1.
Солнце в Джексоне вставало позже, но выспаться не давало так же, как и везде. Назойливо светило в огромные окна и бесцеремонно шерудило горячими лучами по всему, до чего дотягивалось. От его внимания не было спасения даже под подушкой. Колин елозила на постели как на раскаленной сковородке, но вставать так не хотелось. Ей снился прекрасный сон, где она приехала в роскошный дом. Боялась открыть глаза и вернуться в безрадостную реальность. Холод Преск-Айла неохотно отпускал молодое тело из своего плена. Ах, как же это приятно снова почувствовать, что тебе жарко. Одежда, в которой рухнула спать Колин явно не подходила под местную погоду. И когда стало совсем невмоготу, девушка осторожно вылезла из-под подушки. Колин еще никогда не просыпалась в незнакомом месте.
Не веря собственному зрению, она потерла глаза. Рюкзак за спиной сковывал движения и мешал сесть в мягкой заправленной постели. Первым после огромного трехстворчатого окна, на которое на ближайшие пару месяцев не мешало бы повесить шторы, взгляд заприметил открытую дверь в ванную. Не просто крохотную душевую кабинку, а ванную – привилегия, которой Колин была лишена в Преск-Айле. Разве после этого можно было думать о чем-то еще? Колин скинула с плеч рюкзак, спустила ноги на пол и моментально поджала их обратно. Стопы коснулись чего-то настолько нежного, что ей показалось оно было живым, теплым. Небольшой шоколадный коврик перед кроватью выглядел абсолютно новым и нетронутым, словно Колин была первой, кто ступил на него. Она погрузила стопы в длинный ворс и едва не замурлыкала от удовольствия.
Какое же счастье – смыть с себя остатки долгого перелета и запах Преск-Айла, хотя последнее все еще сохранилось на вещах в маленьком чемодане, оставленном Генри у большого комода – в правом углу комнаты, между окном и дверью в ванную комнату. Колин с удовольствием сменила тяжелую удушающую одежду на легкую, летнюю, дышащую. После двух лет жизни на севере даже не было уверенности, что среди вещей осталось нечто подходящее новому месту. И о, чудо – не просто осталось, но и подошло по размеру. Остальное Колин даже не стала раскладывать по полкам, просто положила вместе с чемоданом в платяную часть комода.
Отвернувшись от шкафа, взгляд встретился с отражением прекрасного трюмо, как из детских девичьих мечт. Худощавая блондинка смотрела перед собой с нескрываемым восторгом, но спустя мгновение, свет потух в её серых глазах, сменяясь печалью с ноткой зависти самой себе. Она подняла взгляд на новую хозяйку комнаты и взгляд стал еще печальнее.
– Это всё твоё, – решительно произнесла Колин и отражение беззвучно повторило за ней. Не убедительно. – Это твоё, Колин, – увереннее сказала она, расправив плечи и вернувшись к рюкзаку на постели. У нее было совсем мало косметики: пара тюбиков блеска для губ, тональный и солнцезащитный крем и старая запечатанная тушь. Она расставила их перед зеркалом, уложила рядом любимую щетку и пару крабиков для волос. – Моё, – ужу больше веря себе, Колин снова посмотрела на отражение. Оно выглядело довольным.
По другую сторону постели – у стены рядом с входной дверью – стоял письменный стол с полками для всякой всячины вроде книг, фотоальбомов и мягких игрушек. Слишком много хлопот таскать их из города в город. Да и фотографироваться Колин уже давно перестала. Из всех осталась только одна, которую она и поставила на полку – в старой розовой рамочке с радугой и единорогом. С потускневшей карточки на нее смотрел молодой и счастливый Генри с маленькой Колин на руках и Эвелин. Со дня, когда был сделан снимок, прошло без малого восемнадцать лет, а мама на снимке совсем не изменилась, словно они сфотографировались только вчера. Разве что локоны стали длиннее. Чего нельзя сказать о Генри, в чьи волосы забралась седина и чувствовала себя там вполне комфортно, на лице появились морщинки, и кажется, он уже стал ниже, еще немного и догонит по росту Эвелин.
