«Прости, сестрёнка, теперь ты их последняя надежда», — с этими словами в жизнь Колин ворвалось непрошенное бессмертие и груз ответственности за мир, которого она прежде не знала, но принадлежала ему по праву рождения. Реальность, где люди лишь промежуточное звено, вампиры и оборотни — кровные враги и братья — их существование вместе невозможно и одновременно неразрывно связано, они зависят друг от друга.
У неё никогда и не было выбора — быть или не быть вампиром — как и у её новых соседей не было выбора не рождаться оборотнями.
Как выжить бок о бок с природными врагами и не стать жертвой нового незнакомого мира? Что вообще это за мир, законы которого строги настолько, что им подчиняется сама природа? И как быть с разгоревшимися чувствами между теми, кому априори нельзя быть вместе?
Предисловие.
1992 год.
Камелия – седовласая хозяйка дома Пэйтонс на Паин-драйв – сидела в столовой и смотрела, как за окном рассветает двадцать пятый день августа. Её испещренные морщинами руки смиренно лежали на коленях, а старые часы на тощем запястье отмеряли секунды до наступления нового дня без Дорейна – её воздуха.
Он не появлялся в Джексоне уже полгода. Каждую ночь до восхода солнца Камелия с надеждой ждала появления Дорейна и гнала прочь пугающие мысли, в которых она больше никогда его не увидит. Он дал слово вернуться, и только смерть могла заставить его нарушить обещание. Причин было достаточно: кто-то мог узнать об их отношениях, его могли растерзать дикие оборотни или, еще хуже, свои.
Солнечные лучи крадучись ползли по стенам домов к земле, по миллиметру сжигая последние крупицы чаяний старой женщины. Как только свет коснется асфальта и заполнит улицы, этот день станет очередным без Дорейна. Отчаявшись, Камелия поднялась из-за стола и не заметила набежавших на стекла морозных узоров. Размытая тень пронеслась перед окном к входной двери, и в следующую секунду нечеловеческая сила сорвала ту с петель. Дверь пролетела прямо перед женщиной и разбилось в щепки о к широкую парадную лестницу. Дом наполнился грохотом и убивающим холодом, который расплывался изморозью во все стороны от высокой фигуры долгожданного гостя, застывшего на пороге.
Молодой мужчина стоял в дверном проеме неподвижно, глядя в никуда. Истерзанный и изнеможденный после тяжелой битвы он держал в протянутых вперед руках комок освежеванной шкуры, с которой еще стекала кровь и капала на уже начавший леденеть ковер. Но алые капли не замерзали, а значит, принадлежали не простому животному. Это была шкура оборотня. Мужчина держал её на кончиках пальцев, как можно дальше от себя, вместо того, чтобы восполнить силы ценнейшим и по-настоящему живительным для него эликсиром. Как вдруг комок шелохнулся. Не мужчина, до последнего старавшийся сохранить самообладание, а сверток. Только тогда Камелия увидела неистовый страх в глазах долгожданного гостя.
Каждая секунда могла стать последней – для выдержки Дорейна и крохотной жизни, замерзающей в его окаменелых от напряжения руках. Камелия выхватила из них шкуру и со всех ног бросилась к лестнице, на второй этаж, подальше от того, кого боялась больше никогда не увидеть. Он так и остался в дверях с протянутыми руками, не смея двинуться. Всех его сил едва хватало на сдерживание нечеловеческой жажды, что не оставалось и капли на побег – подальше Камелии и крохотного существа, которого он явно желал защитить.
Возраст словно отступил на задний план, высвобождая последние запасы возможностей немолодого женского организма. На слабых трясущихся ногах Камелия вбежала в первую же комнату и свернула в ванную. Открыла кран с горячей водой на полную. Пар начал быстро заполнить небольшое пространство. Жизнь в свертке нужно было согреть и как можно скорее. Страх подсказывал, что в первую очередь следовало избавиться от шкуры, сейчас разжигающей жажду Дорейна в разы сильнее, чем простая человеческая кровь. Камелия смела из шкафа стопку махровых полотенец, развернула комок и ахнула. В свертке лежал младенец. На его сморщенной коже еще не успели высохнуть биологические следы и пятна чужой крови. Малютку даже не искупали после рождения. Закутав крохотное напряженное тельце в слои полотенец, женщина положила его в корзину для белья, вышвырнула шкуру в коридор, и снова поспешила в ванную.
Ребенок шевелился, но не издавал ни звука. Камелия поймала на себе его неестественный для новорожденного взгляд – разумный и сосредоточенный. Он следил, как седая старушка сняла с руки часы, достала из шкафчика над раковиной стакан со старым именным скальпелем и улыбнулась маленькой жизни, прижав лезвие к своему запястью, исполосованному застарелыми шрамами.
