Васюганье

               
                Самолет на мгновенье замер, присел, готовясь к прыжку.  Завыли турбины, мелкая дрожь сотрясала корпус. «Точно легавая на стойке» успел подумать я, перед тем как могучая сила впечатала меня в кресло и стремительный «Боинг» рванул в темноту осенней ночи.
Накануне, я ни сном, ни духом не ведал о предстоящем путешествии. За окном бродил понурый московский октябрь. Замученные непогодой облака исходили мелким, нудным дождем. Недостаток солнца ощущался физически. Впереди предстоял день рождения. Еще не тот возраст, когда очередной щелчок хронометра твоей жизни уже не радует, но и не детские ожидания праздника, подарков и гордости, что стал на год старше. В бархатный сон, где я блаженствовал, настойчиво рвались посторонние звуки. Я хотел было возмутиться, но нащупал мобильник, и рефлекторно нажал кнопку вызова.
– Спишь, бездельник? – в трубку ворвался бодрый голос Саши Обидченко, моего давнего друга.
                – Вы москвичи, все на свете проспите. Небось, доллары во сне считаешь? Ладно, в следующий раз закончишь. Ты мне лучше скажи, интернет есть под рукой?
  – Ну, ты даешь дружище, в пять утра бы позвонил.
– Ладно, не ворчи. Так есть или нет?
– Есть.
         
 – Вот и замечательно. Тогда с днем рождения тебя и принимай подарок.
                В телефоне раздались гудки. Я вылез из теплой постели. В ушах стоял Сашкин смех, сердиться не было смысла. Безудержно зевая, с трудом добрался до ноутбука. На почте, рядом с поздравительной открыткой болтался файл с электронным билетом на самолет до Новосибирска, с приглашением поохотиться на тетеревов…
   Сибирь встретила первым снегом.  Наверное, сам Всевышний устроил бал, осыпая гостей серебром снежинок. Кружа бесконечные хороводы, они мягкой пелериной укрывали поля, реки и леса.  Как заботливые сестры милосердия осторожно врачевали воспаленные раны земли. В больших городах бесхитростно, по-детски, прятались в скверах и парках, чтобы не стать грязными сугробами на обочинах дорог. «Дворники» нашего Форестера старательно вносили свою черную лепту, превращая летящее навстречу белое конфетти, в грязную кашицу на лобовом стекле машины.
                Мы ехали к месту охоты. Путь предстоял неблизкий, четыреста с лишним верст, к раздолью Барабинской степи, к царству Васюганских болот. В Барабинск прибыли без приключений, если не считать жалобы Сашки, что «Форик» плохо тянет. Его стенания я списывал на неопытность водителя (мой друг недавно сел за руль) и плохой бензин. Но когда машина встала, было уже не до шуток. Накрылись свечи. По мне, найти необходимый комплект для японского внедорожника в глубинке, равносильно открытию воды на Марсе.  Но все рассуждения благополучно разбились при встрече с действительностью. Воистину, для нынешнего жителя столицы «за МКАДом жизни нет». Мало того, что нашли. Так продавец еще и бесхитростно посоветовал зайти в соседний магазин, где есть оригинальный, а не китайский комплект и за меньшую цену.  Решив насущные проблемы, мы блаженно пили чай, любезно предложенный гостеприимными хозяевами автосервиса.
         – Сань! Спасибо тебе огромное.
– За что!

         – Да за все. За поездку. За то, что не забываешь.  Вот за свечи эти спасибо, что не поменял их вовремя. Здесь даже дышится по-другому…
  – Эк, тебя на лирику потянуло. А как запоешь, когда к бабе Свете в Кульчу приедем. Пей чай давай!
            После замены свечей мы и не заметили, как асфальт сменился грунтовкой. Навстречу все чаще стали попадаться грузовики. Кузова затянуты брезентом, ни тебе прорех, ни щелей. На полях техника, уборка в самом разгаре.
– Село-то живет!
– Живет! Если хозяин есть. В той же Кульче председатель мужиков вон как держит. Чуть что – до свидания. Особо не забалуешь.  Пьешь, значит, богатый – на водку деньги есть, продолжай пить дальше. А ты работу найди в округе. То-то и оно, не найдешь, со всей Сибири едут. Вспомни Барабинск …
– Да, уж!   А что за название такое Кульча?
– Куль, по-местному, озеро. Село стоит на самом берегу. Озеро огромное, приедем – увидишь.    