Неожиданное урчание в животе напомнило, что Колин ничего не ела с прошлого утра. Турбулентность в самолете не дала насладиться едой в воздухе. Но имелось ли в доме хоть что-то, чем можно было бы заморить червячка перед неизбежным походом по магазинам – ритуал Эвелин, который она совершала по прибытию на новое место. Повинуясь урчащему желудку, Колин с грустью покинула комнату мечты. Сразу за дверью ее встретили голоса и смех родителей, доносившийся откуда-то снизу.
Девушка перегнулась через стальные перила, змеёй тянувшиеся до самого низа – сначала вдоль коридора-балкона, а потом и вдоль лестницы. С противоположным от Колин коридором они заканчивались как раз у двери в кухню, в которой мелькали живые тени родителей. Между кухней и стеной с входной дверью открывался большой арочный проход со складными прозрачными створками. Посреди светлого пространства стоял большой стол в окружении мягких стульев. Сверху был виден угол старого серванта, выбивавшегося из общего стиля интерьера.
Спускаясь, Колин открывался вид на большую гостиную – такой же широкий арочный вход со стеклянными дверями во всю стену напротив столовой. А рядом, сразу справа от лестницы, располагалась самая настоящая библиотека, заставленная стеллажами под самый потолок. Часть полок были пусты и бросались в глаза, но другие прогибались под тяжестью своей ноши. Восторг буквально захлестнул Колин, ведь она так мечтала иметь много бумажных книг, хотя бы одну полочку в комнате, а не довольствоваться электронной коллекцией, которую и читать-то было некогда. А теперь в её распоряжении целая библиотека на ближайшие пару месяцев. Тут свет счастья на лице Колин снова померк.
Она понимала – ничего подобного у неё не было и вряд ли будет. Дом не подходил ни под один известный ей родительский заказ. Стоило бы порадоваться, ведь это означало, придется повозиться, чтобы найти нужного покупателя, а это – время. Но Колин помнила: чем дольше она пробудет в раю, тем сложнее будет его отпустить. Она возненавидела их дом на Паин-Драйв в тот же момент, как влюбилась в него до беспамятства.
Родители нашлись в кухне, куда Колин вошла с широкой улыбкой. Попутно на глаза попалась покосившаяся дверь в хламовой комнате под лестницей. С ней бы справилась и сама Колин за пять минут. А больше, на первый взгляд, в этом доме исправлять было нечего.
– Утречко, – первым появление дочери конечно же заметил Генри, склонившийся над доской с овощами. Эвелин Кук, несмотря на столь созвучную фамилию со словом «повар», готовить совершенно не умела. Поэтому домашними делами, в периоды, когда у семьи был дом, где можно было заняться хозяйством, а не ремонтом или уборкой после него, в основном занимался Генри или сама Колин, когда «великий» Генри Робинсон был занят поисками нового дома. У него на такие дела был нюх. Все-таки, годы уже к пятидесяти подобрались – полвека как-никак, добрую часть из которого он занимается продажей недвижимости вместе с Эвелин.
Пользуясь отвлечением супруга, Эвелин бесстрашно увильнула прямо из-под ножа супруга ломтик моркови и перебрала по воздуху пальчиками, поприветствовав Колин.
– Ты чего так рано? – Заметив пропажу Генри сурово посмотрел на жену. – Ты так однажды без пальца останешься.
– Тебе просто придется готовить всё заново, – только пожала Эвелин плечами, дожевывая трофей. – В твоих же интересах обойтись без крови.
Родители Колин довольно спокойно относились к шуткам о мясе будучи вынужденными вегетарианцами уже двадцать лет.
– Продукты? Откуда? – вместо приветствия удивилась Колин. – Только не говори, что в холодильнике нашел.
– Из Преск-Айла, – хихикнула Эвелин, отодвигаясь от мужа подальше, чтобы тот не кинул в нее полотенцем. Генри только гордо выпрямился.
– Представь себе, да, там хорошие продукты были.
Колин поморщилась. Замороженные продукты – не то, чем хотелось бы позавтракать в таком прекрасном месте.
– Может, закажем что-нибудь?
