История с портретом

Елена Бурлай
        Дождливый и тёплый декабрь не навевал новогодних мыслей. Впрочем, до праздника ещё две недели, всё может измениться в одну минуту. Инга многого ждала от Дедушки Мороза: отдыха, подарков, предложения замуж…Последнее, конечно, не от Дедушки, а от Никиты, но Мороз должен как – то посодействовать…Главный подарок она сделает себе сама. Вот родители удивятся, когда приедут из своей заграницы, где работают на совместном предприятии уже год. Их малышка Инга купит сама себе новую машинку! Да – да! Ей удалось скопить денег столько, что, продав папин подарок, (совсем уж колесница не в стиле Инги) она сможет осуществить мечту, до которой рукой подать!
       Припарковаться в излюбленном месте не получилось: там уже отдыхал внедорожник Бармалея, соседа снизу, у которого диапазон чувств от «люблю» до «убью» менялся стремительно. Инга перепрыгивала лужи в не предназначенных для длительного хождения по тротуару сапожках, надеясь добежать к подъезду до дождя. Не удалось. Туча поняла намерения девушки и вылила всё содержимое на небольшую площадку, центром которой была Инга. От неожиданности она остолбенела под холодными струями такого неуместного душа, потом, набирая скорость, сделала рывок по направлению к дому. Секунда, и …Инга растянулась на асфальте. Сразу стало холодно, потом страшно: вдруг кто – то увидит её, мокрую и грязную. Следующее чувство – боль. Коленки и локоть саднили с нарастающей силой. Инга зажмурилась, потом решилась взглянуть на полученные травмы. «О ужас!»       — возглас был адресован не ранам, а колготкам любимого кофейного оттенка, превратившимся в решето.
         Инга всегда верила, что является счастливицей, вот такой особенной, поцелованной в макушку. Родители обожали дочь, предоставляя материальную основу всем её мечтам. Что на сегодняшний день? Прекрасное образование, хорошая работа, уютная(собственная!) квартирка в центре, машина, не совсем та, о которой мечталось, но скоро этот момент будет откорректирован. Да! Ещё стильный молодой человек, который пару месяцев носит статус «жених». Никита прикольный! Избалованный, конечно, несущий себя принцем крови…Но зато в любом клубе они как пара — центр внимания.
        А что сейчас? Фортуна взяла и взбрыкнула. Инга должна была лёгкой походкой войти   в подъезд, простучать каблучками мимо Аллы Викторовны, взлететь в пахнущем лавандой лифте на восьмой этаж, щёлкнуть замком…
А что в реальности? Она   сидит в луже, с опаской глядя вокруг: не попала ли её мокрая персона в поле зрения знакомых. Инга   не без труда поднялась и направилась к подъезду.
       —   Ничего! Сейчас я быстренько поднимусь к себе, приму ванну с пеной, погружусь в мой пушистый   мандариновый халатик, выпью кофе с коньяком, включу любимую музыку, и Фортуна не сможет мне не улыбнуться!
         Сначала всё шло по плану: прошмыгнула мимо увлечённой сериалом Аллы Викторовны, поднялась к себе. О Боже! В зеркале отразилась совершенно несчастная мокрая курица. Ладно! Всё сняла тут же, на пальчиках прошла в ванную комнату. Многочисленные зеркала и даже бело – розовые стены отразили точёную фигурку, в крови и грязи, но вполне милую.
      —  Так, флакончик масла, пена. Что это?
      Кран обиженно всхлипнул. Воды не было. В чайнике тоже пусто, минеральная – кончилась. Ни сока, ни воды для полива цветов. Пустыня Сахара. Хорошо, что аптечку формировала мама, поэтому в ней нашёлся большой флакон перекиси водорода и объёмная упаковка влажных салфеток. Инга обработала раны, завернулась в халат и расплакалась. Что же это? Ещё раз краны. На этот раз даже всхлипа не было. Инга достала бутылку, отхлебнула коньяк прямо из горла, легла на диван, укрылась пледом и дала волю слезам. Она уснула почти в ту же секунду, когда последняя слезинка достигла подушки. Телефон, зовущий из кармана пальто, брошенного в прихожей, не был услышан.
      Другому звонку удалось разбудить Ингу – звонку в дверь. Правда, она не сразу поняла смысл шума. Действительность врывалась сквозь сон так противно и настойчиво, что Инга даже рассердилась:
       —  Кто бы это мог быть? Никита? — Инга опустила ноги с дивана в поисках тапочек и тут же подняла их. На полу была вода. Вода! Вскочила, метнулась в ванную комнату, трясущимися руками закрыла кран. В прихожей рядом с кашемировым пальто песочного цвета плавал телефон.
        Слушая ор Бармалея, вытирая полы, созваниваясь с шефом, Инга пыталась найти ответ на вопрос: «За что?!» Фортуна рассердилась не на шутку.
          Шеф разрешил взять отпуск за свой счёт. Хорошо, что стационарный телефон не пострадал. Мобильный сушился на полке в разобранном виде в банке с рисом, было похоже, что с ним придётся попрощаться.
       Зная Бармалея, Инга отдала ему большую часть  денег, отложенных на покупку машины. Остальные средства пошли на замену вздувшегося паркета в собственной квартире, на покупку пуховика и простенького телефона.
   В хлопотах Инга не давала себе разрешения на размышления. На новый телефон позвонил Никита.
— Привет…Я тебе звонил тысячу раз (в голосе нескрываемая обида)
— Никит, у меня тут такие проблемы…
— Да понятно, у нас у всех проблемы, по одной из них я и звонил…Короче, подруга, я женюсь. Родители упёрлись, невеста — дочка папиного…
Инга не стала дослушивать, отключилась и заблокировала Никитин номер.
     Ах так! Не все удары ещё получила! Что же! Опустошила бутылку коньяка, но перед тем, как отключиться тяжёлым сном, почти на автомате проверила краны.
      Утром Инга начала анализировать ситуацию: да, не стало так фартить, но, если реагировать на невезение в том же духе, можно спиться. Вывод? Реагировать нужно иначе. Но как? Очевидно одно: нужно ехать к Лере.
    С Лерой они когда – то дружили в школе. Потом как – то потерялись в университетской суетной жизни. Увиделись совсем недавно в парке. Лера гуляла с дочкой. Как оказалось, она на втором курсе вышла замуж, родила Веронику. Теперь доучивается заочно. Тогда они так хорошо поговорили! Ещё со школьных времён Инга помнила, что Лера даёт парадоксальные, но хорошие советы. Когда в седьмом классе Инга влюбилась в Вадика из 9 «Б», а он не замечал её вздохов, мелирования, пирсинга и отпадного чёрного маникюра, Лера предложила оставить внешние эффекты и записаться на курсы игры на гитаре. Инга вняла совету подруги. Когда на одном из школьных концертов она выступила сольно, Вадик позвал её в группу.Правда,к восьмому классу чувства к Вадику прошли, но их группа «Плата» имела сумасшедший успех, и отбоя от поклонников у юной гитаристки не было.
     Инга накупила куколок, конфет и апельсинов, приехала к Лере. Та открыла дверь, приложив палец к губам, произнесла шёпотом:
— Привет, Инга! Проходи! Ника спит. Рада тебя видеть.
     Лера в джинсах, чёрной майке, с гладко причёсанными и собранными в высокий хвост волосами выглядела очень спортивно, не домохозяйкой. Но квартира утопала в уюте. Просторная прихожая — в бело – зелёных тонах, украшена новогодней гирляндой. В глубине гостиной — пушистая ёлка в белых и золотых ангелочках. На высоких полках — множество книг и массивные стеклянные сосуды с ароматическими свечами…Милота!
     Прошли на кухню. Здесь всё в апельсиновых и терракотовых оттенках.
— Вот, тут сладости и куколки для Ники.
— Спасибо! Она будет рада! Садись! Будем пить кофе с шоколадным печеньем. Печенье ещё горячее. Только что испекла.
 — Сама?
— Да. А чему ты удивляешься? У меня и Коля, и Ника очень любят мою стряпню.
— Круто! Ты настоящая хозяйка! И ёлка у тебя. А у меня Новым годом совсем не пахнет.
— Купи ёлочку и мандаринки. Сразу запахнет. Так что у тебя стряслось? Стряслось же?
— А как же! Конечно!
Инга довольно подробно описала все произошедшие приключения.
— Знаешь, друг мой! Не зацикливайся на том, что случилось. Тебе нужно пойти туда, где людям хуже, чем тебе. Помочь кому – то, — таков был вердикт Леры.
— Хуже? Кому же хуже, чем мне? Я без жениха, новой машины, без денег. Родители далеко. Кому же хуже?
— Не знаю. Подумай. Поищи. Но тебе точно будет легче. Может, ты сумеешь убедить свою Фортуну повернуть колесо в нужном тебе направлении.
Лера иронично улыбнулась, но по – доброму приобняла Ингу.
     Проснулась Ника. Обнимая её, вдыхая аромат молока и мёда, прижимаясь щекой к её   атласной щёчке, Инга поняла, как ей хочется ребёнка. Неожиданно поняла. С размышлениями на эту тему она прощалась с Лерой и Никой, спускалась по ступенькам в подъезде, шла к машине.
— Кому же хуже, чем мне?
     Мимо пробегала женщина пятидесяти лет, полная, потная, в руках переполненные сумки. При этом она умудрялась говорить по телефону:
—Да - да, минут двадцать, потом можно вынимать. Да, это объеденье…
Инга вздохнула:
— Нет, эту назвать несчастной нельзя.
     Мужчина неопределённого возраста с седыми волосами и нездоровым цветом лица. Дорогое пальто, дорогой телефон. Сел в такси и уехал быстрее, чем успела Инга дать ему оценку.
     Подошла к парковке. Невольно взглянула на табличку, которую явно недавно обновили на здании примерно пятидесятых годов прошлого века. «Дом – интернат для престарелых и инвалидов».
— Вот оно! Кому хуже, чем мне? Старым, больным, одиноким.
Инга воодушевилась. Вот для этого – то ей и нужна была Лера — для определения цели. А уж как к ней идти — этому Ингу учить не надо.
—Так! Нужны деньги. Немного есть. Потрачу все. Потом можно попросить папочку помочь. А сейчас супермаркет, печенье, конфеты, фрукты.
     Зашла решительно к директору. Им оказалась недавно назначенная Оксана Петровна. Она ещё смущалась, хотела всё изменить к лучшему в своём учреждении, уделяла особое внимание приёму посетителей. Ингу выслушала предельно корректно и вдумчиво. Тем более та без зазрения совести сочиняла, что она корреспондент известного издания(виртуозно и стремительно махнула книжицей, которая являлась пропуском  в один архив).Поток слов: её цель — написать несколько статей о том, как живут пожилые люди в домах престарелых, уделить внимание их прошлому, историям и судьбам, так сказать.
Инга поздравила директора с наступающим Новым годом, передала пакеты для стариков («а это —   лично для Вас, не обижайте, возьмите!»). Договорились, что завтра Инга зайдёт, только вот к кому бы?
— К Маргарите Павловне! Безусловно! Интересная старуха. Она Вам много забавного может рассказать, как говорится, «о времени и о себе».
Прощались, словно лучшие подруги.
    Вроде бы ничего не изменилось: не посыпались на Ингу деньги, машины и женихи, но как – то спокойнее стало. Воображение рисовало предстоящую встречу: милая старушка с натруженными руками рассказывает о трагической судьбе, где были любовь, разлука, репрессии и что – нибудь такое. Она поможет, найдёт дочь или сына, которые уже давно раскаялись, что отдали мать в дом престарелых. Они, обливаясь слезами, будут просить друг у друга прощенья. А Инга поедет домой, а там Никита. И вот он подводит её к окну и говорит: «Смотри, как тебе мой свадебный подарок?» Инга открывает створки жалюзи, а там …её мечта, перевязанная пышным бантом. Ну, примерно так.
Утром Инга, купив яблок и конфет, шла в предвкушении встречи с седенькой бабушкой в байковом халате, с морщинками, в которых застыла вечная слеза. Вот сейчас она её развеселит, и благодарная Фортуна вернёт Инге везучесть.
В доме престарелых всё как - то изменилось: исчез вполне очевидно уловимый вчера тяжёлый  запах, появились миленькие комнатные цветы. Сверкающее зеркало отражалось в сверкающе намытых полах. Какая – то вежливая тётка встретила в дверях:
—Доброе утро, Инга Борисовна! Оксана Петровна поручила мне встретить Вас и проводить. Она сама сейчас на заседании в мэрии. Меня зовут Галина Викторовна. Пойдёмте.
Инга пафосно кивнула, а потом последовала за Галиной Викторовной, отличавшейся гитарной фигурой.
— Вот в этой комнате у нас живёт Маргарита Павловна. Она предупреждена о Вашем визите.
    Инга улыбнулась и подумала: «Боже, как церемонно! Я где? На приёме у королевы?»
   Дверь распахнулась. У окна спиной к вошедшим стояла высокая женщина в чёрных широких брюках и белом коротком пиджаке. Она неспешно развернулась на довольно высоких каблуках, отреагировав на звук. Да, старая, но настоящая королева. По стати. Правда, цвет волос достигнут с помощью дешёвой краски, губы и ногти слишком ядовитого красного цвета, с румянами перебор, но всё – таки это была не бабушка в байковом халате и ситцевом платочке. Инга даже растерялась.
— Прошу, барышня, проходите!
Голос у экзотической старухи оказался низким, больше похожим на мужской.
— Мне говорила Оксаночка о Вашем визите. Вас зовут?
— Инга.
— Инга! Красивое, звучное имя! Мне нравятся такие. Вот я – Маргарита! Много «р», звучно! Не какие – то там «Оля», «Лена, «Аня», «Маня». Галочка, милочка, оставь нас.
Галина Викторовна покорно вышла и прикрыла за собой дверь. Инга сделала шаг по направлению к столу, огляделась. Комната была просторной и светлой. У окна располагались довольно массивные стол и стулья, а в углу, кокетливо поблёскивал баночками маленький туалетный столик. Впрочем, ни один предмет мебели не подходил хозяйке. Пожалуй, только шкаф, какой – то высокомерный, с претензией, был солидарен с хозяйкой комнаты по многим параметрам. Кровать…Какая – то безликая, заправленная небрежно казённым покрывалом, полка с книгами, торшер, телевизор на маленьком шкафчике.
