Проснувшись от звона будильника, Рудаковский с такой резвостью вскочил с постели, что немного не рассчитав траекторию своих движений, чуть не зацепил головой висевшую над его кроватью книжную полку.
Пошарив рукой по прикроватному столику в поисках своих очков, которые то и дело терял в силу собственной рассеянности, парень покинул свое лежбище, принявшись торопливо одеваться. До начала занятий времени оставалось предостаточно, но все равно надо было поторапливаться. Ведь с этого дня ему приходилось добираться теперь до больницы не на велосипеде, как раньше, а на общественном транспорте, на который он не всегда успевал.
Очутившись через полчаса сборов на остановке, не раздумывая, Рудаковский вскочил в первый проезжавший мимо автобус, убедившись, что выбрал верный маршрут. И едва набитый пассажирами транспорт сдвинулся с места, ухватившись за ближайший поручень, Вовка тотчас устремился мыслями к незнакомцу, которого встретил недавно на кладбище, раздумывая, как скоро выполнить его просьбу, не привлекая к себе нежелательное внимание очевидцев.
Через двадцать минут перед взором парня замаячил светлый корпус застекленного хирургического центра, куда ему посчастливилось проникнуть, чудом не застряв по пути в дверном проеме.
— Вик, иди ко мне! Думаю, мы поместимся с тобой на одном стуле, — подзывая к себе белокурую одногруппницу, с которой уже успел познакомиться поближе, Анатолий Смертин похлопал себя по коленке, приглашая девушку пересесть к нему.
— А что дальше будет, Толь?! — равнодушно бросила она, тут же охотно перебираясь к нему на колени.
Каждая встреча этих двоих перед началом занятий начиналась обычно с такого вот «обмена любезностями», к чему группа успела привыкнуть, стараясь не обращать внимание на воркование влюбленных.
— Этот Гордеев просто козел, по-другому не скажешь, — возмущался Фролов, проведя очередную бессонную ночь на дежурстве.
Вернувшись домой в четыре часа утра, он собирался прилечь отдохнуть, да не тут-то было. Приехав погостить к своей дочери, теща набросилась на него с выговором, стоило ему переступить порог кухни. Итого, на сон пришлось потратить сорок минут, что в его случае выглядело почти достижением, ведь раньше он мог не спать неделями, и ничего, держался. Не совсем бодрячком, но вполне осознавал окружающую его реальность.
— Согласен, — кивнул Новиков, усаживаясь рядом. — Нам дали в качестве куратора какого-то агрессивного и совершенно асоциального типа!
— Тогда пусть другого дадут! — предложила Маша.
— Кого? — возмутился он, не видя на его место другой кандидатуры. — Если мы при Гордееве ничего не знаем, то с таким как Степанюга тем более ничего не будем знать!
— И все-таки, я думаю, нам надо добиться замены куратора, — настояла на своем Шостко, обычно редко поддерживая инициативу свои одногруппников и предпочитая больше диктовать им свои условия на правах старосты. — Я могу создать петицию, а вы все её подпишите! Идет?
— Ага! Вот возьмут и заменят! — огрызнулся Новиков, считая её идею пропащей.
— Ты хочешь, чтобы Гордеев у нас практику до конца года вел? — возразил Фролов.
— Действительно, и конце каждого занятия мы ещё будем вынуждены аплодировать ему за потраченное на нас время, — напомнил им Глеб о капризном требовании «светилы», которому обычной благодарности практикантов было мало. — Мы разве в кабаре каком-то находимся, а он артист? За что мы должны поощрять его бурными аплодисментами? По-моему, это переходит уже все границы…
— Мне это тоже показалось странным, — согласился с ним Новиков. — Действительно, почему мы должны ему аплодировать? По-моему, этот Гордеев слишком о себе возомнил! Я обеими руками и ногами за создание петиции! Кто со мной?
Стремительно врываясь в аудиторию, опоздавшая Валерия Чехова застала своих одногруппников за обсуждением непростой личности руководителя практики, и, обрадовавшись тому, что она почти успела на занятия, пропустив мимо ушей все, что они говорили о Гордееве, поспешила занять свое место. В этот раз её выбор пал на табуретку, где обычно сидел Рудаковского.
— Эй, осторожнее! — осадил её Глеб, вырывая у неё из рук табуретку, на чью поверхность он предварительно нанес немного клея-герметика, и подсовывая ей взамен другую.