– Ага, – воскликнула Эвелин, выпучив глаза на дочь, как на чудо. – Я до сих пор помню как в Чикаго заказали вегетарианские маффины и тебя потом откачивали несколько дней. Спасибо, мне этого хватило. – Колин передернуло от неприятных воспоминаний, аж, воздух будто стал горячее и гуще, как тогда. Полгода не позволили совсем забыть неприятные ощущения. А ведь в том кафе заверяли, что не использовали ни яиц, ни других ингредиентов животного происхождения, но забыли упомянуть про масло на натуральных сливках. Колин была тем редким случаем, когда натуральное – не есть безопасное. Она такой родилась – с непереносимостью животных белков в любом их виде, кроме материнского молока. Врачи говорили, ее организм просто не способен переработать их, что вызывало едва ли не моментальный анафилактический шок. – Сначала проверим все места, а потом уже будем заказывать, – Эвелин хлопнула ладонями по столу поставив жирную точку, с которой Колин была не согласна.
– Ну, вам-то не страшно, а мне можно и салатик.
– Пять минут и будет тебе салатик, – напомнил о себе Генри ссыпая в миску морковь, огурцы и ломтики сельдерея. – Я не ждал тебя так рано.
– Шторы бы в комнату и спать смогу подольше.
Эвелин и без подачи Колин затеяла бы разговор о вылазке в город, но в этот раз он начался на полдня раньше обычного.
– Вчера по пути заметила магазинчик, – она задумчиво пробежалась ноготками по каменной столешнице. Этот звук не предвещал для Колин ничего хорошего. Даже видя, как дочь напряглась от ее слов, Эвелин продолжила. – Съездим туда после завтрака, подберем шторы, и думаю, занавески в столовой поменять. Эти бледные какие-то.
Таково было её непреложное правило – одно «хочу» с каждой стороны – «если Колин хочет шторы, то Эвелин хочет, чтобы дочь поехала с ней».
– Заодно осмотрим город.
Это было именно то, почему Колин с ужасом ждала очередной семейной миграции. Её называли беспроблемным ребенком. На самом же деле она была измучена болью, которую доставляли постоянные скитания. Лет до четырнадцати Колин с энтузиазмом окуналась в знакомство с новым местом, людьми. Заводила друзей, с кем часами пропадала в развлекательных центрах, парках, спортивных площадках города, без которых потом становилось невыносимо жить.
Тяжело отвыкать от тех людей и мест, где было хорошо. Будто живьем отрывают огромный кусок души. От этой боли не могло спасти ни одно лекарство. Кусок за куском. До Джексона у Колин будто не осталось души. Больше не было желания смотреть окрестности, полюбоваться на местные достопримечательности или знакомиться с соседями. Просто хотелось выбрать себе угол, хотя бы до тех пор, пока загребущие руки ремонта не доберутся и до него, и просидеть в нём до следующего переезда. Но этот дом… Колин обернулась на его стены. Его простор был подобен омуту, который захватывал с головой и не хотел отпускать. Колин боялась его, поэтому так легко согласилась на шопинг. Лишь бы выбраться из дома, где так хотелось остаться. Остаться навсегда.
2.
Два дня. Два долгих дня женщины дома Пэйтонс рассекали по городу. Их хаотичный маршрут сбивал с толку. К вечеру второго дня парень был измотан сильнее, чем после самой тяжелой «охоты». Идеальная возможность для Дорейна пересечься с ними, однако он так ею и не воспользовался. Его не было уже больше месяца. Рэй ждал Дорейна каждый Божий день, но тот исчез без следа, прислав вместо себя невысокую русую женщину, чей визуальный возраст очевидно скрывала кровь оборотня. Она уверенно заявилась в дом старшего в поселении на Ист-Бьют-Роад и с миловидной улыбкой дождалась аудиенции тет-а-тет. В этом хрупком на вид существе ощущался стальной стержень и пробивной характер, перед которым не устояли даже Старейшины.
Словно чувствуя усталость наблюдателя или просто наматывая по счетчику, водитель такси плелся медленнее обычного. Светловолосая девушка сидела сзади, отвернувшись к окну и прислонившись виском к прохладному стеклу. Она не смотрела в окно. Будто намеренно не размыкала веки, и вообще не выглядела счастливой, в отличие от её матери. Той явно не терпелось разобрать новые покупки. Но дочь не радовало это путешествие от магазина к магазину. Рэя тоже. Он не понимал и не желал понимать прелести шопинга, его заботило только появление Дорейна, в которое он упорно верил.