За разговорами незаметно прибыли на место. Подворье бабы Светы находилось у воды. Вросший в землю дом, потемневшие от времени ворота, двор на две машины. Загон для скота, сеновал, сарай, как потом выяснилось, переделанный в баню. Маленький огород заканчивался обрывом. Внизу плескались волны, ударяя в борт старенькой плоскодонки.  Лодка была намертво привязана цепью к торчащему из воды колу. Хозяйка встретила на пороге.
– Ждем, ждем гостюшки дорогие. Что ж так долго, Санечка, не приезжал. Почитай три года не был.
– Работа, баба Света, будь она не ладна.
– Ты, не ругайся, милок. Куда сейчас без работы. Радоваться надо, что при деле.

                – Так мы и радуемся. Видишь, москвича тебе привез. Завтра еще двое из Омска приедут.
                – Вот и славно. Хорошим людям завсегда рады. Проходите, чайку с дороги попьете. Успеете разгрузиться. Дед сейчас вернется, поможет вам. А ну, Жучка, фу! Пошла! Ишь, чего удумала, лизаться. Проходите, проходите не стесняйтесь.
                Внутри было прибрано. Видно, что особого достатка старики не имели, но и не бедствовали. Низкие потолки давно не беленые, половину кухни занимала печь. В гостиной старенький холодильник, на резном комоде телевизор, рядом телефон. Круглый стол накрыт клеенкой, абажур неопределенного цвета с полинявшими кистями, ветхий половик. В красном углу выцветшие от времени фотографии. Я люблю эти весточки из прошлого. Помнится, в детстве, надолго замирал перед деревянными рамками, где под стеклом бережно хранились черно-белые мгновенья чьей-то жизни. Становилось грустно и торжественно одновременно.
– Это наш выпускной класс, пятьдесят седьмой год.  А вот мы с дедом, сыночек мой, царствие небесное. … А это внучок.
– Серега, успеешь насмотреться. Давай вещи вытаскивать и так полдня потеряли. Лодку накачать надо. Сегодня хотя бы сети поставить, а там глядишь, и на поля выскочить получится. Тетерева в пять часов на деревья садятся, перед тем, как на ночевку устроиться. Шевелись…
– Санечка! Вы же еще чай не пили.
– Успеем, бабушка.
Сети решили ставить недалеко от дома. Во-первых, проверять легче, во-вторых, торопились разведать угодья до приезда омичей, да и ветер посвежел. Кое-где на волнах появились «барашки». Озеро с давних времен славилось своими карасями. По утверждениям местных, другой рыбы, за исключением разве что окуньков, здесь не водилось. Судя по тому, как «болотники» уже возле берега наполовину увязли в иле, действительно, место было, самое карасевое. Если принять во внимание обилие камышового тростника или по старинке жаргомыса, то лучших условий для
рыбы и не придумать. Дед Николай, с которым баба Света сошлась не так давно, намаявшись одна после смерти мужа с хозяйством, помог спустить лодку по узкой отвесной тропе. Мы решили мотор не навешивать, управиться веслами.
                – Сети кидаем вдоль берега, они у меня связаны между собой, - пояснял Сашка. Утром проверим, глядишь, народ рыбкой встретим, а те, что ребята привезут, поставим в камыши. Как думаешь?
                – Да, уж! Хотелось бы. Давненько карасиками не баловался. По мне вкуснее рыбы нет.
– Табаны здесь знатные!
– Не понял?
– Что не понятного. Табан он и есть карась. В этих краях старики его частенько так называют, даже озера есть Малые Табаны, Большие Табаны.
После вёсел пришло ощущение, что парой бутербродов, как в Барабинске, уже не обойтись.
– Слушай, Серега! Давай поступим по-другому. Сейчас утка пошла. Мужики говорят ее много в этом году. Поставим мотор и махнем на тот конец озера. Видел, какие там камыши? Мы с покойным сыном бабы Светы прежде в этих местах охотились.
– А, что с ним случилось?
– Да по осени перевернулся с лодки, то ли ветер сильный был, то ли еще беда, какая приключилась, сейчас уже не узнать. Вода ледяная, пять минут и все. 
–  Далеко от берега?
– Говорят, почти на середине. Это не первый случай, видать и не последний. Сам видишь, какое оно.
–  М-да!

– Так вот. На тетеревов мы уже не успеваем, а для вечёрки самый раз. Ты меня на берег высадишь, вон тот мыс видишь?  А сам шуганешь на лодке со стороны камышей. Мужики завтра не раньше двенадцати подъедут, мы с тобой и утку посмотрим и косачей успеем погонять. Ну как, идет?
