Необходимое предисловие к моей «Кремлеме»
«О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!»
Евгений Евтушенко, 1957
Это одна из самых удивительных и уникальных семей в моей жизни, сыгравшая очень большую роль в моей судьбе. Она чем-то неуловимо похожа на другую семью в моей жизни, на семью папы Вовы. Я рос без отца. Отец был. Я сидел однажды у него на коленях несколько часов кряду. И после этого «свидания» я его больше не видел уже никогда. Эта встреча состоялась летом 1957 года. Нас у мамы было двое – два родных брата: я – старший, рождённый в лагере на Колыме, в Гулаге и младший – Серёжа, рождённый уже на воле . Так что для меня треугольник Мама и два брата был чем-то вроде эталона.
В результате оставления на второй год возникают не только очевидные для ребёнка минусы, но совсем не очевидные для него же плюсы. Оставшись на второй год в своём втором классе (по счёту, класс был шестой) я приобрёл новых друзей и в первую очередь Юру. Юра Мещеряков учился теперь со мной в одном классе. И мы первым делом подрались на перемене до крови. Так началась наша многолетняя дружба. Юра жил в одноэтажном доме на несколько семей в квартире с окнами на юг на улице Гоголя 30.
От моего дома на Карла Маркса 8 это было обогнуть угол Маркса-Гоголя и спуститься вниз на полквартала в сторону Энгельса.
Впервые я увидел Юру и его маму в забавной ситуации с собачкой.
Мама вышла из дома на крыльцо и за ней выкатилась совсем крошечная собачка черного цвета (точнее чепрачная) с очень длинным узким тельцем и смешными ушками и крошечным тоненьким хвостиком и стала потешно нападать на туфли хозяйки.
А спустя неделю я знакомился с семьёй моего нового друга Юры – с мамой Лялей, с его братиком Славой, и с его папой Владимиром. Впоследствии прочно вошедшим в моё подсознание как «папа Вова». Юра занимался на пианино, играл в шахматы. Любил шахматы и папа Вова. И вот в этой семье я с шестого класса и рос!
Сложилось так, что я стал как бы третьим братом в этой фантастически уютной домашней семье. Мы часами вместе проводили время. Самое сме5шное заключалось в том, что мама Юры была учительницей начальных классов в нашей родной второй английской школе и носила она удивительнейшее имя!
Ленина! Ленина Александровна Мещерякова! Названа так она была в честь дорогого Владимира Ильича Ленина.
И для папы Вовы и для Ленины Александровны это был уже второй брак! Он мне однажды поведал как всю ночь простоял под её окнами и добился согласия пойти в загс!
И пошли!
И родились два мальчика с разрывом в три года.
Впрочем тут я за давностью лет могу чуток ошибиться.
Юра Мещеряков, Володя Хаверсон, Лёня Морозов и Юра Пучинский создали в нашей школе бит-ансамбль!
И вот для этой удивительной группы, назвавшейся «Кентавры» я и писал еще в школе тексты песен. И они эти песни пели! Со сцен.
Именно отец Володи Кузьмина убедил меня не бросать школу а «расстаться по-хорошему» - мне ставят тройки в аттестате за восемь классов а я тихо посещаю все выпускные экзамены. Так и случилось.
Потом я уехал в Краснодар.
Потом я учился в строительном техникуме.
Наконец убыл в армию.
В марте 1974 года я по студенческому билету Юры Мещерякова слетал в Архангельск и обратно и мы подали с Любой заявление в загс. То есть Юра Мещеряков сыграл самую важную роль в моей судьбе – помог удержать архангельскую любовь в самый сложный момент развития отношений. Наша дружба продолжалась с естественными перерывами вплоть до трагической гибели Юры в Краснолесье в начале уже этого века. С папой Вовой и мамой Лялей я повидался уже после гибели Юры в девятиэтажке на краю города, куда их переселили после с Гоголя 30. С братом Славой мы виделись один раз кратко.
Но все мои первые песни были написаны для «Кентавров» и отец Юры фактически во многом заменил мне моего родного отца.
И вот я перебрался в Архангельск на постоянное место жительства после демобилизации из Тихоокеанского флота (ВМФ СССР).