— А с этой что не так? — осведомилась Валерия, не понимая, почему он так печется о ней, когда ранее за ним ничего подобного не наблюдалось.
— Там ножка отваливается, — наигранно вежливым тоном добавил Глеб, уводя её внимание от истинной причины его неожиданной заботы.
Не хватало ещё, чтобы Чехова приклеилась к сидению этой табуретки, когда «светило» вызовет её отвечать на поставленный вопрос по теме занятия!
— Нет, ну если ты так хочешь, мы можем поставить твою табуретку Гордееву, — предложил ей сводный братец, кивая в сторону стола, за которым любил восседать «светило» отечественной хирургии.
— Не думаю, что это подходящая идея, — еле слышно отозвалась она, заранее представляя себе падающего на пол и оглашающего все вокруг благим матом грозного куратора.
Тогда он точно откажется от их группы. Даже петиции никакой создавать не придется. А что касается зачета… Его уж им тогда точно не видать. А Глеб, кажись, только рад усугубить ситуацию, лишь бы насолить руководителю практики. Вообще-то она с ним не разговаривала, но сегодня он, на удивление, вел себя хорошо, не обзывая её «занудой» как обычно и не пародируя украдкой её унылое выражение лица перед остальными. Даже табуретку ей подал, поинтересовавшись, удобно ли на ней сидеть?! Только чем была вызвана столь подозрительная обходительность, о том она пока не имела представления, уверенная, что он снова задумал очередную глупость. И очень скоро все убедятся в этом лично. Осталось просто дождаться удобного момента.
Гордеев появился в аудитории спустя полчаса от начала занятий.
«Я пришел «приблизительно» как и обещал» — с легким пренебрежения отчитался он сначала перед начальством, потом перед студентами, именно так объясняя причину своего опоздания, развязно устраиваясь за столом.
Накануне он тоже провел бессонную ночь, только причиной его недосыпа стал неприятный разговор с бывшей женой, требовавшей от него срочного возвращения в Москву. В случае отказа она грозилась приехать за ним сюда и насовсем забрать его из провинциальной больницы. Не на шутку разволновавшись тогда, мужчина напрочь забыл о занятиях. Так что если бы не утреннее напоминание Ковалец, с которой он чисто случайно столкнулся в кабинете, куда зашел выпить кофе в дружеской обстановке, не особо спеша на работу, на занятия бы он так и не пришел.
Окинув взглядом аудиторию и тут же впадая в какой-то ступор, он попытался восстановить в памяти фамилии практикантов. Все оказалось безрезультатно. После ссоры с женой у него в голове все перепуталось. Поэтому продолжая взирать на молодежь так, словно видел их впервые, мужчина очнулся, когда в аудиторию влетел ещё один практикант, которому уже не мог сделать замечание относительно опоздания, потому что сам опоздал. Присмотревшись к нему повнимательней, Гордеев тотчас поинтересовался его состоянием:
— Доктор Рудаковский, с вами все в порядке? Вы как-то странно выглядите…
— А можно я покину аудиторию? — приземляясь на предупредительно протянутую ему Глебом табуретку, проблеял тот, запыхавшись от быстрого бега.
— Почему? А у вас что, электричка? — насмешливо бросил «светило», с важным видом скрещивая на груди руки. — Занятие ещё не закончилось. Точнее оно даже не началось, а вы уже хотите, чтобы я вас куда-то там отпустил…
— И все же, Александр Николаевич… Я могу выйти?! — не отставал от него Рудаковский, только что вспомнив о чем-то важном, что не давало ему покоя всю дорогу.
— Конечно. Я же не совсем зверь, — отозвался Гордеев, и тут же бегло глянув на свои наручные часы, иронично добавил: — Доктор Рудаковский, у вас девять секунд.
Слегка опешив от его условий, Воква уставился на руководителя практики как на полоумного. Он сомневался, что этого времени ему хватит, чтобы съездить на кладбище, отдать незнакомцу подпилок с едой и вернуться обратно в больницу. Однако раз сам Гордеев предоставлял ему возможность уйти пораньше с занятий, глупо было от всего этого отказываться! Особенно теперь.
Наспех сунув папку с конспектами в расстегнутый рюкзак, парень хотел резко подорваться со стула, чтобы броситься прочь, но в следующий момент произошло «неожиданное».
