- Стоп, мужики, погоди! — в этот момент разговора дядя Миша обычно лез в карман пиджака, вытаскивал мятую пачку «Беломора» и горестно бросал: — Эх, мать, кончились... Не так ведь это было-то, не так! Дайте-ка папироску… - Закурив, сыто выдыхал: - Во, как было! Слушайте…
Лет шесть назад, аккурат перед пенсией, только по¬ставил дядя Миша свой газик к забору у диспетчерской, Колька бежит — совхозный механик. Уважал он Кольку, тот совсем недавно окончил тех¬никум и теперь работал не покладая рук, не кричал, как некоторые, что если уж в армию скоро, то гуляй, не приседая.
- Мих... Степаныч! — Колька аж задохнулся от того бега. — Инженер велел передать, что завтра в коман¬дировку ехать: в Омск, за резиной!
Как обухом саданул, гад такой! Дядя Миша и в молодые-то годы в крупные го¬рода не ездил, Бог миловал. Послали, правда, один раз в Челя¬бинск, так и то сломался дорогой…
- Что ты, Колька, что ты!
Сел смаху на подножку машины и растерянно зашуршал портянка¬ми полученных бумаг: Омск ведь не наша деревня, чуть замешкал и всё - заблудился? Знал бы — пораньше в гараж заехал: перерешайте, мол! …Саньку Ваганова еще вместе с ним послали, да четыре машины с районной «Сельхоз¬техники» следом идут, им резина-то, на весь околоток. Совхозу за помощь десять покрышек выпишут - и то хлеб…
Шагая поселковой улицей к дому, дядя Миша сердито пинал подворачивающиеся под ноги ледышки и на все корки ругал Саньку. Тот большой охотник до командировок: шнырь в городе от него в какой-нибудь проулок и выбирайся потом неделю из этого Омска!
Страх перед поездкой неотступно следовал за Михаи¬лом Степановичем, карабкался в самоё нутро и, наконец-то, угнездился там, время от времени давая о себе знать ноющей болью. ...Бросит его Санька в городе, бросит: и отец у него был баламут и сам он такой же!
* * *
- Может, баню истопить? — Катерина растерянно топталась у печки: не ужинает мужик и все! — К Витюшке в Омске-то не забудь заехать, — вспомни¬ла вдруг. Витька, её племянник, уже третий год жил в том огромном городе в какой-то непонятной для сельского люда малосемейке: — Вот его адрес-то, «пятый» автобус ходит... Топить баню-то, нет?
- Какая баня? — дядя Миша нашел на лавке рука¬вицы и вышел во двор: ночь на улице, а она - про баню… Снег бы вот от ворот откидать, пока не уехал!
- Здорово, шабер! — рядом с калиткой стоял сосед Иван, по¬жилой цыган, ровесник дядя Миши, но покрепче, не изработался… — Брось махалку, покурим, — смачно дыхнул сигаретным дымком и, будто бы продолжая разговор с предыдущим собеседником, добавил восхищенно: — Во, дает, бульдозер!
- Где бульдозер? — вскинулся Михаил Степанович: всю ведь зиму их проулок нечищенный стоит, а Иван с кем угодно договорится, лишь бы самому не работать.
- Мужик, говорю, у меня сегодня работал, вот такой стручок, - Иван поднял вверх жёлтый от курева палец, - а не поверишь — бульдозер! С вокзала пришел, барбос такой: «Дай, - говорит, - на бутылку!» — «Заработай, - отвечаю, — очисти-ка мне дворишко!» Сигарет¬ку не выкурил — заходит. …Что, сынок, метелку сломал? Нет, говорит, очистил. Х-ха! …Тогда, говорю, уголек пошуруй, что у забора лежит, кинь его в мешки! Чаю не попил — заходит: «Пошуровал». Я ведь, — Иван на мгновение замолк, чтобы добавить значимости действиям необычного ра¬ботника, — я ведь его ещё и в ванну заставил уголька положить — неймется! Замучил, подлец: работу давай… На, говорю, тебе на бутылку и уходи с Богом!
Иван говорил еще о брате, который строит дом, и к которому направил расторопного мужичонку, но дядя Миша уже не слушал: Омск, громадный город без конца и края, маячил перед его глазами, хлестал светофорами по натруженным кистям рук, норовя вышибить из них метёлку и швырнуть Бог знает куда.
* * *
- Ой-ё! — придавил в темноте кнопку будильника. Пора бы и в гараж собираться… Тяжело поднялся, опершись локтем на скрипучий матрац — крутит спину радикулит-то, днем ещё ничего, а по утрам - крепко чувствуешь!
