Сентябрьское солнце, яркое, но уже не такое теплое, поблескивает на терке. Светлана Олеговна, женщина лет шестидесяти, чуть больше, натирает хрустящий кабачок. Вон, какой вымахал! Толстый, мясистый! А самое главное – свой! Не то что эти магазинные. Совсем вкуса в них нет! Одна вода! Потому что пичкают всякой дрянью: лишь бы продать быстрее! А этот – экологически чистый! На навозе рос. Сколько с ним провозилась: и поливала, и подкармливала из ложечки прям под корешок, и кутала пленкой на ночь, чтоб не мерз! И вот какого красавца нашла среди разлапистых зеленых листьев!
Светлана Олеговна хорошенько промесила кабачковую массу, отжала. Лишняя вода ни к чему! Ловко подхватила одной рукой пачку с мукой в два килограмма, другой – сито. Просеянная мука стелилась в широкой миске белоснежной поземкой. Ну вот, еще пару яиц – хруп, хруп – и готово.
На сковороде уже потрескивает масло. Кухня наполняется теплым подсолнечным ароматом.
Светлана Олеговна достала из кухонного ящика столовую ложку. Немного помешав в миске, подцепила кабачковое тесто – и на сковороду. Зашипело на сковороде, зашкварчало горячее масло. Когда-то бесформенное тесто под ловкой рукой Светланы Олеговны принимало очертания пышных ноздреватых оладий. А какой чудесный запах поднялся!
Деревянная лопатка время от времени сновала под оладьями. Чтоб не пригорели! Зарумянились – а теперь на другую сторону.
На широком гжелевом блюде бочок к бочку развалились взбитые горячие оладьи.
– Ребята, идите ешьте! – прокричала Светлана Олеговна. – Ребята! Готово!
А сама еще партию на сковороду выкладывает.
На кухню заходят… «Ребята». Ничего себе ребята! Одному тридцать три, а вторая – на шесть лет старше. Но для матери они навсегда останутся ребятами. Такие, уж, они, матери.
Заскрежетали металлические ножки стульев по плитке.
Светлана Олеговна, обтерев полотенцем пальцы, полезла в шкафчик за тарелками:
– Сметану, кому надо, доставайте. Антон, ты со сметаной?
– Я возьму, – открыл дверцу холодильника. – А какую?
– Бери закрытую, свежую. Оксана, а ты с чем?
– Я так, – Оксана, сев за стол, покрутила перед собой тарелку. – Да я парочку всего-то съем. Надо худеть!
Оксана выпрямилась, расправила плечи, втянула живот, как в лучших дворянских традициях… Но ненадолго хватило этой «аристократической» выправки: плечи округлились, с ремня джинсов свесилась складочка.
Светлана Олеговна поставила перед детьми тарелки, а про себя и забыла: не до еды, еще нажарить надо. В центре стола поставила широкое блюдо с «дымящимися» оладьями.
– Давайте разложу вам. Остынут быстрее, – фукала на пальцы, чтоб подхватить горячие оладьи.
– Да не надо, мам! – удивилась Оксана. – Мы сами возьмем.
Антон уже тянулся к блюду.
– В куче лежат, а так охлажу! – не отступала Светлана Олеговна.
– Да заче-е-ем… – затянул Антон.
– Так, ешьте и не спорте с матерью! – вроде как в шутку, отрезала Светлана Олеговна.
Светлана Олеговна, дуя на пальцы, разложила по тарелкам все шесть оладий.
На сковороде опять зашипело: «Ш-ш-ш!» Над плитой взмыла полупрозрачная дымка.
Антон раздербанил оладьи на большие куски. Дует. Оксана отщипывает по чуть-чуть с краю.
Оксана не успела второй начать, а Антон закидывает в рот последний кусок и уже на сковороду смотрит:
– Вкусные! Еще штук пять точно съем!
– Куда тебе! Вон пузо какое! – кивает Оксана на его живот.
Антон, конечно, кубиками на животе похвастаться не мог, но и толстым его было не назвать.
– Да у меня живот не больше, чем у тебя, – смотрит то на свой живот, то на живот сестры.
– Так, Антон, хватит! – выпалила мать.
Антон сдвинул брови в кучу:
– Чего-о-о?
– Опять начинаешь! – отрапортовала Светлана Олеговна.
– Да это она начинает. Я вообще спокойно сидел.
– Ой, хватит!
Антон выдыхал прерывисто, пытаясь совладать с собой. Втянул воздух и, подчеркнуто спокойно, продолжил:
– Она и прошлые выходные начинала. Вечно свои, – голос нарастал, – толстый, толстый, – передразнивал насмехающийся голос сестры.
– Слушай, прекрати, а! – пресекла Светлана Олеговна. Ловко, резкими движениями, переворачивала лопаткой поджаренные с одной стороны оладьи. Забрала со стола опустевшую тарелку. Поближе к сковороде поставила: снимать скоро.
– Это ты ей скажи, – не унимался Антон.
– Ненормальный, – ухмыляется Оксана.
Антон с шипением вытолкнул из носа воздух, но… Смолчал.
Тишина.
Антон уставился в окно, Оксана пальцами разрывает оладьи на маленькие кусочки, чтоб охладились быстрее.
«Ш-ш-шик, ш-ш-шик», – один за одним со сковороды скатились горячие оладьи.
Светлана Олеговна подносит к столу новую партию и шустро, чтоб не обжечься, раскидывает детям по тарелкам.
– Антону-то уже хватит, – смеется Оксана.
– Слушай, чего ты опять прикопалась ко мне?!
– Тебе худеть надо, а ты жрешь столько.
– У тебя это больная тема что ли? Ты сама-то не худая! Живот-то, – тычет пальцем в сторону сестры, – не меньше.
– Так, Антон, ну сколько можно!
– Да это она начинает всегда! Что в прошлые выходные с этим животом пристала! Чего ты ей-то ничего не говоришь?! – голос сорвался на крик. – Ты вечно за нее заступаешься! С детства! Почему я всегда виноват?!
– Так, прекрати!
– Ты ей это скажи! Вон, самой-то уже хватит, – кивает на сестру, очерчивая рукой округлость у своего живота.
– Дурак какой, – смеется Оксана.
Антон стиснул пальцы. Щеки раздулись, покраснели. Занес кулак над столом, глянул на мать и… Рука опустилась.
– Сама дура! – резко вылетело, как пробка из бутылки шампанского.
– Так, Антон! – прикрикнула Светлана Олеговна. – Что это еще за разговоры?!
– Да идите вы! У вас коалиция что ли?! Я лучше вообще с ней не буду общаться! – Антон вскочил из-за стола и ушел.
Дверь в комнату хлопнула.
Оксана вытянула шею, прищурилась, пытаясь разглядеть, сколько времени на электронных часах духового шкафа:
– Ладно, надо домой собираться. Уже скоро Вера с Игорем с прогулки придут.
Оксана ушла в ванную мыть руки. Светлана Олеговна засуетилась: открыла угловой шкафчик, загремела пластиковыми контейнерами.
– Оксана, возьми Верочке оладушек!
– Да не надо! – кричит из ванной.
– Ну как не надо?! От бабушки приедешь и без гостинца.
Оксана выглядывает из ванной, вытирая полотенцем руки:
– Не, мам. У нас дома еды полно! Доедать надо. В следующий раз.
Светлана Олеговна поставила на край стола пустой контейнер.
На тарелках детей, по краям, остались нетронутые оладьи.
Рука неуверенно собирает их на гжелевое блюдо, в кучку. Большая грудь вздымается, и воздух с горечью вырывается наружу: «Ну вот… Охладила…»