Ев. от Екатии. гл. 13. Кушать подано или Prandium

Вадим Вегнер
                Стих 1. Кушать подано или Prandium ministratur*

      Вырвавшись из объятий кровавого сновидения, словно пронзенный разрядом дефибриллятора несостоявшийся труп, Странник очнулся на маленьком островке, взбудоражив мелкую нечисть диким отчаянным хриплым вздохом и матом. Он нисколько не испугался бесчинства очаровательных ведьм, что увидел во сне... Просто-напросто огромная водяная полевка, приметив спящего чужака, решила отведать на вкус один из его замечательных пальцев. Впрочем, дурень был и сам виноват, – уж очень походила его нога, покрытая илом и водорослями, на аппетитные клубни с ближайшего огорода; да и располагалась сия конечность, как раз напротив входа в уютную крысиную норку.
      Тронув зубами какой-то значимый нерв, милый зверек быстро вывел сталкера из трансцендентного путешествия в страну эротических грез, а сразу же вслед за этим, и сам, испугавшись укушенного, во мгновение ока скрылся из вида, шустро нырнув в ручей.

       Пострадавший от нападения злого пушистика сонный скиталец начал прислушиваться к ощущениям, лихорадочно озираясь по сторонам и медленно соображая – где же он очутился.
      Дивную беседку русалок залил поток дурманящего лунного серебра. Дьявольская каллиграфия символов в переплетении грациозного арабеска веточек ивы мерно сияла, просчитывая силу полной Луны безумной тригонометрией хаоса. Повелительница тревожных душ и приливов властвовала безмерно, стирая зыбкую грань между призрачным и возможным. Пронзая сердце, словно искренний волчий вой, она играла, рисуя демонической кистью, и без стыда подчеркивала запредельное в каждой тени, в каждом хитросплетении веток и значимых невероятностей.

      Таинственное светило вдохновенных ночей озаряло дорогу Великого Иерофанта Осириса – жестокого повелителя лепестков роз, суть звезды микрокосма, властителя страсти, эмоций, инстинктов и чувств – всего сокровенного и бессознательного, таящегося за пределами ясного разума, на темной стороне бытия.
      Поражаясь обрушившейся на него лукавой логике незримого ранее сущего, проистекающей из эпизодов закономерностей прекрасного сумасшествия, Странник почувствовал, что внутри у него скулит маленькое чудовище, – ему хотелось курить так сильно, как никогда еще в жизни, – такого, по пробуждении, с ним еще не случалось.
      Нащупав в кармане изящную самшитовую дедову трубку, Странник почувствовал, что она полна. Боясь спугнуть чудное наваждение и обидеть русалку, он так и не раскурил свою любимую люльку, к которой пристрастился совсем недавно.

      Курение трубки – это не просто бездумный акт кормления ненасытного табачного зверя. Трубка – суть религия, ритуал и даже, – священнодействие. Нельзя сравнивать вдумчивое курение трубки с автоматическим проглатыванием одноразовых никотиновых сосок. Даже госпожа сигара, и та уступает королеве трубке в своей деликатной изысканности, таинственной колдовской привлекательности, в важности, значимости и великолепии. Трубка – суть инструмент, помогающий при камлании...
      Мне не ведомо ни о каких сенситивных состояниях Иосифа Виссарионыча, однако же в повседневности – это всего лишь сопелка, курить которую весьма хлопотно и далеко не всегда эстетично, уместно. Ко всему прочему, после нее сигареты кажутся ватой. Так что, петь дифирамбы не буду. Тем более что, когда меня самого, в чем бы то ни было, прет процесс творческий, то сигаретки я глотаю одну за другой. А вот с трубкой такой фокус у вас не пройдет, ибо ухода требует – чистки, просушки. Но тут уж... хрен с ним. Что было, то было. Однако если вы, наприклад, настоящий писатель, и у вас есть возможность курить за рабочим столом, то проявите к себе уважение и не травитесь чем-то безродным. Так к примеру, сигариллы Marco Polo стоят не намного дороже того же «Кента», но вы почувствуете себя человеком. А какие замечательные нынче снова продают папиросы! Вкус настоящего прошлого. Вы ощутите ментальную близость к тому ритуалу, который был описан мною не раз, и далеко уж не первым. Курите вдумчиво, артистично. Это настоящая магия.

