольку именно он избежал участи своего напарника быть заживо съеденным Витей-Васильком.
А шар исчез. Растворился в воздухе, словно капля пресной воды в морской пучине. Пространство приняло в себя разложившийся на атомы чужеродный объект и, преодолев червоточину моста Эйнштейна-Розена, бросила мчавшиеся пучки электронов в район города Диксона. Там эти сгустки вновь материализовались в уже знакомый шаровидный сфероид.
Водитель вездехода остался один, наедине с четырьмя развороченными трупами своих товарищей. Окинув бессмысленным взглядом поле разрушения и, заметив останки тел, он с удовлетворением втянул ноздрями запах свежей человеческой печени и принялся чавкать, оглашая пустой посёлок своим омерзительным урчанием.
…Там и застал его Бадильон несколькими часами позже…
№ 36.
…Тоня проснулась от какого-то шума, доносившегося по ту сторону двери её палаты. Кто-то бегал, кто-то кричал, причём, жутко и с надрывом, что-то упало и проволоклось по полу, словно мешок, набитый цементом. Не осознав ничего толком, она бросилась к двери, попутно взглянув на настенные часы, которые, к её удивлению остановились на отметке «полночь». Сейчас было раннее утро и, следовательно, часы стояли, как минимум, уже часа четыре. Она вспомнила едва зыбкое чувство, что таким же образом часы останавливались и на станции «Таймыр», когда они с Васильком испытали на себе выброс гравитации, посетивший их, когда они остались вдвоём, без света и связи с внешним миром. 
Внезапно всё стихло.
Где-то во дворе гавкнула собака, и этот звук заставил её замереть на месте, прежде чем она взялась за ручку двери. Что-то близкое и родное посетило её разум, но тотчас исчезло, испарилось, сгинуло прочь. Тряхнув головой и отгоняя видение, девушка осторожно открыла дверь, сделала шаг в сумрачный коридор и…
Едва не лишилась чувств.
Прежде чем её стошнило прямо под ноги, она успела увидеть нечто такое, что позже будет преследовать её всю оставшуюся жизнь.
Свет в коридоре моргал, будто где-то замкнуло проводку, и поначалу ей показалось, что она видит в конце прохода, у самой лестницы, какие-то мечущиеся тени, скользящие по стенам, словно выходцы с того света. Игра теней была похожа на суматошную пляску шаманов у тлеющих костров, и эти тени двигались к ней, крадучись, подбираясь своими щупальцами всё ближе и ближе.
Где-то в торце прохода хлопнула дверь. Лай снаружи стал громче и превратился в яростный рык. То, что она увидела перед собой, помутило на миг её разум, захотелось в ужасе закричать, теряя контроль и самообладание.
Иначе, как адом, это трудно было назвать.
…Все стены коридора были обрызганы сгустками крови, продолжавшей стекать к плинтусу свежими ручейками, чтобы собираться на полу в небольшие лужи. Она была повсюду, разбрызганная, растекающаяся, устремляющаяся к её ногам. В двух шагах от двери, распростёртый на полу, валялся охранник поликлиники. Униформа была разорвана, словно по ней прошлись невидимые ножницы, оставляя за собой лоскуты ткани, обрывки карманов и все внутренности, разметавшиеся сейчас по полу. Охранник лежал навзничь, смотрел стеклянными глазами на мигание неоновых ламп, и был абсолютно мёртв, если здесь применимо такое слово. Тоня перевела взгляд на рядом лежащее тело: тут-то её и вырвало.
Это был труп медсестры, ухаживающей за ней во время её беспамятства. Молодая девушка валялась рядом, истерзанная, с вывернутой шеей и развороченными внутренностями кишок.
Тоня закричала. Дико, долго, оседая на пол и растягивая звуки.