– Подожди немного, малыш, – еле слышно вывела она дрожащими губами. – Сначала я должна помочь ему, иначе нам с тобой самим понадобится помощь.
Вязкая старая кровь слишком медленно наполняла стакан, и превозмогая страх, Камелия снова провела скальпелем по руке, а потом еще и еще. Вот только когда удалось нацедить стакан до краёв, кровь уже было не остановить.
Женщина выставила вероятное спасение за порог и сунула руку под кран над раковиной. Боли не почувствовала. Только страх, прогоняемый отчаянием и решимостью. Некогда было думать. Дорейн мог сорваться в любую секунду. Лихорадочно оглядев наполнившуюся теплым паром комнату, пока не встретилась глазами со своим отражением, Камелия опустила взгляд на свою грудь, где на бортах халата багровело пятно от чужой крови – крови оборотня. Без промедления она стянула с содрогающихся плеч тонкое одеяние, и прижав к ранам на запястье пятно, небрежно намотала ткань на руку.
– Господи, помоги, – прошептала она и взяла малыша из корзины. Бог был единственным, к кому Камелия никогда не обращалась за помощью, но сейчас он стал её последней надеждой.
Она втиснулась в самый дальний угол ванной, укрывая дитя собой ото всех, и зажмурилась. Никогда в жизни ей не было так страшно. Когда-то хотелось хоть краем глаза увидеть, как Дорейн утолял жажду, но не теперь. Впервые Камелия до глубины души испугалась его сущности.
За мгновение теплый воздух сменился лютым холодом. Пар со звоном посыпался на кафель невидимыми льдинками. Женщину затрясло от ужаса. Дорейн стоял за её спиной.
По комнате разнесся лязг сотни осколков и жалобный скрежет растираемого в порошок стекла. Казалось этот миг длился целую вечность. Дрожа от страха, Камелия обернулась. Дорейн держался за порогом ванной. Он плотно сжимал окровавленные губы, а его взгляд, в котором не осталось ничего человеческого, пронзал смертную насквозь, подбираясь к тихому младенцу. Хищное безжалостное существо, коим Дорейн был сейчас, больше не помнило и не понимало, как много сил приложило для спасения этого ребенка. Камелия не видела другого выхода. Высвободив из плена халата окровавленную руку, она решительно протянула ее в сторону чудовища, которого она не знала, и крепче зажмурилась, плотнее прижав к себе дитя.
На протяжении долгих десятилетий она молила Дорейна подарить ей бессмертие, сделать её ему подобной, но никогда не думала, что всё случится при таких чудовищных обстоятельствах.
Только когда воздух снова начал наполняться теплым паром, Камелия поняла, что силы покидают её. Она потеряла счет времени и не заметила, как давно её долгожданный гость покинул дом, забрав с собой убийственный холод. Он не тронул самоотверженную старушку, еще долго просидевшую на полу, просто не в состоянии подняться и выпустить из рук маленькую и такую теплую жизнь.
Материнский инстинкт взял верх, не позволяя бездействовать. Хозяйка искупала ребенка. В доме не было ни пеленок, ни детских вещей, поэтому новорожденного мальчика пришлось укутать в мягкий банный халат, а сверху повязать шерстяной платок. Малыш дрожал. От крохотного тельца исходил неистовый жар, заставивший Камелию не на шутку забеспокоиться о здоровье младенца. Она лишь на мгновение коснулась кожи Дорейна, забирая ребенка, но этого оказалось достаточно, чтобы на немолодых пальцах остался неприятный ожог. Сколько малыш пробыл в его холоде, Камелия могла только догадываться.
За всё время кроха не издал ни звука. Это тоже добавляло опасений за его состояние. Камелия напоила маленького теплым молоком, которое тот поел скромно, без энтузиазма.
– Согласна, магазинное молоко – не самый вкусный вариант для первого обеда в твоей жизни, – сквозь неугасающую тревогу постаралась улыбнуться Камелия, устраиваясь с малышом в теплой гостиной. – Обещаю, в следующий раз приготовлю тебе что-нибудь получше.
Малыш перестал дрожать только когда уснул. Камелия боялась выпустить его из рук, то и дело прислушиваясь к дыханию, сердцебиению. Крохотное сердечко билось довольно быстро и иногда звук сливался в один протяжный едва различимый гул, заставляя старую женщину прислоняться ухом к теплому свертку в своих объятиях. Камелия всматривалась в спящее создание, но не находила в нем ничего необычного, отличавшего бы его от других людей: две ручки, две ножки. И всё-таки он был особенным для Дорейна, а значит, особенным для неё.