—  Давайте присядем.
Инга улыбнулась:
— Маргарита…
— Павловна.
— Да – да, Маргарита Павловна! Я хотела бы задать Вам несколько вопросов для нашего издания.
—Задавайте, — позволила «королева», как про себя назвала хозяйку комнаты Инга.
— В Вашей жизни были трагические ситуации, когда, казалось, Фортуна от Вас отвернулась?
— Деточка! Жизнь актрисы – сплошная трагическая ситуация. А что такое Фортуна? Миф!
Инге стал понятен пафос: «Она актриса! Что же мне не сказали?»
— Видите ли, барышня! Если ты благополучен, сыт и счастлив, ты бесцветен, ты никогда не сможешь что – то дать зрителю. Должна быть внутренняя   изломанность.
Инга вздохнула: «В актрисы что ли податься?»
— Знаете, — продолжила Маргарита Павловна, — я Вам расскажу романтическую историю, которая случилась со мной в Тбилиси, где мы с театром были на гастролях. О! Какое счастливое время! Ранняя весна! Необыкновенные нежные запахи! Зелёная дымка! А я — молодая и удивительно красивая! В меня влюблены все! Успех, наш спектакль идёт на «ура», мы каждый вечер осыпаны цветами, нас приглашают в лучшие рестораны. В меня безнадёжно влюблён молодой художник Георгий. Он пишет мой портрет по памяти, дарит мне его, краснея. О! Милый, милый Георгий! Сейчас он известный художник, живёт в Америке. Жаль, я не сохранила портрет: он где – то затерялся в переездах или я его кому – то подарила…Неважно. Важно другое: наша гостиница располагалась на спокойной улице без сильного движения, поэтому я удивилась, услышав однажды утром непонятный шум. Вышла на балкон. И что я вижу? (тут последовала пауза, которой бы позавидовали все маститые актёры) Вся улица усыпана розами!
«Неужели она сейчас будет пересказывать историю с Нико Пиросмани?» — с тоской предположила Инга.
— Конечно, я тут же подумала о Георгии. Сердце моё дрогнуло. Я облилась слезами от умиления. Но тут же моё романтическое настроение было грубо попрано отборным матом. Как оказалось, некий человек, перевозивший букеты в своей машине, потерял управление, его занесло — не знаю подробностей, но несколько десятков метров он проехал с открытой дверцей фургона, роняя цветы на асфальт. Финал его путешествия был за поворотом. У меня было несколько минут, чтобы почувствовать себя актрисой, которой подарили миллион алых роз. Это было трогательно!
Инга искренне рассмеялась. Маргарита Павловна, довольная произведённым эффектом, улыбнулась уголками губ, потом резко встала, всплеснула руками и без церемоний перешла на «ты»:
— Слушай, а давай выпьем коньяку! У меня есть!
Маргарита Павловна, хитро подмигивая, подошла к шкафу. Последовало несколько едва уловимых движений, затем шпионское возвращение на цыпочках к столу с плоской фляжкой в руках.
 — У нас тут запрещено, но мой поклонник Яков (о, у меня и здесь есть поклонники!) мне доставляет!
Маргарита Павловна придвинула изящную чашку — себе, стакан — Инге:
— Извини, дорогая, бокалов нет.
Инга спохватилась:
— Ой, что же это я! У меня для Вас гостинцы!
— Вот это да! У нас пир!
Маргарита Павловна поднялась, захлопала в ладоши и даже сделала попытку закружиться на месте. Инга удивлённо посмотрела на неё. Почудилось, что актриса стала ниже ростом. А, вот в чём дело: Маргарита Павловна сбросила туфли и перестала держать осанку. Как – то резко обозначились морщинки. Хотя через искусственный румянец начал пробиваться естественный, актриса всё больше стала напоминать бабушку, которую Инга рассчитывала увидеть сразу. Коньяк по запаху выдавал себя с потрохами- крашеный самогон. Инга пригубила чисто символически, а Маргарита Павловна осушила свою кружку залпом. Потом она начала смеяться и плакать, её бессвязный рассказ трудно было уложить в рамки логики. Размазанная помада делала её похожей на Джокера. Она налила себе щедрую порцию и выпила сама, не особенно заботясь о гостье. Неожиданно она стала серьёзной и сказала шёпотом:
— А ведь у меня есть сын!
    Инга замерла в предвкушении дальнейшей истории, но Маргарита Павловна зевнула, кивнула, махнула рукой, нетвёрдой походкой дошла до кровати, села. Инга ждала рассказа, но его не последовало. Старушка очень юрко уложила своё тело и почти мгновенно захрапела.
    Инга подошла к окну. Морозное яблоко солнца пыталось улечься в лохмато – розовое облако на горизонте. Это у него получалось не так скоро, как у Маргариты Павловны. У Инги было странное чувство, будто решение задачки ускользнуло из – под носа. Инга вздохнула и вышла в коридор.
    Сразу за дверью она чуть не столкнулась с бабушкой в выцветшем голубеньком халатике. Её седые волосы были зачёсаны назад черепаховым гребешком. Полная, с отвисшими щеками, но лучисто – смешливыми морщинками вокруг глаз.
— Ой, простите!
— Что ты, детонька! Это ты меня прости.
Бабушка улыбнулась и преобразилась необыкновенно. Её голубые глаза стали ещё ярче, а на щеках появились ямочки.
— Совсем слепая стала. Иду — не вижу ничего. А ты к Маргарите приходила? Внучка ей? Похожа!
— Нет, я журналистка, готовлю репортаж.
Инга подала бабуле руку, та, придерживаясь, двинулась вперёд вместе со своей неожиданно появившейся помощницей.
— А я вот на прогулку вышла. На улице холодно, а походить надо. А то ноги откажутся служить…
   Инга кивнула в знак одобрения. Они почти дошли до охранника при входе, когда бабулька повернулась к Инге и начала быстро – быстро говорить, будто боясь, что та уйдёт и не захочет узнавать её просьбу.
— Ластонька, помоги мне! Очень тебя прошу! Тебя сам Господь мне послал. Скоро же Новый год, Рождество Христово. Такие дни светлые, а у меня раздор в семье. Страшный раздор! Веришь? Я тебя прошу, ластонька, сходи к внуку моему. Он здесь недалеко живёт: улица Михаила Шолохова, дом 3, квартира 67. Зовут Евгений, Евгений Николаев. Он живёт у друга – Пети. Знаешь, всё у нас было хорошо. Жили мы вместе с Женей и матерью его – Галиной —дочерью моей. Муж Галины умер давно, Женя во второй класс ходил. Галина долго в себя не могла прийти. Что и говорить, Ваня очень хорошим мужем был и отцом. Дочка стала всю любовь внуку отдавать, оттаивала постепенно. И всё у нас ладно было.
Бабушка горько вздохнула и вытерла глаза платочком.
— Ох, внученька, давай присядем. Тяжко стоять, а я ещё к главному – то не подошла!
Они подошли к стульям. Разместились. И бабушка продолжила:
— Как снег на голову — Галина влюбилась. В прошлом году беда пришла. Ей 45, а этому её хахалю — 30. Так вот этот Дима стал жить с нами. Поначалу он даже ласковый был, внимательный. Он и к Жене так относился, как будто хотел другом стать. Ну, и мне – «мамуля, мамуля». Вроде бы всё хорошо. Плохо было одно, дорогая ты моя: он нигде не работал. Основная работа Димы была в том, чтобы устраиваться на работу. А тут у Гали сокращение. Тоже без денег и работы осталась. Дима закатил скандал такой! Ого-го! Не из – за  денег, вроде бы, а из - за меня. Будто я им мешаю. Перед Галиной он поставил условие: или я или твоя мамаша, место которой в доме престарелых. Она, мол, и чайник забывает выключать, и свет. А ещё шаркает на весь дом ногами и посуду плохо моет. Ну, так оно и было в самом деле, но Галя на все эти слова ничего не ответила. Промолчала. Я сама ушла сюда. А что? Мне хорошо здесь: чисто, есть с кем поговорить, за здоровьем следят. Вот только Женя…Он очень обиделся на Галину. Мой мальчик!
Бабуля всхлипнула, разрыдалась.
— Он, ластонька, приходит ко мне часто. Дома не живёт, с Галиной не общается, живёт у Пети. Он в аспирантуре учился очно, перешёл на заочное обучение, работает. Галина тоже работу нашла. Дима притих. Но боюсь я. Боюсь, что этот хахаль с Галиной что – нибудь сделает. Но самое главное: негоже, чтобы мать с сыном так враждовали.
Лукавые бабушкины ямочки на щеках превратились в глубокие бороздки.
 — Я так их люблю! Хочу примирить их. Я так виновата перед Женей. Не надо было мне из дому уходить. Я сама этому Диме и помогла. Беспокоюсь я: вот уже два дня Женя не заходил. Беспокоюсь я. Сходи, дочка. Попроси, чтобы с матерью он помирился. Знаю: грех врать, но присочини, что знакомая ты Галине, что плохо ей, что помощь ей нужна. Сделаешь?
— Да!— Инга, удивляясь сама себе, очень легко согласилась. — А Вас – то как зовут?
— Меня? Марина Николаевна я. А Галина, дочка моя, Петровна. Муж мой Пётр был. Умер давно, сердце. Он же воевал, осколок был у него. Он старше меня был намного. Ой, ластонька, заговорила я тебя, спасибо, что ты такая хорошая! Дай Бог тебе счастья!
Инга вздрогнула: вот! Вот! Вот за этим, наверное, она и приходила. Эта бабуля пожелала счастья. И оно вернётся. Обязательно. Нужно только сделать всё, что она попросила.
—  Итак, улица Михаила Шолохова. Не откладываем дело в долгий ящик.

     Было уже совсем темно. Центральные улицы, принаряженные к Новому году, конечно, прогнали зимнюю темень в глухие переулки, но улица Михаила Шолохова, к счастью, была хорошо освещена. Инга без труда нашла нужный дом, поднялась на второй этаж, квартира 67. Отлично. И тут вся её решимость угасла.
— Итак, как это выглядит? Я врываюсь на ночь глядя к незнакомым людям, а вдруг там какие – нибудь пьяные маньяки и агрессивные наркоманы?
Вспомнился прощальный взгляд бабули, вытиравшей одной рукой слёзы, а другой — машущей ей вслед. Решимость не вернулась. Она развернулась на каблуках и столкнулась с высоким красавчиком, разговаривавшем по телефону. Он сказал кому – то «пока», отключился и вопросительно взглянул на Ингу. Как хорош! Правильные черты лица, высокий лоб, красивый рисунок губ, густые ресницы. В одной руке – пакет с продуктами, в другой — телефон и ключи.
— Вы ко мне? Если да, то помогите.
Он, не дожидаясь ответа, вручил ей пакет с продуктами, открыл дверь.
— Входите.
Она вошла, он взял из её рук пакет, прошёл на кухню, вернулся, помог снять пуховик. Не пафосно. Естественно. Как будто они были знакомы сто лет. Предложил ей тапочки 45 размера.
Чёрные джинсы, чёрный свитер, дорогие часы. Инга автоматически пыталась оценить того, с кем предстоит общаться. Они прошли на кухню.
—  А Женя… — Инга вопросительно взглянула на молодого человека.
Он протянул ей руку: «Пётр». Через паузу: «Женя скоро будет»
— Да Вы присаживайтесь, будем пить чай.
Он подал Инге разделочную доску и нож:
— Режьте хлеб, а я пока разогрею картошку.
— Вообще – то хлеб резать должен мужчина.
— Да? — Пётр приподнял бровь, — тогда Вы займётесь картошкой.
— Ладно! Я лучше хлеб порежу.
    Пётр кивнул. Он был немногословен, но Инга не чувствовала себя неловко. Она порезала хлеб, сделала салат по собственной инициативе, если можно назвать инициативой действия, совершённые после того, как перед тобой поставили вымытые огурцы и помидоры, разнообразную зелень и лук. Разместили рядом сосуды с маслом, солью и перцем. Размешивая салат, Инга размышляла: «Интересно, если бы на площадке оказался не этот красавчик Пётр, а, скажем, маленький прыщавый толстяк с залысинами, сценарий моего поведения был бы тот же?» Она задавала себе риторические вопросы, понимая, что млеет под взглядами Петра.
    Между тем вот они уже сидят вместе за столом, уплетают очень вкусную картошку с салатом. Правда, Инге показалось странным, что перед принятием пищи Пётр прочитал молитву, но этот факт совсем не напугал.
«Моя жизнь – сплошной экстрим. Этот Петя совсем не собирается спрашивать меня ни о чём?» —ей хотелось поговорить, блеснуть эрудицией.
Хлопнула входная дверь. Пётр многозначительно посмотрел на Ингу и сказал с интонацией конферансье: «Евгений».
Из глубины прихожей раздалось: «Привет, Петь».
Вошёл Женя — самый обыкновенный парень на фоне Петра. Тоже высокий, крепкий. Тёмные волосы, светлые глаза. Ямочки на щеках- наследие бабушки. Симпатичный, но до Петра ему далеко.
— Пётр, познакомь меня с очаровательной гостьей.
Пётр поперхнулся, откашлялся.
—Так, девушка! Представляйтесь и комментируйте!
—Спокойно! Я Инга. Знакомая Галины Петровны. Мне нужно поговорить с Евгением. Евгений – это Вы? Правильно?
Женя положил пакет с апельсинами на стол. Улыбка медленно гасла на его лице.
— Вы пришли уговаривать меня вернуться?
Пётр поставил чашку на стол.
—Ладно, вы беседуйте, мне нужно позвонить,  — грациозно и деликатно он удалился, вырвав из груди Инги вздох сожаления.
— Женя, прошу меня выслушать. Да Вы снимайте куртку, давайте я Вам положу картошки.
Инга поднялась.
— Нет, не надо,— на лбу Жени появились морщинки,— я сейчас.
Он вернулся на кухню уже без куртки, но с тем же угрюмым выражением лица.
—Давайте же я Вам положу еды!
— Нет, налейте чаю.
Инга взяла на себя роль хозяйки и не собиралась в эту минуту отказываться от неё. Ей показалось, что уговорить Женю сходить   к матери будет проще именно с этой позиции.
— Вашей маме плохо. Вам, Женя, нужно обязательно к ней сходить.
