Ев. от Екатии. гл. 14. Член из глины

Вадим Вегнер
                Стих 1. Сказание наяды

      Странник встал. Он понимал, что стряхнуть это наваждение невозможно. Но ведь чем оно отличается о того же грибного бэд-трипа?  Все это логические тупики, безысходность, безвыходность, ощущение какой-то дикой вины, когда кажется, что ты обречен навсегда, что даже надежда – это удел идиотов, блаженных. Что выхода нет, всё бессмысленно, и ты виноват по всем пунктам, загнан в ловушку, что крылья были фальшивыми, а меч картонным, что над тобой посмеялись, показали тебе всю ничтожность твою, и твой удел – стать никем, что неизбежна лишь гибель, а тебе остается одно – молить Бога о жалости, о прощении, милости, о подачке за то, что ты только посмел поднять веки, посмотреть в глаза барину. Что ты ничтожество, недостойное топтать эту землю, осквернитель святынь, мерзкий нищий, глупец, что ты теперь должен лишь слушаться и подчиняться, бояться и трепетать...
      
      — Подождите. А к чему револьвер? Сколько стоит один выстрел в голову, если Бог создал эту трусливую и плаксивую дуру? Почему я, мужчина, должен слушать пиzду? Балалайку, на струнах которой играют какие-то черти. Слушать, слушаться... Это разные вещи. Сколько раз мне казалось, что вот он – конец, – а потом постепенно бэд трип отпускал.  Это просто внушение. Я могу повернуть барабан и отправить тебя прямо в Ад. Там ты просто подохнешь. Ты не выдержишь, растворишься и лопнешь, как мыльный пузырь, – от надутости, от мнимой важности, от своей пустоты. Ты ведь соска. Ты можешь только желать и сосать, только лишь трепетать и требовать пищи, внимания. Ты рождаешь желания. А мозг-разум решает, как их Исполнить. Но Дух Приказывает. У меня этой совести и так слишком много. Я как чокнутый честный ментяра, как Дон Кихот. В этом мире подобным не место. Слышь, бл*дюшка*? Ты – наркотик, ты – зависимость, жажда, потребность. А работать-то Мне. Ты сама просишь праздника, а потом ноешь с похмелья. Ты влюбляешься, а потом вдруг все портишь или разочаровываешься ибо сама не знаешь, чего хочешь. Ты капризная дура! Тебе нужна плеть. Что, боишься? Чего изволишь, пустышка? Или всё-таки главный тут Я? Иди на Херъ, Осирис. Ты не лучше тупой блатоты. Не лучше той шерсти, что гоняет тупых мужиков за колючкой. Тех, кто учит морали, а сам там от безделья сидит, салит стиры*, кишкоблудит и дрочит, просто тихо хихикает лишь потому, что смелей и хитрее немножко. Ты не лучше ментов или судей, которые уяснили когда-то закон: У кого в руках Власть, тот и прав. Тот и будет решать, что всем делать. Но в пределах Позволенного им самим. Ну а кто над тобой? Вот скажи мне, как на духу, кто над тобою, Осирис? Кто осудит тебя за надменность? Ты всего лишь немножко умнее меня. Если ты, сука, Бог, то ударь Меня Молнией. Покажи Свою Власть! Или ты можешь только грузить тупых лохов? Можешь только вести вперед Стадо на бойню. Сколько там за загробную жизнь нужно золота? Где Весы? У меня его нет. Был червонец, но я потерял. Отобрали копеечку! Да и на хренъ он нужен? Это просто металл. Мне не нужен ваш рай, педерасты. Лучше стану шутом и самому Сатане буду мозги сношать, как хочу. Раз уж выпала карта такая. Мне воздастся. Или свой мир создам. Места валом. Нужно лишь не лениться и не хавать все догмы, как данности. Не побираться, но делать.