        – Тебе видней. Я всячески за, особенно если это касается поесть.
                – Ну, ты и проглот.  Кого я только с собой взял.
                – На себя посмотри…
Вечерело. На западе облака полыхали красным. Даже неприютные воды озера в том месте розовели, будто тысячи таинственных фламинго одновременно посетили это суровое место. Ветер гнул тростник, отчего он заводил протяжную жалобную песню. Отпечаток осени лежал на всем: на высохших прутиках ковыля, пожухлой траве, голых ветках берез с одиночными желтыми листьями, отчаянно трепетавшими на ветру. Осень была в воздухе, в студеной воде, в караванах птиц, спешащих на юг, в тусклом огоньке фонаря, чудом сохранившемся на перекошенном столбе линии электропередач. Осень лежала на сердце тихая и печальная. 
К зарослям тростника мы подошли на малых оборотах. Решили пройтись вдоль кромки, посмотреть, что, да как. Сашка сидел на носу, я на корме, за румпелем небольшого, в три с половиной лошадиной силы ниссановского мотора. Лодка передвигалась споро, без усилий преодолевая небольшие островки тростника, и только когда он вырастал перед нами непроходимой стеной, приходилось менять курс. Первый крикаш взлетел внезапно, с шумом и кряканьем. А потом началось! Прямо и справа, целыми стайками, с заполошными криками и молча.  Утка крупная, нагулявшая жирок. Сердце екало, подскакивало до горла и обратно, азарт охватил меня.
– Сашка! Ты что ж не стреляешь. Они сейчас нас затопчут, вон помет на голову летит.
– А куда стрелять. Ты как ее в этих камышах без собаки возьмешь? Давай уходи на чистую воду. Пойдем, как договаривались к мысу, там меня высадишь, а сам вдоль камышей. Видишь, она туда прёт. – Он махнул рукой, но все - же не сдержался и приложился один раз.
    
     Я развернул лодку и на скорости рванул вперед. Перед глазами стояла картина, как крупная кряква, нахально и безнаказанно уходит от нас.
                – Ну, погодите залетные. Сейчас мы с вами разберемся.
Над озером то и дело пролетали утиные стаи. Они тянули чуть в стороне, уходя на соседние плесы.
                – Давай, как собирались, жми вон к тому проходу в камышах, только крюк сделай, чтобы не спугнуть, а я здесь встану. Ты их на меня поддавишь, в самый раз будет. Краем иди, в заросли не залезай и все будет нормально. Давай!
            Пройдя, на малом газу большую часть намеченного пути, я не выгнал ни одного живого существа, даже жуки плавунцы, обычно шныряющие по водной глади, и те куда-то пропали. Тростник, словно гигантский удав обвил длинным телом берега озера и надежно хранил свои секреты. Когда я перестал обращать внимание на разные звуки, чаще всего вызванные порывами ветра, все и произошло. Утка поднялась на крыло, трещал тростник, вода с крыльев струйками срывалась вниз, кружилось перо. Крикаши делали небольшой полукруг и уходили в противоположную сторону от сидящего в засаде Сашки. Что я только не предпринимал! Пытался на полном ходу обогнать и направить в нужную сторону, бросался наперерез, врезался с разгону в тростник. Но все было напрасно, утка упорно не желала лететь в заданном направлении…
Возвращались мы в плотных сумерках. Ориентиром был тот самый одиночный фонарь. Нас уже ждали. Баба Света приготовила праздничный ужин. После первой рюмки завязалась беседа.
                – Сережа, ну как там Москва?
  Когда мне задают такие вопросы, я теряюсь с ответом. А, собственно, что интересует? Какая в Москве погода? Не переселилось ли наше правительство на Каймановы острова? Не подарил ли случайно скульптор Церетели москвичам еще одного Колумба с головой Джорджа Вашингтона, и не открыл ли Собянин новую станцию метро на крыше башни «Федерация» Сити-центра?               
               - Хорошо Москва. Стоит. Да вы, наверно, больше меня знаете.

Сейчас все по телевизору показывают, а я уже два дня там не был. Давайте лучше за ваши чудесные места выпьем. За гостеприимство.
Баба Света разрумянилась, морщинки на лице разгладились и глаза, из которых выплакалась целая жизнь, смотрели на нас с такой нежностью и лаской, что я невольно вспомнил глаза своей мамы.