Инга поставила перед Женей чашку чая. Он погрел руки, отпил.
— Она предала и меня, и свою мать, нашу бабулю, которая одна её поднимала. Она будто ослепла и оглохла.
— Пусть так. Но нельзя оставлять человека в беде. Ей нужна Ваша помощь.
— Пусть ей её любимый и помогает.
— Ей нужна Ваша и только Ваша помощь.
— Да откуда Вы знаете?
— Знаю, — Инга сама удивлялась тому, с какой степенью убедительности она произносит фразы.
— Хорошо! — Женя сделал ещё один глоток.—Что же! Поехали! Поехали прямо сейчас!
— Нет, я никуда не поеду. Мне нужно домой.
—Пётр, я возьму твою машину? Нет, Инга, без Вас я не поеду.
     Инга запаниковала. Во – первых, ей совсем не хотелось уезжать от Петра. Она планировала ещё немного поговорить с ним и обменяться телефонами. Во – вторых, ехать к этой Галине было никак нельзя — обман тотчас раскроется. И вообще Женя — он какой – то странный.
     Между тем Инга и оглянуться не успела, как на ней вместо необъятных тапочек были сапожки. Потом пришлось получить объятия пуховика и шарфа. Вот в руках уже сумочка и телефон. Не без досады махнула на прощание Петру и оказалась в его машине вместе с Женей. Инга не стала признаваться, что примчалась к месту встречи в собственной колеснице. Ей хотелось посмотреть на машину Петра. В салоне многое говорило о привычках хозяина. Инге стало очевидно, что красавец тронул её сердце.
    Приехали быстро. А дальше случилось то, чего Инга никак не ожидала. На звонок долго не открывали. Женя воспользовался своим ключом. Инга с удивлением огладывала квартиру: небогато, но стильно и уютно: необычная игра света и цвета. Евгений удивлялся другому:
— Странно, где же мама? Она в это время всегда дома. Да и не в её привычке оставлять повсюду свет.
— Что это? — Инга взяла на журнальном столике лист, — вот, смотри, записка, читай!
    По мере чтения Женя начал бледнеть, потом бросился в спальню. Инга подхватила планирующий лист. Ровным почерком со смешными завитушками на нём было написано:
«Мама и сын! Я перед вами виновата. Люблю вас безмерно. И сейчас делаю глупость. Но после предательства Дмитрия жить больше не хочу. Не осуждайте. И берегите друг друга». Ниже стояла дата, было указано время. И завершала всё подпись.
Инга метнулась вслед за Евгением. Тот уже тряс лежащую на кровати немолодую, но очень привлекательную женщину. Её волосам могли бы позавидовать красавицы мира. Не сейчас, конечно.
— Инга, вызывай «скорую».
— Подожди, давай её в ванную…Судя по записке, прошла несколько минут, как она выпила это снотворное, — Инга указала на упаковку. — И доза не может быть смертельная, она больше рассыпала и испугалась.
   Обливали холодной водой, приводили в чувство, промывали желудок. Галина что - то говорила, невнятно произнося слова.
     Инга заставила её выпить активированный уголь, потом заварила чай, помогла Жене переодеть мать. Когда Галина уже лежала на диване, укрытая пушистым пледом, ребята заметили: её лицо становится розоватым. И в эту секунду страх в душе Жени сменился негодованием. Ему хотелось крикнуть матери, что она идиотка, последняя дура…Но Инга принесла чай всем, а Жене тихо шепнула:
—Выпей, тебе тоже нужно успокоиться, он с мёдом.
— Спасибо тебе!
Мать лежала тихо, виновато поглядывая на сына и незнакомую симпатичную девушку. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
Как можно объяснить её позднюю любовь к Дмитрию? Он занял всё место в её сердце. Матери и сыну там его не нашлось. Он говорил, что она — его вселенная, что её глаза — маяки к счастью. Он купал её в ванне с лепестками роз, зажигал ароматические свечи и читал стихи Есенина и свои собственные. Галина готова была на всё, чтобы не исчезло это давно забытое чувство гордости за себя и за идущего рядом мужчину, на которого заглядываются не столь счастливые, как она, барышни.
А мама…Она всем была недовольна, делала Диме замечания, упрекала, что он не работает. Конечно, ему надоело. Он просто предложил путь, а мама сама по нему пошла. А Женя— бабушкин любимчик, разобиделся, хлопнул дверью. Его вообще никто не гнал.
Галине было плохо, она любила всех, ей хотелось, чтобы и мама, и Женя, и, конечно, Дмитрий жили вместе, но раз так получилось, она смирилась. Главное — Дима с ней. А сегодня она увидела его с белобрысой тёткой, которая лет на пять старше Галины. Он целовал её,кутал в шубку, потом продолжил целовать в машине.Позвонила.Из своего укрытия она видела, как её избранник с тоской посмотрел на экран и отбросил телефон, снова прильнув к тётке. Галина решила, что пережить этого она не в состоянии. Почти в тумане добралась до квартиры, приняла ванну, надела красивый пеньюар, написала записку, выпила эти таблетки. Ещё немого, и ей было бы совсем не больно. А сейчас больно, ещё больнее, чем было.
—Инга, посиди с ней, я сейчас.
Женя вышел в другую комнату. Галине вдруг пришло на ум, что эта девочка может войти в их дом женой сына, а потом взять и поставить  условие, чтобы её , Галину, отправили…в психушку,например,она же пыталась уйти из жизни…Нет, Женя не позволит. А почему не позволит? Она же позволила матери своей уйти в дом престарелых, мамочке своей, которая столько для неё сделала…Галина разрыдалась.
—Успокойтесь, что Вы? Самое страшное уже позади…
Инга испугалась истерики, заглянула в комнату, куда зашёл Женя. Он стоял перед иконами и молился, Инга тихонько прикрыла дверь. Галина затихла и только всхлипывала время от времени.
— Послушайте! В жизни столько радости и счастья! Вы относительно здоровы, у Вас есть мама, сын, хорошая квартира. Вы очень красивая. Зачем же так расстраиваться?
Инга вдруг поймала себя на мысли, что все эти слова, кроме сына, конечно, могут быть отнесены и к ней. Слова утешения, которые она только что произнесла, легли и на её сердце.
Женя вернулся в комнату, когда Галина уснула уже спокойно, с лёгким дыханием.
—Инга, простите меня, я втянул Вас в такую историю…, —Женя опять перешёл на «Вы».
—Что Вы, всё нормально.
—Я отвезу Вас...
—Нет, Евгений, я вызову такси, оставайтесь с мамой. И не спорьте.
Инга доехала на такси до своей машины, пересела, вдохнув знакомый аромат ванили. «А у Петра в салоне был запах корицы…Пётр. Ему бы треуголку и ботфорты- царь – государь. А Женя? Он очень милый. Вот мы смотрим на домашнюю фотографию и умиляемся. Это Женя. А Пётр – шедевр в картинной галерее.
Инга осмысливала происходящие внутри перемены. Сегодня она сделала нечто такое, что принесло реальные плоды. Вот Маргарита Павловна, когда -то блиставшая в театре, а сейчас одинокая. Где плоды? Всё мишура. Даже бабуля Жени, которую родная дочь сдала в дом престарелых, в сотни раз богаче: у неё есть преданный и любящий внук. Он продолжит нити рода, плоды…
На следующее утро Инга пообещала самой себе долгий сон, негу, щёлканье каналов в телевизоре и собственных мечтах. Позвонил Евгений, с которым она необдуманно обменялась номерами телефонов.
—Доброе утро, спасительница!
Голос неприятно бодрый для сонного человека.
— Инга, не прекращая восхищаться Вами, приглашаю на званый …завтрак по случаю возвращения бабули. Прошу не отказывать! Мама и Пётр накрывают стол, а я за Вами заеду минут через 20-30. Да?
Последнее «да» было вполне риторическим. Но Инга и не собиралась отказываться от предложения. Там стол накрывает ПЁТР! Возможно, он ждёт её!
Полчаса иногда тянутся мучительно долго, но не для девушки, которая выбирает наряд. Инга первым делом взяла тот, который в чехле. Да! Эти штанишки и туника в индийском стиле с необыкновенным рисунком из бирюзовых, золотых и шоколадных завитков. Подвеска и браслет с бирюзой, каштановые волосы и золотые серёжки – всё будет перекликаться и гармонировать. Хороша!
— Однако как это будет выглядеть во время завтрака? Смешно и нелепо!
Чёрное платье – футляр тоже было отвергнуто – мрачновато.
Персиковая блузка и юбка – карандаш кофейного цвета – офисно. Далее было отвергнуто платье в клетку, кожаные брюки, вязаный кардиган фисташкового цвета.
Спасли джинсы и тонкий свитерок размыто – голубого цвета.
Инга давно так приятно не удивлялась: Женя явился к ней с большим букетом сирени. Лиловые, белые, розовые грозди были не столь пышными, как бывает весной. Они стыдливо прятались в спасительной зелени листьев, но аромат был тот самый.
— Женя! Спасибо! Но откуда Вы узнали, что я люблю сирень? И где Вы её взяли в это время года?
— Инга, Вы прекраснее любых цветов! Поехали, бабуля ждёт.
Инга поставила сирень в вазу, прихватила пуховик, сумку. Надела сапожки и, на ходу повязывая шарф, спросила:
—  Как мама?
— Плакала всё утро. Просила прощения. И я решил не просто привезти бабулю, а устроить такой праздник, чтобы им было легче встретиться.
— Да, это правильно.
Знакомое здание. Но почему – то возле него много людей, в том числе и полиции.
— Что – то случилось?
— Не знаю, я заезжал утром с бумагами, всё было спокойно.
«Утром, — подумала Инга, —сейчас утро!» Посмотрела на часы – 11.30: «Ну, ладно».
Бабулю им удалось забрать без особых проблем. Она – то и рассказала, почему у них было так многолюдно – умерла Маргарита Павловна. И не просто умерла – её отравили.
— Отравили? Как это могло произойти?
Инга восприняла новость болезненно: ей понравилась старая актриса, она собиралась навестить её в скором времени.
— Не знаю, ластонька! Говорят, отрава была в коньяке.
— Коньяке? Не может быть!
Инга прикусила губу.
— Вы были знакомы? — Евгений вопросительно смотрел в зеркало заднего вида. Инга отвела взгляд.
— Немного.
Телефонный звонок вывел Ингу из разговора с Женей.
— Папа! Папулечка! Привет! Ты давно не звонил.
—Доченька! Мы с мамой тебя целуем. Возможно, прилетим на Новый год. У меня есть для тебя потрясающая новость. Я нашёл свою родную мать — твою бабушку.
Тот факт, что отец был усыновлён из приюта очень обеспеченной семьёй, она знала. Бабушка с дедушкой, обожаемые Ингой, никогда этого не скрывали. Отец всю жизнь хотел узнать хоть что- нибудь о настоящих родителях, но увы – не было никаких зацепок. И вот удалось!
— Папуль! Это грандиозно! Они живы?
— Дочь! Я нашёл только мать. Точнее, у меня есть сведения о том, где она. И найти её нужно тебе.
— Мне? Как это?
—У нас в городе есть дом – интернат для престарелых и инвалидов. Там живёт моя настоящая мать. Ты её навести, поговори с ней, но ничего не рассказывай. Мы приедем на Новый год или на Рождество и сделаем ей сюрприз.
Инга ощутила неприятный холодок в груди несмотря на то, что голос отца звучал непривычно радостно и эмоционально. Упавшим голосом Инга спросила:
— Как её звали?
— Алпатова Маргарита Павловна. В прошлом она актриса. Я нашёл её, дочка!
— И потерял…Папочка! Срочно прилетай. Твоя мама умерла сегодня. Её отравили.
Никто ничего не понял: ни папа за три девять земель, ни сидящие в машине бабушка и внук. Инга расплакалась: ей было жаль бабушку…Риту. Вспомнился её королевский поворот головы, взгляд из – под век, её хохот – громогласный и заразительный. Папе она ещё раз сквозь слёзы прошептала: «Приезжай», а Жене и бабуле рассказала всё с самого начала. Бабуля крестилась и охала. Женя пытался проанализировать услышанное, но это удалось только тогда, когда уже в квартире он   пересказал историю удивлённым Петру и маме. Пётр заставил Ингу ещё раз позвонить отцу и подробно рассказать все, что с ней произошло в последнее время.
— Так, теперь нужно съездить в дом престарелых, предупредить, чтобы не хоронили до приезда сына. И ещё…Кто этот Яков, которого Вы упомянули в рассказе?
—Яков?
Инга растерянно взглянула на Петра. К своему стыду, горестные мысли при взгляде на красавца стали таять, как снег на весенней тропинке. Усилием воли она вернула себя к действительности, но взгляд остался предательски томным.
— Яков…Моя бабушка рассказывала, что некий Яков приносит ей коньяк. Я его пригубила. Подкрашенный самогон.
— Яков! — Пётр многозначительно взглянул на Женю. Получается, что он главный подозреваемый в деле. Возможно, эта информация была бы полезна полиции.
— Боюсь, —Женя поднялся из - за стола и подошёл к окну.—Боюсь, что Вы, Инга, — главная подозреваемая, по мнению полиции.
— Это ещё почему? — Инга очнулась от романтического тумана.
— Потому что Вы ввели в заблуждение руководителя учреждения, напросились к Маргарите Павловне, принесли угощение, пили с ней коньяк…
В голосе Жени появились прокурорские нотки.
— Но позволь, я так понял из рассказа, что Инга не напрашивалась конкретно к Маргарите Павловне. Как раз сама руководительница направила Ингу к актрисе, — тоном адвоката парировал Пётр.
—Но, возможно, на бутылке остались пото – жировые следы Инги, — Женя вопросительно взглянул на девушку.
— Ты брала в руки бутылку?
— Нет…наверное.
— Ты что, не помнишь?
— Я не наливала коньяк, но могла отодвинуть бутылку, когда выкладывала фрукты.
— Но в тот раз, когда у актрисы была Инга, с ней ведь ничего не произошло. Они обе были живы и здоровы!
«Как же хорош Пётр! Особенно сейчас, когда он выступает в роли моего защитника», — восторгу Инги не было предела.
