Закат Империи.
( цикл рассказов и миниатюр).
Гражданин Советского Союза.
Небольшого, истерзанного вида новый сапожник, в сапожной будке ярко- зеленого салатного цвета, на углу двух улиц появился неожиданно.
Еще вчера в ней привычно восседал величественный Ашот Григорьевич, казалось бы вечный работник. На все времена и все случаи жизни. Я его с детства помнил.
Сидит тюкает себе небольшим молоточком, вбивая гвоздики в подковки или режет специальным ножом тугую кожу.
Но ничего вечного оказывается нет. Слег и он по болезни.
Да и возраст и фронтовое лихолетье подточило крепкого на вид деда.
Свято место пусто не бывает.
Перекресток оживленный, рядом Азовский рынок, общежитие техникума, городские бани. Несколько заводов. Они тогда работали в моем родном городе на полную мощность.
Идет рабочий человек, утром на смену, занесет неисправную обувь - « Удружи Григорьевич - сделай обутку». Вечером – забирает ее исправную. И рубля не жалко. Трудового.
Место хлебное, только успевай работать. Новый сапожник был тоже армянин. Это им видно на роду написано. Трудолюбивая нация.
Был он, как сказано раннее – небольшого роста. Сильно хромал, как бы тащил свою больную и истерзанную ногу.Характерное южное лицо обезображено двумя большими шрамами. Розовыми подковами на все лицо. Не было у него ни родных, ни близких. Что было исключительной редкостью для армянской диаспоры, с их многочисленными семействами.
Только какие - то дальние родственники на окраине города, где он снимал небольшую квартирку в полуподвальном помещении. Куда ездил каждое утро на гремящем трамвае. Да и имя было у него странное, для русского уха – Шаварш. На что , злые языки сразу отреагировали – для удобства передали его имя в- Лаваш.
Дети так и называли - дедушка Лаваш. Старик любил детей. Часто раздавал конфеты, а потерявшему, по дороге в булочную - мелочь Теме Ушакову, дал – рубль. Пьяница отец запорол бы пацана.
Так и работал он потихоньку. Курил как паровоз и в редких перерывах пил крепчайший кофе. Что было редкостью в советское время. Мастер он был выдающийся и скоро и завоевал себе крепкий рабочий авторитет и доброе имя. Не говоря уж о большом количестве клиентов.
Я с ним познакомился в очередной свой лейтенантский отпуск. Подковка на хромовых сапогах оторвалась.
Раньше обувь на лейтенантах – горела. Равно как и бриджи.
« Садись сынок» - кивнул он головой в сторону небольшой лавочки,в тесной будочке. Было видно как он любовно трепетно относится к военной обуви.
« Служили, наверно отец» - спросил я. Предательская слеза капнула из его глаз – « Зять, лейтенант, выпускник Бакинского пехотного училища, танкист погиб». Чуть позже, добавил, проглотив комок в горле – « В Карабахе, пропади они все эти политики пропадом, в танке сгорел».
Да время было грозовое, наступал парад суверенитетов. Семимильными шагами шел развал Советской Империи.
Все в союзных республиках рвались к власти.Любыми путями, любыми средствами, не взирая на многочисленные жертвы и кровь собственного народа.
Ушел не попрощавшись.
Было больно смотреть на горе отца, да и он, крепкий мужчина, явно стеснялся своих слез.Вечером, перед днем отъезда, соседский мальчишка принес авоську с сапогами и записку - « Вот дядя Лаваш передал». В записке, написанным корявым почерком – « Наси на здыровие. Дэнэг не надо. Зачичай – Родына».
Стали как бы друзьями, каждый отпуск заходил, как бы принес – обувь. Потом заказал себе настоящую обувь, из натуральной кожи. Сшитая на заказ обувь и еще сшитая у хорошего мастера по индивидуальной мерке, тогда ценилась очень высоко. Тихо лилась беседа. Постепенно узнал его тяжелую судьбу.
Ребенок предвоенного времени. Всю войну подростком на тракторе. Пахал, сеял, работа на износ.
Один раз уснул от не проходящей хронической усталости и свалился под колеса - чудом выжил. Тыл кормил Фронт. Вот такие сопливые пацаны, слишком рано повзрослевшие, бабы и старики.
Родился и вырос в Карабахе.
«Черный сад» - в переводе. Райское место.
Пришлось и мне там побывать. Красивое, райское место. Был с обоих сторон противостояния. Ни до сих пор не могу понять- кто прав и кто виноват? У каждого, из этих великих народов- своя правда.