       Чиркнув спичкой, Странник сразу почуял неладное – увидел это, ощутил всем своим существом. В том, как ярко и необычно вспыхнули бертолетова соль, стекло и фосфор головки, виделось мистики больше, чем в колдовских сказках Гоголя. Живой огонь сиял, будто пойманная шаровая молния, переливаясь всеми цветами радуги.
      Сам язычок пламени виделся маленьким и болезненно-алым, но сфера вокруг него – большой, насыщенно-четкой и ощутимо-волшебной. Когда же затлел табак, то это, и вовсе, вызвало у ошалевшего парня настоящую бурю восторга, радости и наслаждения.
      То, что испытывает человек приняв дозу самого великолепного пейотля – всего лишь пародия на те фантастические ощущения, кои случаются с одержимым духом болезни шамана.
      Табак тлел, с приятным хрустом, ярко фосфоресцируя, а густой жгучий и ароматный бесовской дым, аспидом заползая в благодарное горло, насквозь прожигал душу зодчего грез наяву. После второй или третей затяжки, едва дым коснулся ветвей, шатер русалок вспыхнул огнями святого Эльма. Они сияли россыпью новогодней гирлянды и отражались в каплях хрустальной росы.

      Внезапно все тихие мелодии ночи умолкли, словно подавленные властным взмахом невидимой дирижерской палочки, а в гробовой тишине раздался тревожный голос. И было в нем нечто такое печальное, возвышенное, безнадежное, торжественное, обреченное и даже коварное, что вся квинтэссенция неземной бесконечной тоски упала на маленький островок тяжелой и мрачною тенью.

      — Шасть из трубки стайка фей, –
      С Чертом говоришь, Сергей.
      Он один, и ты – один;
      Батя ловит никотин.
      Дым и пламя. В черном круге
      Сажа так бела.
      Просто с Дьяволом вы други, –
      Вот и все дела, – сказал некто очень печально голосом покойной старушки Поштё.

      Сразу же вслед за этим струйка дыма превратилась в облачко хихикающей мошкары, которая, увеличиваясь в размерах, действительно явила Страннику множество маленьких очаровательных крылатых девиц в цветочных платьицах и кружевных чулочках. Только вот, не смотря на всю отчаянную прелесть происходящего, выглядело это диво весьма и весьма зловеще...


                Стих 2. Churota garrula et aliquid de elementis*

      Прислушиваясь к трескотне чуроты, Странник продолжал курить, подкармливая злого дымного демона и вспоминая слова доктора Папюса о том, что элементал – это всегда враг*. Зажав трубку в зубах, он опустил ноги в обжигающе-холодную воду ручья и стал выбираться из чародейной беседки.

      Дно ручья, устилал красивый ковер из опавших ивовых листьев, но под ним находился толстый слой густого тягучего ила, в котором Странник тут же увяз по колено. Маленький запредельный мирок не хотел его отпускать. Колдовское место словно жаждало оставить себе существо, оживляющее его своей жизненной силой, и познаватель чувствовал буквально физически то, как его яркая и пульсирующая аура растворяется в некоем темном энергетическом поле. Если еще вчера Genius loci* ощущался, как некое огромное живое и разумное, исполненное сладостных грез, уютное одеяло, то теперь он был холоден и даже враждебен.
      Странник остановился, убрал трубку в карман, вдохнул свежего воздуха, тем самым мысленно разрывая невидимую связь, и только тогда уже окончательно выкарабкался на берег, хватаясь за упругие ветви.

      — Демон
      — дыма –
      — злобный
      — зверь,
      — Но с тобой
      — Он дружен;
      — Ты ему
      — теперь,
      — поверь,
      — Для чего-то
      — Нужен, – словно уловив его мысль, заголосили русалки.