В кармане снова завибрировал телефон. На зеленом экране ретрокубиками сложилось имя «Муна». Вот, кого и не хватало в наблюдении, так это ее. Она бы в два счета узнала, что было на уме у этой печальной девицы, чей унылый вид почему-то только сильнее раздражал Рэя. Каково это – ходить за покупками с матерью? Он не знал. Камелия была стара, чтобы выбираться с ним по магазинам, и за продуктами он ходил в одиночестве. Эта же особа нарочно старалась быть как можно менее заметной. Не заметной для матери.
– Так и будешь за ними таскаться? – из старой трубки Рэя обдало стальным холодом сдержанности. Гарпия она и есть. – Работать не собираешься?
– Переадресуй звонки, я побуду на телефоне, – фыркнул он впервые за 19 лет выбиваясь из сил. На другом конце раздался нервный смешок.
– Поздновато спохватился, ты на часы смотрел?
И правда, уже шел восьмой час после полудня.
– Слушай, Рэй, – девушка на другом конце была не в настроении. Её тон пробегал по спине волнами ужаса. – Я знать не хочу, что у вас там за дела, но если тебя завтра не будет в магазине, можешь даже носу не показывать. Так и передай Бадди, на порог не пущу ни тебя, ни его, всё понял? – Не дожидаясь ответа, она положила трубку.
Рэй поморщился от силы её голоса, эхом еще долго звучавшего в голове. Она умела быть пугающей даже больше, чем Старейшины. Вот только от его дела сейчас зависела судьба целого поселения.
В сравнение с дочерью, мать казалась общительной. Завести столько новых знакомств за два дня нужно постараться, а у нее это выходило непринужденно. В ее присутствии люди не могли молчать. По пути за злосчастными шторами их занесло в обувной магазин, там Эвелин, как представлялась женщина, посоветовали новый бутик на соседней улице, а в нем коллекцию выставить должны были только на следующий день, а за ним подключился зов урчащих животов, и это превратилось в отдельный вид гастрономического исследования. Эвелин допытывалась до всех менеджеров и официантов по каждому ингредиенту, пока в одной единственной пиццерии Джексона Остин – мужчина за сорок, отличающийся исключительным терпением и тактом – не отважился принять их непростой полностью веганский заказ.
Эвелин то и дело дергала дочь: «Посмотри туда, посмотри сюда…» Девушка повиновалась с болью в глазах. Рэй еще никогда не видел, чтобы прогулка по городу доставляла кому-то столько дискомфорта.
К закату мать и дочь вернулись в дом. Рэй устроился в зарослях среди ветвистых деревьев за задним двором. Шершавая кора уже казалась мягкой периной и он мог часами опираться о нее голым плечом. Но в природном обличии было куда комфортнее.
– Как погуляли? – на пороге кухни теплыми объятиями пришедших встретил невысокий мужчина с проседью в волосах. Не сумев ускользнуть, девушка попала под раздачу чмоков.
– Замечательно, – настроение матери зашкаливало, чего нельзя было сказать о дочери, кряхтевшей что-то невнятное в объятиях отца. – Прикупили кое-что вкусненькое, – Эвелин игриво прошуршала пакетами и уложила их на остров в центре кухни.
– Вы наконец-то купили мне молоко? – Похоже в их семье только он нарушал полный веганский устав. – Я смогу поесть хлопья на завтрак, – обрадовался мужчина как ребенок. Эвелин наградила крехтящую дочь непонимающим взглядом. Она казалась самым рассеянным человеком, которого когда-либо встречал Рэй. Тем не менее именно ей удалось совершить невозможное и убедить задубевших от консерватизма Старейшин пустить вампира на их территорию. Вероятно, слух о том, что она может продать что- и кому-угодно, был правдив. Ведь последним вампиром, кого они допустили к своей территории добровольно, был Дорейн. Других убивали не давая шанса раскрыть рот. И вот это слабое по всем человеческим меркам создание смогло переломить многолетнее убеждение пяти взрослых и сильных мужчин.
– Не смотри на меня, – прохрипела девушка матери, освобождаясь из крепких рук отца. – Я отключилась после салона миссис Трейси. Мне вообще молоко нельзя.
В кухне закипела жизнь. Мужчина ловко управлялся с инструментами и в пространстве. Быстро освоился на новом месте. Ничего удивительного. Рэй слышал от Старейшин, что они переезжали чаще двух раз в год. Чувствовалось, он отлично приспосабливался к новому месту. Бежали от чего-то, скрывались? Об этом Старейшины молчали, но Эвелин, пришедшая на переговоры в одиночку, предъявила веские аргументы .
