Глава 252
— Вы, вероятно, заметили, что я уделяю много внимание программе праздника и особенно тому, чем будет занят Его Величество, каждую минуту? — предположил я с улыбкой, которую постарался сделать снисходительной. — Дело всего лишь в том, что господин Фуке поручил мне предпринять всё возможное, чтобы Королю всё понравилось. Ведь когда речь идёт о любезности Королю, мы не можем удовлетвориться тем, что всё будет просто хорошо, нам необходимо сделать всё только превосходно.
— Арамис, это правда для всех, но только не для меня, — с грустью сказал д’Артаньян. — Вы прекрасно умеете находить объяснения, но в данном случае они вызывают больше вопросов, чем дают ответов. С каких это пор Фуке может вам что-то поручать? Это лишь один вопрос из тех десяти, которые мне захотелось задавать, но я не стану этого делать.
— Право, д’Артаньян, откуда такое недоверие? — возразил я, постаравшись изобразить что-то среднее между обидой и шутливым кокетством, но, поскольку я не женщина, а д’Артаньян – не влюблённый подкаблучник, этот капризный тон не сработал.
— Будьте честны со мной. Что вы затеяли? — снова спросил д’Артаньян.
— В настоящий момент я и господин Фуке затеяли лишь одно – угодить нашему Королю, — упрямо ответил я.
— Дорогой Арамис, какими бы ни были ваши замыслы, рано или поздно я их узнаю.
— Значит, дорогой друг, — ответил я с натянутым смешком, — пока ещё рано.
— Нет, дорогой Арамис. Это значит, что это может состояться слишком поздно.
При этом д’Артаньян грустно покачал головой.
— Дружба, дружба! — сказал он. — Она так легко приносится в жертву ради интриг! Неужели для вас это – только одно из многих красивых слов?
— Не говорите так о нашей дружбе, — ответил я твердо. — Она не из тех предметов, которые могут быть принесены в жертву политическим интригам или амбициям.
— Рад слышать это от вас, Арамис, — ответил д’Артаньян, но я не услышал в его голосе ни радости, ни облегчения. — Надеюсь, что вы говорите это от чистого сердца.
— Только так, — ответил я, и я думаю, что я не солгал, хотя, полной уверенности в этом у меня нет.
— Взгляните, Арамис, как обветшало это понятие вокруг нас! — продолжал д’Артаньян. — Надеюсь, что это не коснулась нашей дружбы, но моя надежда тает на глазах. Вы используете Портоса без его ведома, не посвящая его в ваши планы, разве не так? Бедняга полагает, что строительство укреплений на Бель-Иле приближает его герцогство. И никто ему не сказал, что герцоги изготавливаются лишь в постели герцогов или, ещё надёжнее – в постели царствующих особ. То есть герцогом может стать только тот, кто зачат герцогом или Королём, или, быть может, сблизился с Королевской особой в этой самой постели, как это сейчас происходит с мадемуазель де Ла Вальер. Вот кто будет герцогиней! Впрочем, есть ещё третий путь. Надобно быть братом или супругом подобной счастливицы, но этот путь тоже не для нашего Портоса. Никогда ему не быть герцогом, так что вы только лишь дарите ему счастливую надежду на призрачное и далёкое счастье, которое столь же несбыточно, как и далеко. Вы лишь дарите ему обманчивую надежду и необоснованное утешение. Ну, это, возможно, к лучшему.
— Вот видите? — ответил я. — Не забывайте, что дарить несбыточную надежду – это профессия любого священника. Так отчего же мне не подарить надежду и утешение одному из лучших друзей, когда я разбрасываю эти дары направо и налево всякому, кто обращает на меня свой взор?
— Я сказал «возможно это к лучшему», но я не уверен полностью, что это так, —уточнил д’Артаньян. — Я не могу быть в этом уверен, поскольку не знаю ваших планов.
— Господи! Какие ещё планы? — воскликнул я.
— Вы обманываете меня, а я в ответ подозреваю вас в обмане, — упрямо сказал д’Артаньян.
