ГЛАВА 47.
Глафира и Ника вымыли руки, по очереди поливая себе из кувшина с относительно чистой водой, и принялись осматривать ребенка. Он не проявлял интереса к происходящему. Даже не возмущался, что какие-то взрослые тети беззастенчиво трогают его. Складывалось впечатление, что ребенок немного «не в себе». Хотя на прямые вопросы отвечал, пусть односложно, но правильно.
– Ничего не понимаю! – произнесла Глафира, повторно проверяя кости в теле мальчика, – старые переломы есть, но они благополучно срослись. На данный момент нет никаких признаков, указывающих, что мальчик инвалид.
– Он часто плачет, маму зовет! Я говорил об этом другим врачам, но они отмахнулись. Сказали, несущественно. – Нашел нужным сказать таможенник. Глаза у него увлажнились. Было похоже на то, что он жалуется «залетным» женщинам о своем горе. Жены ему не хватало ничуть не меньше, чем ребенку мамы.
– Кажется, я поняла. У вашего сына психологическая проблема. – С сожалением сказала Глафира, – Современными методами не лечится.
– Может быть, есть возможность что-то сделать?– сказал таможенник, и с такой мольбой посмотрел на диаконису, что у нее дрогнуло сердце.
– Разве что я помолюсь, и, по моей молитве, Бог позволит ребенку увидеть во мне образ матери. Я, конечно, не стану ей, но он почувствует любовь, которой мама его любила, и продолжает любить. Продолжает, потому что у Бога нет мертвых, у Него все живы.
– Давайте попробуем! Я согласен на все! – произнес отчаявшийся отец.
Глафира принялась молиться, однако ребенок продолжал смотреть на нее пустыми глазами. Диакониса остановилась, расстегнула пояс со шпагой и кинжалом, и отложила в сторону. Затем сняла верхнюю одежду, и, оставшись в одной рубашке, сказала:
– Я думаю, наше оружие его пугает. Так он никогда не увидит во мне маму.
Глафира посмотрела на Нику. Девушка кивнула головой, и поступила так же, как и наставница: убрала подальше свое оружие. После чего девушке пришла удачная, как ей показалось, мысль. Она сняла с себя алмазный образок царицы Ники, и повертела его возле ярко светящегося окна так, чтобы по стенам клетушки таможенника побежали цветные огоньки. Увидев их, ребенок оживился, и неожиданно сказал:
– Еще!
Ника повторила вращение алмаза, при этом тихо читая псалом. Глафира ласково позвала мальчика по имени, и протянула руки. Ребенок неуклюже, на глазах начавшего плакать отца, поднялся, и, всхлипывая, сделал шаг к Глафире. Чтобы он не упал, Глафира поймала его. Крепко обняла и сказала:
– Ничего, ничего. Теперь пойдет. Господь милостив!
Когда волнение поутихло, а счастливый ребенок сам подошел к окну, Глафира, осмотревшись, вдруг обнаружила, что Ники в комнате нет. Диакониса выскочила наружу барака, думая, что девушка незаметно вышла. Но возле барака никого не было.
– А где моя спутница, царица Ника? – вернувшись, спросила Глафира. Но таможенник лишь развел руки, показывая, что сам в недоумении. Если бы не вещи Ники в его комнате, можно было подумать, что девушки здесь никогда не было.
Глафира выхватила из ножен кинжал, чтобы угрозой заставить таможенника сказать «правду». Однако, заметив, как напрягся ребенок, осторожно вложила кинжал обратно. Таможенник не стал бы «фокусничать» с гостями при собственном сыне.
Однако никакого логического объяснения тому, куда исчезла Ника, не было. В попытке понять, что произошло с девушкой, у диаконисы заныло в сердце. Она медленно подняла с пола пояс Ники, и вышла вон, сама не зная, в каком направлении пойдет, и зачем.