– Сашенька. Сережа! Ну что ж вы ничего не едите. Картошка совсем остыла, сметанку берите. Целый день не емши, да куды такое годится! Дед, а ну налей еще немножко, пусть робяты согреются. Скока времени в воде провозились.
Было в стариках что-то общее. Прибились они друг к другу в горемычное время. Оба пережили свои половинки, и самое страшное, каждому довелось похоронить родное дитя. Не приведи Господи испытать такое. И вот теперь отогрелись немного, забылись в нескончаемых хлопотах по хозяйству. А хозяйство немаленькое. Телушка, поросенок, кролики, куры, собака и несколько кошек. Без огорода такую ораву не прокормить, да и куда теперь русский человек (низкий поклон тебе царь Петр) без картошки. Вот и колготятся с раннего утра.
Хорошо мы в тот вечер посидели, душевно. И поговорили, и песню спели, и предков добрым словом помянули, и вторую бутылочку, как водится, достали.  Я все на руки бабы Светы смотрел. Ничего особенного вроде. Руки себе да руки. Крестьянские, с синими бугорками вен, привычные к холоду и жару. Неугомонные такие руки, словно живут своей жизнью. Баба Света молодость вспоминает, а они в это время нам лучшие кусочки подкладывают, бабушка о любимом сериале толкует, а они уже тесто замешивают, деду что-то выговаривает, а руки знай себе, рубаху штопают.  И слезинку смахнуть успевают, кошку погладить, посуду убрать и только потом полежат немного на коленях, отдохнут…
                Подъем предстоял ранний, засиживаться долго не стали. Спал я, как барин, на перине, под невесомым пуховым одеялом. Снились косачи, которые ходили по двору и хитро так посматривали на меня. Я собрался было бежать за Сашкой, но никак не мог сдвинуться с места, словно заколдовали меня. Так и стоял, размахивая руками будто мельница.

– Ты с кем там воюешь - услышал я голос друга. Давай просыпайся, завтрак уже готов. Погода шепчет…
        – Охотиться будем скрадом. Ребята приедут, попробуем нагоном. – Саша понимает в этом толк. Я впервые в жизни собираюсь на тетеревов, поэтому внимательно прислушиваюсь к наставлениям напарника.
                – Есть разные способы. Из шалаша на току, с чучелами, охота с собакой по выводкам, с подхода.  Все это в разное время года, зимой можно и на лунках его взять. Сейчас на току не поохотишься. Поздно. Правда, петухи иногда бормочут, но совсем мало, вялые они. А ток это, брат, азарт. Песня! Один раз стоит побывать, на всю жизнь запомнишь. – Сашка говорил вдохновенно, и я тут же почувствовал ущербность и бессмысленность прожитой доселе жизни, так как до сих пор не добыл ни одного тетерева, тем более на токовище.
– Нынче птица возле полей держится. Утром на березах рассядутся, бывает поодиночке, а бывает и целым выводком. Красота! Сам увидишь. Раньше для подъезда запрягали лошадь в телегу или сани. Тетерева человека боятся, а на проходящую мимо лошадь, особого внимания не обращают. А зря! Рядом с возницей стрелок. Сейчас коня приличного, да еще чтобы выстрелов не боялся, днем с огнем не найдешь.  Все больше железные.
Очарованные прибывающим в рассветном золоте утром, мы поторопились с выездом. В багажнике под чехлами расположился целый арсенал. Помимо штучной вертикалки изготовленной потомками тульского левши, была ижевка середины прошлого века, с длинными воронеными стволами.  В свое время, она пользовалась успехом даже в Англии.  ТОЗ-34 двенадцатого калибра составила пару чешская CZ – весьма добротная мелкокалиберная винтовка или как называл ее мой дед, малопулька.
                За околицей потянулся густой березняк. Грунтовая дорога была прибита прошедшим под утро небольшим дождем. Машина тянула легко, мотор не напрягаясь, брал самые высокие ноты, словно пел разудалую молодецкую песню.

                – Ты, куда так разогнался? – Сашка насмешливо качал головой. – Тут тебе не Формула 1.  Птицу как смотреть будем? Тетерева, между прочим, и на дороге могут быть, камешки клевать. Наша задача посмотреть, где они таборятся. Обычно выводок одного места держится. Вот по окраинам полей поколесим. Присмотримся. Рощицы знакомые обойдем, повезет, петуха добудем. А завтра всей командой на явочные квартиры и нагрянем.