Меж тем, из торца соседнего крыла в коридор ступила фигура… второго водителя вездехода, бросившегося к Тоне, словно ягуар в саваннах Амазонки. Проснувшиеся от криков пациенты начали открывать двери соседних палат, выглядывать наружу – кто на костылях, кто, держась руками за косяки, кто вообще просто вызывал медсестру, лёжа под растяжками на койках. Левое крыло поликлиники проснулось. Водителю, создавшему вокруг себя столь мерзкий и тошнотворный вандализм, теперь некуда было деваться. Насытившись печенью медсестры и охранника, он хотел было добраться до Тони, но помешали проснувшиеся люди. Тот малый сфероид, что доставил его сюда под стены поликлиники, добросовестно сейчас покачивался в пространстве за двором, приводя в неописуемую ярость верного пса, защищавшего, как он полагал, покой своей хозяйки. Водитель, весь в крови и вывороченных внутренностях двух жертв, разбил прыжком лампу на потолке, рванул по пути горло одному из калек, взвыл по-звериному и выскочил по лестнице наружу…
Где и столкнулся с Витей-Васильком, который как раз выбирался из кабины заглохнувшего во дворе вездехода.
Наткнувшись на второго водителя, Витя-Василёк, бывший возлюбленный Тони, рубаха-парень и  любимец всей станции, дико взревев, бросился на соперника, целясь оскалившимися клыками тому в горло. Они почувствовали друг друга. Два превратившихся в зомби бывших человека, они узнали в противнике тот запах миазмов, издаваемый полуходячими мертвецами, после того, как большой «пузырь» облучил их своим излучением, а его младший «брат» добавил всё остальное, превратив их в людоедов, мародёров и маньяков, желающих насытиться человеческой печенью. Два нелюдя схватились между собой: один, чтобы добраться до девушки, другой – чтобы её защитить. Оба существа, бывшие некогда людьми, вцепились зубами в сонные артерии, хрипло завыли и заметались на мёрзлой земле, словно дикие хищники, не поделившие добычу. Водитель под натиском более молодого Вити сипло захрипел, пустил струю пульсирующей крови, пару раз дёрнулся, и затих, вытянувшись во весь рост прямо у гусениц вездехода.
Наступила тишина.
А потом раздался истерический крик Тони.
…Всё это время младший «собрат» космического «пузыря» тихо и мерно покачивался в воздухе, словно наблюдая со стороны за всем происходящим, что творилось во дворе поликлиники. Из окон высовывались больные, а в левом крыле здания завыла пожарная сирена, очевидно, оповещая весь персонал срочно собраться на месте трагедии.
Начинался переполох.
Кричавшая на весь двор Тоня медленно охнула, поперхнулась, и стала оседать на ступени крыльца, увидев живого и невредимого Витю, отчего-то вгрызающегося зубами во внутренности водителя. Девушке было невдомёк, какая метаморфоза произошла с её возлюбленным за последние несколько дней. Последнее, что она увидела, прежде чем потерять сознание, это жёлтые, хищные глаза своего друга, некогда бывшие человеческими, а сейчас бессмысленными и безумными во время утоления жажды человеческой плотью. Рядом сидел Бадик и выл.
Малый сфероид, очевидно, полагая, что время настало, качнулся в воздухе, выпустил из себя сканирующие зеленоватые лучи, парализовал пространство, сгустив его до цементного состояния, обездвижил всех высунувшихся из окон и бегущих по лестницам людей, приблизился к Васильку и раздулся в размерах. Так в научном мире называют трансформацию. При полной тишине и неподвижности, сфероид раскрыл зев своего нутра и, подняв в воздухе нового «пассажира», поглотил в себя, словно сделал глоток доброго, качественного чая. Спустя секунду туда последовал и пёс, с застывшей в лае пастью. А ещё через секунду, прежде чем Тоня и остальные пациенты начали приходить в себя, шар мигнул, испепелил дотла истерзанное тело водителя и, превратившись в точку сингулярности, исчез прочь, будто его и видели. Последовал тихий хлопок, а за ним, как и прежде, всё вновь пришло в движение.