      — Стать легко, поверив раз,
      Псом элементала.
      Только этого сейчас
      Мне и не хватало, – пробормотал Странник, натягивая кеды на мокрые ноги, – благо до дома было рукой подать.

      — Дома
      — Правда
      — И обман.
      — Мы тебе
      — Не снились.
      — В русской печке
      — Барабан,
      — А в гостях
      — Осирис, – с некоторой издевкой произнес безумный русалочий хор.

      — С вами, чувствую, писец
      Голове приснится;
      Раз в гостях Великий Жрец, –
      Надо торопиться, – проворчал Странник, не слишком стесняя себя в выражениях. Однако нужно признать, что маленькой нечисти очень нравились подобные непристойности. Сами они тоже то и дело отпускали разные пошлые колкости.

      — Ну какой же
      — Он смешной,
      — Молодой
      — И глупый….
      — Наш приветик
      — Небольшой
      — На твоей
      — Залупе, – захохотали русалки вслед уходящему парню.

      Прошагав путь до дома, не выпуская из зубов потухшую трубку, познаватель решил заглянуть в баню и убедиться в правдивости слов чуроты. Увидев за печкой тень банника и ощутив присутствие неких незримых наблюдателей, он даже не удивился. В бане у работяги-эстета всегда было тепло. Странник уже давно взял для себя за правило – держать включенным обогреватель, чтобы иметь возможность ополоснуться по мере надобности в любой удобный момент, особенно после труда. То, что он предпочел жить в старом доме, вовсе не означало его деградацию, – напротив, – пребывание в одинокой тиши собственного уютного маленького королевства одухотворяло его, вдохновляло и выгодно отличало от населяющих городские коробки серых одноразовых душ. Отчий дом, давно покинутый тремя его дядями, матерью и двумя тетями был довольно большим и несомненно волшебным.
      «Город, – любил повторять молодой анархист, – изобретение древних инков, призванное подчинить, пронумеровать, упорядочить и обезличить человеческий рабочий скот в угоду своим правителям».

     Сняв свои брюки, парень почувствовал запах рыбы, а на головке его (фиолетового почему-то) пениса блестело несколько маленьких рыбьих чешуек. Смыть их прочь не составило никакого труда. Подтверждению бреда познаватель тогда не придал почти никакого значения. Да и чистили рыбу на ручье близ Печоры все, кому только не лень. Да, его сумасшествие выглядело вполне настоящим, но ведь он был привычен к подобным вещам. Просто... не отпускало. Просто перло безо всего. Перло так, как никогда еще в жизни.
      Тем не менее, болезнь ощущалась физически подобно непрекращающемуся испугу животного. Так у кота шерсть встает дыбом, когда он чем-то сильно напуган или же разозлен. Бррр... Не знаю, как еще описать, но это было даже приятно. Ко всему прочему, напугать чем-то в таком состоянии больного практически невозможно. Иными словами, ты становишься почти идеальным воякой, – не героиновым зомби без норм морали, не мухоморным дебилом и зверем берсерком, но вполне адекватным солдатом, не боящимся смерти, но и не стремящимся к ней. Что там какие-то вспышки справа и слева, что свистящие пули или смерти вокруг? Это не трогает. Ты почти психопат и нерациональные страхи, присущие людям, тебя не тревожат. Ты минуешь опасность осознанно, чтобы быть целым и невредимым. Ты немножко боишься всегда, как порою бывает от марихуаны, и ничего не боишься. Но тебе зябко. И ты видишь вокруг знаки, приметы, логику в хаосе, говоришь с чуротой... Ты шизофреник. Однако это не всё. Дальше вам станет ясно, что я имею в виду.