Сначала я ринулся на СЦБК (Соломбальский целлюлозно-бумажный комбинат) разгружать щепу, но я занялся этим с температурой 39,8 и сильно кашляя – заболел очередным в своей жизни – уже шестнадцатым воспалением лёгких. И бригада меня вежливо «попросила». Подлечившись я устроился на свою самую любимую с детства работу почтальоном.
Первый раз я работал почтальоном в Слюдоруднике в возрасте одиннадцати лет. Весь месяц, пока тётя Вера ездила в отпуск на курорт, я носил почту и газеты по обоим посёлкам. И мне понравилась доставка!
В Краснодаре в возрасте 17 лет я устроился на работу в четвертое ГОС и с упоением доставлял телеграммы, а в праздничные дни охотно работал оператором на приёме корреспонденции и доставлял поздравительные открытки по выделенным мне участкам. Почта – моя любовь! Тем более что мне как легкоатлету доставляло радость, что бегая я параллельно и тренируюсь усиленно! И в последний год службы из трёх меня назначили библиотекарем и почтальоном части! Так к моему личному почтальонскому стажу прибавился еще один – военно-морской год!
И вот я пришёл на Сульфате в 59-ое отделение связи, съездил на Главпочтамт в центре Архангельска и превратился в доставщика телеграмм на родном уже Сульфате в Соломбале!
Работа простая и очень любимая: доставлять людям телеграммы!
Как и все доставщики я работал под руководством телеграфиста, а точнее телеграфистки Нонны.
Для меня это была авторитетная женщина, старше меня на 15 лет, очень строгая и ответственная.
Я о ней практически ничего не знал.
Гуляя по родному Сульфату я однажды увидел как два мужика играют с шахматными часами блиц во дворе у двухэтажной деревяшки. Естественно я приблизился и присмотрелся к игре.
Играли оба интересно. Понаблюдав с полчаса я робко попросил разрешения попробовать. И был тут же принят в эту абсолютно шахматную кампанию «навсегда».
Их имена мне уже не суждено забыть до самой смерти: Володя и Геннадий! Собственно с ними я гонял блиц по три-четыре раза в неделю часами по вечерам, когда был не на смене. Долгое время не знал о них ничего кроме имён, да и они мною не интересовались. Это был именно неформальный шахматный микроклуб приблизительно равных партнёров игравших «под кандидата в мастера». То есть нормальная «первая категория» по дореволюционным меркам.
Блиц мы гоняли «со звоном», то есть с бурными и буйными комментариями. Однажды к нам присоединился мальчик лет семнадцати оказавшийся сыном Геннадия. Так я впервые увидел Алёшу.
Алёшу Кремлёва.
Играл он не так уверенно как его отец но тоже цепко. Впрочем не сильно увлекался и был явно погружён в другие заботы.
В мае 1976 года Геннадий предложил мне позаниматься с Алёшей историей и так подготовить его ко вступительному экзамену в наш Архангельский педагогический институт. И мы приступили.
Занимались мы и в Малых Карелах, и в Бабонегово, и на противоположном от города берегу Северной Двины, как правило «на природе». Я старался загружать его проблемами реальной мировой и отечественной истории и бегло знакомил со стартовым курсом истории античной философии, а также историями буддизма, ислама и протестантизма. Отдельно мы затрагивали историю баптизма, тетраэдальные логики, естественно капитально рассматривали топику Аристотеля, концепции ряда античных мыслителей от Зенона и Парменида до Сократа и Феофраста.
Особое внимание уделили истории Михаила Ломоносова и основным работам Тарле. Останавливались на трудах Татищева и на работе Кони. В общем перелопатили большой объём. И он поступил! Вообще все, кого мне довелось готовить к поступлению, поступали! Но Алёша был самым удивительным моим учеником.
Всё-таки я дружил за шахматной доской с его отцом. Это накладывало свой отпечаток. До поры до времени о его семье я ничего толком не знал. Но самое удивительное то, что ежедневно работая с Нонной на телеграфе и играя в шахматы с Геннадием я не подозревал, что это муж и жена!!! У меня была начальница на работе и был друг за шахматной доской на досуге и ни в один момент даже мысли не мелькнуло, что они – родственники. И уж совсем непонятно как, но долго-долго я работая с Алёшей не подозревал, что Нонна – его родная мама!
