Кто из вас знает, что такое резко континентальный климат? Это когда в первой половине дня на градуснике + 30, жара, а во второй — температура резко падает до + 10, дождь хлещет как из ведра и ветер пронизывает до костей. Температурные качели просто зашкаливают! В таком климате я прожил на Дальнем Востоке до своих 20 лет.
Начало лета 1978 года мне запомнилось как раз такой очень жаркой погодой с периодическими качелями. В тот год я заканчивал первый курс Политеха в Комсомольске-на-Амуре. Именно тогда, в начале июня, я умудрился заболеть фолликулярной ангиной, которая, как известно, сопровождается высокой температурой. Тогда, в 80-х, я еще не подозревал, что есть интересное знание в психологии - психосоматика. Это когда своими словами, мыслями, поступками ты, по сути, сам провоцируешь и создаешь заболевание. Ангина связана с горлом, а значит, с выражением в мир слов и мыслей! А о чем я в 18 лет думал и говорил? Конечно, учеба меня мало интересовала тогда — в голове были теплые посиделки с друзьями, зарубежный рок, мелкая фарцовка (купить-перепродать), деньги на развлечения, девушки (они менялись часто, я их не особо понимал, да и не хотел понимать). В общем, мой мозг не знал, на что в первую очередь обратить внимание! Многое меня раздражало, и я выражал свое недовольство, свою ярость, выпуская из себя нелицеприятные слова и фразы, зачастую оскорбляя людей. Можно обмануть свой ум, своих друзей, но тело не обманешь — оно отвечало болезнью: вот, полежи и подумай, что изменить в своей жизни, чтобы не болеть. Но я не слышал голос тела, я тупо шел «вперед», поэтому ангины тогда стали постоянными моими спутниками.
Тем не менее, учеба как-то шла, отмахнуться от нее я не мог, ведь во мне крепко сидели установки, данные еще в детстве родителями: мужчина должен получить высшее образование, чтобы добиться успеха в жизни! Конечно, тогда я не знал, как работают такие чужие установки в долгосрочном периоде.
* * * * *
На первом курсе мы страшно боялись «трудносдаваемых» предметов — математика, сопромат, термех, начерталка, на которых преподаватели якобы нещадно рубят и валят студентов. Тогда я не мог взять в толк, что, завалив студента на сессии, преподаватель косвенно признается в своей низкой квалификации - сам же не смог научить! Это я понял позднее, когда сам стал преподавателем в Московском Станкине и узнал, что студента, которого я завалил на экзаменах, все равно должен был переэкзаменовать я, но уже за счет своего личного, неоплачиваемого времени. Зная эту «кухню», я старался никогда не ставить двойки.
Да, были, конечно, у нас «отмороженные» преподы, которые получали кайф от «развлечений» со студентами. И такой «садомазо» - Костенко Анатолий Васильевич - читал курс лекций по высшей математике, «вышке» у нас в институте. Услышав его имя, многие из нас испытывали страх, ведь сдать у него «вышку» было почти нереально! На первой же лекции он заявил: «Раз вы попали к нам на кафедру высшей математики - считайте, что попали под поезд! Даааааа!» И что мы тогда, «зеленые дети», должны были подумать?
На его лекции я ходил, все четко записывал в тетрадь, посещал практические семинары, сдавал промежуточные контрольные, но... не понимал: для чего мне это все нужно и как математика пригодится в жизни? Да, я мог решить по накатанной схеме задачу, примеры, но это все было чисто механически, без логического объяснения.
Сегодня я не смогу даже вспомнить образ Костенко, чтобы написать хоть какой-то его психологический портрет - в моей памяти он просто размыт. Он «никакой». Внешне - среднего роста, плотный, темно-русые волосы, лицо круглое, 40-45 лет. Легкий прищур. В разговоре часто делал упор на букву «О». Коронным номером была фраза про три пОпытки: «Вот вам первая пОпытка, если не ответили, то вот вам вторая пОпытка, а если на третьей ничего не ответил, то на пересдачу, вплоть до отчисления из института!»
