Но папа будто мысли мои читал, он сказал, что на это требуется время. Что те кто здесь живут, все не могут принять действующее состояние как неизбежность. Папа тоже говорил не открывая рот. Я старалась не делать удивленное лицо. К нам подошел мужчина лет 30 и с добротой смотрел на меня. Я хотела поздороваться, но папа сказал, что это мой дедушка. Дедушка которого растреляла тройка НКВД, когда моему отцу не было года. И на момент смерти ему было 29 лет. Я спросила у папы почему я выгляжу молодо а он выглядет достаточно взрослым. Папа мне сказал, что я его вижу таким, каким запомнила. А я выгляжу молодо, потому что по жизни не грешила и после ухода мне легко стало. И что те у кого много грехов выглядят хуже чем при жизни. Я потихоньку начала понимать. Я спросила, а чем мы здесь занимаемся? Папа сказал, подожди, скоро введем в курс дела. Мы пошли по улице. Я шла со своими мыслями в голове, но паники не было. Мне хотелось быть полезной. Хотелось что то делать, силы били через край. Но мы шли, улицы были одинаковы, дома были похожи на друг друга. Все было однотипно. Шли молча. И наконец мы пришли. Дом в который мы зашли, был похож на все остальные. Мы поднялись на пятый этаж, что меня удивило, потому что в жизни я с родителями жила на пятом этаже. Зашли в квартиру, там было уютно, тихо. Пахло чем то родным. Я прошла в первую комнату и увидела книги, много книг, все как в моем детстве, внизу были энциклопедии красная и черная, выше распологались тома и сборники поэтов и писателей и наверху одиночные книги. Дальше стоял писменный стол, такой же как из детства, с другой стороны стояла софа и плательный шкаф. Комната была точной копией из моего детства. Помня слова отца о том, что все не то, что кажется и то, что я вижу все то как запомнила, я сильно синтиминтальничать не стала. Просто про себя улыбнулась. Мне показалось что меня зовут. Я вышла из комнаты и прошла в более просторную комнату. Там сидел отец и мило смотрел на меня. Я вопрошающе на посмотрела на него. Он начал говорить: Знаешь, мы здесь не просто находимся, мы приносим пользу. Мы хранители людей живущих. Стараемся их оберегать. Настолько, насколько это возможно. Это тяжелая работа. Оказаться в нужное время в нужном месте. У каждого это происходит по разному. Кто то слышит тревожную мелодию и летит туда откуда идет крик о помощи, кто то слышит колыбельную, которая мама ему пела в детстве, которую он на время забыл а сейчас вспомнил. Я же слышу звон бьющегося стекла. И стараюсь успеть появиться за несколько секунд до трагедии и разрулить ситуацию. Сначало будет сложно, это нелегкая работа. Но после первой удачи появляются крепкие, сильные крылья. И огромное желание быть полезным пересиливает страх. Страх не успеть помочь. Тебе должно понравиться. Но сначало ты должна придти в себя, собраться с мыслями, отпустить прошлое. Я стала обьяснять, что я уже пришла в себя, но отец не хотел меня слушать, он пояснил что только с чистым сердцем можно помогать живым. А если в сердце таится грусть или воспоминания, то это сердце не может помочь, оно пока не готово. Много на меня свали информации, надо подумать, все разложить по полочкам. Я решила оглядеть жилище. И поняла, что жильё на самом деле не двухкомнатная квартира, как в детстве, а многокомнатная. Я зашла в одну из комнат, там на старомодном диване сидел мой дедушка и слушал старенькое радио, которое больше щипело и трещало, чем давало какую то информацию. Но мой молодой дедушка был просто рад слушать это скрипящее старье. Комната была большой, с высокими потолками, похоже это сталинка, подумала я, в середине комнаты стоял круглый стол, и два раритетных стула. Странная комната. Я вышла из нее, прошла дальше по коридору, впереди опять показалась дверь, слегка приоткрытая, я заглянула в неё, там стоял стол и четыре табуретки, тахта, буфет, трюмо, лежали женские платья и журналы. Я прошла дальше. Дальше по коридору распологалась длинная комната по середине которой стоял длинный стол с двумя длинными лавками, сбоку стояла русская печь а в печи чугунок.