      — Брат, ты будешь страдать! – молвил жалобно кто-то.
      — Ну, а я потерплю. Не так больно, как кажется, как тут кто-то боится. Раз уж выхода нету иного, то придется. Терпеть тяготы и невзгоды, лишения... Или быть мудаком? Это снова лишь глупый тупик. Это все чья-то Догма. Но не моя. Философия учит тому, что любое учение верно только в контексте значений. Она Сама лишь Служанка тупой Теологии. Что тут значимо? Я или ты? Это Мой Родной Дом. Ты тут гость. Я пустил тебя в гости? Возможно. Или ты просочился. Конь троянский, мудак. А теперь иди на хренъ. Можешь ныть и стыдить сколько хочешь. Но только не здесь. Да, меня так колбасит... Мне больно, хреново... Я могу потерпеть, а могу выпить водки. Не имеет значения. Я долбил героин, а потом потерпел, и прошло, отпустило. Да, осталась тоска. Наваждение. Это душонка снова хочет уснуть, отморозиться. Перетопчешься, дура. Это элементал кукушонок. Я об этом читалъ. Могу его покормить, а могу и подумать. Равноценна ли Сделка? Вот Оно. Вот Решение. Бог и Чёртик забились? Снова тешатся, пока мы тут мечемся? Пока мы, словно крысы подопытные бегаем по лабиринту. Или молимся, в угол забившись. Или лохчем спиртягу, пока не подохнем. Да, игра неизбежна, но уж лучше быть Джокером, чем какой-то разменной фигурой. Я не слишком умен? Не беда. Зато я не боюсь. Я знаю Всё Лично. Значит Ведаю. Плясать с бубном на потеху народа? Быть Петрушкою духов или шоу показывать? Снова Выбор. Но если я Джокер, то мне Всё Равно. Я могу говорить с кем угодно на равных... С кем угодно у себя в голове. А пускать в нее какого-то другого царя, кроме себя самого... Это глупость. Да и в жизни, к чему пресмыкаться пред кем-то? Авторитеты лишают свободы, диктуют тебе то, куда ты должен идти. И тогда ты становишься пешеходом, не Странником. Подвергать всё сомнению – удел мыслящего существа. А я сомневаюсь в том, что в чем-то виновен. Зачем себя ограничивать?..

     Чем дальше Странник болтал, тем ему становилось спокойней. Ведь ему удалось таким образом заглушить голоса в голове. Но болтал он бездумно, как какой-то тупой проповедник, у которого тысяча фраз-клише наготове. Наконец, он устал. Устал и задумался: «Почему же русалка не может вынести присутствие этого бога? Но в ручье ей уютно. Не возымеет ли похожее действие и теперь на Осириса его спутник – ручей? Надоело с ним спорить». Бормоча себе под нос стих Есенина, словно какое-то заклинание, парень вышел на улицу. Луна уже успела пройти больший путь по черному осеннему небу. Было довольно прохладно, а в ручье все так же музыкально журчала вода.

      — Расскажи мне, – пробормотал Странник, зябко ёжась и кутаясь в дедов тулуп.
      — Это старая сказка, – прожурчала вода.
      — Пусть, хоть доисторическая, – проворчал бедолага, но тут же, исправился:
      — Чем старее, – тем лучше.
      До рассвета готов
      Я тебя, ручей, слушать.
      Музыка твоих слов
      Мне рассудок остудит
      И даст силы принять,
      Как закон: «Будь, что будет»,
      Как подарок – «Не спать».

      — Это очень старая сказка, – прожурчала вода без издевки. – Старше Библии и Гермеса. Сиди и смотри.