Его брюки приклеились к сидению табуретки, и резко поднимаясь с места, он подскочил вместе с ней. Клей-герметик моментально вцепился в его брюки, не оставляя ни малейшего шанса на спасение. При виде этой картины по аудитории прокатилась волна оглушительного хохота.
— Приумножая знания — приумножаешь скорбь, — хмыкнул Глеб, провожая ошалелого одногруппника взглядом до двери.
— Да пошли вы! — громко выругался Рудаковский, который смирившись с тем, что так просто отодрать от своих брюк табуретку эту вряд ли получится, так и поплелся с ней к выходу из аудитории в сопровождении удивленного взгляда «светилы».
В конце концов, ему надо было от неё как-то избавиться. Он не мог предстать в таком виде перед незнакомцем. Тот мог неправильно истолковать увиденное. С другой стороны, с этой тарубеткой под задницей было удобно разъезжать в маршрутках в час пик, и в случае чего он мог всегда посидеть на ней на кладбище, пока незнакомец будет разбирать его пакеты, ища среди продуктов тот самый подпилок и примеривая его к цепи на ноге, чтобы не садиться на чужую могилу.
— Н-да… — протянул Гордеев, провожая практиканта растерянным взглядом.
Он всякое повидал на своем веку, но такое видел впервые. У него даже не нашлось подходящих слов, чтобы прокомментировать данную ситуацию, посоветовав студенту обратиться к старшей медсестре:
— Тертель Галина Алексеевна — женщина добрая и отзывчивая. Отрежет, что надо, и зачистит. Словом, поможет высвободиться вам из добровольного «плена», куда посадил вас кто-то из одногруппников.
Едва дверь за Рудаковским закрылась, мужчина окинул аудиторию неодобрительным взглядом, ища зачинщика данного инцидента. Но все было тщетно. Никто из присутствующих почему-то не спешил признаваться в содеянном, считая подобные розыгрыши нормой дела.
Устроившись у Толика на коленях и обвив его шею рукой, Алькович так и просидела с ним до конца занятий на одной табуретке. Погруженный в свои думы, Гордеев даже не обратил на это внимание.
— Не забывайте, что завтра вы посетите своих первых больных, — предупредил он практикантов, заканчивая на такой ноте свою очередную лекцию, — но до конца дня вам надо будет сдать мне опросные листы, (разумеется, не пустые), и постараться запомнить… хотя бы их фамилии. Я уже не говорю про диагноз и прочее.
***
Ещё долго пребывая под впечатлением пережитого им накануне на кладбище, Рудаковскому всю ночь снился загадочный незнакомец, угрожавший прирезать его, ежели он не принесет ему подпилок и «жратву», как обещал. Так что едва на горизонте подмосковного городка показались первые лучи солнца, провалявшись без сна до шести утра, немного позже он прокрался на цыпочках в отцовский гараж и отыскав среди всевозможного барахла тот самый подпилок, побежал потом на кухню собирать харчи для беглого ЗК, намереваясь принести ему все это по окончанию занятий.
От одной мысли, что ради собственной безопасности ему придется порядочно потратиться на этого бандита, лишь бы тот оставил в покое его самого и его семью, у парня душа была не на месте. И опасаясь, как бы мать раньше времени не заподозрила неладное, затариваясь едой из холодильника, Рудаковский нагрузил такие пакеты, будто собирался с ними не на кладбище идти, а как минимум отправить незнакомца в кругосветную командировку вокруг Антарктики как если бы тот был новым капитаном Татариновым из одноименного романа Вениамина Каверина.
Для полного счастья не хватало упаковать для него в отдельный пакет упряжку с тройкой хаски и лодку из тюленьей шкуры.
Но, крайней мере, такого количества еды, которого он тогда набрал с обой, выгрузив чуть ли все продукты из холодильника, должно было хватить незнакомцу на тот период времени, которое он мог потратить на распиливание железной цепи на ноге, дабы раз и навсегда избавить себя от сдерживающих его движения оков. Самому Рудаковскому было даже страшно себе представить, на какие ещё проступки его можно было сподвигнуть, предварительно запугав и принудив к молчанию.
И когда со сборами на кладбище было покончено, покосившись на пустые полки холодильника в надежде наткнуться там на что-нибудь ещё, Вовка как раз собирался его закрыть и уйти прочь, когда его глаз наткнулся на какой-то сверток, заботливо спрятанный его матерью в нижнем углу.
