Дед наш имел хутор на Украине и считался зажиточным хозяином. К сельскому хозяйству у него способности были необыкновенные. Он умел работать руками и у него все росло. На сезонные работы он нанимал работников и сам с ними работал и ел за одним столом. Дом был большой, на кухне до ста человек за раз кормилось. Потом пришло другое время, его раскулачили и сослали на север в тайгу лес валить. Хозяйство в негодность пришло. Бабушка красавица писаная, с румянцем во всю щеку с черной косой загоревала. Дед ее очень любил. Бабушка писала самому Калинину и на прием к нему ездила, чтобы мужа вернули. И Калинин помог. Деду заменили отсидку ссылкой на поселение. Он часто работал по колено в воде. С тех пор у него ноги стали болеть. Бабушка выхлопотала, чтобы деду смягчили наказание и через пять лет того сослали на работы в Казахстан. Бабушка очень страдала по нему и, не дождавшись, вскоре умерла.
Отец успел повоевать. Служил в разведке и последние годы войны гонялся за бандами бандеровцев по Западной Украине. Сам рассказывал, что получил орден за то, что его заслали к бандитам в отряд, и он, став своим, помог этот отряд ликвидировать. После войны он окончил мореходное училище в Астрахани, но на первом же рейсе посадил свое судно на мель. И тут на повторной комиссии выяснилось, что у него близорукость, которую он успешно скрывал до самой аварии. Его тут же списали на берег. Он поступил в Астраханское театральное училище, по окончанию женился и поступил актером Театр Оперетты. На гастролях отец познакомился с моей матерью, оставил прежнюю семью, жену с сыном, и уехал в Армавир. В Армавир после ссылки приехал и дед. Работал ночным сторожем. Сколько помню, он все время трудился у дома, не покладая рук, обрабатывал землю и сажал овощи. И у него на загляденье росли картошка, помидоры, огурцы, зелень. И нас с Галиной он с детства приучал к труду на огороде. Бывало картошки своей отварит, маслицем зеленью сдобрит. Запах такой пойдет, что слюнки потекут. Я только рукой потянусь к общей тарелке с картошкой, ложкой по лбу как даст. Без разрешения нельзя брать из общей тарелки. В Армавире театра не было и отец устроился работать директором клуба. Клубом по существу являлся сарай развалюшка. Отец всех железнодорожников сагитировал, и после работы те стали ходить строить новый клуб. Когда построили, он сначала всех соседей туда затянул в кружки. А потом и остальные потянулись в него за культурой. Все женщины ходили петь и в кружок кройки и шитья. В клубе появился оркестр, танцевальный кружок. Отец сам выступал с комическими монологами, вел концерты и ставил спектакли. Он поставил в своем клубе «Свадьбу в Малиновке». На спектакль народ валом валил. Галка занималась танцами и акробатикой. Они все уже ездили выступать перед железнодорожниками, а меня к этому даже не подпускали – мал еще. В поле пригоняли открытую железнодорожную платформу и прямо на ней давали концерты.
Я, пока рос, чего только со мной не происходило. Помню, играли с ребятами в салочки, догонялы, и я упал в канализационный отстойник. Как я в него свалился, теперь не скажу. Маленький бы, юркий, ловкий. Любознательный не в меру, рисковать хотелось. Упал в люк, тону в этой жиже, барахтаюсь, кричу. Кто-то побежал звать отца. «Дядя Леня, там ваш Вовка провалился в люк канализации и тонет». Тот прибежал и прямо в этот люк как прыгнет с разбегу меня спасать. Вытолкал меня наружу, потом сам вылез. Оба грязные, вонючие, как черти. Пошли домой отмываться. Мать воды согрела и начала нас отмывать. Все вспомнить, так и смех, и грех. Потом на плотину пошли с ребятами купаться, и я начал тонуть. Плавать не умел. Кто-то прыгнул в воду и меня спас. После этого отец отдал меня в секцию по плаванию. Чего только со мной не происходило. Однажды дед отдал мне семечки, которыми крыс травили, и сказал: «Иди, выброси на помойку». Я из дома вышел, меня кто-то из друзей позвал в футбол играть. Я эти семечки в траву кинул и побежал к ребятам. На другой день, воскресный день, мы лежим в кроватях, приходит соседка, плачет, слезы вытирает и говорит, что у нее все гуси подохли. Со слезами показывает семечки и говорит, что у гусей в желудке нашли эти зерна. Мне бы промолчать, а я говорю: «Так это я выбросил». Взрослые меня не слушают, обсуждают случившееся, а я снова: «Так это я выбросил». Они меня не слушают, что-то обсуждают. А я снова: «Так это я выбросил». Стали разбираться, кто дал