— Но Инга могла подсыпать яд в бутылку уже тогда, когда актриса уснула! Евгений залпом выпил стакан воды. Бабуля и Галина переводили взгляд с Петра на Евгения. После финальной реплики «прокурора» они с интересом посмотрели на Ингу.
— Да вы что? Никого я не травила! И вообще вы забыли? Она моя бабушка.
Женя вздохнул, присел перед Ингой на корточки, взял её руку в свои широкие ладони.
—  Девочка! А мы же просто прокручиваем ситуацию, предполагаем степень опасности. Ни у кого даже в мыслях не было…
Он сел рядом с ней на диване, приобнял за плечи.
— Всё будет хорошо! Ты могла свою бабушку вообще не увидеть. Понимаешь? А тебя Господь привёл к ней на первую и последнюю встречу.
Инге стало теплее и легче. Она поискала глазами Петра,  но тот вышел.
— Теперь бы неплохо найти этого самого Якова. Мне кажется, что конец ниточки тут, — Евгений потёр виски.
—Ребята, давайте пить чай! Я ведь пирогов напекла по маминому рецепту.
Галина пригласила всех к столу, поправляя шаль на плечах бабули. Она наклонилась и на ушко шепнула ей:
— Прости меня, мама!
— Бог простит. И я тебя прощаю! — дрогнувшим голосом ответила бабуля.
— А где же Пётр? - Галина вопросительно взглянула на сына.
Этот же вопрос за несколько секунд до этого учащёнными ударами сердца задала Инга.
— Сказал — срочное дело, — Евгений передал кусочек пирога Инге, обезоруживающе улыбнувшись.
— Послушайте, друзья! Скоро же Новый год! А давайте встретим его все вместе! Инга, обязательно приходите! —Галина была полна жизни.
Глядя на неё, трудно было представить, что ещё вчера она готова была с этой самой жизнью попрощаться.
Инга не успела ничего ответить: в дверь позвонили, Евгений пошёл открывать.
—Кто бы это мог быть?  — Галина говорила взволнованно, она явно боялась в этот момент увидеть причину переживаний последнего времени – Дмитрия. Но это был не он. В комнату стремительно вошёл Петр.
—Я по своим источникам узнал интересную вещь — убит Яков.
—Как убит? — прошептала Инга.
—Нашли под мостом. Задушен.
Родители прилетели после обеда. Мама стала ещё краше: поменяла цвет волос и причёску. Папа, как всегда, элегантен, но непривычно растерян. Уже третий раз Инга рассказала отцу историю знакомства с Маргаритой Павловной.
— Да- да, судьба преподносит удивительные сюрпризы: дарит, отбирает. Я сегодня с бумагами был в полиции. Они разрешили мне забрать тело. Я уже распорядился по всем вопросам. В полиции мне сказали, что подозревали в отравлении Якова, но теперь всё усугубилось его смертью.
— Папа, а кто он, этот Яков?
— Он заядлый шахматист. Обыграл всех в этом доме ветеранов, стал проситься, чтобы ему разрешили ходить в парк — там собираются старички такие, как он, любители шаха и мата. Ему разрешили. Вот он и стал такой ходок. Ему давали деньги, он кому сигарет купит, кому — спиртное. Но особенно он старался для…мамы, — отец запнулся на этом слове, но сделал глоток чая и продолжил. — Мама просила его покупать косметику и коньяк. Когда -то Яков был поклонником Маргариты Павловны, продолжил своё рыцарское служение и здесь.
— Но откуда у бабушки на всё это были средства? Или Яков на свои покупал? Он что — в шахматы на деньги играл?
— Ох, и много вопросов, доченька! В доме престарелых ходила такая легенда, что мама перед определением в этот приют спрятала свои драгоценности в разных местах города. Причём подошла к этому творчески: закупила какие - то водонепроницаемые коробочки, разложила в них вещи: одну серёжку, например. В другую – колечко. Говорят, что у неё была карта, где всё было обозначено, потом карта куда – то делась, но Маргарита Павловна всё помнила и рисовала Якову схему для поиска только одного объекта, например, у второй опоры автомобильного моста или что- то подобное. Яков находил и сдавал в ломбард. Там у мамы был знакомый, который не задавал вопросов.
— Кто же тогда мог убить Маргариту и этого Якова? Может, этот человек из ломбарда? — мама поставила на стол чайник с очередной порцией свежезаваренного чая.
— А что, Ариша, очень интересная мысль! Ладно, девочки, мне ещё нужно съездить в ресторан, поговорить о поминальном обеде. Кстати, дочь, я в полиции видел твой фоторобот, очень похоже!
— Мой?
— Ну да.Ингуша, чему ты удивляешься? Директриса сразу вспомнила про девушку, которая была у Маргариты. Сказала полиции, что ты представилась журналисткой. Составили фоторобот, обзвонили издания, телевидение — выяснили, что нет такой журналистки. И задание такое никто не давал.
— И что мне теперь делать? — Инга была растеряна.
—Да не переживай! Я объяснил твои действия тем, что не был уверен в отношении родства и попросил предварительно навестить бабушку. Не рассказывать же про твои сложные взаимоотношения с Фортуной.
Папа уехал, а мама начала допрос с пристрастием:
— А Никита? Ты ничего не рассказываешь о Никите. Как он? Что вы думаете о свадьбе? Он мне очень понравился, когда вы включались по видео…
— Мам! Никита женился. Всё. Давай о нём больше не говорить.
— Давай.
Мама была озадачена. Почти год они с мужем живут и работают за пределами страны по контракту. Дома бывают наездами. Скайп, телефон – казалось, она в курсе происходящего. А тут спокойная жизнь вся летит кувырком: у мужа появляется и тут же исчезает ещё одна мама. У дочери всё рушится с таким симпатичным мальчиком, похожим на молодого Бреда Пита…
—Но у тебя появился другой? Да?
— Да, мама.
—Кто он?
— Пока секрет.
Инга, конечно, подумала о Петре, но появился ли он у неё? Пока только в мечтах и фантазиях. Зазвонил телефон, освободив от дальнейших расспросов. Женя.
—  Здравствуй, Инга!
—  Привет!
— Очень нужно поговорить. Я заеду за тобой минут через…
—  Давай прямо сейчас.
— Сейчас? Хорошо, через 7 минут.
Мама, заинтригованная звонком, спросила:
— Это он?
— Да, мама. Ему нужно срочно поговорить. Только прошу: никаких сейчас вопросов и знакомств.
— Хорошо - хорошо, как скажешь. Может быть, на Новый год ты нас познакомишь? Папа будет…
—Может быть…
Звонок в дверь. Вот это скорость.
— Мамуль, не подведи меня! Посиди на кухне!
— Как скажешь…
Опять букет. Теперь подснежники.
— Привет, принцесса!
— Привет. А что не корзина подснежников? Я бы отсыпала тебе золотых…А вообще – очень мило, спасибо, Женя.
— Молодой человек (Мама!!!) Может быть, кофе?
—Добрый день! (О, он ручку ей целует!!!) Инга, почему ты не сказала, что у тебя гостит сестра? Неудобно, у меня только один букет.
(Фу-у-у, как банально. Но мама уже расплылась в улыбке)
— Познакомься, мама, это Евгений, мой друг. Евгений, познакомься, это моя мама – Арина Васильевна.
— Очень приятно и неожиданно. Арина Васильевна! У Вас просто не может быть такой взрослой дочери!
Мама зарделась, Инга вручила ей букет на попечение и решительно прекратила реверансы:
— Пойдём, Евгений, нам некогда.
— Всего доброго, Арина Васильевна!
— Взаимно! Надеюсь на скорую встречу, Евгений.
Запах лаванды особенно раздражал. В лифте он жил всегда. Пристрастие консьержки.
Вышли из подъезда. Инга поискала глазами машину Петра, но Женя приехал на своей.
— А почему ты ездил на Петиной машине?
—Моя была в ремонте. А Петя свою машину продал.
—Зачем?
—Он по пути обретения других ценностей.
—Других? Что ты имеешь в виду?
—Пётр уходит в монастырь после рождественских праздников.
 —Куда?
— В монастырь. Пока трудником. Он уже несколько лет ездит в Оптину   пустынь, а теперь решил окончательно посвятить себя Богу. Молодец!
—Молодец?
Инга не могла вздохнуть полной грудью. Что – то давило до слёз.
— Конечно, молодец! Не все могут пойти по этому пути.
—А что у него случилось – то?
— В смысле?
— Ну, он потерял любимую девушку или что?
— Никого он не терял. Он Бога обрел. Ему повезло. Нет, не подходит это слово: он много трудился, чтобы прийти к этому.
—Вы что? С ума сошли? Пётр – молодой, красивый парень. Ему жениться надо, детей кучу завести. Это же ненормально – хоронить себя заживо в каком – то монастыре.
Женя остановил машину.
— Успокойся, Инга, ты чего?
Инга хотела ответить, что - то резкое, но остановила себя. Действительно, чего это она так распалилась? Ну, уходит в монастырь …И чего?
—Инга! Петькина красота – тяжкий крест. Искушений было бы дальше в миру — море. Он и так покуролесил в своё время. А потом встретил одного оптинского монаха на какой -то конференции. Тот ему многое про жизнь объяснил. Большой труд уже у Петра за плечами, а впереди – ещё больше работы.
—Какой работы? Лоб от поклонов разбивать?
—Может быть…
— Отвези меня к нему.
—Зачем? Ни ему, ни тебе это не нужно.
— Не тебе судить. Отвези.
Евгений позвонил Петру, сказал несколько слов.
— Иди, я подожду в машине. Он ждёт тебя.
Инга была уверена, что переубедит Петра. Она расскажет о том, что полюбила его, она его удержит от этого шага.
Он открыл дверь. Высокий, немного бледный, с убранными назад волосами.
В глазах – любовь, но не та. Через час она вышла из квартиры Петра – тихая, спокойная. Села в машину Евгения без слов. Когда приехали к её дому, она сказала:
— Всё хорошо. Петя мне тоже кое – что рассказал…про жизнь. Ты о чём – то хотел поговорить? Давай потом.
Евгений кивнул, до боли сжав кулаки.
Инга поднялась к себе, сослалась на недомогание, чтобы избежать маминых расспросов, которая специально не уезжала к себе ради них.
Перед глазами Инги закружились фрагменты того, что было в квартире Петра: её слезы и признание. Его слова:
— Не эта любовь дарит Радость. Не цепляйся за чувство, которое и любовью назвать нельзя. Я тебе просто внешне понравился, пришёлся по твоему нраву. Как нравится хорошая машина или красивый наряд. А если то, что по нраву, в руки не попадает, мы проявляем норов. По - настоящему любящие не бояться отпускать, даже на служение Богу. «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх», — не я сказал, святой апостол Иоанн Богослов.
— Но мы могли бы быть счастливы…
— Да, могли бы. Какое – то время. Счастье – от слова «сейчас». А дальше? Жизнь не один миг.
Пётр поднялся, взял что – то на полке.
— Инга, возьми этот крестик. Неси свой, я понесу свой. Прости меня. С Богом!
Инга сжала в ладонях   маленький серебряный крестик.
— Что же, если надо – буду носить…или нести. Прощай, Пётр. Прости.
    Сейчас, уже дома, Инга поцеловала крестик, надела чёрный шнурок на шею и на удивление спокойно уснула с улыбкой на губах.
     Этот день был особенно длинными страшным. Похороны практически чужой женщины. И родной.
    Папе отдали несколько личных вещей Маргариты Павловны: альбом с фотографиями, шкатулку с бижутерией, какую – то коробку. Вечером они всей семьёй рассматривали жизнь актрисы, запечатлённую в снимках: вот она со смешными кудряшками на высоком стульчике. Вот школьница с тугими косичками и надменным выражением лица. А это, наверное, первая роль: Снежная королева в школьном спектакле. Дальше – какие – то люди рядом – красивые и не очень. Любительские снимки и профессиональные. На одной такой фотографии Маргарита Павловна в белой блузке с полураспущенной косой. Смотрит не в камеру, а куда – то вниз. Очень красивая. Очень- очень.
Среди множества фотографий оказался запечатанный конверт. На нём чётким почерком было написано: «Моему сыну». Все переглянулись.
—Это мне? — голос отца дрогнул.
—Да, папа, читай.
Арина Васильевна с Ингой выскользнули на кухню. Они потом узнают, о чём написала актриса, а сейчас матери нужно хотя бы так поговорить с сыном.
«Здравствуй, сын!
Я уверена, что это письмо тебя найдёт. Увы, скорее всего, мы с тобой так и не увидимся. Хотя, возможно, ты смотрел фильмы и спектакли с моим участием. Недавно, года четыре назад, про меня сняли документальный фильм. Там ведущая произнесла такую фразу: «Увы, актрисе так и не удалось побывать в роли мамы». А я про себя думала: «У меня есть сын. Есть!» Я очень рада этому.
Кто- то живёт, мечтая о детях, а Бог им детей не даёт. Мне были даны детки, но я избавлялась от них. Тогда я даже не понимала, что это грех, так, как зуб вырвать.
Тебя я тоже не планировала рожать, просто проглядела все сроки. Возраст был такой, что я была уверена: мои беременности все позади.
Конечно, нужно было рожать, но меня пугало, что я лишусь ролей, что это конец моей карьеры.
Какое – то время я утягивала живот, а потом познакомилась с женщиной, давно мечтавшей о ребёнке – женой одного политического деятеля, весьма влиятельного. Мы разработали план: она начала подкладывать живот, а потом мы уехали за границу. Там я родила в частной клинике, а по документам разрешилась от бремени моя знакомая.
Она вернулась домой к счастливому мужу с сыном, а я как ни в чём не бывало – к своей работе.
Нет! Не совсем так. Ночами мне снился ребёнок. Я вскакивала его покормить, потом рыдала до утра. Я не могла спокойно смотреть на детей на улице. Такое со мной было впервые.
Потом меня захватила привычная театральная суета. Кроме того, мне предложили главную роль в кино!