                Я притормозил и начал вертеть головой, как летчик, на которого из-за облаков вот-вот должна вывалиться дюжина мессершмитов. Каждая пролетающая ворона была для меня тетеревом. С грунтовки свернули на поля. Волнующая картина предстала перед глазами. Желтое раздолье в обрамлении березовой наготы. Сердце защемило, на мгновенье накатила пронзительная грусть, что–то далекое, еле уловимое, заложенное видать еще предками. Я пил воздух, втягивал ноздрями, хватал ртом, дышал и не мог надышаться.  Уже и легкие переполнены, и в голове колокольный перезвон, а мне все мало. … В пору захлебнуться и ничуть не пожалеть об этом…
По краю поля пролегала накатанная колея, которой мы благополучно держались, оставляя за собой небольшие рощи, поросшие густым кустарником. Азарт постепенно схлынул, внимание притупилось, когда Сашка резко толкнул меня в плечо.
– Эй, поосторожней! Чуть руль из рук не выбил.
– Да, погоди ты с рулем. Только не тормози. Видишь, одинокая береза ближе к краю стоит.
– Ну.
– На верхушку глянь.
Я и сам уже заметил на разлапистой макушке черное пятно.
– Тетерев, да? – перешел я на шепот.
– Тетерев, тетерев. – Саша тоже понизил голос.
                – Давай сделаем так, ты выбросишь меня возле тех валков. А сам проезжай дальше, заодно и внимание отвлечешь. Тормознешь за поворотом. Глуши машину, бери ружье и обходи поле правой стороной примерно до того прогала. Только не шуми и не высовывайся на открытое пространство. Как увидишь меня, замри. Я, постараюсь подкрасться поближе, ветер в нашу
сторону. Если птица не пуганая, скрадем. А если поднимется, по всему видать на тебя полетит. Все понял? Так что давай, удачи. 
– Понял, понял. Не дурак.
Заглушив мотор, я лихорадочно расстегнул чехол, собрал ружье и, бросив в карман куртки пачку патронов, помчался в указанном направлении. Прячась среди деревьев, стараясь не шуметь, быстро добрался до означенного места. Осмотрелся. От меня до березы было примерно метров триста. Поискал глазами Сашку, куда он подевался. Вот валки, растянувшиеся аккуратной цепочкой, полоса нетронутой зеленки, дорога вдоль края поля, а Саньки нет. Что за чертовщина? Береза на месте, косач на месте, я тоже вроде, где надо, а Сашки нет. Я чуть было не наделал глупостей, когда случайно уловил неприметное движение. Так и есть. К крайнему валку, от которого рукой подать до тетерева, по полю передвигалась небольшая копна. Вот хитрец! Замаскировал себя соломой, да так искусно, что «купил» и меня и птицу. Правда, косач последнюю минуту стал крутить головой, переминаться с ноги на ногу, верный признак, что птицу, что-то насторожило, и она в любой момент может сорваться с насиженного места. Я заволновался и стал прикидывать, как действовать, если тетерев полетит в мою сторону. Звук выстрела донесся с опозданием. Косач вскинулся, забил крыльями, а потом нехотя, словно в замедленной съемке стал падать, задевая ветки, проминая их своим телом, кувыркаясь через голову. В воздухе плавно закружилось перо…
          – Попал! – заорал я, вылетая из засады. Сашка еще в школе увлекся стендовой стрельбой, брал призы на соревнованиях, оттачивал мастерство в училище, не бросил это дело и после окончания. Это был крупный самец, черный, с синеватым блеском. На голове и шее полосы с зеленоватым отливом, выразительные красные брови, изогнутый клюв, на крыльях поперечные белые отметины, лирообразный хвост. Одним словом, красавец!
                – Поздравляю! Здорово ты его. Я тебя в последний момент увидел, думаю куда пропал – частил я.

                – И тебя с полем. Будет чем мужиков встречать, – улыбается
Сашка.
                – Который час? Я свои у бабы Светы оставил.
        – Не знаю, счастливые часов не наблюдают.
                – А надо бы! Ребята скоро подъехать должны, им тоже кусок счастья не помешает.
          – Нет, ты глянь на него, – возмущаюсь я. – Он петуха добыл, да еще и в придачу мое счастье делить собирается. Шустры вы больно Александр Викторович. Скромнее надо быть.