семечки, что велели сделать, как они к гусям попали. Отцу пришлось выплачивать соседке за гусей деньги. Денег и так немного было, а тут еще за гусей платить нужно. Однажды я катался на велосипеде и штаны у меня попали в цепь. Я скорее вынимать штаны из цепи – никак не получается. Чего делать? Я взял ножницы, отрезал штаны и бросил в стирку. Мать постирала, утром дает надевать, а они короткие на одну штанину. Она спрашивает: «Это что такое?» Я ей принялся объяснять. Она говорит: «Что же ты мне ничего не сказал?» Постарше стал. Галя с отцом и матерью в клуб ходят. Меня с собой не берут. Я на улице пропадал. И тут меня вдруг к музыке потянуло. В нашем доме жил один казачок. Он выходил на улицу с гитарой, играл, пел и первый мне показал, как надо играть на гитаре. Я пошел к отцу в клуб в музыкальный кружок и в театральный. Я начал учиться игре на баяне, кларнете и саксофоне. Но клавиши на музыкальном инструменте меня как-то не увлекли. Зато там я открыл у себя чувство ритма. И начал в клубе учиться игре на барабане. Уже неплохо стучал. Летом отец меня с музыкантами послал в пионерский лагерь играть в оркестре на барабане. Там все линейки, торжественные открытие, праздники танцы обязательно проходили с участием оркестра. Помню как-то нас пригласили играть перед пионерским костром на поляне. Мы отыграли, сели. Я положил барабан рядом с собой, и вдруг он покатился под горку прямо в костер. Покатился все быстрее и быстрее. Какой-то мужик из оркестра его догнал и как ногой по барабану даст, и тот в сторону отлетел. Тогда я понял, что барабан это не мое. Не спроста он от меня укатился. Начал учиться игре на гитаре. У отца в клубе учился наш сосед Витя Харакидзян. Он меня тоже начал учить. Тогда появились электрогитары и я от их звучания просто обалдел, у меня крышу снесло. Ходил сам не свой. Меня с подачи Вити Харакидзяна взяли в оркестр играть на танцах бас-гитаристом. Ну, это было вообще что-то запредельное. Мы играем на танцах, на сцене. Все на нас смотрят. Бывало, я где-то дам слабину, возьму неправильную ноту. Пройдет время, Витя мне говорит: «Помнишь, мы играли, и ты взял неверную ноту?» Я говорю, помню. И он мне щелбана бьет. И так он меня учил музыке. Я уже начал в это время давать концерты в подъездах для друзей. Кроме этого, я ходил на плавание и в клубе занимался в театральном кружке. Заканчиваем десятый класс. В клубе идет спектакль по стихам Есенина. Я играю главную роль, Есенина. Весь Армавир говорит обо мне, что появился новый талант. В городе идет обсуждение спектакля. И почему-то все считали, что я поеду поступать в театральное училище. А я уже выполнил норматив кандидата в мастера спорта по плаванию. Нас с другом после школы пригласили поступать в Краснодарский институт физкультуры. Он плавал сто метров лучше меня на полторы секунды и чуть не дотягивал до мастера спорта. Но мы с ним хотели поступить в Севастопольское морское училище. И об этом между собой серьезно говорили. Однажды я плаваю в бассейне, идет тренировка, подплываю к бортику и передо мной стоит Витя Харакидзян. Ловит за руку и вытаскивает из бассейна. Пойдем, говорит, со мной. Я ему говорю, что у меня тренировка, и я не могу никуда идти. Он говорит, пошли, я с тренером договорился. И так из бассейна меня вытаскивает, забирает с собой, по дороге что-то объясняет. И мы едем с ним в Майкопскую филармонию, устраиваемся на работу музыкантами. Я играю в оркестре на бас-гитаре. Нас берут на шоу лилипутов. Они там ходят по сцене, отгадывают мысли, что у кого в кармане лежит, кого, как зовут. Словом, делают, разные психологические и не только психологические трюки. Я с лилипутами потом часто по городу гулял. И они меня так полюбили, что не хотели от себя никуда отпускать. Мне нужно ехать поступать в институт, а они меня не отпускают. «Ты, - говорят, - с нами будешь работать». Заперли меня в номере на ключ и держат под замком. Я ночью, связал простыни, спустился со второго этажа и бегом на первый автобус. И так я от них убежал. Витя Харакидзян потом уехал в Москву и стал руководителем ансамбля «Поющие сердца». С тех пор мы не виделись. Я приехал в Армавир и с другом и другими ребятами собираемся в мореходку. Несколько человек нас село в поезд. В последний момент папа моего друга армянина прибежал и силой снял сына с поезда. Приехали в Севастополь, готовимся сдавать экзамены. В первый же день к нам пришли мореманы, ребята, которые отслужили