Появление Дорейна так бы и осталось незамеченным, если бы не младенец, распахнувший веки стоило высокой стройной фигуре появиться на неприкрытом пороге. Пронзительные, разумные, насыщенно-карие они выискивали в пространстве источник беспокойства.
– Камелия, – оповестил Дорейн о своем появлении и только после этого перешагнул порог гостиной, где в кресле с ребенком в руках сидела хозяйка дома. – Прости меня, – Он двигался быстро, но не так, как могло позволить ему его тело. Ребенок напрягся от приближения спасителя и заелозил.
Мужчина заставил себя остановиться в паре метрах от них. Он вернулся при свете солнца. Лицо заметно обгорело, но эта краснота исчезла прямо на глазах. Когда Дорейн был сыт, такие незначительные ожоги затягивались быстро. Камелия всмотрелась в долгожданного гостя. На этот раз он был спокоен. Она улыбалась ему, несмотря на пережитый страх. Теперь перед ней стоял её Дорейн, которого она знала и любила всю свою долгую жизнь. Последнее, о чем хотелось думать в тот момент – это как ему удалось так быстро восстановить силы. Камелия лишь надеялась, что он ограбил банк крови в городской больнице Святого Иоанна, а не загрыз какого-нибудь туриста.
Взгляд Дорейна нашел раненое запястье Камелии. Она успокаивающе улыбнулась и легонько наклонила руку, открывая взору свежий затянувшийся рубец, какой обычно образовывался только через неделю.
– Их кровь исцеляет, как ты и говорил, – в тихом, невесомом голосе прозвучало удивление. Чья-то жизнь тем утром спасла как минимум две другие. – Этот малыш такой же будущий вампир, каким был и ты? – Камелия поспешила сменить тему, пока новая порция извинений не наполнила дом. Ей не хотелось вспоминать о случившемся. Тело все еще помнило пережитый страх. Дорейн посмотрел на ребёнка. В его напряженном взгляде сменяли друг друга нежность и настороженность. Он слегка морщил нос, будто чуял что-то неприятное. Камелия, недоверчиво снова оглядела мальчика. Тот, чуя навязчивое внимание, неотрывно смотрел в сторону, где остановился Дорейн, будто прислушиваясь, изучая. Это не был будущий вампир. – Хочешь сказать… – слова предательски цеплялись за язык. Дорейн много рассказывал о них, но Камелия никогда не видела ни одного из них вживую.
– Это последний представитель одного из племен медведей, оставшихся на нашем континенте, – он произнес слова так, словно отдавал честь маленькому созданию, притаившемуся в объятиях старой женщины. – Сволочь истребляет племена одно за другим. Мы пытались спасти его мать.
Камелия снова осмотрела гостя. Даже после утоления жажды раны от когтей оборотней затягивались долго и мучительно. Перед ней же стоял на вид вполне обычный, целый и невредимый человек. И следа от утренних ран не осталось. Это было возможно только если те раны он получил от своих же.
– Твой отец? – с ужасом предположила она, максимально лишая голос силы. Но Дорейн всё равно слышал их. И не отрицал. Его лицо искривилось в отвращении и отчаянии. Малыш в руках напрягся сильнее.
– Он ничего не делает, чтобы остановить геноцид. – Камелии часто доводилось видеть скорбь на его лице: после того, как появлялся перед ней голодный; приходил после длительного отсутствия; когда смотрел на её седые волосы и шрамы на запястье под часами. Эта скорбь отличалась. Была глубже, больнее. – На Ист-Бьютт-роуд живёт одна семья его вида. Я должен отнести его им. – В его словах был смысл. Печаль просочилась в воздух тяжелым вздохом. Камелия была не молода и вряд ли могла позаботиться об обычном младенце, что говорить о совершенно другом виде. Хоть и прошло всего несколько часов с их знакомства, она успела привязаться к крохе.
– Если так нужно, – с камнем на сердце Камелия поднялась с кресла и приблизилась к Дорейну. Ребенок будто окаменел от напряжения. И только попав в руки мужчины, кроха нахмурился и звонко вякнул. С таким трепетом Дорейн принял его, как своего родного ребенка, а не отпрыск заклятого врага. Душу разрывало на части. Стерев со щеки слезу, Камелия всхлипнула. – Можно только одно одолжение? – Ей хотелось наглядеться на кроху наперед – на всё предстоящее время разлуки. Она убрала на бок редкие паутинки тёмных волосиков на маленькой кругленькой голове малыша. Дорейн поднял на Камелию свои серые глаза, и она сочла это за согласие. – Попроси их назвать его Рэйнольдом, как моего отца. Я всегда мечтала назвать своего... НАШЕГО сына Рэйнольдом. – Камелия услышала, как скрипнули зубы Дорейна.