Тоня, очнувшись от обморока, ощутила на себе волну всеобщего хаоса, заложившего ей уши с первой секунды выхода из комы. Кто-то орал, кто-то визжал, где-то хлопали дверями, выла сигнализация, а впереди себя она видела лишь кучу пепла, оставшейся от водителя, заглохший вездеход и брызги крови, ещё не успевшие замёрзнуть на снегу.
И вот, что странно…
Ни Вити, ни водителя, ни её родной собаки у вездехода она не увидела. Будто померещилось.
Кто-то сзади поднял её, как пушинку бросил на носилки, и внесли внутрь – два белых халата, две пары ног, две пары рук. В глазах всё затуманилось, и девушка вторично провалилась в небытие. …Спустя два дня местная газета вышла с таким заголовком:
«ПРОПАЛА ВСЯ ВАХТОВАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ СО СТАНЦИИ «ТАЙМЫР».
В статье упоминались имена всех участников трагедии, и редактор, надеясь на помощь местного населения, просил тех, кто что-либо знает о происшедшем, звонить по телефону горячей линии. Ниже были перечислены события, случившиеся в Пясинском заливе за все предшествующие месяцы, прежде чем команда смотрителей станции перестала существовать. Упоминалось так же исчезновение куратора станций с его заместителями, и чуть позже – команды спасателей во главе с бригадиром сейнера.
 Было принято решение оповестить обо всём столичную печать и государственную власть.
Тоня лежала на койке и, ничего не помня, видела этот номер газеты, читала статьи, однако ничему не удивлялась, жалея только о погибших, которых она абсолютно не помнила. Что-то смутное витало у неё в голове: что-то зыбкое и непонятное, какие-то вихревые волны, собака, качающийся шар в пустоте… возможно даже какой-то парень, любивший её до безумия…
А потом…
Потом всё обрывалось. Она смотрела на фотографии и никого не узнавала. 
Ей стёрли память.
Так прошло несколько дней. Однажды, встав поутру с койки и пройдя в умывальник, Тоня надолго приникла к своему отражению в зеркале, однако что-то похожее с той девушкой на фотографии в газете так и не обнаружила. Из этого следовало, что ей не только стёрли память, но и полностью изменили внешность.
Отсюда можно было сделать вполне риторический вывод, отчего её никто не сопоставлял с исчезнувшими коллегами по станции и произошедшими там жуткими событиями.
Она больше не существовала в этом мире.
Кто стёр память девушке, кто изменил её облик до неузнаваемости, кто истребил всех смотрителей станции, посёлок рыбаков и лагерь изыскателей  – так и осталось вечной и жуткой загадкой.
Вот, собственно, и всё.
…Сейсмическая станция «Таймыр» перестала существовать.
********

ЭПИЛОГ.
Последний её представитель, девушка, выписавшаяся из поликлиники, стояла на морозном воздухе близ заброшенного маяка и смотрела в ночное звёздное небо. Что её привело сюда, она не знала. Следуя какому-то необъяснимому внутреннему голосу, зовущему её, она, как притянутая магнитом, задрав голову, смотрела в небеса, откуда, спускаясь к ней, парил чёрный гигантский монолит, закрывая собой луну и половину небосвода.
Шар завис, «ощупал» её лучами сканера, раскрыл нижние створки, где помещалась лаборатория по созданию новых форм жизни, и, обездвижив тело – лёгкое и податливое – поглотил в себя как невесомую пушинку.
Последняя выжившая на станции «Таймыр» покинула Землю навсегда.
Её ждала НЕИЗВЕСТНОСТЬ.
        ********
…Где - то в параллельном пространстве, в ином измерении, гавкнул Бадик, послышался окрик Вити-Василька, и всё исчезло.
Тоня, разложившись на нейтроны, помчалась сквозь пространство навстречу своему любимому.
        ******** КОНЕЦ КНИГИ. ********