— Так отбросьте ваши подозрения! — посоветовал ему я.
— Так отбросьте вашу скрытность, Арамис! — предложил д’Артаньян.
— Её нет! —продолжал отпираться я.
— Хотелось бы верить, — ответил д’Артаньян со вздохом.
— Могу вам сказать лишь, что если порой я недостаточно откровенен с вами, то это — не моя тайна, и что вам от этого не будет никакого ущерба, — попытался я успокоить своего друга. — Напротив, вы от этого только выиграете, и обязательно получите вашу долю.
— Вот это-то меня и настораживает, Арамис! — сказал д’Артаньян довольно резко, как мне показалось. — Я не люблю, когда от моего имени делают ставки в игре, о которой я не знаю.
— Даже если эти ставки делаются не на ваши деньги? – усмехнулся я.
— Даже так, и даже если они делаются от моего имени и мне во благо! – возразил д’Артаньян.
В этот момент я вспомнил фразу, которую в сердцах произнёс д’Артаньян около десяти лет тому назад: «Я одинаково не терплю мушкетёров, прикидывающихся священниками, и священников, прикидывающихся мушкетёрами!» Это было очень обидно, и это было сказано отнюдь не в отношении Ларошфуко или кого-то другого, это было сказано обо мне и мне в глаза. Если бы не хладнокровие Атоса, после этих слов наши шпаги бы скрестились и для одного из нас этот день мог бы оказаться последним. Зная скорость и ловкость шпаги д’Артаньяна, полагаю, что этим несчастным был бы я.
— Мы просто улаживаем наши маленькие дела и устраняем наши маленькие неприятности, — возразил я как можно более примирительным тоном.
— Господин Кольбер? — спросил д’Артаньян. — Вашего друга беспокоит излишнее внимание контролёра финансов?
— От вас ничего не скроешь, д’Артаньян! – подхватил я с облегчением, хотя мне показалось, что я не мог скрыть от д’Артаньяна презрительную усмешку в адрес Кольбера, мелькнувшую моём лице, ведь против столь ничтожной фигуры не стоило бы затевать столь великого предприятия, на которое я решился. — Внимание господина Кольбера стало слишком назойливым, оно беспокоит моего приятеля Фуке.
— Ну что ж, ну что ж, это, пожалуй, всё объясняет, дорогой друг! — ответил д’Артаньян. —Я чрезвычайно рад, что между нами не осталось никаких недомолвок!
— Совершенно никаких! —ответил я с облегчением.
Мы пожали друг другу руки. Д’Артаньян выглядел счастливым, а я наконец-то успокоился на его счёт. Но я поторопился праздновать победу в этой словесной баталии и рано успокоился. Он не спеша подошёл к двери, как бы намереваясь покинуть меня, делая вид, что разговор закончен. Приоткрыв двери словно бы для того, чтобы выйти, он всего лишь заглянул в них, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает, после чего тщательно затворил их и подошёл ко мне вплотную.
— Это слишком мелко для вас, и для Фуке, — сказал он так тихо, что его не услышал бы даже человек, который стоял бы всего в метре от нас. — Кольбер! Фи! Даже шевалье д’Эрбле, каким я знавал его лет тридцать тому назад, не стал бы сильно беспокоиться о Кольбере. Тут дело идёт о ком-то повыше!
— Кто же выше этого? — деланно удивился я. —Канцлер?
— Я сказал выше, а не ниже, — уточнил д’Артаньян. — Арамис, вы замышляете против Короля. Скажите мне, в чем ваш замысел, и тогда мы обсудим…
— Я ничего не предпринимаю, —категорически возразил я.
— Мы обсудим, как вам выйти из этой интриги, — продолжал д’Артаньян. — Придётся, разумеется, всё отменить, всё и всех вернуть в их первобытное состояние.
«Бог мой! —тут же подумал я. — Вернуть всех в первобытное состояние! Неужели он знает всё? Не может быть! Он действует наугад, прощупывает меня! Я не сдамся».