Не терпел шума на своих лекциях, выгонял из аудитории по любому поводу. Тихо бубнил, стоя у доски, и никогда не разбавлял свои лекции житейскими историями, чтобы хоть как-то разрядить обстановку и поддержать первокурсников. Студенты его боялись и тихо ненавидели. Вполне допускаю, что в душе он был ранимый и застенчивый, но не снаружи… В то время я не был психологом, поэтому не могу проанализировать его внутренний мир. Мало что выдает о нем моя память… разве что анекдот, который передавался из курса в курс. Анекдот такой. Приходит студент домой поздно ночью. Родители не спят, волнуются, на часах три с четвертью! Спрашивают: «Ты где так поздно шлялся!» А он отвечает: «Сегодня хоронили Костенко!» Родители: «Ну и что? Почему так долго?» Студент: «Так восемь раз на бис закапывали!»
Практические семинары у нас вела пожилая душевная Раиса Федоровна Гринько. Хотя она и была строгой женщиной, но излучала справедливость и своих студентов любила. Все время нам твердила, что на экзамен надо явиться в любом состоянии, главное - прийти и сдать на любую оценку, хотя бы и двойку. Неприход считался «страшным преступлением»?!
Запуганный такой установкой, я поперся на экзамен по «вышке» с ангиной, да еще с высокой температурой. На улице была дикая жара. Я шел на «свой» подвиг! Некоторые одногруппники знали, что я пришел больной, и с любопытством смотрели на меня как на камикадзе: зачем пришел?! Но все равно я искал у них сочувствия к себе несчастному, я искал у них моральной поддержки! Зайдя в аудиторию в первой десятке, получив билет, я быстро написал ответы и был уверен, что сдам этот экзамен. Мне было физически некомфортно: то жар, то озноб, то дикая боль в горле! Я терпел.
Но у меня есть странная особенность - прикол по жизни, который мне всегда мешал и мешает: я не умею и принципиально не хочу стоять в очереди, ждать своего часа. Если мне надо что-то быстро получить, мой мозг всегда ищет и находит выход – нужных людей, которые посодействуют получить в первых рядах по блату. Я мог сделать подарок, «закинуть» деньги, наконец, пролезть без очереди, употребляя обман или лесть и т.д. Даже когда родители меня посылали в магазин купить рыбу кошке или десяток яиц, я, видя очередь из трех человек, просто разворачивался и уходил, а родителям говорил, что там много народу и я не стал стоять! И со мной ничего не могли сделать. Для меня очередь всегда была, как красная тряпка для быка и чем-то запредельным в понимании: что все эти люди здесь делают?!
К столу Костенко была негласная небольшая очередь, которую он сам и установил. Я тянул руку, чтобы меня приняли без очереди, но Костенко этого не видел или делал вид. Тогда я встал и обиженно сказал в пространство, что не могу больше сидеть с высокой температурой и лучше приду пересдать. Главное, что я был на экзамене и все меня видели. Увы, на мой демарш никто не обратил внимания, меня никто не попытался остановить!
Я подошел к Костенко, который принимал у студента экзамен, демонстративно положил перед ним свои записи, экзаменационный билет и попросил отдать мою зачетку. Он удивленно, молча и с усмешкой отдал зачетную книжку, и я с гордостью за свой «незаконченный подвиг» вышел из аудитории.
До сих пор иногда жалею о том поступке — ведь мог сдать экзамен хотя бы на твердую четверку! Как же я хотел, чтобы Раиса Федоровна посочувствовала мне прилюдно, в присутствии Костенко, похвалила, что я молодец, что пришел даже в таком состоянии! Но никто не похвалил меня за «мужественность».
С гадким настроением я пришел домой и завалился спать. Естественно, по дороге домой я проклинал всех и вся, сыпал мысленно оскорбления в адрес преподавателей и студентов, поносил законы института — тем самым усугубляя свою болезнь!