Вот так перебрасываясь шутками, мы еще какое-то время объезжаем наши угодья. Птица есть. Правда подобраться на выстрел больше не получается, но и задача перед нами другая. На огромной березе собралось десятка два тетеревов, мы разгоняем табунок, так легче будет взять его потом. Тетерева, обычно, далеко не улетают от прикормленных мест. Жаль, но приходит пора возвращаться.
Возле ворот стоит белая мазда, видать баба Света потчует наших друзей чем-то вкусным, и я не ошибся. Михалыч и Паша уплетали с пылу жару оладьи, макая их в домашнюю сметану. На столе пыхтит самовар, из заварника разносится духмяный аромат трав, в глубоком блюдце янтарем светился мед. От такой картины потекли слюнки, я непроизвольно сглотнул. Наверное, то же самое почувствовал Саша, поскольку спустя мгновение донесся его голос. 
– Ну, вы мужики даете! Мы тут в поте лица трудимся, ждем помощников. А помощники хороши только за столом. Мы так сами можем. Балуешь ты их бабушка.
– Так они ж с дороги проголодались. Столько верст отмахали, – приняла Сашкины слова за чистую монету баба Света.
– Оладушки заработать надо.
– Уж больно строг ты Сашенька - расцвела хозяйка, видя, как мы обнимаемся с гостями. – Я и впрямь подумала, будто коришь ты их.
                Мы присоединились к компании. Оладьи были потрясающими. За разговорами о дороге, общих знакомых, житье – бытье время пролетело незаметно. Пашка мой ровесник. Ростом под два метра, блондин, голубые глаза, румянец на щеках – в общем, красавец. Готов откликнуться на любую просьбу без лишних увещеваний. Михалыч самый старший среди нас. Опыт вещь незаменимая и весьма полезная.  Это про него. Хорошие ребята, легко нам вместе.
– Как съездили? – с порога подал голос дед Николай.
                – Смотрю у вас пополнение.
– Хорошо. Есть птица, будет завтра толк, – вступает в разговор Сашка. Одна береза так просто черная, давненько я такого не видел.
– Ну, а добыча где! Или просто в гляделки поиграли?
– Ты дед ровно прокурор, сразу с допросом. Паша, принеси сумку, в сенях на лавке лежит.
                – Глаза у Пашки загорелись, он подскочил и через минуту тащил добытого петуха.
– Ух, ты какой красавец! – Все стали разглядывать косача.
                – Нагулял жирок на полях петушина…
            Остаток дня посвятили подготовке к предстоящей охоте. Весь день на озерах гремела ружейная канонада. Масла в огонь подлили наши рассказы о вчерашних приключениях. Решено было проверить сети, помочь старикам нарубить дрова, чтобы истопить баню. Ребята отправились снимать карасей, мы остались на хозяйстве. Колоть дрова – милое дело, но с кондачка может и не получиться. Кто ни разу в жизни не держал в руках колун, вряд ли лихо расправится с чуркой, здесь сноровка нужна. Намучаешься только, а в результате пшик. Вспоминаю, как жаловался мне один приятель, что его заставили колоть дрова тяжеленным тупым топором на длиннющей ручке. Какие только меры он не принимал, чтобы наточить его. Потратил полдня, натер кровавые мозоли на руках, пока хозяин, в полном ужасе от увиденного, не отобрал у несчастного испорченный инструмент. Бедняге в голову не пришло, что это вовсе не топор в привычном виде, а его особая разновидность – колун…
                Дрова колются легко, руки вспомнили утраченную за годы беспечной городской жизни сноровку. Широкий замах, треугольный клин колуна, под наклоном с силой входит в древесину. Р-р-раз, глубокая трещина, и кряжистое полено с треском разлетается пополам, еще несколько взмахов, и вот они свежие поленья, издающие девственный аромат дерева, укладываются рядами в поленницу. Над банькой взвился дымок, повеяло горьковатым запахом горящей бересты. Баню здесь топят березовыми дровами, и веники только березовые, густые, пахучие.  Снизу
 от озера раздались крики. Вернулись рыбаки. Любопытство пересилило, да и с лодкой надо было помочь, поэтому через минуту мы были на берегу.
– Принимай гостинец – восторженно кричит Пашка. – Смотри, слоны, какие? –
  И впрямь караси добрые, с ладонь и больше. Те, что крупнее, с золотым отливом, поменьше – чистое серебро. Садок заполнен почти под завязку. Вдвоем с Михалычем мы с трудом тащим его на берег, правда, берег обрывист и высок, но улова-то от этого меньше не стало.
– Во, сколько работы бабе Свете на вечер!