Бил в стекла газика снежный вихрь, жадно кидался на капот, пытаясь сорвать стёганку утеплителя, да где там: дядя Миша тоже не дурачок, так пришпандорил его к капоту – клещами не оторвёшь. …Сейчас ведь главное что? Не потерять в той, несущейся над асфальтом, мутелеге фонари Вагановского прицепа, которые то неожиданно появлялись совсем рядом, то исчезали. И спать хотелось Михаилу Степановичу, всю ведь ноченьку проворочался, проматерил инженера, который послал его в город! …И Колька из головы не шёл. «Я бы, — говорит ему механик, — сам поехал за тебя в тот Омск, да прав нету, мамка постирала их вместе с рубашкой». — «Не переживай, Колюха, — хочет сказать Михаил Степанович, — летом на пенсию пойду, так гоняй по моим!» — и просыпается. Черт-те что, а не ночка!
Опустил стеклышко двери на пару вершков и оттого маленько взбодрился: бьёт в лицо холодный снег, не дает мух ловить.
Уже перед самым Омском, перед огромным синим щитом с разводкой дорог, поморгал Сашке фара¬ми: дай, мол, размяться, потоптаться по снежку! Тот остановился, привычно попинав колеса, взглянул на часы: коли и дальше так ладно пойдёт, то сегодня загрузимся. На беспокойное: «Не торопись в городе-то, поджидай!» — лишь бросил:
- Ну, дед… Разве я тебя оставлю?
Справа и слева от дороги потянулись дачные домики, какие-то склады, потом замелькали заборы. Машин прибавилось и они уже двигались сплошным потоком. Вот рядом с грузовичком появился хлебный фургон и, не долго думая, начал протискиваться вперёд его.
- Что ж ты делаешь?! — вырвалось у дяди Миши. — Пропусти людей-то!
И будто бы не было впереди вагановского прицепа, лишь задняя стенка фургона, на которой румяный хлебопек щедро разбрасывал вокруг себя оранжевые булки, замаячила перед глазами. …Второй и последний раз дядя Миша увидел Сашку у светофора. Хотел было и он проскочить перекресток вслед за «зилком», да горел уже в пол¬ную силу красный свет и взъерошенный милиционер крутил жезлом, приказывая кому-то остановиться…
* * *
Уже стемнело, когда усталый Сашка в очередной раз подъехал к шинному за¬воду. Три старенькие «Колхиды» и «КамАЗ» с района всё так же стояли у ворот, но дяди Миши рядом с ними не было — как в воду канул. Грузиться решили завтра, вдруг появится пропажа. …Не появился он и утром, и потом, когда ма¬шины, груженные покрышками, стояли у ворот. Пропал человек среди бела дня...
— Поди, бабу в городе нашёл и живет у неё, пивишко попивает! – подначивали Сашку районные шофера. - Пивко-то омское и трезвенника примагнитит!
— Что вы... Быть того не может! — Сашка вкру¬тил сигарету в пустую консервную банку и полез из уютной кабины «КАМАЗа» на волю. — Вот только что разве у племянника глянуть, у Витьки… Как я раньше не догадался?
Тот жил на другом конце города, и не так Ваганов его панельную высотку помнил, как девятый этаж, куда прошлой весной тащили они с Витькой двухкамерный холодильник. Не было их тогда в го¬роде, а в район завезли, вот витькин отец ему и купил...
* * *
Ладно играл на баяне Витька, прямо артист из филармонии, а не токарь пятого разряда! Он развалился на стуле посреди комнаты и лихо жал на баянные кнопки. Иногда, отчаянно вскрикивая: «Делай, дядя!», встряхивал баян, норовя придать ещё большее звучание. А дядя… Руки Сашки даже растопырились от негодования: дядя Миша, живой и невредимый, держась рукой за край стола, возвышался рядом с племянником и что есть силы топал валенком по половице.
«Старый ты, пудель! – хотел сказать ему Сашка и не мог, давился словами. - Всё позабыл: и резину, и то, что его люди ждут!»
Баян хрястнул розовыми мехами и смолк: это Витька ошалело хлопал глазами от избытка чувств — гостей-то сколько!
- Милый ты мой! — Михаил Степанович хотел было ковыльнуть к Сашке. — Дай я тебя поцелую! — но, начав терять равновесие, бросил ту затею и плюхнулся на диван рядом с каким-то носатым мужиком. — Я ведь, думал, не увижу тебя больше! Пустынь это, не город... Вы все молодые, а я... — на мгновение замолчал и вдруг без всякой связи с предыдущими словами, произнес: — Вот, милый мой, гудим...
* * *
С любым, кто не видел большого города из-за руля машины, не задыхался в его чаду, проклиная уличную бестолковщину, может случиться такая беда. …Кажется, что тонешь среди огромного количества машин. Справа и слева обходят легковушки, и тебе бы спешить, а куда? …Надо бы у таксистов про тот завод спросить:
- Друг, остановись! …Тут, говорят, шинный завод рядом?
