В таксопарке Друганова зна¬ли все — золотые руки. Главный инженер, сердитая душа, и то говорил:
- Дай нам Бог ещё парочку таких Другановых – на всю Россию прогремим!
Только ведь скажет главный: «Надо бы в ремонтной зоне кран-балку установить», а Иван тут как тут: давай, мол, старые рельсы да двутавр побольше - что угодно сделаем!»
А в свободную минуту Иван и подхалтурить мог. Выстроятся, бывало, тачки к кузовному цеху, ждать таксистам невмоготу, вот и бегут они в отдел главного механика:
- Иван, помоги, некогда стоять!
Иван помогал: подваривал легковушкам крылья, ставил куда надо заплаты, а то и совет дельный давал. Дру¬гие-то сварщики деньги за халтуру брали, таксопарк же, а Друганов будто бы стеснялся подношений – не брал. Вечером же заглянет должник с бутылкой, посидит чуть-чуть для при¬личия и по своим делам бежит, а Иван - допивай... Толь¬ко допил — другой должник в двери стучится.
Случалось и мне к Ивану обращаться: машина ста¬рая, не одно, так другое отвалится... Но с угощением к нему не лез, суну, бывало, незаметно в карман спецовки пару-тройку рублей и ско-рее на линию, некогда трепаться!
Уважал Друганов занятых людей, но ни в чьих указках не нуждался. Так и сказал мне однажды под хмельком:
- Люблю я тебя, Витька, и ненавижу, понял?
- Ну, даё-ё-ёшь… Лёд и пламя! Завтра поговорим, не¬когда.
Разговор-то, вроде, пустячный, потому и забылся, а время шло... И Иван менялся, другим уже стал: то выпьет после работы больше обычного, то в рабочее время на глаза начальству со стаканом попадётся, а то и вовсе с получки на работу не выйдет, вроде бы как с сынишкой в больницу ходил. Любил Иван сына, один ведь у него... Даже по врачам с ним мотался. Мужики, бывало:
- Что ты, как наседка, с ним возишься? Пусть Галка в больницу идет, не велика мудрость - у доктора посидеть!
- Ладно вам, баба есть баба! Лапши навешают и залечат парнишку. Куда я потом без него?
Теперь Пашка подрос, позапрошлой зимой, бывало, прибежит после школы в цех и тычет электродом в железку, Иван - рядом.
- Надень, папка, щиток, глаза испортишь! — кричит ему Пашка.
- Да я не на сварку гляжу – на тебя! Кольку вон, подручного, гоняю, гоняю, а толку? …Ты не учась, так варишь. Смотри, как всю железку разрисовал!
Но это было тогда. А сейчас все в гараже знали: коли не пришёл Иван — не в Пашке дело. Еще ведь летом уехала Галина с пацаном к матери в деревню…
Как-то нету Ивана на работе. День нету, два… Через полмесяца заведующий гаражом докладывает ин¬женеру:
- Нет ведь Друганова-то! Болеет, поди…
- Добро, — отвечает тот, — поболеет — выздоровеет.
А еще полмесяца спустя прибегает в контору сосед¬ка, в бараке они жили: вот, говорит, тихо что-то за стенкой стало, и запах нехороший. Не сделал ли Иван чего над собой?
- Ну, дела… — вздохнул главный. И позвал к себе заведующего гаражом: - Командуй, Константиныч, насчет гроба да памятника, а потом езжайте в барак и ломайте двери!
Хоть и сошел на нет авторитет Друганова, но в га¬раже его все жалели. Потому и кинулись, что есть духу, выполнять указания начальства… А особенно насчёт памятника: его изготовление поручили Кольке.
Колька варил, как мог, старался. Только он задумал присобачить получившуюся пирамидку к корыту основания, как чья-то нетвердая рука ухватила за плечо:
- Что же ты, Колька, сучок еловый, так плохо варишь? Монумент ведь!
Бросил Колька щиток и обомлел:
- Дядя Ваня, живой?!
- Какой же я должен быть? — удивился побле¬дневший от услышанного Иван. — Выболел вот месячишко, лежнем пролежал в своей каморке, никому не нужный!
- Беги, дядя Ваня, скорей домой! Соседка утром приходила: запах, мол, нехороший из квартиры, мужики и пошли двери ломать.
Крутнулся Иван и ходу: бражка, знать, у него на кухне стояла…
- И ты хорош! — кричал потом главный инженер на завгара. - Человека месяц нет, а тебе хоть бы хны! Доложат - и с плеч долой… Запри памятник в малярку, пригодится хорошему человеку, а Друганова на местком, увольнять будем!
Вызвали Ивана на заседание местного комитета за прогулы, но увольнять рука не поднялась: вроде бы как снова человек родился. Да он и сам свою вину осознал:
- Все, - поклялся, - завязываю с пьянкой... А памятник отдайте! Мой он… Пусть стоит в сарае. …За железо-то уплачу, а Колькин труд - ничего не стоит!
Так бы и текла его жизнь с редкими перебоями, да приняли в таксопарк главным механиком молоденького парнишку, по распределению, знать, сюда попал.