А потом на Геннадия обрушился страшный инфаркт.
Очень серьёзный.
Он долго-долго приходил в себя после реанимации и лечения, но так более уже и не восстановился.
Уже успешно работая содовщиком пятого разряда на СРК в ТЭЦ-2 СЦБК и любя играть блиц с одним приятелем – электриком я даже не догадывался, что Геннадий – зам начальника ТЭЦ-2 по электрической части! Это был просто феномен какой-то. Каждая информация об этой фантастической семье ко мне поступала отдельно! И каждый раз новое сообщение изумляло!
Мы с Алёшей уже очень крепко подружились и он предложил мне стать свидетелем на его свадьбе с Таней!
Брак его был стремительным и даже внезапным.
Он как раз ушел из института и собирался служить «как положено».
В общем уже во время его службы в Ленинграде (он там обретался в каком-то подземелье) первый его брак распался. Уже после армии он женился вторично и вновь на Тане. Этот брак был довольно продолжительным и в нём у Алёши родился сын Арсений. Век был бурный. Страсти кипели нешуточные. И потому известие о новом браке оказалось для меня ударом. Мне пара казалась просто идеальной. Но… в третьем союзе у него родилась Варенька. Я уже покинул Архангельск и бывал в нём наездами.
Мы с Алёшей обменивались в основном по поводу творчества Ильюшки, поскольку Алёша был моим вторым Учеником, а Ильюшка всё-таки первым. Во время одного из приездов Алёша познакомил меня со своими «Берестами» и сводил в Малые Карелы, к восстановлению которых он приложил немало сил. Он уже создал самый крутой в Архангельске книжный магазин и оставался до конца самым яростным фанатом и хоккея и футбола. Без меня он пережил первый инфаркт.
Когда у меня случился инфаркт в 2005-ом, Алеша звонил мне, поддерживал морально и рекомендовал шунтирование, опираясь на личный опыт. С Ильюшкой я последний раз общался дома у мамы на Шаронова 33-9 в Екатеринбурге, когда я позвал его на встречу с моей Мариной Влади.
Алёша понимал творчество Ильюшки глубже всех, кого я знал лично. Они так и не встретились. Родились с разницей в несколько месяцев а ушли с разницей в несколько дней в феврале 2007 года.
Ушли из жизни сразу два моих выдающихся Ученика, два удивительных мудрых энциклопедиста!
И невозможно передать эту боль, эту пустоту после их ухода, весь ужас этого обрыва… Ведь я готовил их к Жизни после меня…
Уже после ухода Алёши я пообщался кратко с его братом Славой.
Да!
Две семьи, в которых у мамы и папы были два сына!
И младших звали именно Слава!
И папы замечательно играли в шахматы и были очень интересными в общении людьми.
И мамы в обеих семьях были замечательные ответственные и очень серьёзные профессионалы.
К сожалению в 2017-ом Славы Кремлёва не стало.
В семье Кремлёвых и отец и оба сына умерли от инфаркта.
А ведь Кремль имеет форму сердца!
Но вот один момент в моей судьбе: именно Геннадий Кремлёв подал идею Владимиру Тимофеевичу Лисицыну подсказать Фильчагину Льву Михайловичу кандидатуру нового молодого руководителя областного шахматного клуба. Именно они направили меня в Спорткомитет где уже «подготовили решение».
Правда клуб пришлось организовывать именно мне, но старт мне дали Кремлёв и Лисицын!
Так с их подачи возник в Архангельске на Энгельса 118 к.1 мой АШШК. Это обеспечило особое направление моим интеллектуальным активностям и способствовало успешному открытию Мерцающих шахмат и разработке Модульной школы и многих моих технологий… Без этого направления от Геннадия Кремлёва всё в моей жизни могло сложиться иначе. А опирался он в своём решении на информацию получаемую после совместных занятий от сына – Алёши Кремлёва.