Через полгода я случайно встретила со своей знакомой, усыновившей тебя. Это произошло в обувном магазине. Она пыталась сделать вид, что не замечает меня, но я не могла упустить возможность хоть что – то узнать о тебе. Мои действия напоминали бесцеремонный таран. Она умоляюще на меня взглянула и попросила перенести разговор в парк. Там, на отдалённой скамейке, она рассказала о том, что её счастливая жизнь длилась недолго. Муж, проходя какое – то углублённое медицинское обследование, узнал о том, что у него не может быть детей в принципе. Он не поверил, обследовался за границей. Там ему подтвердили этот же приговор. Супруг был разъярён. Он обвинил жену в неверности, требовал правды. Правда прозвучала, но муж не поверил в этот, как он сказал, «бред». Он подал на развод. Оставшись одна, моя знакомая стала искать нового мужа, ребёнок – чужой ребёнок – стал ей мешать. Она отдала его в приют.
Услышав такое, я бросилась туда. Но увы, ребёнка уже усыновили. Мне по секрету сказали, что малыша взяла весьма обеспеченная семья, больше ничего я не узнала- тайна усыновления. Моя знакомая сказала, что назвала тебя Борисом. Новые родители, возможно, дали тебе другое имя, но я с тех пор мысленно так к тебе обращаюсь.
Борис, не думай, что моё письмо – попытка оправдаться. Моему поступку нет оправдания. Это попытка поговорить с тобой хотя бы один раз. И то – таким странным образом.
И ещё, Боря, у меня к тебе есть просьба. Когда – то в молодости меня рисовал грузинский художник Георгий Чигиани.Портрет хорош. Георгий подарил его мне, но я была безалаберна – отдала кому – то из друзей для выставки. Потом забыла о нём. Найди его, пусть будет в твоём доме. Но не церемонься с ним. На нём была рама, требующая замены,— сделай это. Можно даже   и без рамы, мне прежняя не понравилась. Пусть портрет будет в твоём доме. Мне кажется, что он принесёт тебе удачу.
Пусть хранит тебя Господь до конца твоих дней!
Неразумная твоя мама.»

      Папа и мама пошли в парк – прогуляться, прийти в себя. Инга взяла письмо. Она прочитала его несколько раз. Перед глазами возникали картины жизни бабушки. Как всё запуталось! Её хотелось осудить за легкомысленность и эгоизм. Её хотелось пожалеть. Почему? Да просто так. Потому что несчастная, запутавшаяся девочка – эта бабушка.
     Инга вспомнила бабулю с дедулей. Они были весёлые, смешливые, чем – то похожие друг на друга. Дедуля всегда подтрунивал над женой. А она никогда не обижалась, только грозила ему пальчиком: «Шутило – пошутило!» Это была её любимая присказка. Бабуля напекла пирогов и легла отдохнуть. Умерла во сне. Дедуля – через год, но тяжело, после болезни и тоски.
      Новогоднее настроение распространялось стремительнее ОРЗ. Как ни сопротивлялась ему Инга, оно захватило и её, несмотря на траур по бабушке и страдания по Петру. Захотелось украсить квартиру. И как – то по – особенному это сделать, чтобы практически всё напоминало о празднике. Инга вдела ёлочный «дождик» в иголку и вышила по снежинке на каждой тапке. Затем она сняла занавески с большого окна и оформила его как витрину. В ход пошли свечи, краски, ветки шиповника, маленькие искусственные снегири. Получилось хорошо. Инга с большим удовольствием любовалась мерцанием свечей, удивительными «морозными» рисунками, нахохлившимися   птичками на «припорошённых снегом» ветках шиповника. Минутный отдых, и вот под люстрой появился не венок даже, а гнездо, увитое гирляндами и бело – голубыми пёрышками, безжалостно выдернутыми из бального платья (как давно это было!). Теперь у кого могут возникнуть сомнения в том, что именно здесь обосновалась Синяя птица счастья. Что ты на это скажешь, Фортуна?
Полки были освобождены от сувениров, их места заняли ёлочные шары, ангелочки и большие апельсины. Когда мишура окаймила унитаз, Инга поняла, что пора остановиться. Новогоднее настроение достигнуто. Пришло время подумать о меню. Мысль о праздничном столе плавно переросла в более глобальную: с кем праздновать Новый год? «Мама и папа — это понятно. А ещё? Может, пригласить Петра, пока тот не распрощался с мирской жизнью?»   —  додумать Инга не успела. Экран телефона высветил имя: «Пётр». Она скорее выдохнула, чем ответила:
—Да.
—Привет, Инга! —задору Евгения можно было позавидовать.
—Привет, а почему у тебя этот номер?
—Да это Пётр подарил телефон.
—Почему? Он что — уже уехал?
—Нет, но освобождается от всего, с его точки зрения, обременительного.
— Понятно,— в голосе Инги было столько тоски, что Евгений, конечно, почувствовал это.
—Инга, а мне очень – очень нужна твоя помощь. Не отказывайся! Пожалуйста?
—Что стряслось?
—Я заеду за тобой? Составь мне компанию.Без тебя не подберу подарки маме и бабуле. Ненадолго в торговый центр. А?
—Женя! Ты на часы смотрел?
— Ингуш, ну, ты же совушка – сова, а магазины сейчас почти на круглосуточном режиме.
—Ладно! Уговорил!
Оказалось, это забавно. Новогоднее настроение пополнялось, как счёт в телефоне. Огромные ёлки, мини – сцены, музыка, счастливые лица у посетителей, как у малышей на утреннике. Даже у солидных дядек и тёток. Кстати, про тёток. Инга с Женей не сразу вспомнили об основной цели визита. Сначала зашли в боулинг, потом выпили кофе по – восточному, приготовленный на песке, приняли участие в конкурсе на знание новогодних песен. Выиграли вислоухого зайца и с этой минуты бродили по центру втроём. Потом купили бабуле павлопосадский платок, мамуле – бирюзовый палантин. Инга сообразила, что тоже ещё не обзавелась подарками.  И вот папе – модный галстук в горошек, маме – жемчужного цвета клатч под её новогодние туфельки. Внутри искрились, лопались и будоражили пузырьки радости. Не хотелось домой. Уложили подарки в машину, а сами отправились в кино. Фильм, который так навязчиво рекламировали месяца полтора, оказался на самом деле хорошим и смешным. Они хохотали, хватали друг друга за руки, рассыпая вокруг себя поп – корн.
Вышли в ночь, неожиданно притихшие — на улице шёл снег. Он был редкий, но крупный. И падал так торжественно, будто исполнял танец.
— Красиво, — Инга почти прошептало это, боясь спугнуть что – то в природе.
—Да, — так же тихо ответил Женя.
Они пошли в другую сторону от стоянки, от основного потока людей. Шли, слушая свою музыку, видя свою зиму. Они забрели в какой – то маленький сквер, где ёжилась смущённо ненапряженная ёлка под тускло горящим фонарём.
— «Маленькой ёлочке холодно зимой», — чуть простуженно пропела Инга.
— Надеюсь, брать домой мы её не будем?  — встревожился Евгений.
—Давай её украсим, — предложила Инга, чей утренний азарт к такой работе, видно, не угас окончательно.
— А чем? —  Евгений вывернул карманы, — у меня только ключи и телефон.
—У меня есть! — Инга стащила с себя бусы, повесила на ёлку, потом в ход пошли заколка и несколько шоколадных конфет.
Вошедший в азарт Евгений водрузил на ёлку шарф и предложил поводить хоровод.
— Слушай, глядя на нас, никто не поверит, что мы трезвы, как стёклышко.
— Мы опьянены счастьем, — Евгений произнёс это, боясь, что Инга рассмеётся и скажет, что это банально. Она молчала. Он обнял её. В свете фонаря было видно, как сгущается снег. Поблёскивали на ёлке бусы Инги. Но кто бы мог видеть, как блестят её глаза?
Она боялась, что Евгений может сейчас сказать или сделать что – нибудь не то, она боялась, что сама сейчас сможет всё испортить.
Ей было тепло. Ему было тепло. Они забыли о течении времени. Лампа фонаря не выдержала напряжения. Что – то брызнуло ярко, а затем стало темно.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
     Пароль и отзыв. Отзыв и пароль. И тёплые губы. И ошеломлённая от щедрых подарков ёлка, глядящая вслед двум сумасшедшим, которым открылась тайна.
     Инга не признавалась себе, что проснулась, не обращая внимания на переливающиеся сквозь незанавешенные окна волны зимнего солнца. Если реально проснуться, то нужно объяснить себе, что вчера произошло. Инга пустила дозорный взгляд. Он уловил на журнальном столике подарочные пакеты и вислоухого зайца. Это было вчера! Не приснилось, а было. На всякий случай Инга решила ещё поспать, но потом уселась на диване. Было странно. Почему вчера это произошло? Почему она ответила, что любит его? Почему Женя сказал, что любит её? Вчера не было никаких сомнений. А сегодня? Клиповое сознание Инги запустило видеоряд в голове: вот Женя смотрит серьёзно, но со смешинками в глазах и предательски проступающими на щеках ямочками. Вот он, бледный, молится перед иконами. Инга вскочила. Ей захотелось немедленно увидеть Женю. Сердце билось так, что слышали соседи. «Да! Я люблю его. Не Петю, а его. Это точно!» Она обняла зайца, которому по секрету и произнесла слова о своих чувствах. В дверь позвонили.
— Женя!
Инга открыла, забыв, что в пижаме. Перед ней стояла…ёлка. Пушистая зелёная ёлка в белых, золотых и серебряных бантиках. Инга затащила ёлку в комнату. На бантиках было что - то написано. На одном – «ты самая умная», на другом – «ты очень красивая». Инга хохотала, находя подтверждение личных наблюдений по поводу своих достоинств.
— Женечка!
На макушке сверкала восьмиконечная звезда. Инга сняла её, в ней была записка: «Я люблю тебя». Увы, не Жене, а вислоухому зайцу достались в эти минуты и объятия, и пламенный поцелуй.
     Инга подтащила ёлку к окну. Теперь всё встало на свои места. У неё есть ёлка, у неё есть любимый. Сегодня будет самый замечательный новогодний праздник. Можно будет немного погостить у родителей, потом поздравить Марину Николаевну и Галину Петровну, а потом приехать к этой ёлке, на которую нужно повесить сердечки с пожеланиями для Жени.
Инга уселась за журнальный столик и даже вырезала пару сердечек, когда в дверь позвонили. Она накрыла сердечки журналом: «Женька!»
Но это был не он. В прихожую вошёл Петр. Снежинки таяли на его непокрытой голове и плечах.
— Пётр!  — Инга ойкнула, —заходи, я сейчас переоденусь.
Меняя пижаму на джинсы с футболкой, Инга пыталась понять, что чувствует сейчас. Пётр в её квартире — такой большой, красивый и немного страшный…
Пётр стоял у окна, когда Инга вышла к нему. Он обернулся, брови изогнуты тревожно.
—Что – то случилось?
—Инга, тебе давно звонил Женя?
—Да мы вчера, точнее, сегодня, ходили в кино, вернулись почти под утро. А что случилось?
Пётр сел в кресло, Инга устроилась на диване.
— Понимаешь, я никак не соображу, с чего начать. Сегодня Женька должен был встречаться с одним шахматистом по делу Якова и…твоей бабушки.
—Что? Он занимался этим? Зачем он влез туда?
— Я ему говорил, но Женя нашёл какую – то зацепку. И вот уже два часа его телефон молчит, дома его нет.
— Погоди! —Инга потёрла виски, — но минут пятнадцать назад он мне принёс ёлку.
— Нет, Инга, доставку ёлки Женька поручил мне, а наверх поднять я пацанов местных попросил.
Инга схватила телефон, набрала.
— Недоступен…
—Да, мы с тётей Галей раз двадцать набирали.
—Но, может быть, он выронил телефон…
—Если бы он не собирался на эту встречу, я бы не волновался.
— Петя, скажи, что тебе известно?
— Он не рассказывал ничего конкретного. Говорил, что нашёл зацепку, что у него встреча сегодня в кафе с одним из тех людей, с которыми играл Яков, что этот человек владеет какой – то информацией. Как же я мог отпустить его одного!
— Погоди, а в какое кафе он мог пойти?
— Не знаю, но если предположить, что встреча состоялась рядом с парком, то это может быть «Лампа Алладина».
— Поехали! Надо же с чего – то начинать!
В кафе пахло ванилью, звучала восточная музыка. Посетителей было немного – все готовятся к встрече Нового года.
Пётр подошел к бармену:
— Простите, вы не видели сегодня молодого человека…
Договорить он не успел, вмешалась Инга, которая нашла в телефоне фотографию Жени, сделанную в торговом центре.
— Вот этого молодого человека.
—Да, часа два назад он был здесь с пожилым мужчиной. Они выпили кофе и пошли в парк.
Информация о собеседнике Жени была скудной: седой, старый, морщинистый, небольшого роста.
В парке было на удивление многолюдно: звучала музыка; перебивая её, о чём – то вещали скоморохи. Возле ёлки Дед Мороз и Снегурочка слушали стихи детворы.
Мимо пронеслась машина «скорой помощи». Старушка, поправляющая шарфик внуку, вздохнула:
— Что – то часто «скорые» мотаются. Плохо людям. Погода такая – давит.
Заметив внимание к её словам со стороны Инги, она добавила доверительно:
—Тут пожилому человеку плохо стало, хорошо, что парень успел остановить «скорую», что проезжала мимо. Он повёз этого старичка в больницу.

—Скажите, а не этот парень? - Инга показала фотографию.
—Вроде, да.Он что- то натворил?
—Нет, просто не отвечает на звонки.
—Вот молодёжь пошла! А как мы жили без всяких телефонов…
Она продолжала пламенную речь, но Пётр и Инга не имели времени дослушать. Получалось, что старику- шахматисту стало плохо, Женька повёз его в больницу, телефон разрядился, а они паникёры.
И тут зазвонил телефон у Инги. Камень спал с души, Женька!
Но голос оказался незнакомым:
—Инга?
—Да.
—Слушайте внимательно. Мы видим, что вы в парке. Подойдите к скамейке рядом с эстрадой. В урне будет лежать журнал с красной обложкой. Возьмите его, почитайте, но без глупостей.
—Кто вы? Что с Женей? - но телефон уже отключился. Инга пересказала Петру суть разговора.
—Пётр, что за бред? Что за игры в детектив?
—Идём.
В журнале оказался конверт, в нём письмо.
«Ваш друг у нас. У вас – карта Маргариты Павловны. Верните карту – вернём друга. У вас срок – до боя курантов. Иначе – несчастные случаи - не редкость в новогоднюю ночь».
—Сколько сейчас?