— Интриги? Против Короля! — вскричал я с деланным возмущением.
— Если не интрига, то преступление, — настаивал д’Артаньян. —Это ещё хуже. Уж лучше хитрить и обманывать, чем поднять руку на помазанника Божьего.
— Господи, Боже мой! — воскликнул я, пытаясь изобразить возмущение, смущение и удивление одновременно. — Если бы и так, тогда на чьей стороне вы бы были, д’Артаньян?
— На вашей, Арамис! — ответил д’Артаньян, не задумываясь.
— То есть вы согласились бы мне помочь? — спросил я, боясь поверить своей удаче.
— Лучше! — искренне воскликнул д’Артаньян. — Я помешал бы вам погубить себя, я бы предпринял всё возможное и невозможное, чтобы спасти вас от вас же самого!
Холодный пот вновь пронзил меня.
— Вы с ума сошли, д’Артаньян! — воскликнул я. — Но, по счастью, вы ошибаетесь, и ничего такого не происходит.
— Из нас двоих я в более здравом уме, чем вы, — упрямо настаивал д’Артаньян.
— И вы можете заподозрить меня в подготовке убийства Короля? — продолжал возмущаться я.
— В отношении персоны Короля преступлением является не только убийство, но и всякая попытка ограничения его в его свободе или в его действиях! — жестко сказал д’Артаньян.
— Уверяю вас, д’Артаньян, Его Величеству ничто не угрожает, — тут уже явно солгал я. — Я вас уверяю, что из замка Во-ле-Виконт он вернется в Лувр столь же свободным, каким был до своего отъезда.
— А на территории замка? — спросил д’Артаньян.
— И на территории замка, и везде в пределах своего королевства, — продолжал я лгать. — Король Франции у себя дома в любом замке Франции, в любом доме или в любом дворце.
— Или даже в крепости? — холодно спросил д’Артаньян. — В Бастилии, например?
Я вспомнил, что д’Артаньян был осведомлён о моих двух поездках в Бастилию для встречи с Безмо и ужас разоблачения овладел мной.
— А в крепости – как нигде более, — ответил я, идя напролом, и, надеюсь, что ни одна мышца моего лица при этом ни дрогнула.
— Вы правы, Арамис. Я просто слишком утомился при переезде. Забудем этот разговор, — сказал д’Артаньян примирительным тоном и вновь обнял меня.
— Конечно, мой друг! — ответил я. — Отдохните! Вам нужен отдых.
«Если есть на свете человек, на которого усталость не оказывает никаких воздействий, то это — д’Артаньян — подумал я. —Тридцать с лишком лет службы приучили его отдыхать только тогда, когда это позволяют его обязанности, то есть почти никогда».
— Я провожу вас к Портосу, ведь вы, по-видимому, соскучились и по нему тоже? – сказал я, надеясь, наконец, завершить этот неприятный разговор, который для меня был тяжелей допроса с пристрастием, хотя и проходил в дружеских интонациях.
— А разве у него отдельная комната? – удивился д’Артаньян. – И далеко она от вашей?
— Если бы Портос храпел чуть тише, или если бы у меня под старость сон не стал столь тревожным и чувствительным к малейшим звукам, мы, безусловно, поселились бы в одной комнате, или в смежных комнатах, — ответил я. — Но вы понимаете.
— Понимаю! — рассмеялся д’Артаньян с самым беззаботным видом.
«Только бы Портос не проговорился ему, что я лично руководил строительством королевской спальни! — подумал я. — Впрочем, пустое! Кажется, Портос не знает об этом, да и не обращает внимание на такие детали. Всё обойдётся!»
Теперь же, припоминая этот разговор, я думал, что каждое слово д’Артаньяна было произнесено неспроста. Ведь он совершенно недвусмысленно предостерёг меня от покушения на Короля и заявил, что всякая попытка ограничить свободу или действия Короля является государственным преступлением!
(Продолжение следует)