                Стих 3. Револьвер

      Дома Странник взял в руки тесак и прошелся по комнатам. Никакого злого Осириса в них не наблюдалось, – обнаружился только еще один обитатель усадьбы – черный кот Огер. У Дедушки Ольгерда – так Сергей звал своё хитрое злое животное, – шерсть встала дыбом; он весь надулся, как шарик, поднял распушенный хвост и лихо запрыгнул на печку. Странник лишь усмехнулся, почти понимаючи.
      «В русской печке барабан, а в гостях Осирис», – прозвучал у него в мозгу стишок чуроты. Вслед за ним начала выстраиваться цепочка около-логических рассуждений: Ольгердом звали кота в честь его предшественника, которого в свою очередь так назвал дед Сергея. Бронислав Леслович был немного поляк и любил давать животным соответствующие имена. А еще он работал начальником геодезической партии и имел кучу оружия, причем, – не только лишь табельного. Пачку патронов Странник отыскал на чердаке как-то случайно; но вот сам револьвер... Парень почти был уверен, что его и след простыл уж давно. Верней, его убедили в этом искавшие оружие дядьки. В любом случае, подобного огнестрела в этой глуши всегда было навалом, и удивить кого-то им не представлялось возможным. В общем, дело было вовсе не в том, что балбесу хотелось стать обладателем настоящего револьвера, а в том, что о месте его нахождения намекнули русалки.

      Тем временем Ольгерд слегка успокоился и запрыгнул на верхний приступок, сбрасывая оттуда спички и полотняные мешочки с сухими грибами. Подобное поведение довольно уже пожилого кота не оставляло у Странника никаких сомнений в том, что все это уже неспроста. Поэтому, вооружившись печным молотком, познаватель забрался на печку, предварительно нарезав коту его любимого лакомства – колбасы «варенки».

       В каждой русской печи под слоем штукатурки, средь кирпичей скрыты различные полости, предназначенные в основном для чистки колодцев, в которых накапливается сажа из дымоходов. Расположены они там где удобнее… иль взбредет в голову печнику. О «тайнике» между стеной и печью, наполненном разными «сувенирами детства», вследствие присутствия двух окошек-отдушин, и прочих пустотах примерно посередине, лоботрясу было известно давно. Но отчего бы не поискать теперь и вверху? Ломать – не делать, – душа не болит. Быстро расковыряв часть печи, Странник нашел и извлек не обмазанный раствором кирпич. В маленьком сухом тайнике находился пропитанный маслом, тяжеленький сверток…
      Остаток ночи Странник провел, протирая тряпочкой, собирая и разбирая, любуясь на завораживающий его револьвер и беседуя с Верховным Жрецом.

      Иерофант был представлен ему бесотой как Дионис, но Странника почему-то подрывало обращаться к нему, именуя Осирисом, что он, не смущаясь, и делал. Впрочем, стоящий на самой грани безумия парень ясно, отчетливо понимал, что несмотря на все цветастое многообразие имен и обожествление, – «…Он ведь Черт в итоге; как и все, в конце концов, греческие боги».
      Сообразно тому, как Господь являет Себя в образе разных имен, стирая с лица земли распутные города или гоняя народы, так же и Великий Князь Тьмы проецирует Свое отражение в той или иной легендарной поэтической ипостаси. Самый яркий пример, пожалуй, – похититель огня – Прометей. Если самим не хватает ума понять – почему, – прочтите у Т.Н. Микушиной. А быть может, это лишь только иллюзия. Но когда ощущаешь все как на самом деле, то разницы уже никакой нет.

                Стих 4. Русская рулетка и говорящий портрет

       Диалог между Осирисом и юным Странником случился тяжелый, долгий-нудный и невыносимо-жестокий. Происходило своего рода судилище, на котором оценивалось само право несчастного подсудимого на дальнейшее его независимое бытие. Инфернальный психолог рылся в мозгу бедолаги, будто жандарм в нижнем белье вашей супруги. Если вам хоть раз в жизни довелось испытать такое немыслимое унижение, как обыск, то умножьте это бессилие, этот вселенский стыд и душевную боль в тысячу раз, и вы получите отдаленное представление о том, что испытал бедолага.
      Беседа с судией текла и текла, как бесконечная пьеса Шекспира, сдобренная легкими противоречивыми нотами Гете, а Странник никак не хотел сдаваться. Те картины, которые разворачивались у него в голове, были настолько фатальны, реалистичны, трогательны, трагичны и судьбоносно-значительны, что он буквально вживую переживал каждый сонет, читаемый ему Иерофантом и хором прислуги – суть духов воздуха (Если по Гете). Большая трагедия, разворачивавшаяся в его маленьком мире, в его микрокосмосе, имела все же очень уж личный характер, для того, чтобы представить ее широкому кругу. Также, – события эти несли в себе печать эзотерического – тайного, запретного и настолько сакрального, что даже намекнуть об этом непосвященному явилось бы диким кощунством. Некоторых вещей простым людям лучше не знать, да и за оскорбление верующих привлечь могут запросто.