Когда вечером пришел отец с работы, я рассказал ему свой «подвиг», а он только удивился: «Ты поперся туда из-за страха, что надо прийти любой ценой? Ты реально думал, что тебя выгонят из института? Так у тебя же есть официальная справка – освобождение от занятий»» (о ней я тогда напрочь забыл). Страх!!! Установка преподавателей на строгое наказание за неявку на экзамен сделала свое «черное» дело.
* * * * *
Прошла неделя, пропив курс антибиотиков, я выздоровел и деканат направил меня на пересдачу. Принимал ее уже другой преподаватель, Елизаров, его любили все студенты. Симпатичный мужик, среднего роста, поджарый, с темными волнистыми волосами, голубыми добрыми глазами. От него не исходило угрозы, и он давал надежду, что все будет хорошо!
На общей пересдаче было много народа: студенты – должники первого и второго курсов. Я пришел вместе со студенческим другом Юркой Писаревым, который завалил «вышку» у Костенко по дурости. Многие из нас писали тогда «шпоры» - шпаргалки и парашюты. Кто помнит, что такое парашют? Лист из тетради, на котором написан ответ на один билет. Накапливалась приличная стопка таких листов, для них писалась маленькая сопроводительная записка с номерами и названием вопроса. Всю эту стопку листов надо было аккуратно рассортировать и разместить на себе. Парашюты использовали в основном юноши, так как разместить их удобно было на внутренней стороне пиджака, предварительно пришив накладной карман. Получив билет, прочитав вопрос, ты незаметно должен был вытащить сопроводительную записку и найти ответ с порядковым номером парашюта. Правой рукой, глядя в лицо препода или мечтательно — на потолок, делая вид что вспоминаешь ответ на вопрос, ты отсчитываешь нужный номер и незаметно вытягиваешь свой парашют на парту, а потом тихонько переписываешь ответ на другой лист (или делаешь вид, что переписываешь). В благополучном варианте, этот процесс назывался: «Парашют удачно раскрылся».
Юрка вытащил свой парашют, но поленился его переписать на другой лист бумаги — зачем тратить время?! Когда он сел перед Костенко и стал отвечать по билету, преподаватель попросил написать дополнительно какую-то формулу на этом же листе. Юрка написал свой ответ синей ручкой, а парашюты были написаны черными чернилами! Тогда Костенко попросил написать той же ручкой, что на листе - и Юрке ничего не оставалось, как с гордо поднятой головой и пустой зачеткой покинуть аудиторию, ведь черная ручка осталась дома! Так обычная ручка порой решает дело.
С Юркой мы и пошли на пересдачу. У Елизарова была причуда – рассаживать студентов по своему усмотрению. Мы оказались с Юркой на разных рядах, что было «не комильфо», так как парашюты у нас были в одном комплекте на двоих. Но Елизаров особо не злодействовал в части списывания, так как для него важно было, чтобы студент понимал предмет и логично объяснял свой ответ.
Получив билет от Елизарова и не найдя нужного парашюта в своей сопроводительной записке, я попросил рядом сидящего студента об услуге, и тот нашел для меня нужный ответ в своих парашютах. Я удачно все передрал на свой лист и пошел сдавать экзамен. Лихо все ответив, даже на дополнительные вопросы Елизарова, и тот сказал мне, что если бы не пересдача, то он поставил бы пять баллов, а так только четыре. Я ответил: «Да, это справедливо!» Он стал искать мою зачетку, переспросил фамилию. Перерыв весь правый край стола и не найдя зачетку, спросил:
- А с какого вы курса?
- С первого!
- А вы знаете, что вы сейчас сдали экзамен за второй курс и ответили на билет четвертого семестра? Скажите честно: списали ответ?
- Да, извините списал!
Елизаров за честность поставил тройку, сказав, что иначе я бы пошел на осеннюю пересдачу. Так как в зачетке у меня появилась тройка, я остался на полгода без «стипухи». Этот трояк был самым веселым и запоминающимся!
(Рассказ из книги "Вперёд... к прошлому!")