Двое. Повесть ненавистной любви. Гл. II. 2. Пчелы

Николай Владимиров
             1.
      «Тринадцать часов   р о в н о – время просыпаться. Тринадцать часов р о в н о – время просыпаться. Тринадцать часов р о в н о… ».
     Будильник-мобильник! Кто включил? Батины штучки. Подложил под ухо. Его манера…
     А ж-а-а-р-а! Сахара!
     В горле… сушь. Глотка жестяная.
     Чем бы оросить?.. Этим?
     Бидончик прямо в изголовье.
     Квас! Точно. Вкусный. Прохладный. Забористый. Лучше и нэ трэба… Мамина закваска. Ее, Роднульки, рук напиток.
     Вот он – кров родительский. Да-а-а…
     Класс!
     Квас – класс, утро – джаз…
     Ха-ха-ха…
                …
     Ладно.
     Да будет день! Лучше ночи. Которая – тю-тю. И что в ней  было?
     Свидание с малолеткой раз. Осечка два. Разборка с отморозком три. Спасение утопающей четыре. Просушка у валуна пять. Невинное чмоки у калитки шесть.
     Не густо.
     Нет, что-то еще…
     А-а, да: крестик под блузкой, молитва хи-ха-шницы и бог. Заступник…  Что занозой под ноготь – саднит и саднит: не было его!
     …Ну, знач, и суда нет. Потому – все пучком. «Ночь была, что надо». Дева – прикольная. Натурная. При соображалке. Считай, в кармане…
     А, может, – я у нее?..
     Ха-ха-ха…
                …
     - Проснулся, студиоз?
                …
     Отец. Ухмылист, ироничен, как обычно.
                …
     - Мать уже стол накрыла. Подымайся.
                …
     Эх, вот оно: отец, мать, стол разнобранный!
                …
     - За квас кому спасибо? Тебе? Роднульке?
                …
     И тебе, и ей – знаю…
                …
     - Ей скажи, порадуй. Что-что, а квас делает – будь-будь! Я только нацедил. Вижу: воздух жуешь – губы варежкой. И поставил: мол, пробудишься – попьешь. И богу благодарность пошли. Что жив-здоров, что дома.
                …
     Мудрец родитель. Был и пребудет. И Роднудьке воздал, и бога, помянул. А ну, попытаю его про «Секьюрити», выну занозу.
                …
     - Бать, ты умный? Жистью ученый, Афганом крученый.  Про бога можешь ответить? Есть он  или нет?
     - Ты это со сна, друг, аль так?
     - Я серьезно! – Отцову руку в обхват, большую, в узлах-шрамах. – Не пущу. Пока не скажешь.
     - Так откуда мне знать? Я же не поп…
     - Ну, бать. Чтобы ты, да такой вопрос не обмозговал! Да не поверю. Ну, есть или нет господь-бог-Иисус-Христос?
     - Не обмозговал, сына! Нет. То по горам бегал. То вас с матерью кормил-поил-одевал. При рубле-то перестроечном. До того ли, дорогой, до того ли было? Да и не поощрялось это дело раньше. Про бога-то думать. А теперь уж ни к чему. Теперь вон сколько народишку к нему кинулось. Что из старой партии, что из новых. Прут как на демонстрацию. Пусть они и обмозговывают. Ну, все. Вставай, гуляка. Под утро явился? Стенд ап.
                …
      Сливает, отец, сливает. Не-е-тушки… По-английски спикаешь, а в боге не смыслишь?..
                …         
     - Не-не-не. Травишь, пап, пули льешь. Знаю я тебя. Давай, колись. Сейчас можно. Не запрещено. Ну! Допускаешь мысль, что он есть, что может быть? Ну?
     - Колоться? Ну, если колоться, то «есть».
     - А, если сильней колоться, то «нет»?
     - Тогда нет. Давай за стол.
     - А если еще сильнее, сильнее сильного?...
     - Тогда – то-ли есть, то-ли нет, неизвестно – про бога-то… Вставай.
                …
     Итак?
     Рассудим…
     От сытого пуза! В отцовском кресле-качалке развалясь! Посредь сада-огорода. Капитаном холостомыслия... Ха-ха-ха…
     И, тем не менее, разберемся. О том, что было ночью и чего не было. Кто, что? Зачем, почему? Давай, степ бай степ.
     Встреча. Я царствую, хи-ха-шница тащится во все лопатки… Я хозяин положения, господин. И потому – рука под блузкой, другая на ее коленях. Ах, ты сопротивляться! А мы тебя напором. Почти зажегся. Был готов. И… обвал. А все тот крестик. И молитва. И "Секьюрити", которого не существует.  Да? А кто сломал настрой, сбил с волны? Не это, лежать бы хи-ха-шнице ниц белой простынкой. А так - осечка. В чем причина? Кто-то же дал ей силу. А мою взял.
