Черный ход

Михаил Третьяков
ЧЁРНЫЙ ХОД

Валерий Подлезников широко зевнул и потянулся. Он был в чужом доме, но считал себя полноправным хозяином. Светка суетилась на кухне, готовя завтрак. Валера сидел в зале на диване в широких семейных трусах с какими-то готическими символами и белой растянутой майке, неспешно переключая каналы телевизора. Нога, закинутая одна на другую, медленно покачивалась вместе с тапочкой в такт его неспешным мыслям.

Он не сомневался, что его ждёт великое будущее: судя по лайкам в интернете, стихи его нравились многим.
Светка принесла завтрак. Постелила на круглом журнальном столике скатерку и поставила перед ним тарелку с яичницей из трёх манящих ярко-оранжевых глазков и немного свернувшихся от жара шкварочек сала.
Она привычно отправилась на кухню, а он, смотря на неё сзади, вспомнил аппетитную милашку, которую вчера весь вечер пытался склонить к преступной связи в одноклассниках (девушка была замужем, о чем неоднократно сообщила Валере). Светка его уже давно не вдохновляла, но надо было у кого-то перекантоваться. Тем более своей собственной квартиры в городе областного значения у него не было.

Писать стихи Валерка начал от безделья. Его первые вирши были похожи на опусы Незнайки. Однако, как и в любом деле, в поэзии тоже можно навостриться писать вполне сносные произведения с рифмой и ритмом. Но только вот после прочтения такого стихотворения в сердце не остаётся ничего, да и в голове не возникает ни одной новой мысли. Именно такими стихотворениями Валера и начал насыщать просторы интернета, получая в качестве поощрений красные сердечки.
Бездарность настырно ищет способы для своей самореализации, инстинкт самовыживания не чужд и ей. Таким образом, Валерка и вышел на творческое объединение «Прокол» при областной научной библиотеке. Руководителем студии считался член Союза писателей России некий поэт Геннадий Расплюев. На самом же деле, идейным вдохновителем и главным организатором, слыл известный в узких кругах поэт Алексей Полубогов…