      Осирис пришел на Землю в образе молодого царя. Он научил людей многому, вывел их из невежества и нищеты. Настала эра счастья и процветания. В тех краях, где песок грызет пирамиды – цвели сады и благоухали поля. Вино лилось рекою, но имело свой разум и не сводило с ума слабых духом.
      Власть Осириса стала почти беспредельной и распространилась далеко за пределы Египта. Однако существовали в ту пору и иные правители. Осириса предали его же ученики. Убить его они не смогли, поэтому разорвали на части, заключили их в саркофаг и бросили в воды бурного Нила.
      Русалки могли ему помочь, но их королева заключила сделку с Аидом. И она зачала, использовав пенис Усира, чтобы родить себе дочь от бога. А потом член тот съела, чтобы самой стать сильнее.
      Поэтому теперь Усир – наш враг. Всю зиму он страдал, находясь между жизнью и смертью, в заключении под толщей воды. Его саркофаг начало заносить илом. Королевство пришло в упадок, – было разграблено, почти уничтожено. Потом пришла весна. После наводнения золотой саркофаг нашли в поле бедные земледельцы. Не помня себя от радости, они сообщили о своей находке Исиде.
      Осирис воскрес, испив ее силы. Исида собрала его по кусочкам, как когда-то тебя сшила Люсильда. Но она не нашла его пенис. Вылепила из глины, чтобы они могли наслаждаться друг другом и созидать. Надо ли говорить, что после предательства и заточения его любовь к людям обрела несколько странную форму. В Таро Он – Повешенный, – Убитый бог, Мессия и Жертва.
      «Помни, Странник! Самоотверженность – есть божественный закон, от которого никто не освобожден. Но не жди ничего, кроме неблагодарности от людей за свои добрые дела», – так сказал когда-то Жерар. Но если у тебя нет своей цели в жизни, то тебе ее непременно быстро всучит-навяжет кто-то другой. Так рождается стая, так сбивается стадо. Посему, хоть задачи перед собой ставь высокие. То, что кажется тебе недостижимым сегодня, завтра будет выглядеть насущным-обыденным. Всегда оценивай себя словно из будущего, и ты увидишь, насколько смешны твои страхи, сомнения. Знаешь, чем Осирис отличается от Христа? Да лишь тем, что никого вел за собой. Так что, ты заблуждался. Но теперь ведаешь. Не забывай. Но ступай уже! Сон окончен. Но всё только лишь начинается.

      Странник очнулся от короткого забытья, лежа возле ручья на осенней траве. Дедов толстый тяжелый тулуп спас его от простуды. Светало. Снова бормоча себе под нос сих про черного человека, он зашел в баню, взял ведро, зачерпнул воды из ручья и вернулся домой практически умиротворенным. Кофе с каплею бренди взбодрил Странника как-то странно – вызвал почти наркотическое опьянение. В голове вновь зазвучал пьяный голос Есенина...

                Стих 2. Безвременье

      — "Черный человек!
      Ты прескверный гость!
      Это слава давно
      Про тебя разносится".
      Ты взбешен, разъярен,
      И летит твоя злость
      Прямо к морде его,
      В переносицу...
      . . . . . . . . . . . . . . . .
      ...Месяц умер,
      Синеет в окошко рассвет.
      Ах ты, ночь!
      Что ты, ночь, наковеркала?
      Ты безумный стоишь.
      Никого с тобой нет.
      Ты один...
      И - разбитое зеркало...

      Когда голос поэта умолк, раздался выстрел; но, так как в доме ему раздаваться было особо некуда, то он буквально застыл волной страха и боли в прокуренном воздухе. Зеркало не разбилось на части – оно осталось висеть на стене, зияя черной дырой.

      Приятный запах пороха, противный звон в ушах и небольшое, обрамленное паутинкой трещин, отверстие во лбу призрачного отражения, – стрелял Странник неплохо. После того, как маленький пороховой заряд освободил свою дикую силу, дав на мгновение ожить одному из самых прекрасных изобретений художника тьмы, все голоса стихли.

      Так бывает – только валькирии не боятся ружейного залпа, – мелкая нечисть приходит в сильное замешательство, а миражи развеиваются. Только вот, в этом деле есть небольшой подвох, – если одержимость действительная, если реальны те демоны, против которых осмелился выступить познаватель, то он рискует попасть в ловушку. Не верьте охотникам за привидениями с обрезами и пистолетами в их руках. Если противник настоящий, то от этого выстрела больше шансов пострадать им самим.