И был он какой-то не такой, в любую щель башку совал, не то, что Константиныч. Тот, понятное дело, на пенсию бабки подбивал, не лез на рожон-то. С утра мелькнет в гараже, потом нырк в свою легковушку и погнал по личным делам. А этот, новый-то, все рядом с сантехниками да свар¬щиками в мастерской торчит. Сломается, бывает, подъемник в зоне техобслуживания, так новенький вместе со всеми в нём копается, не дает себе покою.
Только не выйдет, бывало, Друганов с получки на работу, а механик тут как тут – к нему в барак стучится:
- Что, Иван Алексеевич, живот скрутило? …Пройдёт! Не должен такой классный сварщик из-за ерунды дома сидеть!
Вот заноза какая…
А тому, видать, тоже не сильно нравилось по домам бегать, да что поделаешь: назвался начальни¬ком — отвечай за всё!
Однажды повисла «Волга» на подъемнике: ни туда - ни сюда… Сорвалась звёздочка подъемного винта, надо бы её сваркой прихватить, таксист и задумал это сделать.
- Я в твою машину не лезу, и ты к сварочному аппарату не лезь! — закричал Иван. Не было его полдня на работе, а тут выскочил, как чёрт из табакерки.
Водитель, доведенный до кипения вынужденным про¬стоем, не удержался и смаху заехал сварщику по физиономии. Сел Друганов на бетонный пол, а мимо главный инженер идёт:
- Что случилось?!
Выслушал главный, подозвал механика:
- Беда, Игорь Петрович, рабочих бьют! Будем теперь того таксиста товарищеским судом судить.
- Какого таксиста? — не понял механик. — Не видел я никого… Но я так думаю, Валерий Семёнович: упал рабочему человеку ломик на ногу — беда, трав¬матизм, а уж если тем ломиком по ноге стукнули — уголовщина. …Пускай в милицию заявление пишет!
Неделю Друганов механика сторонился, придет утром на работу, переоденется в спецовку и сразу за какое-нибудь дело принимается. А с начальством лишь через Кольку общался.
Тут и осень подошла: самая напряженная пора у огээмшиков. Заглядывают как-то инженер с механиком утром в бытовку, а там - будто война прошла: стол поломан и стулья такие же... Слесаря молчат, лишь на Кольку поглядывают, а у того - синяк под глазом.
- Что случилось?
- В шахматы играли... — Колька ещё ниже опустил лохматую голову. — А дядя Ваня проиграл – вот и обиделся…
- Да-а, растет Ивану смена… А сам-то он где?
- Работает Иван, — зашумели огээмщики, — ворота варит, того и гляди с петель сорвутся! …Чего сидеть-то?
Тогда главный инженер и говорит механику:
- Пиши докладную на обоих, а Ваньку - увольнять будем, устал от него. …Ворота он варит — рожу прячет от стыда! …Чего молчишь?
- Не буду я писать, Валерий Семенович! Увольняйте сами, а я от Друганова - не устал.
- Ну-ну, добрый, значит... Да спился он, понимаешь?! Была светлая голова, да вышла…
Сошлись над Иваном тучи и рассеялись. Прыти осо¬бой он, конечно, не прибавил, но и под хмельком больше не появлялся. Только по¬утих как-то, вроде пониже стал. И молчал всю дорогу, а если скажет чего – так всё больше про Пашку: тосковал по сынишке… Да и говорить-то в ту пору было особенно некогда: весна! Идут машины с линии — стёкол не видно, очередь на мойку через весь таксопарк тянется. Сантехникам заботы по самое горло и Иван с ними копается: то насосы ремонтирует, то щётки.
Вдруг нет его на работе. Подождал Игорь Петрович, подождал, потом взял служебный пикапчик и после обеда поехал к Друганову домой. Вот она, знакомая улица, но дорога по ней так разбита, что к бараку и не подъ¬ехать. Выскочил тогда из машины и пошёл пешочком. Дверь веранды оказалась запертой изнутри.
Постучал – тихо. Ещё постучал – всё одно тишина. Да привык механик любое дело доводить до конца, потому и не отступился: отыскал у крылечка проволоку, загнул поудобнее, и тем нехитрым приспособлением повернул вертушку запора. Вот тебе и на… В метре от него на капроновом шнурке покачивался тще¬душный Иван. Серое, заросшее щетиной лицо сливалось с сумраком веранды. Гла¬за смотрели на опрокинутую табуретку.
Выбравшись к машине, механик бросил водителю:
- Езжай, Петя, ищи телефон поблизости, вызывай милицию! А я здесь подежурю….
Приехал милицейский уазик, из него вылез сухонький пожилой капитан, чего-то записал в блокнотик, потом попросил механика, если, мол, сердце не боль¬ное, помочь. Тот врать про сердце не стал, залез на табуретку и кухонным ножом перерезал шнурок.
Похоронили Ивана, как положено, и будто бы не было его на белом свете. Кран-балки, правда, работали, ворота на проходной открывались, выпуская такси на линию: жизнь-то не стоит на месте.
...Лишь Колька недавно высказался, когда механик отправил его пьяненького домой. Захмелел парнишка, вот и резанул от всей души:
- Из-за тебя дядя-то Ваня повесился, верно, мужики?! Цеплялись за каждый стакашек - он и не выдержал... — И, осоловело глядя на притихших вдруг слесарей, добавил: — Чего молчите? Сами же говорили…
1991-2022г.г.