Предыдущая страница http://proza.ru/2024/02/06/1065
В начале командования эскадрой Андрею Александровичу Попову пришлось разбираться с чрезвычайным происшествием. Ему особенно неприятно было докладывать об этом Николаю Карловичу Краббе.
Дело в том, что контр-адмирал Попов писал пространные донесения на имя великого князя Константина, считая, что тот командует флотом, а Краббе лишь исполняет поручения генерал-адмирала.
Поэтому вице-адмиралу он сообщал лишь краткие сведения и чуть ли не давая тому указания.
Для него ушатом холодной воды оказалось сообщение о том, что царь в июне 1862 года назначил своего брата Константина наместником Царства Польского.
Краббе получил права министра и стал полновластным начальником Российского флота.
6 декабря 1862 года Попов отправил рапорт Краббе, докладывая о случившемся происшествии:
«13.7.62 года на корвете «Рында» в плавании по Яванскому морю совершено преступление старшим штурманским офицером подпоручиком Васильевым:
он ударил на шханцах (так у Попова в рапорте, правильно «шканцах», - прим. автора), вахтенного начальника мичмана Остолопова.
Получив от командира корвета «Рында» частное письмо, которым он меня уведомил об этом происшествии, я, по прибытии в Нагасаки, назначил комиссию для его расследования».
Здесь следует пояснить незнакомому с морской спецификой читателю, что шканцы – это часть верхней палубы военного корабля от грот-мачты до бизань-мачты.
В царском флоте оно считалось главным почётным местом на корабле. Пространство шканцев на корабле каждого типа определялось приказом по Морскому министерству.
При входе на корабль все без исключения лица были обязаны отдавать честь шканцам, приподнимая головной убор.
Почётной стороной шканцев считалась правая сторона при стоянке на якоре и наветренная при движении корабля.
При входе командира корабля на шканцы все находящиеся на них, кроме старшего офицера и вахтенного начальника, были обязаны перейти на левую или на подветренную сторону.
В присутствии флагмана на почётной стороне могли оставаться только командир корабля и вахтенный начальник.
На шканцах читались морские законы, объявлялись высочайшие повеления, приказы и приговоры военно-морских судов.
На шканцах запрещалось курить и сидеть. За всякое нарушение дисциплины, совершённое на шканцах, наказание усугублялось. Вот почему преступление Васильева считалось особенно тяжким.
Но вернёмся к рапорту контр-адмирала Попова:
«Представляя Вашему превосходительству следственное дело в оригинале, я считаю долгом объяснить свой взгляд, на основании которого я не решился закончить это дело представленною мне властью.
Виновный в нём подпоручик Васильев, как видно из свидетельства медиков, подвержен припадкам временного помрачнения рассудка. Странность его поведения была мною замечена ещё в 1859 году,
когда он состоял на корвете «Новик», и поэтому в прошлом году при назначении его на корвет «Рында», я обращал внимание командира на это обстоятельство, но принуждён был уступить его просьбе, т.к. не имел положительного основания отказать его настоятельному желанию иметь у себя под командою Васильева,
которое, впрочем, г. Жиркевич (полная фамилия - Сфурса-Жиркевич – прим. автора) весьма справедливо основывал на опытности и усердии его к службе».
Здесь снова необходимо пояснить, что в то время штурманских и артиллерийских офицеров готовили училища, в которые принимали детей разночинцев, а командный состав выпускал Морской кадетский корпус, в который принимали только детей дворян, записанных в шестую Дворянскую родословную книгу.
Словом, штурманы и артиллеристы в офицерской среде были чёрной костью.
Передовые офицеры понимали, что такое положение неправильное и несправедливое. Об этом, в сущности, и писал в рапорте управляющему Морским министерством контр-адмирал Попов:
«Я не могу также умолчать и о факте, который обнаружен следствием, а именно, что капитан 2 ранга Сфурса-Жиркевич и г.г. офицеры корвета, может быть, предупредили бы этот случай, если бы своевременно не допустили Васильева уклониться в исполнении своих обязанностей от колеи, указанной ему Уставом,
и поэтому они сделались как бы причиною ложного направления, которым были увлечены слабые нравственные способности Васильева.
Желание со стороны командира и офицеров уничтожить кастовые различия, обыкновенно ставящие на наших судах в особое положение штурманских и артиллерийских офицеров, было причиною их излишней снисходительности к Васильеву, который по собственному его сознанию никогда ещё не занимал такого свободного положения в кают-компании, как на «Рынде».
Хорошее намерение нельзя ставить им в вину, остаётся только сожалеть, что при этом была забыта главная причина, мешающая на наших судах обществу г.г. офицеров составлять одно целое, а именно, - недостаток образования и нравственного развития между большинством лиц, служащих в морской артиллерии и в штурманах, что вполне выразилось на Васильеве».
Андрей Александрович в своём рапорте положительно отозвался о мичмане Остолопове, писал, что тот не дал повода к «сумасшествию Васильева», не требовал наказания Васильева, учитывая свидетельства медиков.
Адмирал заключил, что то был поступок сумасшедшего человека, который «не может иметь вредных последствий своим примером и, следовательно, не требует с моей стороны немедленного употребления той власти, которой я облечён».
Чрезвычайных происшествий на Дальнем Востоке было немало, особенно в Сибирской флотилии.
На этой почве у Попова и командующего Сибирской флотилией контр-адмирала Казакевича были разногласия, особенно после случаев воровства и драки в Шанхае офицеров транспорта «Японец» с купцом Хариковым и его служащими.
Впрочем, Попов оправдывал Казакевича, когда писал Краббе, что Казакевич «мог иначе смотреть на такой поступок, чем я, что с его стороны извинительно, т.к. большинство служащих под его начальством отправлены в Приамурский край как бы в ссылку для исправления,
эскадра же, которою я имею честь командовать, находится в совершенно других условиях: офицеры назначались на суда по собственному выбору и составляют надежду нашего флота, а потому во многих случаях я не имею права быть так снисходительным, как он».
Нужно также понимать, что не спиши контр-адмирал в рапорте преступление Васильева на сумасшествие штурмана, наказанию должны были подвергнуться все начальники Васильева, включая и самого Попова. Те, кто служили в армии и на флоте, это прекрасно знают.
Но оставлять случившееся на корвете «Рында» без последствий контр-адмирал не мог. Васильева он послал к Казакевичу в распоряжение начальника гидрографической экспедиции, а Остолопова перевёл на шхуну «Сахалин».
Впоследствии штурмана Васильева судили в Кронштадте и уволили со службы. О дальнейшей судьбе Остолопова можно прочитать в моём очерке «Парижанка с Чукотки» (http://proza.ru/2009/12/29/1099).
Продолжение http://proza.ru/2024/03/20/965
На фотографии 1862 года: корвет "Рында".