Рэй встряхнул головой и прогнал навязчивые мысли. Ему было поручено наблюдать, а не оценивать решение Совета, и всё же оно его беспокоило. Неведение раздражало. А еще больше сводило с ума то, что он не мог оторваться от их семьи. Вместо того, чтобы просто ждать, он с завистью смотрел в окна кухни, где мечтал оказаться снова с Камелией и Дорейном. Еще хоть раз.
Пристальный взгляд Эвелин, казалось, направленный прямо на него, заставил парня шагнуть вглубь зарослей. Женщина склоняла голову то в одну сторону, то в другую, всматриваясь в темноту. Рэй притаился. Не хватало, чтобы его раскрыли. Он быстро смерил обстановку в доме: мужчина продолжал возиться у острова спиной к окну, дочь чистила что-то большим ножом стоя перед раковиной и поглядывая в сторону, куда засмотрелась её мать. Считанная секунда и в нос ударил терпкий запах металла. Девушка вздрогнула, но не издала ни звука, засуетилась и сунула руку под воду. Острая боль отразилась на её лице.
– Я за аптечкой, – сорвался с места мужчина, в спешке уронив нож прямо на пол с громким лязгом, заставившим Рэя сморщиться. На фоне приглушенных человеческих голосов звук оказался настолько громким, что после потребовалось какое-то время, чтобы снова начать слышать их речь.
Запах показался странным. Их запахи отличались друг от друга точно запахи жителей их дома в поселении. Рэй потряс головой. Семья так не пахла. В семье запахи были схожи, имели что-то общее. Удалившийся же запах и через какое-то время появившийся вновь в сопровождении спиртосодержащих и прочей химии сильно отличался.
– Как же ты так? – мужчина усадил девушку напротив и завозился с её ладонью. Эвелин не долго наблюдала за процедурой. Убедившись, что дочь в надежных заботливых руках, она снова повернулась к окну и негромко заговорила.
– Как вы смотрите на то, чтобы установить здесь дверь на веранду?
Она, насколько мог видеть из укрытия Рэй, выглядела вполне серьезно. Супруг и дочь недоуменно переглянулись. Еще раз смерив стену, разделявшую её и задний двор, за которым таился наблюдатель, Эвелин откинула голову назад, на семью.
– Вы только представьте: пикники на заднем дворе хоть каждый день; не нужно сверяться с погодой; не нужно думать как бы закуски не пропали по дороге; а если пойдет дождь, не придется тратить часы на дорогу до дома. Да и вообще машина не нужно… – самозабвенно расписывала она.
– Машина нужна в любом случае, – возразил мужчина, заканчивая бинтовать руку девушки, которая смотрела то на мать, то на отца ничего не понимая. Эвелин отмахнулась.
– Да не об этом речь.
– Я «за»! – девушка спешила запрыгнуть в последний вагон, пока тема не ушла в неизвестном направлении. Ей явно это было на руку и она не хотела упускать шанс. Какой именно, Рэй не знал, но цеплялась она за него как могла. – Пап, ну, классно же будет. И цену на дом это увеличит.
Рэй напрягся. «Продать дом» – он не ослышался? Слишком много усилий Эвелин приложила, чтобы они с семьей могли приехать в Джексон, и это всё ради простой перепродажи недвижимости? Верилось с трудом. Больше походило, что в их семье было не меньше тайн, чем у Старейшин от поселения.
Если между ними столько общего, почему же Рэю было недостаточно его дома, его поселения, почему он так мечтал оказаться в семье? Глядя на Робинсонов он видел себя в окружении Дорейна и Камелии. Старой и медлительной, которую он безумно хотел назвать матерью, но не успел, не осмелился.
– Слышал от соседей, пару дней назад тут черного медведя видели, – мужчина не оставлял попыток отговорить супругу от авантюры с верандой. Если бы женщина так просто сдалась, авторитет Старейшин в глазах Рэя рухнул бы ниже плинтуса.
Парень закусил губу и с болью закрыл глаза. Когда слух о медведе дойдет до поселения, ему достанется. Просили же не высовываться. И как он мог так попасться. Наверное, в тот самый вечер, когда семья прилетела в Джексон. Только тогда он мог быть так неосторожен, чтобы попасться на глаза местным жителям. Ему стоило приготовиться к хорошей трепке перед возвращением в поселение.