Поддавшись порыву собственного любопытства, он потянулся за ним, обнаружил в пакете кусок свежего окорока, упакованного в дорогую бумагу, а также бутылку коньяка, стоимостью нескольких зарплат его отца. Захватив с собой ещё и эти дары, после чего посчитав свою «миссию» частично выполненной, он выбрался с этими пакетами на улицу, а там, добравшись с ними до больницы, по окончанию занятий отправился на кладбище, не посчитав за нужное оповестить о своих планах ни Чехову, ни лучшего друга Вадика Левицкого.
Немало пугал Рудаковского и некий Емельянов, о котором неоднократно отзывался незнакомец, угрожая дерзкой расправой в случае его отказа выполнять обещанное.
На его штаны косились все, кому не лень, но парню до внимания этих людей не было никакого дела. Покрепче сжимая в руках пакеты, в одном из которых лежал подпилок, он молил Провидение, чтобы эта горе-поездка закончилась как можно скорее, и он вернулся бы домой живым, и желательно нигде не поврежденным.
Перед входом на кладбище его встретил плотный туман, так что продвигаясь вперед, чтобы свидеться наконец-то с незнакомцем и отдать ему харчи, Рудаковскому временами казалось, будто это не он идет навстречу деревьям и надгробьям, а они сами выбегают к нему, встречая его как своего долгожданного гостя.
Через некоторое время от быстрой ходьбы у парня перехватило дыхание, и останавливаясь на пару минут, чтобы перевести свой дух, он присел на одну из могил, покрытую утренней росой. На мгновение ему показалось, будто он снова потерялся, ощутив себя неспособным отыскать то самое надгробье, где накануне пресекся с таинственным бандитом. Поэтому чтобы лишний раз не нагнетать обстановку, отставив в сторону эмоции, он постарался вспомнить, как хотя бы выглядело это место, поросшее всюду мхом. Но чем дольше тянул он время, рассевшись с пакетами у чужой могилы, тем больше начинало ему казаться, что никакого незнакомца не существовало в помине, а все, что произошло с ним ранее на кладбище — являлось всего лишь плодом его разгулявшейся фантазии.
Потеряв всякую надежду дождаться незнакомца и передать ему обещанные подпилок с едой, от одной мысли, что все эти пакеты придется тащить теперь обратно и раскладывать продукты по полкам пустого холодильника на глазах у заподозрившей неладное матери, Вовке до такой степени сделалось дурно, что будучи не в состоянии таскать с собой повсюду это добро, он был готов отдать съестные припасы бомжам или дворовым собакам, лишь бы не надрывать свой хрупкий позвоночник.
Порядочно отдохнув, ему удалось наконец-то разобраться с собственными мыслями, и продолжая прислушиваться к звукам, которые издавала кукушка, приземлившись на одну из веток ивы, Рудаковский внезапно поднялся с могилы и побрел по кладбищенской тропе наугад, пока ему не посчастливилось наткнуться на надгробье с фамилией «Наибадзе», вокруг которой бродил уже знакомый ему потрепанный мужчина, волоча за собою цепь, прикованную к ноге.
Узнав в нем незнакомца, парень приблизился к нему на сколько позволяла совесть, не решаясь его окликнуть. Впрочем, через пару секунд в этом бесполезном жесте вежливости уже не было никакой необходимости.
Обернувшись на звук шороха, мужчина бросил в его сторону такой свирепый взгляд, что у Рудаковского на миг вся душа ушла в пятки. Отчитав парня за опоздание, незнакомец забрал у него пакеты с едой, и довольно скоро вытащив оттуда бутылку с коньяком, перевел взгляд на поблескивающую в лучах февральского солнца этикетку.
— Что здесь? — осведомился он у своего безмолвного собеседника, тут же поворачиваясь к нему.
— Дагестанский коньяк, — проронил Рудаковский, с трудом выкарабкавшись из внезапно охватившего его состояния оцепенения.
Нахмурившись, мужчина снова порылся в пакете, вытаскивая оттуда запеченный окорок. Опомнившись, Вовка пошарил по карманам своей куртки, где лежал обещанный подпилок, который тут же передал в безвозмездное пользование своему новому знакомому. Выхватив эту железяку у него из рук, мужчина закинул её в карман уже собственной куртки, после чего откупорив бутылку, торопливо отхлебнул из неё коньяк, прокряхтев в ответ:
— А он, знаешь… Неплох.