Плотный чернявый паренёк в кожаной куртке оторопело глянул на дядю Мишу:
- Что ты, батя… Ты вон, где стоишь, а шинный-то вон! — указал за дома. — Три светофора проскочишь, потом направо… Опять не понял? — И вдруг сообразил: — Езжай за мной, вроде бы как на такси едешь! Тут всего-то два рубля набьёт...
- Что ты, милый, что ты! — дядя Миша уселся на подножку газика и потянулся в карман за папиросами. Два рубля… Мне за такие деньги пахать и пахать!
Выкурив беломорину, хотел еще задымить, да кончились папиросы-то, дрянь лишь табачная в коробке осталась. …Или за¬реветь? Свояк вон, как выпьет, всегда ревет: не смерти, мол, я боюсь, а бесконечности. Не понимаю её!
Постой! …Вон же «пятерка-то» идет, племянников маршрут. Михаил Степанович медлить и не стал: приткнул грузовичок поближе к тротуару, слил воду из двигателя и следующим автобусом покатил к Витьке. Вот и вся история, выходные у Витьки-то были, а тут ещё и сосед пришел...
* * *
А командир ему и говорит:
- Вон твой орден, видишь? Давно ты, Куницын, эту награду заслужил, но получишь, когда выполнишь боевое задание. Оп-равдаешь доверие? — и смотрит в глаза Михаилу Степановичу.
- Так точно, — выгнул тот грудь, — оправдаю!
- Был ты недавно в Омске, — продолжил командир, - город хорошо знаешь и поэтому проведешь колонну со снарядами на шин¬ный завод. Ваганов тоже в проводники набивается, да уж больно ненадежный парень!
- Нет, товарищ командир, хороший он, — хочет возразить Михаил Степанович, — и газик мой вчера на завод пригнал, и загрузиться помог! — но ко¬мандир вдруг куда-то пропал. Будто его и не было.
Выровнял тогда Михаил Степанович колонну машин: сам впере¬ди встал, а следом Сашку поставил, земляк всё-таки! Хотел было уже ехать, да вот беда: дорогу не знает… Выскочил из кабины и к Сашке!
А Ваганов уже навстречу бежит:
- Сломался, дядя Миша? А то буксирну…
Упало с души — пусть его Сашка и тянет:
- Давай, Сашенька, цепляй меня… Чёрт с ним, с этим орденом!
Кинулся в кузов за буксиром, верхние ящики скинул, а нижний никак не может: тяжёлый, зараза! Рванул на себя и будто бы полетел куда-то вниз… Ох, Господи! Спал, что ли... Темно в кабине газика, желтый свет от заводского фо¬наря высвечивает морозные завитки на лобовом стекле. Так всегда бывает, когда заночуешь в машине: выстынет кабина в полчаса и дальше уже не сон, а сплошные мученье.
Неподалеку гудел двигатель: и Санька, видать, не спит, греет машинёшку. Вот ведь настырный: всех шоферов домой отпра¬вил, а сам торчит с Куницыным: ждёт утра, чтобы ему обратную дорогу облегчить. Расскажу ему про сон — не поверит: чуть, мол, не погиб… Погоди-ка, погоди! Сон-то в руку… Выскочил тогда Михаил Степанович из каби¬ны и в кузов за тросом! Пусть его Сашка из того проклятого Омска на себе тащит…
Шести часов еще не было, когда они миновали последний городской пере¬кресток. Потом Сашка ещё чуть-чуть поехал и свернул на обочину:
- Мудер ты, дядя Миша, скидывай-ка буксир! Может, поку-рим на дорожку?
- Некогда! — отмахнулся тот. - Езжай, Лександра, в машине накурюсь…
Тихо было на трассе, ни огонька, ни гудочка, лишь обогнал через малое время какой-то «КАМАЗ», громыхнул высоченным прицепом и пропал, чтобы потом мигнуть фонарями на следующем взгор¬ке. …Вот же люди, думал Михаил Степанович, затягиваясь беломориной, вроде бы из железа сделаны, ездят и ездят! …Вер¬нусь домой — обязательно баню затоплю, шершавый стал, как кактус. В сарайке дров-то наберу, с поленницы поближе, да сыроваты, мне ведь скорее топить-то надо...
Чего-то дирек¬тор совхоза про Ваганова в понедельник спрашивал, от директорских ведь вопросов хо¬рошего не жди… Я ему так и скажу:
- Не обижай Сашку-то! Надежный он... Мало ли что про него говорят! Ты в душу ему загляни… Душа у него знаешь какая?!
1995-2022г.г.