– Поможем, – подхватываю я. -  Отвечеряем, затем в баньку, а потом жареных карасей в сметане, да под стопочку.           М–м–м, мечта.  А там глядишь, и гусь в яблоках объявится, в крайнем случае, утка.
– Мечтать не вредно – смеется Михалыч – Хотя вряд ли я отказался бы от такого предложения. По крайней мере, карасей мы попробуем точно. А это уже дорогого стоит.
–  А  еще и тетерев есть – вспоминаю я.
– Я слышу, кто-то поесть сюда приехал – догнал нас Саша. – Охотники называются. Лишь бы пузо набить. -
– Одно другому не мешает –

– Не мешает? Ну-ну. Посмотрим, как вы сегодня утку добывать будете.
– Не поверишь? Точно также, как и ты – хохочем мы …
                Озеро подсвечивало заходящее солнце. Ветер стих, стало уютно и покойно.  Я устроился в камышах, на какой-то кочке. Вокруг кипела жизнь. Плескалась рыба, на берегу раздавались невнятные шорохи, то ли полевки беспокоились перед сном, то ли какая другая мелочь. Тишина стояла такая, что порой до ушей издалека долетали обрывки чьих-то разговоров, протяжное коровье мычание и ленивое брехание собак. Деревня готовилась к вечерней дойке. Иногда прорывалось осторожное кряканье, на миг все замирало, и я слышал стук собственного сердца. Березовые рощицы прятались в синеватой дымке, очертания берегов стали мягкими, расплывчатыми, соседние кусты растаяли в сизой поволоке. На этом фоне резко выделялись силуэты разбросанных чучел, плавно покачивающихся на небольшой ряби. Со стороны Михалыча раздалось скрипение манка, в ответ на другом конце озера прошваркал селезень.  Солнце давно упало в воду, туман клубился над овсяным полем, чернильные сумерки взяли нас в кольцо.
              Показалось, что мы промахнулись с местом, когда налетел первый табунок крякв. Пока я ловил стволами черное небо, раздались дружные выстрелы. Две кряквы безжизненным комком упали; одна на поле, вторая на зеркальную гладь воды. Еще одна, совершив пируэт, плюхнулась метрах в двадцати от меня, забила крылом и стихла. В течение последующих пятнадцати минут над нами прошло еще несколько табунков. После выстрелов утка падала на воду, благо в этом месте был неглубокий плес, несколько упало в поле и камыши. Добрые полчаса при свете фонарей мы лазали по всей акватории. По радостным возгласам можно было подсчитать количество добытых трофеев. Когда собрались вместе и сложили добычу в одну кучу, Пашка произнес
– Ого, прямо, как в том анекдоте. – Жена охотника ощипывает седьмую утку и говорит: «Ты, Вася лучше в следующий раз на охоте, как все люди, водку пей» …
Промокшие и замерзшие, мы ввалились в парилку, «гусиная кожа» проступала еще при третьем заходе, но это были остатки холода.
Боевые сто грамм окончательно установили физическое и душевное равновесие. Караси в сметане были бесподобны, окружающие милы и сердечны, чай с малиной самым вкусным напитком после водки, а перина и пуховое одеяло, самым желанным местом на земле в этот вечер…
                К восьми утра мы были на полях.  День набирал силу.  Легкий ветерок, словно опытный пастух, гнал редкие облака по синему небу, собирая их в воздушное стадо.  Солнце пригревало совсем не по-осеннему. Мы скинули теплые куртки, остались в легких ветровках с камуфляжным рисунком. Первые два загона ничего не дали. А вот третий принес долгожданную добычу. Эту зеленку мы присмотрели вчера. Сашка тогда сказал: «Помяни мое слово, тетерева здесь.  Больно место хорошее». Поле размером с приличный стадион, зажато березняком, заросшим по краям густым кустарником и высокой травой. Есть где птице «пожировать», и отдохнуть, укрывшись от чуждого глаза.
– Серега! Мы с Михалычем останемся, а вы дуйте на другой конец поля и потихоньку выдвигайтесь в нашу сторону. Паша с правого края, а ты возьми левый, видишь там какие заросли пырея. Давайте, только без спешки, чтобы мы успели занять хорошие позиции. 
– Ни пуха, ни пера!
– К черту!
        Березовые рощи чередуются с хлебными полями. Некоторые засеяны озимыми. 
                – Паша, а куда ты патронташ дел. Забыл, что ли?