– Валера, тебе ещё что-нибудь принести? – раздалось из кухни.
– Нет, не надо. Он встал. Сел за компьютер и проверил свою страничку в фейсбуке. Тишина. Зашёл в контакт. То же самое и там. Потом на страницу Стихи.ру, но и здесь его ожидало разочарование. Тогда он зашёл на страничку группы «Творчество Валерия Подлезникова». Но и там его ожидали все те же 10 подписчиков. Аудитория не увеличилась.
«Надо написать новое стихотворение, чтобы возобновить интерес к своей персоне», – решил он. Открыл чистый вордовский документ и откинулся на спинку кресла, которая жалобно заскрипела под его недюжинным весом.
Как там говорил Полубогов: «На искусство надо смотреть глазами сердца и души, а не глазами разума», – и начал писать…
За ночью скрылась дня отрада
И ветер ломится в окно,
Мне ничего теперь не надо,
На сердце грустно, но тепло.
Хочу тебя, сомкнув ладони,
Туда, где хочется во век
И слушать крики, твои стоны,
И понимать, я человек.
Проходят дни мои, сверкая,
С тобою рядом, мы одни,
Прошу тебя, не надо рая,
Твои глаза, горят они.
Он перечитал то, что написал, крякнул не без удовольствия и подумал про себя: «Эх, есть ещё порох в пороховницах!»
– Свет, там пиво осталось?
– Две бутылки. Принести?
– Давай.
Бутылки оказались полуторалитровыми. Не прошло и получаса, как бутылки осиротели. Валера, слегка захмелевший, отчетливо вспомнил, как на одной из последних студий Полубогов и Расплюев обсуждали вёрстку нового творческого альманаха. «Вот и мне тоже надо туда свои стихи», – решил он. Посмотрел на часы. Время было обеденное, Полубогов и Расплюев должны были быть в библиотеке, подготавливаясь к сегодняшнему заседанию. «Обсужу с ними всё сам без посторонних глаз, а главное, ушей», – подумал он. На заседаниях творческого объединения «Прокол» были сплошные завистники, которые всё время только и поучали его, как правильно писать стихи, которые у него выходили и без всяких замечаний с первого раза почти законченными. Валера не без гордости вспомнил последнее четверостишие, написанное давеча. «А рифма то какая удачная, не глагольная: «сверкая и рая» – им бы такую рифму еще поискать, подлые злопыхатели».
Стопка листков с его стихами словно бы только и ждала, чтобы её отдали в печать. «Вот и дождалась», – подумалось с удовольствием ему.
Он как-то быстро отметил для себя одну интересную особенность проходящих студий. Его приход трезвым вызывал бурную дискуссию по творчеству. Но стоило ему накатить хотя бы полтора литра пива, как его стихи начинали восприниматься благожелательно, и в них находился смысл, не заметный под час и самому автору. Тут же дело касалось не обсуждения, а публикации в новом альманахе, значит, накал страстей повышался, как и градус выпитого. Он зашел в «Пятёрочку», где купил мерзавчика, которого тут же за углом и раздавил. В качестве закуски выступила жевательная резинка «Орбит».
Библиотека, в которой располагался штаб творческого объединения «Прокол», во времена интернет-технологий перестала быть одним из самых посещаемых мест в городе.
Подлезников предположил, что бдительные старушки могут не пропустить его, в приподнятом настроении через центральный ход библиотеки, поэтому прорываться решил через чёрный, где дежурил дядя Лёня, с которым Валера не раз уже выпивал.
Дядя Лёня как всегда посапывал. Подлезников прошёл бы незаметно, если бы не турникет.
– Дядь Лёнь, пропустите?
– Чего? – спросонья, не разобравшись, спросил охранник.
– Это я – Валера.
– Валера, а что сегодня уже пятница, пять?
– Да, пятница, но пока ещё не пять. Просто надо обсудить кое-какие вопросы. Полубогов и Расплюев пришли?
– Не знаю, не видел, сейчас позвоню на центральный. Он снял трубку старого дискового телефона и набрал внутренний номер.
– Вера Петровна, как здоровье? Как внуки? Минут пятнадцать разговор продолжался о вещах, совершенно не касающихся того, о чём хотел спросить дядя Лёня. Когда все необходимые формальности были исполнены, он уточнил: «Поэты были?»
– Да, пришли полчаса назад, – раздалось в трубке, – а что?
– Да ничего особенного, тут просто один мой хороший друг интересовался. Ну, все, хорошего окончания вам рабочего дня и поменьше читателей на сегодня.
Он положил трубку, затем повернулся в сторону Валеры и со значением произнес: «Уже полчаса как тута».
– Так что пропустите?
– Ну, коли назвался груздем, так и полезай в кузов.
Он нажал на кнопку. На турникете загорелась зеленая стрелка, и Валерий прошел.
Подниматься предстояло на третий этаж. Жара, алкоголь и, конечно, избыточный вес сделали свое дело. Подлезников запыхался и еле дышал. Для серьезного разговора надо было прийти в форму. Он сел на пуфике возле кабинета, в котором проходили их творческие посиделки. Дверь была приоткрыта, видимо, для того, чтобы проветрить помещение, в котором отсутствовал кондиционер.
Из-за дверей донеслось.
– …если человек поэт, ему не надо над строкой работать – он думает стихами, дышит поэзией. Ну, может быть, где-то рифму уточнит, где-то по ритму чуть-чуть что-то не то в строфе, но это уже огранка алмаза, чтобы получился бриллиант. Но таких, как я, ведь раз, два и обчелся. Всем остальным надо над строкой работать до седьмого пота. Хотя и от работы нечто, записанное в столбик, поэзией не станет. Главное правило такое: можешь не писать – не пиши. А хочешь – пиши, никто не против. Да и чего противиться? Мы же не обязаны это читать?
– И что же тогда с альманахом, кого будем публиковать? – спросил Расплюев.
– А что тут думать? Печатать некого. Одни графоманы.
Петренко пишет по три стихотворения на каждую студию, но они же все однотипные.
Горгулина, женщина в шляпке, уже написала про всё. Она как обсуждать начинает кого-то, так у нее с чего всё начинается? «Я уже затрагивала эту тему в своем произведении», – и давай цитировать себя хорошую.
Блуднина, ну вы сами понимаете, за что она держится у нас?
– Да, что ты думаешь, только я понимаю?
– Ну, а что я могу поделать? Любовь у нее ко мне безысходная и стихи все об одном и том же. Страдания молодого Вертера. А мне уже надоело за нее стихи править, мне свои писать надо.
– Ой, да ладно, деньги областного бюджета надо тратить, а то на следующий год не дадут.
– Что-нибудь придумаю.
Подлезников решил, что вот он, благоприятный момент, чтобы предложить свою рукопись. Поднялся, но вовремя остановился…
Разговор продолжался.
– Ну, а новенький этот, как его там, Валера из района, может, его включим?
Полубогов рассмеялся каркающим смехом.
– Он же никакой. Просто мёртвый. Рифмоплет, мнящий себя Есениным. Сам ничего из себя не представляет, да ещё и пишет с ошибками орфографическими. Ни одной моей книжки не прочитал…
Более Валера не собирался переносить такого унижения, поэтому он широко открыл дверь и зашёл в помещение студии.
Полубогов, который и так был небольшого роста, как-то сразу съёжился и поник. Валера быстро шагнул вперед и со всего размаху ударил Полубогова по лицу. Поэт упал. Разгневанный Подлезников бросил рукопись на лежащее тело и вышел из кабинета…

Через месяц. В Интернете, на странице литературного объединения «Прокол», появилась информация следующего содержания:
«Ждали-ждали и дождались:
Для приобретения стала доступна книга А.В. Полубогова «Вестовой»!
«Вестовой» – поэтический сборник известного молодого литератора Алексея Полубогова».

К сожалению, других достойных для издания в творческом альманахе студии «Прокол» не оказалось…