Не понимают они друг друга и не поймут. К сожалению.
Созданное для рая Богом и превращенное людьми – в Ад.
« Жена моя покойная красавица была, глаз не оторвать. Азербайджанка. Из соседнего села. Тогда были и интернациональные браки. Так называемые – смешанные.
Жили спокойно в армянском селе, растили детей. И не думали, что настанут времена, когда пойдет с оружием брат на брата, сосед на соседа.
Пришли дашнаки - националисты - « У тебя зять танкист в Советской армии. Азербайджанская собака. Не будет воевать на нашей стороне – зарежем его семью. Ночью все бросили и на машине с прицепом, с дочками и внуками в Бакы».
« Бакы» - это Баку на местном сленге.
Один из красивейших городов Советского Союза. Красавец город, в который я влюблен и поныне. Как и в весь Азербайджан. С его Ленкоранью, Габалой, Мингечауром, седым и зеленым Каспием.
«Приняла нас комиссия по беженцам. Поселили в Столыпине. Это вагон такой, раньше барашка возил. Перегородил я его фанерой, завесили тряпками и стали жить, тремя семьями.Восемнадцать душ, только детей.
Ночью холодно, днем - жарко. Я обувь ходил беженцам ремонтировал. Жили бедно, но с голоду не пухли. Дети в школу пошли.
Жизнь хоть и с трудом, но налаживалась. А потом сразу череда черная пошла. Националисты пришли исламисты – « Ты говорят, грязная армянская свинья, живешь с нами». И бить ногами и лопатами» - показал на лицо все в шрамах.
« И ножом два раза в бок» - сидел молча, задумавшись.
« А потом зять погиб - в танке сгорел в атаке на Степанакерт. Город, где я родился. Похоронили в Бакы, на кладбище моджахедов. Прими Господь его душу».
Долго молчал, громко гремел путями трамвай – он сидел не шелохнувшись. Ничего и никто не мог вывести из этого состояния.
« Вот так сюда и попал. Тетя Шушаник через сына пристроила вот на это место, дай Бог ей старушке здоровье, Все хорошо, только по дочерям и внукам скучаю, хорошо, что жена, не дожила до этого».
Я смотрел на его рабочие руки. Руки труженика. Сплошной наждак настоящих рабочих рук. Стало стыдно и за себя и за страну.
Так он и жил.
Работал, без выходных и проходных, и зимой и летом. Каждую копеечку высылал внукам.
С каждым годом сгибаясь от тяжелой работы все ниже и ниже. Летели дни, года, десятилетия.
Со смертью родителей я почти перестал посещать родной город, так заезжал изредка посетить родные могилы моих родственников и помолиться во славу Господа в Свято - Вознесенском войсковом соборе.
Вначале этого лета, объезжая пробку перед Ростовом, пошел по старой ростовской дороге. Аксай, станица Мишкинская.
Родной город. Блестящая некогда столица Всевеликого Войска Донского. Разбитые дороги, не ремонтируемые еще со дня смерти царя – батюшки.
После Екатерининской арки, на въезде в Азовский рынок – знак кирпич. Въезд запрещен.
Сразу налево.
Вот и дом, где перед войной жили члены семей ком.состава 30 полка связи, где служил мой дед Андрей. Финской войной.Потом была Отечественная.
И первая - Украинская. Под городом Броды.
Там в 1946 году его тяжело ранили, фронтовика провоевавшего всю войну в Действующей армии без царапины. Хлопцы бандеровцы.
В 1947 - комиссовали. Просто выкинули из армии. Таких как он - полстраны было. Не до жалости было.
Направо. Здание ГАИ и трамвайные пути.
Что -то резануло по сердцу и стало неприятно плохо.
Стал на обочину, с нехорошим предчувствием. Включил аварийку. Чего- то не хватает? Огляделся - точно. Нет будки.
Той ядовито салатной будки сапожника. Печально.
Поискал взглядом знакомые лица, я же здесь вырос. Вон в том подъезде жил мой двоюродный брат Андрей и его бабушка Аня.Работала всю жизнь на хлебокомбинате. Муж ее, командир стрелковой роты пропал без вести под Ленинградом в 1941 году. В 1980 году выяснили - пал геройской смертью прикрывая отход полка. Капитан Абдулхаков. Вечная память герою.
Пенсию по потери кормильца, как и следует, наша безбожная Власть его детям не платила.