— 13.00
—Инга, что за карта? Она у тебя?
—Не знаю, среди вещей бабушки никаких карт не было. Ну, это карта, якобы, составленная бабушкой, где обозначены места закопанных сокровищ. Петя, его убьют?
—Инга, не о том думаешь. Что было среди вещей бабушки?
—Безделушки всякие и письмо.
—Письмо? Какое письмо?
—Адресованное папе. Я боюсь, Петя.
— Всё в руках Божиих и в наших с тобою руках, девочка. Звони отцу. Все собираемся в штабе, штаб - у тебя.

Перечитали письмо, ища зацепки. Вдруг Пётр хлопнул себя по лбу:
— Люди! Нужно срочно искать портрет. Карта там.
Борис Сергеевич вооружился ноутбуком и телефоном. Он звонил кому – то, говорил то на русском, то на английском, то произносил несколько фраз на грузинском.
Написавший портрет художник уже умер. Его семья ничего про портрет не знала. Обратились в театр. Нашли друга Маргариты Павловны, ещё выходящего на сцену, несмотря на солидный возраст. Ираклий Ильич сказал, что портрет долгое время висел в гримёрке актрисы, а потом она в порыве щедрости подарила его какому – то молодому поклоннику. Имя у него было необычным – Филимон. Искали Филимона, выяснили, что это не имя, а кличка довольно влиятельного криминального авторитета конца восьмидесятых. Но и здесь ниточка истончилась: Филимона убили в перестрелке в начале девяностых…Однако нашлась дочь Филимона, владелица ресторана «Суламифь» Эльвира. Она не без гордости говорила об отце, о его предприимчивости и смелости, о его любви к театру. Борис Сергеевич, приехавший на встречу с наследницей, был элегантен и трогателен. Он надавил на нежные струнки женской души, и Эльвира призналась, что портрет у неё. По её словам, она буквально от сердца отрывает портрет. Компенсацию за страдания она запросила немалую.
Пока папа мчался с портретом из ресторана, отзвонившись о хорошей новости, дочь нервно ходила по комнате. Время утекало.
«А если они не позвонят? Ведь они не звонят давно. Что с Женькой? Куда -то ушёл Пётр»,  — Инга металась по комнате, не зная, чем себя занять и как хоть немного успокоиться.
— Мама, я, наверное, должна позвонить Галине Петровне, Жениной маме. Как ты думаешь?
Ответить Арина Васильевна не успела: Галина Петровна позвонила ей сама. В трубке слышалась музыка, голос радостный:
— Инга! Милая! С наступающим Новым годом! Мы с мамочкой тебя поздравляем. И всю твою семью! Желаю любви, здоровья…Вот мама подсказывает— радости и мира.
— Спасибо, — Инга старалась говорить спокойно и уверенно, — и вас с праздником.
— Инга, скажи, а Женя у тебя? Он подарил бабуле свой телефон, а ему телефон подарил Петя. Но мы звонили Жене, а телефон не отвечает…
— Не переживайте! Телефон разрядился, а моя зарядка не подходит. Женя сейчас пошёл в магазин за продуктами, возможно, и зарядку купит. Он вам перезвонит. А ещё лучше  — мы к часу, к двум часам к вам подъедем. Вы не будете спать?
Инга выдохнула: трудно врать, оказывается.
—Нет, мама, может, и ляжет, а я обычно до утра телевизор смотрю. В этот раз, наверное, одна буду смотреть. Ну что ж. Это понятно  — у вас планы свои...
Чувствовалась обида в голосе Галины Петровны. Они попрощались с уверениями скорой встречи.
Инга пыталась осмыслить состоявшийся разговор, но не успела: в дверь позвонили. Пришёл Петр. На нём не было лица.
—Инга, что Борис Сергеевич? Звонил?
—Да, он нашёл портрет и везёт его сюда. А ты что такой?
— Инга, девочка, ты только не волнуйся…
— Да говори уже!
— Я сейчас встретил бомжа, а на нём Женькин шарф.
— С чего ты взял, что шарф – Женькин?
— Ну, мы как- то говорили о том, что Женька ничего руками делать не умеет, он решил доказать, что это не так. Связал шарф. Он приметный, с таким рисунком по краям.
—И что это, по- твоему, значит?
— А то, что…не знаю,— сам себя остановил Пётр.
Инга вдруг вспомнила, как они с Женей наряжали ёлку. Стало так тепло и больно в одно и то же время. Из её глаз брызнули слёзы.
—Погоди, Инга, не плачь, всё будет хорошо!
—Петь, история с шарфом – другая история. Это мы гуляли вчера и наряжали ёлку бусами моими, Женькиным шарфом…
Секунду Пётр был озадачен, потом что – то похожее на улыбку скользнуло по лицу.
— Хорошо, что сказала, а то я бы думал и про тебя с тревогой, когда встретил бы бомжиху в твоих бусах.
Дверь распахнулась. Папа внёс довольно объёмный портрет. Все устремились к нему. Нетерпеливо распаковывали. Портрет был хорош. Маргарита Павловна предстала перед роднёй в величественной позе, но в уголках губ и глаз таилось лукавство.
Любоваться портретом было некогда. Стрелки часов неумолимо приближались к критическим цифрам. Мужчины долго колдовали над портретом, пока не обнаружили тайник в раме. В нём оказалось два тонких конверта. Один имел буквы ДЛТПХ, другой – ДЛМНХ.
—Что это могло значить? — Борис Сергеевич был озадачен, —департамент литературно – творческого профсоюза художников? Или…
Пётр взглянул на конверты и усмехнулся:
— Всё проще: для тупых и для умных. Видите, самая простая шифровка - гласные пропущены.
—Какой конверт будем вскрывать? — совершенно серьёзно спросил Борис Сергеевич.
—Папа! Давай скорее, у нас нет времени.
Вскрыли оба конверта. Выцветшие схемы были видны плохо, а изображения колечек и серёжек – прекрасно. Схемы отличались друг от друга.
— Какую схему будем отсылать? — Борис Сергеевич был в ударе.
—Меня интересует другое: как мы будем менять эту схему на Женьку?        — голос Петра дрогнул.
До обозначенного времени оставалось пятнадцать минут. В жизни каждого из присутствующих это был первый Новый год без накрытого стола, шампанского и боя курантов.
Все сидели в оцепенении. Инга прикусила губу и сжала пальцы. Пётр встал у окна, медленно перебирая чётки. Борис Сергеевич ходил из угла в угол, передёргивая плечами. Арина Васильевна, завернувшись в шаль, сидела в кресле, тревожно следя глазами за передвижениями мужа.
«Звоните, ну звоните же!» — мысленно приказывала Инга, уставившись на телефон.
Все вздрогнули, когда раздался залп салюта. На улице стали слышны крики, музыка. Телефон молчал.
— И что теперь? Папа! И что теперь!
—Спокойно, Инга! Связь загружена, они дозвонятся.
Но позвонили не по телефону, а в дверь.
—Я открою, сидите все здесь, — Пётр прошёл комнату в три шага, распахнул дверь.
На коврике лежал конверт. Едва хватило выдержки вскрыть его аккуратно.
—  Что там? Инга заглянула в лист, чуть дрогнувший в руках Петра.
— «Вложите карту в конверт, конверт опустите в почтовый ящик №44.Ждите.Если условия будут выполнены, мы выполним свои».
Пётр быстро переложил лист с фальшивой схемой в конверт. Лифт был занят. Не теряя времени, он ринулся вниз по лестнице. Опустил   конверт. Алла Викторовна не сводила глаз с экрана, поэтому ничего не заметила.
Пётр поднялся на этаж в лифте.
— Ну? — Борис Сергеевич ухватился за рукав Петра.    — Что? Что письмо?
—Опустил.
—И?
—И ничего.
—Там был кто – нибудь в подъезде?
—Нет, только консьержка.
Инга расплакалась в голос. Пётр обнял её за плечи.
—Девочка! Мы выполнили свою часть плана, они сейчас выполняют свою. Не плачь!
Крики и стрельба за окном не прекращались.
—Скоро будут звонить Женькины родители. Что мы им скажем?— всхлипывала Инга.
Опять дверной звонок. Инга рванулась в прихожую первая, распахнула дверь.
На пороге — Бармалей.
— Ингуля! С Новым годом, с новым счастьем! Без обид! Я наорал на тебя тогда, ну, когда ты меня подтопила. Ты же не обижаешься?
—Не обижаюсь, и Вас с Новым годом! — Инга была разочарована и старалась побыстрей закрыть дверь.
Бармалей был пьян, но от этого непривычно галантен:
— Не покидай меня покуда…О, как сказал! Я тут чего! Вышел покурить на свою площадку – моя гоняет меня по этому поводу, а я смотрю вверху на площадке кто – то лежит. Поднялся, а это приятель твой: видел я вас вместе. Чего ж ты его выставила? Пусть и пьяный, но человек же. Замёрзнет, пол – то холодный…
Последние слова он говорил, недоумённо наблюдая, как из квартиры выбегали люди, как один из них, самый высокий, взял лежащего на руки и понёс в квартиру. Инга вопила: «Женька!» Своё любопытство Бармалей не удовлетворил — перед ним захлопнули дверь.
— Вот и делах хорошее людям! —торжественно произнёс Бармалей и отправился к жене.
—Он жив, Инга, жив. В отключке, скорее всего — под воздействием снотворного.
Пётр уложил друга на диван, снял куртку, сапоги.
Инга принесла плед.
— Он жив, папа, мама, Женечка жив!
Борис Сергеевич и Арина Васильевна стояли, обнявшись, и улыбались сквозь слёзы.
Дыхание у Жени было ровным, сердцебиение стабильным. Цвет лица вполне здоровым. Пётр, имевший помимо других, ещё и медицинское образование, хоть и среднее, подвёл итог:
— На мой взгляд, нет причин для тревог. Кончится воздействие снотворного        — проснется как миленький.
— Пожалуй, я съел бы чего – нибудь. Только сейчас понял, какой я голодный, — жалобно произнёс Борис Сергеевич.
— Давайте так,  — Пётр взял на себя бразды правления, — вы, Борис Сергеевич и Арина Васльевна,поедете сейчас домой.Вас,Арина Васильевна, я попрошу позвонить Галине Петровне и объяснить без подробностей, что  Женя с Ингой приедут к ним  не раньше полудня. У меня тоже дело одно есть. А Инга покараулит сон Женьки. Если что — звони Борису Сергеевичу, никому не открывай. Договорились?
—Договорились! — Инга благодарно улыбнулась. Она очень хотела, чтобы все ушли.
Уже в прихожей родители поцеловали её.
— С Новым годом, доченька!
— Да, спасибо! И вас! Спокойной ночи!
Пётр пожал руку Инге:
— Ангела Хранителя!
Инга закрыла дверь на все замки, приняла душ, надела свой любимый махровый халат мандаринового цвета, уселась в кресло с чашкой чая.
Женя дышал ровно, но как – то так тихо, что Инга несколько раз подходила к нему, прислушиваясь к дыханию.
«Какие у него красивые брови! И правильный нос. А уголки губ слегка изогнуты, будто он всё время пробует спрятать улыбку.
Инга поймала себя на том, что как бы рассказывает кому – то о нём.
И правда, было ощущение, что в комнате есть кто – то. Кто – то, не вызывающий страх. На обвела глазами комнату. Портрет!
— Да, бабушка, я тебе говорю о Жене. Ведь именно ты меня свела с ним. Посмотри, как он хорош!
Ей показалось, что бабушка ободряюще улыбнулась.
— Я люблю его, бабушка!
Инга вспомнила свои недавние страдания по поводу отвернувшейся от неё Фортуны, вспомнила Никиту. Ей стало смешно: «Как я могла увлечься этим слащавым маменькиным сынком? Бабуль, как? Конечно, странно, что я так легко перешла от чувств к Пете к тому, что испытываю к Жене…Ты меня осуждаешь, бабушка?»
Маргарита Павловна только улыбалась, как казалось Инге, понимающе и вдохновляюще.
Силы кончились, чай не бодрил, Инга уснула в кресле. Ей снилось лето, знойный полдень, среди золотых колосьев – васильки, ромашки, клевер. Раскинув руки, как в море, на этом поле они с Женькой. И колосья такие мягкие, как перина. Звенят стрекозы. И пахнет хлебом и…кофе. Почему кофе? Вопрос разбудил Ингу. Перед ней на столике подрумяненный хлеб и чашка кофе.
—Женя? Женя! — рванулась навстречу. Женя со стаканом сока — к ней.
Объятья, как будто не виделись век.
—Инга, погоди, я сок разолью.
Уселись на диван, рассматривая друг у друга новое в лицах: тёмные круги, но и какая – то глубина в результате пережитого.
—Ну, рассказывай! — Инге не терпелось узнать, что же произошло с Женей.
— Я начну, но тебе придётся продолжать, потому как не всё могу объяснить вразумительно. Например, как я очутился у тебя.
—Хорошо, давай ты начнёшь, а я продолжу.
Собирая события, как пазлы, более-менее восстановили картину. Она мало что прояснила и не дала ответ на основные вопросы: кто знал про карту и кто заказал это похищение.
—Понимаешь, когда этот дедок так правдоподобно стал хвататься за сердце, я рванул к дороге, а там проезжает «скорая». Они моментально остановились. Доктор был в маске, но это меня не смутило.
Женя возвращался во вчерашний день, припоминая детали.
—Когда моего пенсионера погрузили, врач попросил поехать с ними, чтобы заполнить документы какие – то. Я поехал, особо не вникая, как- то в спешке, в суете. Потом, уже в машине, врач сделал укол дедку и потом резко – мне. С этого момента я ничего не помню.
Инга поставила чашку, о которую грела руки, провела тёплой ладошкой по шершавой щеке Жени.
—Бедный! Досталось тебе!
—Брось, это вам досталось.
Пережитое на глазах становилось прошлым, убегало, унося впечатления и переживания.
—Тебе очень идёт этот халат, — Женя неумело пытался переключить разговор,— ты в нём похожа на очень аппетитный мандаринчик.
Кодовое слово было произнесено. Хором они воскликнули: «С Новым годом!»
     Чувство тревоги не исчезло, но притупилось. Никто больше не объявлялся. Стало казаться, что история с картами, портретами и похищениями – это всего лишь новогодний сон.