                …
     - Ром, ягоды, подрумянились которые… Бери. Ешь. - Роднуля протягивает плетенку с клубничинами. - Слаще сахара, Сельва называется, до заморозков плодоносит...
     - Мам, куда? Пузо – бочка. Еще завтрак варит. Пожди… Чего-нибудь помочь?
     - Да тут хлопот-то. На копейку. Отдыхай…
                …
     Итак, все дело в силе, внезапно излившейся на хи-ха-шницу. Превратившей ее в Деву Неприкосновенную.
     Была сила свыше? Было  Н е ч т о, которое посылает молящимся импульс, а у не молящихся – отнимает? Был бог?
     Ерунда!
     Но у меня же отнял силы. А ей дал…
     Чушь. Был бы бог, не доводил бы людей до греха. А то они грешат, а потом каяться идут. В церковь.
     Но все же идут. Идут! Тысячи лет. Если бы не было в ней силы, не шли бы. Народ на мякине не проведешь. Значит, есть там  Н е ч т о?
     Вот что. Пойду, врублюсь, сам все увижу и услышу. Сам  о щ у т ю, есть там что или нет.
     И ее увижу.
     Только – опа! – а мне это откроется?
                …         
     - Мам, я крещеный?
     - Конечно, Ром! В полгода еще. Помню, даже не плакал, когда окунали, только глазки с иконы на икону переводил. Крещеный, сынок. А что?
     - Да вот церковь решил осчастливить.
     - Кралю попасти, что вчера скадрил? – голос отца с веранды насмешливого, все проницающего.
     - От тебя, пап, ничего не утаишь.
     - Так и мы русаками когда-то были!
     - Все лучше, чем в забегаловке тутошней торчать, – Роднулька, вразумляюще. – Сходи, сынок, сходи. Ты в какую хочешь, в которой кинотеатр был?
     - Которая за плотиной.
     - Ну, да, она. Нарядная стала. Сходи, сходи.  А мы из-за хромоты папиной только на большие праздники выбираемся…
                …
     - Мам, а крестик? Нужен?
     - А как же.  Там же на входе крест-контроль. Без него не пустят, – хохмит отец.
     - Не слушай его… Без креста Бог тебя не узрит. Ты в лавке церковной купи. Там есть. Свечки будешь брать и крестик возьми.
                …
    …Рома, цепляющий на шею крест… Презентабельная сценка... Ладно. Обойдусь…
                …
     - На-ко вот. Подарили на Рождество. Держи.
                …   
     Большая, в шрамах ладонь отца, на ней отливающий желтизной крест с подвязкой.
     Отец есть отец! Все у него и всегда под рукой.
     Да, родители – это арсенал…
                …
     - Ты поспи. Отдохни, – голос Роднульки. – Рано еще, сынок. Служба с пяти..
     - Небось, опять в ночное отправишься? – подначка отца.
     - Уговорили. За полчаса до начала поднимите.

                2.

     «Храм покрова Божьей Матери» на входной арке-дуге.
     Ого, народу! Прав батя: прут как на демонстрацию!..
     Льющийся сквозь узкие окна косым водопадом вечерний свет. Мерцание свечей. Мрачные лики икон. Рака с мощами. Отрешенные лица прихожан.
     Невидимый хор. Неразличимый гнусавый речитатив службы. Перекличка священнослужителя и певцов. Таинственный обход храма с кадилом.
     Что за спектакль? Кто придумал это действо, кто вовлек в него покорных «рабов божиих»?               
     Это служба?
     С невнятными словами, музыкой, возглашениями, поклонами, выходами и входами? В связи с чем они, для чего?
     Не ванька же я, чтобы ничего не понять.
     Нет, тут какая-то иная жизнь, душу не цепляющаяся.
     И никакого  Н е ч т о!
                …
     А где она? Где?
     …Вокруг погруженные в себя лица. Непроницаемые. Неузнаваемые.
     Да вон же она, вон!
                …               
     …Длинное, темное платье, рукава до запястий, на голове повязанный в обхват шеи светлый платок. Взгляд – долу. Полная погруженность.
     Она?
     Та самая, что прыгнула в маршрутке на колени парню, хихикала в супер-мини на берегу ночного пруда, которую хотел взять силой, потом грел в объятиях?!
     Даже столкнись лицом к лицу, сегодня не узнал бы ее, вчерашнюю…
     Внезапно хор прекратил пение, Тоня, и, показалось, вслед за нею другие, не все, но многие, упала на колени. Положила сомкнутые ладони на пол, склонила на них голову. Замерла.