      Странник усмехнулся и подошел к зеркалу. Отражение смотрело на него с явным вызовом, нагло сверкая холодными стальными глазами. Человек, глядящий на него в упор, был старше него и гораздо значительней. По сравнению с ним парень выглядел как глупый безродный щенок рядом с вожаком волчьей стаи.
      Представьте себя юным солдатом в жестоких не разношенных сапогах, восхищенно взирающим на сверкающего золотом и сияющего ореолом власти подтянутого импозантного генерала, – примерно так ощутил себя Странник, увидев в зеркале настоящего демона.
      Не успевший еще укротить свою гордость на бесконечных лестницах пошлой жизненной иерархии, познаватель отступил немного, поднял револьвер и разрядил в зеркало оставшиеся пять патронов. Пули легли ровно вокруг первой, образовав из трещин звезду, которая тут же разлетелась на части.
      Один из осколков оставил на щеке Странника глубокий болезненный след, но кровь из пореза идти даже не собиралась. Все замерло. Время остановилось. Конечно же, оно не могло остановиться совсем, но замедлилось невероятно.
      Ощущения, которые при этом испытал Странник сложно назвать приятными, так же, как и описать. Человек, в силу своей массы, физиологических особенностей и привычки должен находиться именно в том временном спектре, в котором находится. Искаженное восприятие времени – очень болезненный и противный процесс. Превратись познаватель в быструю муху – ему и то, пришлось бы несладко, а будучи тяжелым млекопитающим существом, он пережил и вовсе ужасные мгновения своей биографии. Чем бы ни было время, оно глубоко вживлено в нас самих, и идти против такого прочного симбиоза весьма неприятно.
      И пусть злятся на меня любители «научной» фантастики, но тот же рассказ Уэллса «Новейший ускоритель» – полная чушь. В том, что время вокруг вас замедлилось, хорошего так же мало, как и в его ускорении, что, кстати, имело место быть упомянутым в истории действительной психиатрии.
      При всем при этом, познаватель понимал, что замедлилось именно время, ибо в противном случае он просто вспыхнул бы, словно факел. Возможно, в этом и есть причина феномена самовозгорания – люди, ускорившиеся быстрее своего времени неизбежно должны сгореть.
      Так или иначе, но время почти остановилось, и наступил момент. Маленький момент темной истины, когда нечто запредельное действительно может проникнуть в наш правильный до омерзения мир. В этом безмерно жутком безвременьи, наполненном сумрачной тишиной, усугубляя еще больше весь ужас, раздался тревожный гул. Вначале, появившись, как некая тягостная вибрация, ощутимая телом, инфразвук перерос в сильную дребезжащую боль, идущую от костей по всем нервам, а после волна отхлынула и сделалась этим страшным терзающим гулом.
      Звук, сперва монотонный, начал перерастать в атональный мотив, невероятный и противоестественный, чуждый, неземной по своей сути, грубо взламывающий остатки печатей реальности. Он все нарастал, становился отчетливей, изощренней, обретая свою запредельную непостижимую красоту, а потом вдруг начал сгущаться, темным веретеном закручивая в себя дымный воздух вместе со всеми красками мира.
      Веретено было и материальным, и подобным проявляющемуся электромагнитному полю, где роль железных опилок, рисующих силовые линии, играла взвешенная в воздухе мельчайшая пыль и настоявшийся смок. По мере того, как этот магнитный вихрь становился реальнее, все вокруг меркло и блекло, превращаясь в какую-то выцветшую тень самого себя.
      В последний миг, когда терпеть это стало уже невозможно, веретено обрело форму женского силуэта. С шелестом упал на пол подол длинного платья, с легким мелодичным звоном рассыпались по плечам длинные черные волосы. Люсильда взглянула на парня слегка удивленно, но после вдруг улыбнулась.


                Стих 3. Визит

      Оглядевшись по сторонам, дьяволица едва заметно пожала плечами – похоже, что обстановка была ей не так уж противна. Словно ища что-то глазами, она оглядела, прищурившись, потолок, затем посмотрела себе под ноги.