      Несколько раз познаватель, доведенный Сатаной до отчаяния, нажимал на курок, вставив патрон в барабан. Ему везло. Те чувства, которые накрывали его в эти мгновения, сравнимы разве что с первым прыжком с парашютом. Только, вот, страх – немного другой, – более мерзкий и пошлый, более всеобъемлющий, сковывающий по рукам и ногам, пронизывающий все тело; ощущаемый, как самый жестокий бэд трип вперемешку с ударом переменного тока, растянутым до бесконечности, но не убивающим, а лишь дребезжащим в каждой клеточке цепляющегося за свою жизнь, бренного тела. Страх этот, подобно резкому действию опиума, заставлял темнеть сжимающийся, становящийся клином, в буквальном смысле этого слова, призрачный свет; но зато после, – озарял сознание яркими вспышками, даруя великое, непостижимое чувство радости, непередаваемого восторга и удовлетворения.

      Проделывая это, Странник снова набивал свою старую трубку, пил крепкий чай и курил, а после ложился, чувствуя себя безмерно несчастным, ужасно больным, и молил о капельке сна. Только мягкий Морфей предал его, уступив место жестокому брату Осирису, а тот, в свою очередь, никак не мог наиграться с головой бедного парня, жизненные силы которого уже начинали кончаться.

      Взглянув на висящий возле часов портрет Сергея Есенина, Странник увидел его живой понимающий взгляд, а молодой но загробно-печальный голос поэта, на мгновение оттеснив драматический тенор Жреца, начал твердить ему безумные строки:

      «Друг мой, друг мой,
      Ты очень и очень болен.
      Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
      То ли ветер свистит
      Над пустым и безлюдным полем,
      То ль, как рощу в сентябрь,
      Осыпает мозги алкоголь.
      Голова твоя машет ушами,
      Как крыльями птица.
      Ей на шее ноги
      Маячить больше невмочь.
      Черный человек,
      Черный, черный,
      Черный человек
      На кровать к тебе он садится,
      Черный человек
      Спать не дает всю ночь.
      Черный человек
      Водит пальцем по мерзкой книге
      И, колдуя, друг, над тобой,
      Как над усопшим монах,
      Читает, гад, жизнь
      Юного прохвоста и забулдыги,
      Нагоняя, сволочь, на душу тоску и страх.
      Черный человек.
      Черный, черный…

                ***WD***


*Prandium ministratur – завтрак подан.

*Churota garrula et aliquid de elementis – болтовня чуроты и кое-что об элементалах.

* «Колдун или черный маг, не противник, а союзник, соучастник и почти раб элементала, несмотря на то, что считает себя его повелителем. Элементал агент зла: враг эволюции, погружающей его в бездну грубости,— парализует его действия, он становится помощником преступника, замедляющего вступление в психический план. Они овладевают астральными телами, появляясь при этом в различных видах. Колдун сам передает элементалам часть своего астрального тока и способствует к их кратковременному и поражающему ужасом существованию. Они могут также захватить часть астральной формы медиума. Они пользуется трупом животного или овладевают астральной формой, покинувшей свое материальное тело, они оживляют разрозненные части и воспроизводят чудовищные образы, остающиеся на долгое время в памяти народов». Доктор Папюс

*Гений места

                ******

Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/21/1702

Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/21/228

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456