Его так трясло, что закусив горлышко бутылки, он чуть не отгрыз его вместе с крышкой. Ничего не ответив, Рудаковский как завороженный следил за каждым движением незнакомца, не в состоянии оторваться от столь невиданного им ранее зрелища. Он был рад, что дагестанский коньяк пришелся этому типу по вкусу, и пакеты с едой теперь тоже не придется выбрасывать. Изрядно проголодавшись, мужчина ел подобному дикому животному, у которого вот-вот отберут еду.
— Здесь очень нездоровое место, — собравшись с духом, отозвался наконец Вовка, слегка поежившись. — Вам наверное всю ночь пришлось прождать меня на могиле… В такую сырую погоду ничего не стоит схватить простуду.
— Ну, думаю, к тому времени, когда она меня настигнет, я успею хорошенько подзакусить, — неопределенно бросил незнакомец, отгрызая кусок от окорока и тут же запивая эту снедь коньяком, когда с подозрением уставившись куда-то в туман, неожиданно вздрогнул, к чему-то прислушиваясь.
— А ему вы ничего не оставите? — после некоторого колебания поинтересовался у него Рудаковский, напомним типу про обещанного друга.
— Ему — это кому? — уточнил незнакомец, перестав жевать.
— Емельянову.
— Ах, вот ты о чем! — грубовато захохотал тот, и тут же отрицательно кивая. — Нет, в таких харчах, что ты принес мне, он не нуждается.
На соседней могиле вдруг что-то заскрекотало, (то филин, то ли гагара), после чего взвившись вверх, невидимая птица улетела прочь, нарушив зловещую тишину взмахом своих крыльев.
— Послушай, а ты случайно меня не обманул? — повернувшись к Рудаковскому, поинтересовался у него бандит, интуитивно почувствовав какую-то подставу. — Точно с собою никого не привел?
— Нет, нет, что вы! — парень поспешил заверить его в обратном, но какими убедительными не казались, на первый взгляд, его аргументы, не любивший, когда его держали за идиота, незнакомец ему так и не поверил.
— Точно никого не просил идти за тобой следом? А ну-ка, отвечай!
Рудаковский отрицательно закивал в ответ, таращась на него во всю.
— Ладно, — отмахнулся от него незнакомец, подбираясь ко второму пакету с едой. — Будем считать, что ты мне не соврал. В противном случае тебе не жить.
Не придав особого значения его словам, Вовка уставился на ветхий наряд этого типа. И только сейчас обнаружив на его руках следы ожогов, посчитал за нужное поинтересоваться причиной их происхождения.
Не став скрывать от него факт свершившихся над ним пыток, которыми подвергли его люди какой-то женщины, он рассказал в подробностях, как вбивали ему в руки гвозди, прикладывая к определенным участкам его тела раскаленную кочергу с целью получить от него важную информацию.
Не выдержав болевого шока, он быстро впал в беспамятство, а когда очнулся, то вокруг него было кладбище, куда привезли его типы, задумав заживо похоронить в наспех вырытой могиле. А в итоге приковали к кладбищенскому надгробью, попросив охранника периодически подкармливать его хлебом и водой, пока тот не сдохнет.
Теперь у него была одна цель. Освободить свою ногу и за все отомстить злоумышленникам. Такие вещи спускать он не собирался, сам пребывая в шоке с того, что ему удалось перенести над собой подобные издевательства и выжить.
С удивлением покосившись на него, Рудаковский ничего ему не сказал, но с этого момента его не оставляло ощущение, что передавая в руки незнакомцу подпилок, он тем самым открыл своеобразный ящик Пандоры, захлопнуть который потом будет непросто. Одним словом, его жизнь и жизнь его близких превращалась в сущее «веселье», и он никак не мог этому воспрепятствовать.
Занявшись наконец цепью, незнакомец больше не обращал на него никакого внимания. И когда ему удалось с ней справиться и освободить ногу, слегка помассажировав её для вида, со словами: «Ладненько, пошел я по делам, не прощаемся. Всем фарту масти, по мастям, по областям, хорошего дня!», он попрощался с оторопевшим Рудаковским, потащившись в сторону ближайшего шоссе, где в считанные секунды растворился в сумеречной дымке прямо у него на глазах.
Глава 6
http://proza.ru/2024/02/19/927