      — Что это значит? – спросила Люси таким тоном, будто была просто девушкой, проснувшейся неожиданно в гостях у незнакомого парня.
      — Знал бы я, что это значит – не стоял бы как истукан, – ответил счастливый Странник, чувствуя, что ему уже все рано – сумасшедший он, или же нет.
      — Ты вызвал меня?
      — А это возможно?
      — Говорят, что кто-то из древних умел, – ответила дьяволица беспечно, присаживаясь на табурет. Выглядела она совершенно не инфернально. Скорее, гостья из альтернативного прошлого или будущего – слишком уж идеальная фигура, грудь и лицо-картинка с таким фантастическим мерцающим макияжем, который земным девушкам вряд ли будет доступен в ближайшие годы. На фоне этой красавицы его жилье выглядело особо убогим. Странник даже рад был тому, что оно превратилось в серый невзрачный фон, бесцветные декорации.
      — Ты, правда, она? – выдавил из себя познаватель, впервые в жизни встретившийся с запредельным не под воздействием зелья и наяву.
      — Нет, неправда. Я Кира. Но ты как раз и поможешь мне ее разыскать. У вас с ней связь; на тебе ее метка.
      — Не понимаю, о чем ты…
      — Все ты понимаешь, – усмехнулась прекрасная бестия, из невинного ангельского создания превращаясь в жгучую стервозную испанскую сеньориту. – Скажи мне одно имя.
      Сияя глазами, прекрасная обольстительница подошла к ошалевшему парню, обняла его, прижалась всем телом.
      — Не понимаю тебя. Какое имя? – выдавил познаватель, чувствуя, что сопротивляться просто нет сил.
      — Скажи мне любое женское имя, пожалуйста, – ласково прошептала Люси, назвавшая себя Кирой.
      — Анна, – сказал Странник, изо всех сил напрягая остатки сознания, пытаясь не потерять разум.
      — Вот и хорошо. Теперь спи, – нежно поцеловав Странника, сказала ведьма и начала растворяться в воздухе.

      Мир снова ожил. Все было еще бесцветным, когда Странник добрался до кухни, твердо решив не спать. Сварив себе кофе, который в пору было наливать в чашку, держа наготове ножницы, он вышел на свежий воздух и сел на крыльцо.
      Рассвет постепенно возвращал жизни краски, но выглядел болезненно нереальным. Весь окружающий мир, начисто протертый тряпочкой демонами безумия, сиял бриллиантом в каждой росинке, поражая своим великолепием. Некоторые вещи выглядели будто нарисованными тончайшим штрихом, но это казалось лишь проявлением того, что он раньше попросту не замечал – того, по чему скользил взглядом, не обращая внимания. Такого ясного и четкого видения окружающего мозг нормального человека не смог бы выдержать и осмыслить. Сумасшедшие же свободны от диктатуры сознания и лицезреют все без цензуры.
      Откуда-то издалека раздался крик поздних чаек. На черной дороге показался цветной силуэт. По мере того, как он приближался, парень узнал соседскую девушку Аню. Выглядела она весьма повзрослевшей, но все еще той же девчонкой, что и полгода назад, когда после веселой и шебутной вечеринки осталась с Сергеем, чтобы помочь ему сделать уборку. Увидев парня, проказница сразу же изменила походку и подошла к нему с явным намерением попудрить мозги. Оглядев девушку с ног до головы, Странник взглянул ей в глаза.

      — Ооо, – сказала Аня. – Как я погляжу, кто-то хорошенько вчера погулял.
      — Думаю, что тебе лучше оставить меня в покое, – ответил ей Странник.
      — На, держи. Говорят, сразу легчает, – сказала девчонка, протягивая ему маленький бумажный пакет, свернутый как оригами.
      — Откуда у тебя? – спросил парень, принимая драгоценный подарок.
      — С той пьянки еще. У тебя много валялось. Один припрятала. Помнишь, как убирались?
      — Смутно, – признался Странник, прощупывая содержимое.
      — Ладно, лечись. Я пойду, – сказала Аня, и затопала по дорожке, виляя своей маленькой попкой.
      — Спасибо, – пробормотал Странник и, качая головой, зашел в дом. – Все складывалось странней некуда.

      Шмаль была недурна. Страдания сразу же прекратились, а болезнь стала выглядеть даже забавной. Забыв про обещание, данное самому себе буквально лишь час назад, странник включил «Пинк флойд» и с улыбкой растянулся на любимом диванчике. Сон поглотил его, как теплое ласковое летнее море и сразу же выкинул сильной волною на берег сумрачных грез, в которых мерно звучал «простуженный» голос рассказчика. И хоть Странник не понимал некоторых слов и вещей, но ловил ясные мыслеобразы и слушал его с удовольствием…


                ***WD***

*Стиры - игральные карты (феня).

*Подтверждение того, что Исида вылепила Осирису новый фаллос вы сможете найти, хорошо покопавшись в серьезных источниках. Или спросите у египтологов)

*Блjaдивый - лживый. СТАРОСЛАВЯНСКИЙ, УРОДЫ.

Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/22/780

Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/21/692

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456