     Родители Инги вернулись к месту работы. Перед отъездом они поочерёдно просили Женю беречь их дочь. Женя был доволен и горд. Борис Сергеевич пообещал подключить свои ресурсы и вывести всех врагов на чистую воду.
     Приближалось Рождество Христово. Для Инги этот праздник был малопонятным. Но она видела, как воспринимают приближающееся событие  Женя и Пётр. Она даже научилась говорить не просто «Рождество», а «Рождество Христово».
То, что знали Пётр и Женя, пугало, но манило. Когда они приехали за Ингой за три дня до праздника и пригласили поехать с ними украшать храм, она была озадачена. С одной стороны, с такими дорогими её сердцу людьми        — хоть на край света. С другой — зачем ей куда – то ехать? Есть же бабушки – старушки, которых мёдом не корми — дай что – нибудь помыть, почистить и украсить в храме.
     Инга поехала. Был вечер. Мужчины начали сооружать арку из пушистых веток над входом, а женщинам было поручено украсить ёлку и вертеп, помыть полы.
     С первой частью задания справились дружно и быстро. А потом Инга вынуждена была вооружиться тряпкой и ведром. Старинные мраморные плиты  —  это вам не наборный паркет благородного дерева, который не так давно уложил в её квартире мастер с внешностью философа и соответствующим именем – Сократ.
   Инга начала тереть, испытывая некоторую степень брезгливости: чьи ноги здесь ходили? Что они принесли на своей обуви? А ей даже швабру не дали, перчатки не дали…
     Вдруг её воображение сложило из мраморного рисунка лик девочки. Рядом скорбно на неё смотрела старуха. Ингу сначала это позабавило. С детства у неё была способность видеть портреты людей в причудливых облаках, на рисунках обоев, в кроне деревьев. А этот мрамор просто изобиловал лицами. В азарте она вымыла гораздо больше, чем собиралась, «оттерев» усатого генерала, скромного юношу, толстощёкого щёголя и красавицу с насмешливо изогнутыми бровями. Инга не решилась рассказать об этом Петру и Жене. Засмеют ещё. По дороге домой Женя вздохнул:
— Знаете, сегодня подумал в храме: сколько людей приходило в него — в разное время, разного возраста, внешности. А просили примерно об одном и том же.
Перед Ингой стали «проплывать» образы, «найденные» на мраморном полу. Такие люди тоже приходили, мечтали о любви и благополучии.
— А я вот что хочу сказать. —Пётр замолчал, обдумывая, как точнее выразить мысль. —Наша жизнь так стремительно меняется в мелочах. А вот литургия – она такая века. Её слышала в храме моя пра -, пра-, прабабушка.

    Наступало Рождество Христово. Первый раз в жизни Инги. До этого было просто рождество – непонятный праздник, немного лишний после Нового года.
   Инга почувствовала волнение, которое передавалось ей от Петра и Жени. Ей хотелось понять то, что понимают они. Не всегда это удавалось, но общее настроение предстоящей радости, ожидание чуда было новым. Инга участвовала в том, что продолжительное время   было каким- то параллельным миром для неё: вечерние богослужения, литургии, и всё на ногах! Выявилось сложное восприятие запахов: ладан – хорошо, а вот старушечий запах…
   Инга кривилась, выходила на воздух, вздыхала, возвращаясь. А потом вдруг стала замечать, как подбадривающе смотрят на неё святые с икон, ей удалось понять что – то из службы, она услышала красоту пения. Этот неизвестный мир вдруг начал открываться так просто и доверчиво!
   Однако предложение Евгения пойти с ним на исповедь вызвало сначала недоумение, потом— панику. Исповедоваться? В чём? Она никого не убивала, не воровала…Хотя в третьем классе украла у Оли брошку. Глупости всё это.
    Женя оставил ей книжку об исповеди, никак не прокомментировал возражения. Только поцеловал в щёчку. Инга прочитала книжку и расплакалась: оказывается, грешна, да и ещё как! И выгородить, оправдать себя не получается. Села с ручкой и тетрадкой за журнальный столик. Почему – то сразу вспомнилось, как она была резка с родителями, нетерпелива и обидчива со всеми, как эгоистична с подружками. А зависть? Да на каждом шагу! Считала себя особенной и выдающейся, поэтому почему желаемое у кого – то, а не у неё.
А какие посты и молитвы! Об этом вообще не думала. А ложь? Легко привирала при каждом удобном случае. Вспомнились невыполненные поручения и просьбы, осуждения и просто глупые мечтания. Инга уснула над тетрадкой, исписав её почти до половины.
Вечером отправилась на исповедь, как приговорённая к смертной казни, в чёрном глухом платье, бледная, с искусанными губами.
    Отец Алексий посмотрел на неё с таким пониманием, что с сердца упал камень, загораживающий целые потоки слёз, которые незамедлительно полились из глаз. Рассказывая, перебивая сама себя, Инга уже не видела перед собой отца Алексия, она видела Того, Рождество Которого так ждала. Говорила, стыдилась, оправдывалась, укоряла себя в этом. Сколько длилась исповедь? Она не могла сказать. Когда поцеловала Крест и Евангелие и отошла от батюшки, почувствовала невесомость. Её поддержал под руку Женя:
— Поздравляю с исповедью.
—Спасибо! Ну, то есть – спаси Господи!
Инге хотелось вспомнить, когда ещё она испытывала такие чувства, как сейчас. Не вспомнила.

Мелькали за окном вытянутые в струнку ёлки и заснеженные поля. Приближалась Оптина.Всю дорогу Инга вспоминала причастие. Радость, а потом растерянность: в этот же день она соврала маме, обиделась на Женю, в конце дня вообще впала в уныние. Жене с трудом удалось её успокоить. Сейчас, по дороге в Оптину, ей хотелось поговорить об этом, но Пётр включил духовную музыку. Разговоры стихли. И вот она показалась- Оптина!
Пётр повернулся к Инге:
—Правда — красавица?
Инга кивнула. В глазах Петра было столько радости. Он возвращался Домой.
     Ощущение всего знакомого и родного возникло и у самой Инги. Наверное, под впечатлением рассказов ребят.
     Пока Инга любовалась соснами, ребята решали вопрос с размещением. Ингу поселили в гостиницу с паломницей Анастасией, девушкой неразговорчивой и довольно хмурой. Пётр взял на себя обязанности гида. Он с любовью рассказал обо всех уголках Оптиной пустыни, её истории. Им даже удалось побывать в келии преподобного Амвросия Оптинского.
     Вечер оказался тихим. Косые лучи солнца преломлялись от рыжих стволов сосен. Инга присела на поваленном стволе, прихлёбывая колодезную воду. Покой входил с каждым глотком. Хорошо!
     Стемнело. Пётр попрощался и пошёл крестным ходом с братией вокруг монастыря. Ворота закрылись.
— Может показаться, что Пётр что – то потеряла на самом деле теряем мы,       — Женя улыбнулся так, как улыбаются люди на вокзале, проводившие близкого человека туда, где ему будет хорошо. Инга только кивнула в ответ.
Она вернулась к себе в комнату с мыслями о том, как много с ней произошло за короткое время. Хотелось подумать об этом неторопливо. Но не удалось. Она застала Анастасию в слезах. Рыдания с каждой минутой усиливались.
— Что случилось? — в ответ новая волна судорожных всхлипов.
— Настя, а что стряслось? Я совершенно посторонний человек, завтра мы уедем, так почему тебе не поделиться своими горестями? Если хочешь, я тоже расскажу тебе о том, что со мной произошло за последнее время.
— Прости, не обращай внимания. Я сейчас успокоюсь и постараюсь тебе не мешать.
Есть люди, весьма симпатичные, которых рыдания уродуют невероятно. Но Насте даже шли её распухшие губы, наполненные слезами глаза. Она была такой Настенькой из сказки, которую обидела злая Баба Яга.
Инга, вероятно, смотрела на девушку с такой симпатией, что та решилась на рассказ. Она села по – турецки, вытерла пододеяльником глаза и щёки. Начала с напором:
— Я знаю, что Ваню многие считают странным. Но он хороший. И я его люблю. Даже сейчас.
Настя замолчала, а Инга потихоньку вздохнула: всё ясно — любовь – морковь, страсти – мордасти. Однако вслух ничего не сказала.
— Мы познакомились, когда у меня была практика в больнице, а он был там санитаром.
Настя уже не всхлипывала, она надолго замолкала. Ингу клонило ко сну, но неудобно было улечься в тот момент, когда человек делится сокровенным, пусть и с такими паузами.
— Иван был волонтёром в доме престарелых…
Инга вздрогнула. Дрёму как рукой сняло.
— Мне это показалось очень благородным: парень не брезгует ухаживать за стариками…Если бы я только знала тогда…
Настя опять расплакалась. Инга поняла, что пора заканчивать молчаливую тактику.
— Настя! Объясни толком, что произошло? Почему ты рыдаешь?
— Да ты пойми: Иван убил двоих: беспомощную старуху и добрейшего старика! И всё это из - за этих проклятых драгоценностей!
Настя рухнула на подушку. Рыдания возобновились с новой силой.
По спине Инги пробежал холодок. Это слишком для совпадения! Нужно ли узнавать подробности? Или это опасно? Почему – то в голове стала сама собой прокручиваться фраза: «Он слишком много знал». Посоветоваться бы с Женькой, но он в другом корпусе, да и поздно уже. Любопытство взяло верх:
— Он что же – маньяк, этот твой Иван?
—Да нет же! Он добрый и очень талантливый. Он стихи пишет.
Вот послушай:
Лист за листом –
Вечности письма,
Просто в костёр,
Просто – без смысла…
Инга вынуждена была кивнуть в подтверждение гениальности услышанного, но требовалось вернуть разговор в нужное русло.
— Я что – то не пойму: откуда у стариков драгоценности в доме престарелых?
Настя поднялась, открыла форточку. В комнату ворвался морозный воздух.
— Там жила актриса бывшая, которой поклонники когда – то дарили колье, колечки, серёжки там всякие. Она перед поселением в дом престарелых эти цацки зарыла в разных местах и составила карту. Однажды поклонник этой актрисы, который тоже жил в доме престарелых, выпил лишнего и рассказал Ване, что раз в два месяца актриса эта — он её называл «моя королева»  — давала ему чёткие указания, где искать очередную вещицу. Яков шёл и находил. Там могла быть одна серёжка, кулон или цепочка. Яков сдавал вещи в ломбард, относил своей королеве деньги, а она потом выдавала своему верному оруженосцу деньги. Он ей покупал кофе и коньяк, какую - то косметику. Коньячок доставался и ему.
Ингу охватила дрожь. Она старалась не смотреть на Настю. Сомнений не было: перед ней девушка, знающая убийцу бабушки и, возможно, похитителя Жени.
—Но как же произошло убийство? — Инга постаралась максимально равнодушно задать этот вопрос.
— Однажды Яков сказал, что догадался, где актриса хранит карту. Иван решил, что карта может быть где – то в комнате актрисы. Не могла же она так хорошо помнить все места! Он хотел просто подсыпать больше снотворного в коньяк, который купил для старухи по просьбе Якова. Он прокрался в комнату, когда был уверен, что старуха глубоко спит, но она оказалась мертва, а карты нигде не было. Тогда Ваня решил надавить на Якова, он просил его, угрожал, но Яков только плакал. Он бы выдал Ваню. Пришлось старика тоже убить. Ваня не хотел…
Настя запнулась и зарыдала, вскрикивая сквозь слёзы:
—А что? Ну что ему оставалось делать? Яков бы обязательно его сдал.

Вдруг она села на кровати, вытерла слёзы. В её голосе появилась сталь:
—Ты…Ты же не сдашь Ваню?!
Инга присела рядом с Настей:
—Успокойся! Кого и как я, по- твоему, могу сдать? Я знаю только ваши имена. Да и имя «Ваня», ты, скорее всего, придумала на ходу. Ведь так?
Настя кивнула. Когда злые искорки в её глазах погасли, Инга спросила:
— А в Оптину ты для чего приехала?
—Ну, помолиться за своего парня и за нашу любовь. Тем более, что у нас завтра встреча в Козельске.
Настя опять запнулась, поняв, что сказала лишнее.
— Молитва всем нужна, ты молодец.
Настя кивнула, улеглась, укрылась поплотней.
—Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, Настя!
Но таковой вряд ли стоит ждать.
Кровати были двухъярусные, при свободном нижнем Инга предпочла забраться на второй ярус.
— С детства люблю верхние полки,  — больше для себя произнесла Инга, потому что Настя уже посапывала. Однако любительница верхних полок всю ночь повторяла про себя «Отче наш», поглядывая на безмятежно спящую соседку. Но потом сон сморил её. И к пяти утра Инга обнаружила, что ни Насти, ни её вещей нет. Проспала!
Женя ждал Ингу у монастырских ворот.
—Доброе утро! Как спала? Сладко?
— Не совсем.
Инга кратко рассказала о своём ночном происшествии.
—Женя! Что делать? Надо ехать в Козельск — искать эту парочку.
Женя перекрестился и спокойно произнёс:
— Так, Инга, мы идём сейчас на службу, а там  — как Бог управит.
Служба показалась Инге бесконечной. Сначала она пыталась развлечь себя рассматриванием сводов храма, потом начала дремать.
— Как долго! Мы тут стоим, а Настя со своим Ваней уезжают из Козельска. Мы никогда не найдём убийцу бабушки!
Инга роптала, она не могла сосредоточится на молитве. Вышла на морозный воздух. Ангел на шпиле ободряюще блеснул Инге: «Крепись!». Она вернулась, и служба стала постепенно захватывать её. Пытаясь понять смысл молитвенных слов, она сосредотачивалась на внутреннем ощущении.           Конечно, мысли кочевали от оценки качества палантина рядом стоящей девушки до зависти к рыхлой тётке, сидящей на складном стульчике в уютном уголочке. Приходилось собирать волю в кулак. Это было непривычно и трудно.
    После службы ей хотелось ещё постоять в храме, хотя ноги гудели с непривычки. Было ощущение, что ещё немного и она поймёт что – то важное. Но потом Инга вспомнила про Настю, бросилась искать Женю. Он ждал её на крыльце.
—Инга, сейчас будет экскурсия. Тут приехали паломники — педагоги с юга. Давай послушаем!
—Женя, но мы тогда не найдём...