     В напряженной тишине лишь чей-то сдерживаемый кашель и зычное, но снова неразличимое, хотя и отчетливо выговариваемое глаголанье.
                …
     Встать на колени? Мне?
     А смысл?
     Но вниз так и тянет, заставляет сделать как все, как Тоня.
     Это и есть  Н е ч т о?
     А брюки? А ладони? Кафельный пол, затоптанный грязными подошвами. И мне окунуться в этот прах?! Нет!
     Буду стоять. Воспротивлюсь.
     А вдруг   Н е ч т о   как раз в земном поклоне?
     Опускаюсь? А брюки, руки? Отряхну потом. Ну что? Ну?               
     Поздно. Тоня – и, кажется, снова все вслед за ней, – поднялась. Хор и заунывное, нераспознаваемое моление вновь заполнили храм.
     И как долго это будет длиться? Час? Три? Наблюдать и слушать непонятное, неотмирное бого-осуществление?
     Нет. С меня довольно.
     Как тут выбираются на выход? Ага, вон одна пошла. За ней, Рома. Не укусят же тебя, не съедят. Хотя… вон парочка укоряющих глаз, вон вторая…
     Уф! Свежий воздух. Какая тишь. Закат. Сказка!..
     Вокруг храма кресты. Могилы? Чьи?
     Так, «Протоиерей о. Александр (Суханов)». Еще… «О. Феодор». Еще… Понятно. Попы. Священники.
     Почему-то снова тянет в храм. Потому что там она? Или –  Н е ч т о?
     Войду.
                …
     Очередь. Целование креста и руки священника.
     Нет уж. Не дождетесь…
     Вот и Тоня. Облобызала длань с крестом, шепнула что-то молодому бородатому батюшке. Направилась к выходу. Лицо! Светящийся, глубокий, влажный взгляд, не зрящий мира, возвышающийся над ним.
     Может, меня все-таки разглядишь? Встал у нее на пути.
                …   
     - Ты?! Здесь? Здесь?! – она, искренне.
     - Да, хотел твоего бога лицезреть.
     - И?
     - А увидел тебя. Привет.
                …
     Вышли. Вечер – чудо. На сердце блаженство. Хорошо!
                …   
     - Прогуляемся по городу?  Ты за экскурсовода… К нам заглянем, с моими познакомишься. Родителями.
     - В другой раз, Рома, а? Мне надо… готовиться…  каноны, акафисты. И от искушения подальше… Завтра знаешь, что будет?..
    - Нет. Зато знаю тебя, упрямицу. Хотя внешне – небо и земля.   Совсем не та, что была вчера…
    - Не понравилась?
                …
    Поди разберись. Вчера была жизнь. А сегодня… А что сегодня?
                …
     - Представь: вчера сексуальная чувиха в мини. На стройных ножках. Хи-да-ха.  И вдруг длинная юбка. Отрешенность. Бархатный взгляд. Хотя тоже… манко.
                …
     Напряглась. Лицо покрылось пятнами.
                …      
     - Рома не надо. Я исповедовалась. Получила отпущение.
     - Ловко. А завтра опять в мини? Снова хи-ха и на бережок с первым встречным? Круто.
     - Я же объяснила – притворялась…
     - Зато «Колышница» – нет. И одноклассник. Как он ловко прыгнул на тебя? По привычке? «Святоша» в кавычках. Врушка!
                ….            
     - Все, Рома. Уйди. Оставь меня!..
                …
     Пошла прочь, не оборачиваясь.
                …      
     - Извини за правду «Святоша». Пока!
                …   
     …Дура. Нет. Боже упаси иметь дело с фанатками. Все. Больше не хочу. Ну ее!

                3.
   
     - Молодчага – к ужину поспел. Всполоснешься? Я баню истопил. Мать, дай сыну полотенца…
     - А мы пельменей налепили. Держи, Ром.  Там в кадушке холодная, в бачке теплая.
     - Я найду, мам. Спасибо!
                …
     Дом – вот обитель человека. Папа, мама, баня, пельмени. Эх!
     …Дымящиеся вкусняшки на огромном круглом блюде; сметана, топленое сливочное масло, уксус с перцем. И глиняная в узорах кружка пенистой медовухи.
     - Из собственных запасов. С прошлого года варю, как пасеку завел: медок забраживаю, крепость винным спиртом придаю для здравия и веселости. Ну, поднимай, сына, чарку и ты, Роднулька!
     - С приездом, сынок.