на море или служат, но их отпустили поступать в мореходное училище. Они спрашивают, кто-нибудь умеет играть на гитаре. Я говорю: «Я». Они меня берут, ведут на набережную, и я им там даю концерт. Поем до ночи. Назад идти, а время столько, что уже не пустят в казарму. Но ребята опытные. Пока они отвлекали вахтенного, я проскочил и побежал в казарму. Только разделся и лег, как прибегает мичман и кричит, я сейчас найду того, кто допоздна по городу шляется. Я лежу и не шевелюсь. И так каждый день, эти мореманы после обеда уводили меня на море и я им там пел. А развлекались в казарме как? Ложились и обязательно простынь над собой натягивали, растягивая руками и ногами, потому что кто-нибудь обязательно начнет метать ботинки. А ботинки тяжелые выдавали, по лбу засветит кто-нибудь ботинком, мало не покажется. И вот так лежим в темноте и бросаемся ботинками: «На кого бог пошлет!». Утром все ищут свои ботинки. Скоро начались экзамены. Мы с другом сидим на математике, пишем ответы на билет, в голову ничего не приходит, и вдруг он мне на листочке что-то написал крупно и показывает. Я читаю: «Рожденный плавать – решать не может». И мы после экзамена пошли, как будто нам нужно в личных вещах что-то взять, забираем свои вещи, оставляем выданное нам обмундирование и сбегаем. Нас бы, конечно, все равно приняли в мореходку, потому что мы должны были выступать за их команду по ватерполо. Но мы как-то не захотели. Купили билеты до Краснодара и поехали поступать в институт физкультуры. А там уже экзамены заканчивались. Мы последними оказались. И друга моего берут, потому что у него результаты по плаванию лучше, а меня принимают условно. Это, если кто-то после первого курса будет отчислен, тогда меня зачислят в институт вместо него. Так оно и получилось.
Первый курс отучился. Посылают нас работать в садах. Выдают каждому по ножу и мы с деревьев яблоки срезаем и в корзины бросаем. Собираю яблоки и вижу гусь идет. Я в него ножом возьми и метни. Так просто. Не хотел я его убивать, но стрелка всегда и везде выдает меткость. Он, и не желая того, попадет, куда нужно. Что делать? Ребята со мной бывалые, не боись, говорят, здорово ты его подстрелил, запечем вечером гуся на костре. Отработали в саду, убитого гуся положили на дно корзины, сверху яблоками забросали. Вечером после ужина пошли подальше по реке, ощипали гуся, развели костер, сделали угли и запекли гуся с яблоками. И вдруг к нам наши руководители заявляются. А мы километра за три ушли. Ну, мы их гусем накормили. И они нас не стали наказывать. На другой день девчата в соседний лагерь приехали. Ну, мы гитары взяли и к ним. Мы с другом играем, поем, все по парам разошлись и мы, как дураки, остались без девчонок. Что делать? Пошли обратно. А потом, в середине лета, нас отправили в физкультурный лагерь в горах, не далеко от моря. Там я с Ирочкой и познакомился. Там же как в лагере было. Дежурили по парам, готовили на костре, мыли посуду. И у нас разгорелась любовь. Обнимаемся, целуемся. В августе мы с ней поехали к моим предкам, то есть к моим родителям, которые сняли домик у моря. Там нас с Иркой поселили в разных комнатах. Ну, я вечером ложусь в своей комнате, а ночью крадусь в комнату Ирочки. Потом приехали в Краснодар и пошли знакомиться с ее родителями. А у нее пахан полковником в КГБ служил. Мы ему говорим так и так, у нас любовь. Тот взял нас и выгнал на улицу. Ну стали как-то перебиваться. Я в общежитии, она дома с родителями. На втором курсе, помню, опоздал на тренировку по боксу и тренер поставил меня в пару с боксером, мастером спорта. Он мне на тренировке как следует намял лицо. Дерусь с ним и думаю: «Еще немного выдержу, а потом не знаю уж…» И тут тренер подходит и говорит, иди, там к тебе пришли. Я выхожу с разбитым лицом. Губа опухла. Ирочка стоит передо мной и говорит: «Была у врача… Я беременна». Я ей говорю: «Ну, чего бери паспорт и пойдем в ЗАГС». Ирочка ко мне переехала в общежитие. Она уже играла в волейбол за «Динамо» и ее брали играть в сборную России.
В институте физкультуры мы вокально-инструментальный ансамбль организовали. Нам купили инструменты. К нам пришел руководителем парень из филармонии. Он профессиональный музыкант и многому нас научил. Мы играли на танцах, давали концерты. Выиграли телевизионный конкурс по краснодарской области «Алло, мы ищем таланты», который вел Александр Маслюков. Нас стали приглашать выступать по всему Краснодару.