 Инга замолчала — начиналась экскурсия.
Болезненного вида экскурсовод совершенно преобразилась с первых слов. Она говорила об истории монастыря, о старцах. Было ощущение, что она делится тем, что видела сама, свидетельницей чего становилась не раз.
Мурашки побежали по спине Инги, когда она слушала о новомучениках оптинских — монахах, убитых в 1993 году на светлый праздник Пасхи. Ведь это не стародавние времена! Как близко это  — страдания, принятые за Христа.
Мысли путались в голове Инги, когда она вошла в часовню, где покоились убиенные монахи. Инга взглянула на Женю. Огоньки свеч отразились в слезах, наполнявших глаза. Ком, подкатившийся к горлу, никак не поглатывался. Вдруг в часовенку залетела какая – то птичка. Она сделала круг и вылетела. Почему – то Инга улыбнулась и успокоилась.
Возле звонницы, где убили двух монахов, Инга вцепилась в рукав Жени:
— Ты мне расскажешь о них подробнее? Да?
—Конечно! И книгу дам почитать – «Пасха красная» называется, Нины Павловой. И стихи отца Василия…
К воротам их пришёл проводить Пётр. Из его глаз почти ушла тяжёлая тревога. Они лучились любовью.
Попрощались просто, без лишних слов и эмоций. Пётр развернулся и пошёл скорой походкой туда, где теперь его Дом.
Инга и Женя уже без боли и сожаления проводили его взглядом. Сборы в гостинице не заняли много времени.
Выехали. Запечатлели взглядом заснеженный монастырь.
— Мы же вернёмся сюда ещё? —то ли спросила, то ли пообещала Инга.
— Конечно! — уверенно произнёс Женя.
—Мы едем в Козельск?
— Мы едем домой.
—А Ваня? Настя?
—Инга, мы едем домой. Никого мы сейчас не найдём в Козельске. Укутайся, в машине холодно ещё.
Инга завернулась в тёплый палантин. Женя поплотнее надел шапку, обернул вокруг шеи шарф. Он повернул машину вправо, но почти тут же притормозил. Голосовала совершенно замерзшая парочка. Они тоже были закутаны в шарфы.
—Не останавливайся, Женя, мало ли кто шатается по дорогам!
Но нежданные попутчики уже усаживались на заднее сидение, произнося слова благодарности осипшими голосами.
Инга даже не повернулась к ним. Она обиделась: Женя что, совершенно не желает прислушиваться к её советам и просьбам?
Между тем попутчики завели с Женей вялый разговор о погоде, о том, что они всё утро не могли уехать и уже потеряли всякую надежду. Слышно было, как девушка растирает замёрзшие ладошки и коленки.
Не желая разговаривать, Инга плотнее завернулась в палантин и задремала.
Женя улыбнулся. Вообще – то у них была договорённость: когда Инга садится с ним впереди, то развлекает его, олицетворяет собой бодрость и оптимизм. Но сейчас на душе у Жени было так спокойно, что даже такая демонстративная обидчивость его не задела.
— Капризулька, спи, ладно. Намаялась ночью, — подумал Женя.
 Взглянул на нежданных пассажиров. Девушка прижалась к молодому человеку и тоже задремала. Да и тот посапывал, уткнувшись носом в шарф.
—Вот сонное царство! — Женя вздохнул и стал читать про себя молитвы.
Хорошо, что туманная изморось постепенно рассеивалась. Лучи солнца, особенно румяные зимой, прогоняли внутреннюю тревогу.
Инга проснулась от радостной картины утра. Вокруг всё было и белое, и зелёное, и розово – золотое. Она невольно улыбнулась Жене, потом нахмурилась, вспомнив, что злится на него.
Он усмехнулся, снял шапку и шарф:
— Убери в пакет — жарко.
Инга выполнила просьбу с добавлением нервного аккорда, но потом вновь улыбнулась и Жене, и утру.
—Не сердись на меня!
— А я и не сержусь.
Сзади раздался шорох. Инга взглянула на путешественников и ахнула: на заднем сидении просыпались…Настя и, скорее всего, её Ваня.
Инга развернулась к дороге и ещё плотнее завернулась в палантин. Женя улыбнулся:
—Ты не заболела? В машине же уже тепло…
Инга вращала глазами, пытаясь мимикой передать ту новость, которая только что обрушилась на неё.
— Что с тобой, дорогая?
Женя пытался сосредоточиться на трассе, где движение заметно активизировалось. Собственно, как и пассажиры заднего сидения. Женя взглянул на них и остолбенел: парень, сидящий сзади — тот самый «врач» из «скорой», в которой ему делали инъекцию. Он нажал на тормоза. Это же они        — Настя и этот…Ваня...
Настала очередь и Ване узнать похищенного. Он резко открыл дверцу, пытаясь бежать. Женя бросился за ним. Ваня лавировал между машинами. Женя не рискнул догонять его, опасаясь за Ингу.
Скрежет металла и крик. Потом оглушающая тишина. И душераздирающий вопль: «Ваня!»
Потом «скорая», «полиция», протоколы и ожидание. Инга и Женя сотрудникам полиции ничего не рассказали о том, почему случайный пассажир так странно себя повёл. Настя тоже ничего вразумительного сказать не могла, она только рыдала без остановки. Спустя час Вани не стало. Инга и Женя поймали себя на том, что искренне сожалеют об этом. Никакого мстительного чувства. Хорошо, что так. Настя не хотела их видеть. Ею занялись врачи — она находилась на грани нервного срыва.
Продолжили путь под вечер.
—Что это было? А, Женечка? Что? Почему мы стали свидетелями этого? Почему мне не легче, а тяжелее? Он же двоих убил! Он убил мою бабушку! Почему мне его жалко?
—Потому что умер человек, который так и не покаялся в грехах…—
Женя запнулся и замолчал.—Вот Петька бы объяснил нормально, а   у меня это не очень выходит.
Инга тихонько плакала. Она думала о Насте, о том, что будет с ней дальше.
Звонок мобильного телефона, отключённого до этого дня, показался каким – то нереальным.
Звонил папа.
—Ну что, путешественники, вы уже возвращаетесь?
—Да, папа. А ты где?
—Я дома, то есть прилетел вчера. У меня много новостей. Я тут такого нарыл в прямом и переносном смысле.
—Это хорошо! У нас тоже есть что рассказать, — Инга горестно вздохнула,        — до встречи!
Вот и родные пенаты! В лифте, несмотря на раздражающий запах лаванды, Инге приятно было прижаться к груди Жени. Он легко коснулся губами её губ.
—Мой!  — радостно сказала себе Инга,  — мой любимый.
Вот и дом. Ёлка! Ещё вполне задорная!
— Ингуша, я быстро домой, покажусь, закину вещи и к тебе. Когда заседание штаба?
Инга улыбнулась:
— Сверим часы. Ровно в 21.00 прибыть без опозданий.
У Инги два часа, чтобы привести себя и квартиру в порядок. Ревизия холодильника показала, что есть всё необходимое для горячих бутербродов.
Ровно в 21.00 явившихся на место сбора Женю и Бориса Сергеевича ждал отличный кофе и горячие бутерброды. А сама хозяйка в шоколадного цвета брючках и персиковом свитерочке  со свежевымытыми каштановыми волосами была само очарование.
Оба рыцаря одобрительно крякнули.
Борис Сергеевич более не мог хранить интригу. Не допив кофе, он приступил к повествованию:
— Итак, дорогие мои! Я и мой друг Шурик, в другой версии – Сан Саныч,которого хорошо знает Инга(в подтверждение Инга кивнула – ещё бы – забыть дядю Сашу невозможно!),в прошлом – уважаемого представителя ныне исчезнувшей милиции, откопали  в соответствии с картой все имеющиеся сокровища,все,которые были.Некоторые,возможно,забрали раньше. Особой ценности они не представляют, но есть занятные вещицы, я покажу потом. Интереснее другое: Шурик с помощью своих связей «откопал» ниточки, ведущие к твоим похитителям, дорогой Евгений. Как я и думал, — Борис Сергеевич сделал значительную паузу, — все ниточки вели в ломбард. Его владелец, некий Перельман Семён Моисеевич, ныне экстренно уехавший за границу, имел молодого помощника. Его звали Иван. Этот Иван, по мнению Шурика, убил маму… — Борис Сергеевич запнулся. — Он причастен и к Вашему, Женя, похищению. Но и он, скорее всего, уехал с Перельманом.Воообще – то он как в воду канул. Но Перельмана удалось найти. Через него мы и этого типа найдём.
Инге и Жене не терпелось рассказать о своём приключении. Борис Сергеевич взволнованно произнёс:
— Вы представляете? Это же невероятно! Такое стечение обстоятельств! Ну надо же!
Женя попытался восстановить картину:
— Итак, как я понимаю, Иван выполнял какие – то мелкие поручения Перельмана. Он узнал от Якова про актрису и карту, да и Перельман подтвердил, что Яков регулярно приносит неплохие побрякушки на продажу. Оба они — Перельман и Иван — решили, что основные драгоценности до сих пор где – то зарыты. Главной задачей стала добыча карты. Иван устроился в дом престарелых. Беглый обыск комнаты результатов не дал. Тогда Иван решил посмотреть более тщательно комнату. Перельман дал ему снотворное (которое оказывалось ядом). Иван добавил его в коньяк. Актриса умерла, но карту они так и не нашли. Маргарита обладала хорошей памятью, она заранее спрятала две карты в портрете, а Якову рассказала такую историю с картой и кладами для красного словца. Перельман получил возможность держать Ваню на коротком поводке: мол, если  что – сообщу куда следует. Ваня надеялся надавить на Якова и всё от него узнать. Тот ничего не сказал, да и что он мог сказать? Он же ничего не знал! Иван его убил, боясь, что Яков его сдаст. А потом этим двоим стало известно, что у бабушки есть родня. Думаю, они вели наблюдение. Они узнали, что Вы, Борис Сергеевич, получили какие – то документы от актрисы. Наши бандиты решили, что карта там.  Когда я начал ходить по следам шахматиста Якова, Перельман взволновался. Он выдал себя за одного из игравших с Яковом. Далее, надо полагать, Настя договорилась с одной из «скорых» забрать из парка больного старика. В роли врача – Иван. Далее меня вырубили, куда – то поместили на время – совсем ничего не помню, где был. Шантажировали вас. И вот карта в руках у Перельмана. Возможно, он угрожал Ивану, что тот срочно уехал и спрятался у знакомых в Козельске. К нему выехала Настя. А Перельман, воспользовавшись картой, понял, что его провели. Но уже запахло жареным, поэтому он спешно рванул за границу. Примерно такая картина.
Инга с Борисом Сергеевичем слушали Женю так, будто он рассказывал историю, не имеющую к ним непосредственного отношения. Они сидели, одинаково подперев голову рукой.
—Да, скорее всего, так оно и было! — Борис Сергеевич приобнял дочь,         —Да! События!
Он поднялся, слегка потирая поясницу:
—Я через минуту.
Женя тоже вскочил:
—Я сейчас.
—Куда же вы?
Инга взглянула на портрет бабушки:
—Да, бабушка! Вот такие дела творятся! Ты и жизнь нескучно прожила, и сейчас видишь, как всё закрутила!
Вернулся папа, в руках небольшая шкатулка.
—Вот они, доченька, драгоценности.
Инга открыла крышку. Довольно милые вещички: объёмный перстень с александритом, одна серёжка   с кроваво блестящим рубином, тяжёлая подвеска с изображением Нефертити, браслет, серёжки с жемчугом, массивная цепь, серёжка с небольшим бриллиантом, изящная заколка для волос, изукрашенная изумрудами.
Инга закрыла крышку.
—Знаешь, папа. Это, конечно, здорово — память о бабушке, но как – то страшно прикасаться к этим вещам. Люди погибли из-за них…
Она вздохнула. Борис Сергеевич коснулся её плеча. Женя присел перед ней на корточки.
— А у меня для тебя тоже шкатулочка.
— Что? И ты заделался кладоискателем?
Женя положил на ладонь Инги бархатную коробочку.
Он поднялся, принял торжественный вид.
—Борис Сергеевич! Возможно, сейчас не самый подходящий момент, но я прошу руки Вашей дочери.
Инга любовалась изящным колечком:
—Папа, соглашайся, — она улыбнулась, глядя на его растерянный вид, надела колечко.
—Так как, папа?
— Я согласен! Ой, я не так как - то говорю. Вы меня запутали. Совет да любовь! Горько! Ой, это рано, наверное.
Все рассмеялись.
Женя подвёл итог:
—Значит, Вы отдаёте Ингу за меня?
—Да, если она тебя любит.
—Ты любишь меня, Инга?
—Да! И учитывай (Инга взглянула на шкатулку) — я теперь невеста с приданым.
—Ты выйдешь за меня замуж?
—Давать полный ответ? Да! Я выйду за тебя замуж!
Инга никогда не думала, что такие слова она будет произносить, борясь с приступами хохота. Они обнялись с Женей, продолжая смеяться.
Борис Сергеевич даже нахмурился:
—Дети! Такой серьёзный момент, а вы ведёте себя, как дети! Всё вашим мамам расскажу!
Тут Инга с Женей повалились на диван, хохоча с удвоенной силой.
В этом смехе было всё: радость от взаимного чувства, освобождение от тягостного ощущения опасности, которое висело над ними дамокловым мечом.
— Смех без причины – признак дурачины! — очень строго и серьёзно произнёс Борис Сергеевич, а потом принялся хохотать ещё громче детей.
Вот и кончились Рождественские праздники. Инга, собираясь на работу, вспомнила о своей вере в Фортуну и улыбнулась. Перед выходом из дома прочитала молитву и перекрестилась. Всё слава Богу! Все минуты и секунды бесценны, каждую люблю и принимаю. А где -то в монастыре за всех нас молится Пётр. Вечером после работы они с Женей пойдут на званый ужин к Галине Петровне и Марине Николаевне по случаю помолвки. Кстати, Женя рассказал, что к маме всё чаще захаживает на чай сосед дядя Юра, очень хороший человек.
Летом приедут родители, и тогда можно будет отгулять красивущую свадьбу. И повенчаться. А ещё у них будут дети. А всё остальное – текущие дела.
— Так ведь, бабушка? — Инга взглянула на портрет и подмигнула, прежде чем закрыть дверь.