– Ничего удивительного, тут недалеко Йеллоустоун. Именно поэтому пикники лучше устраивать на заднем дворе, а не в десятках километров от дома в хлипких палатках, где тот же медведь растерзает тебя как плюшевую игрушку.
От образов Рэй поморщился. Человечина была ему не по вкусу, тем более сырая. Эта мерзость могла разве что вампира приманить.
– Я ремонтировал веранды, но не строил, – деловито заявил мужчина, глядя в окно. Стоило сменить позицию. Казалось они смотрели прямо на Рэя, хотя тот и понимал, что человеческий глаз не способен разглядеть его в той темноте, на таком расстоянии.. Высокого темноволосого мужчину в фартуке и с кухонной лопаткой в руке трудно было воспринять всерьёз, какие бы умные вещи он не говорил. – Дом специфический. Я присматривался к планировке и материалам. Не думаю, что у меня получится как надо с первого раза. Да, и нам понадобятся дополнительные руки, втроём вряд ли скоро управимся. – Он и закончить не успел. Эвелин как молодая лань выскочила из кухни и почти мгновенно вернулась, копошась в своей лакированной сумочке.
– Мне тут одна дама в магазине «Всё для дома»… – с усердием перебирала она содержимое сумочки, время от времени поглядывая на дочь. – Ну, тот, где мы с тобой покупали шторы, помнишь? – Девушка кивнула. – Продавщица дала мне визитку бригады, на случай, если мы захотим что-нибудь здесь поменять. Сказала, бывшие жильцы этого дома часто к ним обращались.
Чуйка в очередной раз не подвела. Оставалось только надеяться, что Муна переадресовала все звонки с магазина ему. Впрочем, на ближайшие несколько дней ночевка в магазине казалась Рэю куда привлекательнее встречи с недовольным Бадди.
– Да, где же эта визитка? – Эвелин опрокинула сумку и вывалила всё её неприглядное содержимое на кухонный стол. В комнате нарастало напряжение. Мужчина терпеливо наблюдал за действиями мамы с умилением и долей иронии. Было очевидно – он забавлялся, глядя на безрезультатные поиски Эвелин, то и дело поглядывая на холодильник. Под магнитом в виде божьей коровки висела причина мучений новой хозяйки дома. Укоризненно покачав головой, девушка направилась к холодильнику позади Эвелин.
– Да ладно тебе! – отец семейства всплеснул руками, в одной из которых всё ещё он держал лопаточку. – Веселье испортила.
– Сейчас веселье тебе испорчу не я, а подгоревший ужин.
На ворчание дочери мужчина метнулся к плите. Судя по запаху, не так сильно еда и подгорела. Эвелин обиды долго держать не стала и просто заявила, сгребая со стола мелочевку обратно в сумочку:
– Я тоже не скажу тебе, где майка с автографом Родмана.
– Нет, – глаза мужчины хищно сузились. На лице Эвелин появилась самодовольная ухмылка. – Ты не посмеешь, – зашипел мужчина.
– О, нет, ещё как посмею, – Эвелин зажала визитку между пальцев, как доказательство своего права помучить супруга в ответ. Неизбежно что-то надвигалось, и это почувствовал не только Рэй, но и младшая из семьи. И если Рэю хотелось попасть в самый эпицентр этого, девушка тихонько обошла остров и тихонько зашагала в сторону холла. Эвелин с супругом подкрались к ней, и едва девушка оказалась у порога, набросились сзади, защекотав со всех сторон. Дом наполнился безудержным хохотом.
– Попытка побега! – пиратским голосом захрипел мужчина, продолжая на пару с мамой щекотать дочь.
Рэй почувствовал как щёки сводит от улыбки и моментально стер с лица малейшие намеки на эмоции. Единственное, что он должен был чувствовать – желание остановить Дорейна. Найти и остановить.
В тот же миг, как он в очередной раз расставил точки над «i», ледяной порыв воздуха из-за дома донес до него слабый, но узнаваемый запах мертвой плоти. Голодный вампир находился в радиусе полумили от него. Забыв о наблюдении Рэй сорвался с места и помчался против ветра. Ловя каждый новый порыв с неприятнейшим враждебным запахом, он менял направление. Только так он мог настигнуть его – того, кто не хотел быть пойманным.
