Апокалиптический человек как доктор Живаго, который Омар Шарифом мчится сквозь быстро меняющиеся кадры адской ледяной Сибири. Как киногерой он потерял малейшую связь с какой бы то ни было действительностью, ему все то ли снится, то ли происходит в каком-то фантастическом романе о двух частях.
И у этого доктора Живаго тоже как бы две части, две личности. Одна болеет (болеет от слова больше) за Красных, другая за Белых.
Белое это, разумеется, внешнее в человеке, красное внутреннее. То же и в самом теле планеты: снаружи она белая, вся в кружевах своих свадебных облаков, сердце же ее - раскаленное красное ядро, полное обиды, гнева и смерти.
И Красная Сибирь Живаго, она тоже снаружи сверкает как волшебный хрустальный гроб, но во чреве у ней дышит огненная топка паровоза.
И паровоз этот топят людьми вместо дров, из трубы его вызывается дым, и эшелон мчится к близкой, теперь уже окончательной победе.
Издалека паровоз похож на продолговатый цилиндр, вонзаемый в пространство курганских степей, и все мы, зрители фильма, видим этот самый паровоз всегда лишь сбоку, он никогда не наезжает на нас, а всегда почему-то пролетает мимо куда-то на Урал, как и велел поэт. Ну, кино оно и есть кино.
А Живаго, как ему и положено по сценарию, спешит к своей Ларе чтоб увидеть ее еще хоть раз перед тем как их швырнут в топку.
Вдруг как-то незаметно выясняется, что весь спектакль ради этого, собственно, и затеян с самого начала: то есть все эти мировые войны (желательно ядерные чтоб смотреть было страшнее и интереснее), революции, эпидемии типфа и все прочее происходит исключительно для того чтобы сидящий в кинозале зритель встретился взглядом с Омар Шарифом!
Конечно, Омар Шариф не видит никого из людей, он смотрит в камеры, в эти выпученные огромные черные глаза кинокамер. И все герои фильма смотрят туда же. И смысл лишь в том, что ничего не происходит по-настоящему. Нет и не было никогда людей по фамилии Живаго, ни единого. Были чьи-то стихи про Гефсиманию, был ученик, убежавший от иерусалимских стражей прямо на остров Патмос. И ученик этот, он тоже бежал на паровозе, который топили людьми. В них сжигали Белое, чтобы Красное в огне локомотива горело еще несколько мгновений. И оно горело, оно жило там, но чтобы оно жило, чтобы не было бессмысленно все, что уже сожгли, надо было бросать все новые и новые дрова. Все больше и больше, пока весь лес не закончится, этот нескончаемо тянущийся вдоль магистрали лес доктора Живаго. Живаго, которого нет, и он смотрит на тебя из своей камеры обскуры на паровозе со смертью.
январь 2022
таким образом, в книжке про далёкие сытые годы эта - единственная из вещей, написанных уже в ходе Событий, начавшихся летом 2021, а не до их начала