        – Да в машине лежит. Я несколько патронов в карманы положил, и в стволах еще. В загоне много не постреляешь.
        – Когда как. Бывает птица до последнего сидит, если трава густая, да еще и без собаки.  Перед самым носом вылетает. Но вообще-то ты прав. Наше дело, известно какое - самолеты, ну а девушки…как водится потом, если повезет. Потопали?
  Мы разошлись в разные стороны.  В загоне ощущение особенное. Взглядом цепляешься за места, где может притаиться дичь.
Ружье наперевес, большой палец на предохранителе, указательный на курке. Вспорхнувшая пичужка, заставляет непроизвольно вскидывать его, и только потом чертыхаться вслед маленькой проказнице. Все происходит на уровне подсознания.  Сердце волнительно стучит в предвкушении момента, когда азарт выплеснется вместе с пороховым зарядом и понесется с дробью навстречу добыче. Вот за такие мгновения и любишь охоту.
Первый тетерев взлетел, когда мы прошли метров пятьдесят.  Сашкин выстрел свалил его на краю поля. Тотчас с насиженных мест сорвался весь выводок. Выстрелы гремели один за другим. Даже Пашке удалось приложиться пару раз. Я следил, куда падала птица, и в какую сторону полетела основная часть табунка.
             Двух штук нашли сразу, одного после непродолжительного поиска. Остальных искали тщательно и долго. Жаль, что в этот раз с нами не было собаки. Я пошел за машиной и о чудо!  Прямо на дороге роскошным подарком, лежал красавец косач.
Недалеко от нас отдыхало убранное недавно поле. Край его обрамлял густой осинник, куда и перелетела основная часть тетеревиного выводка. Там мы решили заново испытать охотничье счастье. Возле силосной ямы я высадил стрелков. Втроем они хорошо перекрывали возможные пути перелета тетеревов, а я и один мог наделать достаточно шума, чтобы поднять птицу на крыло. Так и получилось. Не успел зайти в рощицу, как впереди загремели выстрелы. Смысла пробираться сквозь заросли дальше не было, и я вышел на поле. По довольным лицам охотников было видно, что удача не отвернулась от стрелков.
– Серега, молоток! Прямо на блюдечко выложил – навстречу мне летел Пашка.  В одной руке ружье, в другой петух.  – Смотри красавец, какой! Я его первым же выстрелом. Мужики еще одного взяли. – Саша и Михалыч стояли в стороне, всем своим видом показывая, мол, баловство это все, дескать, так себе, мальчишки, а мы – калачи тертые.
             – Ну что друзья? По «чайковскому» - донеслось от важничающей парочки.
– Заметьте, не я это сказал, «классики» вы наши.
– В котелке бил белый ключ. Вода бурлила, пар смешивался с дымом, сухие ветки постреливали угольками, которые падая на опавшие листья, прожигали их насквозь. После чего спокойно дотлевали, либо пускали дорожку огня, которая натыкалась на полосу голой земли предусмотрительно очищенную нами вокруг кострища. Кусок целлофана заменил скатерть. Буханка хлеба порезана в крупные ломти, на тряпице приличный шмат сала, колбаса, огурцы, головка лука, чеснок. Что еще нужно для полного счастья. Правильно – сто грамм. Но у нас как-то не принято во время охоты. Все после. И это тоже правильно.
              Под ногами ковер из листвы и слегка пожухлой, но все еще ароматной травы. Муравьи трудоголики тропят дорожку в свое конусообразное жилье. Кто тащит веточку, кто травинку, а вот эта компания признательна нам за хлебную крошку и как-то ловко, не мешая друг другу, перемещает ее через все препятствия. Над головой трещат сороки. Этим только дай посудачить. Вся округа, должно быть, знает, что мы расположились на привал.
– Ну, что мужики! Как вам здесь?
                – И мы, щурясь на солнце, глядим задумчиво на Сашку. Отвечаем вразнобой, но смысл один.
                – Славно!Славно, что есть на земле такие уголки, не тронутые временем. Славно, что живут там простые и добрые люди. Дай Бог им здоровья. Славно, что мы еще не совсем приросли к офисным креслам и окончательно изнежились в уюте больших городов. И вот так вольготно устроившись в небольшой рощице на полянке среди духмяных трав, мечтаем о новых приключениях.  Дай Бог нам осуществить эти мечты и вернуться сюда снова. Дай Бог!
                А пока хорошо, так хорошо, что просто хочется лежать, смотреть на небо и мечтать…   Просто лежать и просто мечтать…