Вампир петлял, пытаясь сбросить упрямого преследователя с хвоста, но парень был быстр и силен, в отличие от оголодавшего Дорейна. И всё же совсем недалеко от Йеллоустоуна Рэй окончательно потерял вампира. В ту ночь совсем недалеко охотились Грэи. Их след мог перекрыть всё, что угодно и даже запах мертвечины. За это он и не любил волков – напыщенные и высокомерные, не считающиеся с соседями.
– Вернись, трус! – во всё горло закричал Рэй в отчаянии. Дорейн мог не показываться, но он должен был его услышать, выслушать. – Я договорюсь о переговорах.
– Ты сам-то веришь, что они захотят меня слушать? – голос приглушенный, почти беззвучный, уносимый слабым порывом ветра и перебиваемый шелестом листвы, доносился откуда-то сзади. Далеко. Достаточно, чтобы Рэй потерял его просто обернувшись. Поэтому он замер на месте. – Я больше ничего не могу сделать, но она – другое дело. Отец движим жалостью и она сможет заставить Джейрата действовать в ваших интересах. Он слишком долго её искал.
– Дай мне немного времени…
– У нее его нет, – голос за спиной стал резче и четче. Говоривший нервничал. – То, что она до сих пор человек – чудо. Если не обратить её сейчас, она превратится в еще одно чудовище. Сейчас идеальный момент. Другого у нас не будет.
– «У нас»? – парень не поверил своим ушам. Впервые «нас» с уст Дорейна так покоробило, что парня передернуло.
– Рэй…
– Не смей говорить это слово, – рычал Рэй, чувствуя, как зверь внутри него неконтролируемо просыпается. Не тот, кого видели жители Паин-Драйв, а того, кого могли вызывать в себе Старейшины. Именно тот, кто способен разорвать вампира на куски. – Ты стал сам по себе, когда выбрал смерть. – Рэй не мог погасить в себе обиду – детскую обиду, поднимающуюся слезами к горлу. Не по-мужски лить слёзы, поэтому он питал ими ярость и злость, клокочущую в груди. – Ты не один, кто потерял дорогого человека.
Наступило секундное молчание и Рэй было подумал, что Дорейн в очередной раз сбежал не попрощавшись. Но едва он повернул голову в сторону, откуда доносился голос, Дорейн снова заговорил:
– Я желаю тебе никогда не понять меня. Надеюсь, ты примешь мой выбор. Не прошу поддерживать, просто уважай его.
Эти слова стали последним, что Рэй услышал от Дорейна. Теперь вампир исчез, забрав с собой даже свой запах и нечеловеческий холод. Рэю не были нужны его пожелания. Он нуждался в Дорейне, как в отце, которого у него никогда не было. Тот знал, но всё равно предал парня. Что бы Рэй не говорил, Дорейн был непреклонен в своем решении. Он умер вместе с Камелией чуть больше месяца назад. Теперь вампир лишь искал инструмент, способный избавить от тяготившей его оболочки. И нашел.
В ярости Рэй со всего маху навалился плечом на толстую лиственницу и с корнем вырвал ее из затоптанной почвы. Затем следующее, и еще одно, пока на коже не выступила кровь. Раны заживали на глазах, вот только боль в груди не могла затянуться так же быстро.
Телефон в кармане джинс завибрировал. Номер на дисплее оказался незнакомым. Рэй не хотел отвечать, не сейчас. Но звонивший был настойчив.
– Здравствуйте, – на другом конце послышался знакомый женский голос. Он слышал его меньше часа назад. – Меня зовут Эвелин Кук. Мне дала контакт вашей бригады Холли Саммерс.
Что женщина говорила дальше Рэй уже не слушал. Он лишь понимал: Дорейн вряд ли появится перед Рэем снова, однако он наверняка появится рядом с необращенным вампиром, и Рэй должен быть рядом, чтобы опять попробовать переубедить того, кого считал своим отцом. Смахнув с плеча капли крови, успевшие выступить на коже еще до того, как раны затянулись, парень улыбнулся в трубку.
– Меня зовут Рэйнольд Вайлдер, чем могу Вам помочь, мисс Кук?