     - За вас, мои дорогие…
                …
     Аромат! А букет! А как пьется! И – в жар. Пельмени на такой смазке катятся как по желобу.
                …
     - Ну, как, студиоз? Лучше ваших столичных напитков?
     - Не то слово. Класс, пап. Золотых рук дело!
     - Как сходил-то, сынок? Что в церкви-то?
     - Все тип-топ, мам. Народу не протолкнешься. Только не понял ничего. Ни молитв, ни обряда. Ни что к чему. Короче, не встретил я там бога. А ты контачишь с ним? В храме. Ну, видишь, слышишь?
     - Как же, сынок! Как же. Ты пельменей подкладывай, кушай на здоровье.
     - А ты, пап? Или это развод такой: пришел, постоял, икону облобызал, свечку поставил, перекрестился – и домой? А встретил ты там бога? По-настоящему?
     Нет. Нет его в церкви. Потому что вообще нет.
     - Что ты, сынок, что ты! Нельзя так говорить. Отец. Скажи. Объясни.
     - Давайте-ка еще по одной. Для вразумления. Для ясности… – Отец, наполняя бокалы.
                …
     Будь здрав, отец… Ух, забориста медовушка!
     Ну, вещай, родитель. Знаю, откровенничаешь редко, но заговоришь, что светом озаришь. Ого, рифму сплел – что творит медовый настой!
     Слушаю. Внимаю каждое речение.
     Перестал есть отче, голову опустил, – признак мозгового напряга. Помолчал. Усмехнулся. И тихо, взвешивая слова начал.
     Как я люблю в такие минуты папу достославного!
                …   
     - Я так скажу. Вот держу я пчел. И сколько не наблюдаю за ними, диву даюсь. Весу в них полграмма. Мозгу – считай ноль. А как мудро у них все, как складно. Яйца матка в ячейки заложит, рабочие пчелы туда корма нанесут. Личинка вылупляется, они ее молочком питают, а потом воском залепляют. Та в пчелу разовьется, восковую крышку выгрызет – за учебу принимается. Сначала в улье, потом вокруг него, а там и за пределами. И впрягается в свои обязанности. Рабочая пчела нектар-пыльцу собирает, трутни матку ищут, а она их ухаживания принимает. Яйца кладет. И так по кругу. Кто научил? Надоумил? Говорят, гены. А кто это в гены вложил? Кто уклад их устроил? От начала и до конца?
     Вот и думай, студиоз, кто этакое может сотворить.
                …
      Кто? А сама природа. Хотя – как? А, если как раз то самое Н е ч т о? Или  Н е к т о?
               …
     - Мать, добавь-ка пельменей, свеженьких. Подвинь, сына, кружку под медовушку…
                …
     …Эх, как хорошо было бы здесь с  н е й... дома… с близкими, родными... За столом… А ей каноны какие-то, акафисты подавай. Что-то, видите ли, будет у нее завтра. Ну и пусть сохнет. Все, нет ее. Была и – нет!
                …
    - О чем задумался, кавалер? О барышне? – Отец, снова иронично-всевидяще.
    - Хорошо, пап. Допустим, т а м  что-то есть. А где оно в храме? В чем? В иконах? Хоре? Свечах? Молитвах? Непонятных-заунывных? В такой же смурной службе? Кто-то ее придумал, а вы как овцы, исполняйте… Где бог-то в церкви?
     - Так во всем этом и есть! – восклицание Роднульки. – В них, сынок.
     - Этого не скажу. Придумывать не стану. Только ведь и церковному порядку  кто-то научил. Не сам же он организовался.
                …
     …Как у пчел?! Ха-ха-ха-ха-ха!..
                …
     - Ха-ха-ха, пап. Ну, ты подвел резюме.
     - Знаю, чего смеешься. Да. да. Как у пчел. Только они действуют вслепую. А люди по своему выбору. Сделанному по уразумению, что куда, откуда и зачем. Не каждому дано? Ну, и ладно. На нет – и суда нет. Так-то, студиоз! Мать, завари-ка нам чайку с мятой.  Лучше нет, на ночь глядя. Как, сына?
                …
     …Роднулька с явным облегчением зазвенела чашками: не охоча она до таких разговоров: святотатство, надо верить или нет, вот и все!
                …
     - И то! А то вы заговариваться начали…
     - Все отлично, мамуля! Пельмени, медовуха, ужин – супер! Да еще мятный чай – мой любимый…
     - Стелить на веранде или в зале, Ромушка?
     - На веранде, мама, спокойной ночи. Папа, да приснится тебе медоносный пчелиный рой. Счастливых снов!
                …
      Спасибо за все, за все, за все…

        (Продолжение следует)