Незнакомые лица, сутолока при базарной улицы. Зашел в ателье. Здесь когда то я шил свой первый костюм- тройку. Мастер знаменитый был на весь город, было за счастье попасть.
В ателье уже нет того лоска и очереди клиентов на примерку нет. Старый еврейский портной в нарукавниках , что то отмечает мелом по ткани.
« Таки здравствуйте мастер»! «Таки и Вам молодой человек – Шолом и не болеть»!
« Я у Вас, когда то костюм заказывал» - обращаюсь к нему. « Что таки прошло тридцать лет и костюм таки износился и надо заказывать новый»? « Повернитесь так, вот так,вспомнил- точно перед Олимпиадой я Вам таки ваял костюм. Из серого бостона. Потолстели Вы таки батюшка немного».
Да нет, Абрам Моисеевич, не костюм, помните сапожника старого - в лавке напротив? « Хочу спросить, что с ним»?
« Таки Эдик, закрывай наш салон и поставь нам чайник и сладости подай, ко мне старинный клиент пришел».
Долго сидели и разговаривали.Как родные.Люди для которых Новочеркасск, не просто место рождения- Родина.
Его родные и оккупацию немецкую пережили в подвале, соседи не выдали и знал он всю историю моего города. Нашего - города.
Ростовчане, настоящие на национальности не делятся.
Если они – люди, настоящие люди.
« Шаварш ведь жил без паспорта.
Нет, таки паспорт у него был, только просроченный. Паспорт – СССР. Вот его наши урядники и начали окучивать. То трояк, то пятерку. Ну таки Вы, же боже мой знаете нашу милицию. Бандит на бандите. Только в форме.
А шился у меня один милицейский чин, ну я и замолвил словечко. И сумма таки копеечная – всего – две тысячи. Шаварш сложил рублики, червонцами и на доклад начальнику понес. Паспорт то надо выправлять.
А он как рубли увидел, так и рассвирепел, как собака злая -« Таки не нужны мне твои рубли, твои деревянные. Мне – бакинские подавай". Выкинули его из приемной.
Шаварш пошел вечером на рынок и у торговцев азербайджанцев купил бакинские рубли. Во – манаты. Или - лысые, как их азербайджанцы называли.
Утром пошел опять на доклад к начальнику – «Вот принес Вам гражданин начальник – бакинские рубли».
Выкинули его милицейские вертухаи из кабинета начальника за издевательство. Ему оказывается американские баксы нужны были.
И побили они его знатно, и ногами досталось. Даже ребра поломали. И денежки, как и следует у них - не отдали.
Вышел он с больнички и что- то сломалось в нем. Молчаливый стал, задумчивый, плакал много.
Да и милиция начала над ним откровенно издеваться. Проверка за проверкой. При обысках всю обувь из будки прямо на улицу. Стыдно ему перед людьми, труженика вот так, лицом в грязь.Под дулами автоматов.
Раз вечером пришел, обнял меня и говорит - « Прощай Абрам, уйду я скоро, жена зовет. Там на верху религий нет. И милиции нет. И паспорт с пропиской не нужен. А все честные люди живут вместе и счастливо. Обнял меня и ушел».
А в обед участковый пришел злой – « Где сапожник живет? Он нашему начальнику сапоги шил на заказ. А на работу не вышел. Гад. Убью хача».
« Приехали мы к Шаваршу на съемную квартиру.
Маленькая квартира в подвале.
Лежанка, а все остальное всякими тисками, свертками и кожей завалена. А сверху сапоги милицейского начальника блестят. Вот человек слова был - сказал, что сделает и сделал.
И он лежит на лежанке. Весь строгий и серьезный. Одетый в двубортный черный костюм.
На груди два ордена. Орден – Ленина и Трудового Красного Знамени. И медаль -« За трудовые заслуги».
А в руке паспорт. Красный с гербом СССР. Открыл – "Манукян Шаварш Георгиевич. Гражданин СССР. Еле вырвали из его окоченевших пальцев".
После его рассказа, сломалось, что то во мне. Сидел и выл как мальчишка. И отца вспомнил и деда, покойных.
Потом встал,проглотил комок в горле, обнял и прижал к себе Абрама Моисеевича – « Прости отец наше поколение. Мы сделали все, что могли. Хоть и не все» - и пошел к машине. Дорога на Москву.
Уехал казак на Чужбину далекую. Как и большая половина трудоспособного населения Дона - на заработки.
Так как вы меня называете господа не хорошие русофобы –
« Антисемитом и Черносотенцем»?
25.06.2018 года. Москва.