- А дальше что было? - спросила мама с обеспокоенностью во взгляде.
Должно быть она очень волнуется. Я бы тоже волновалась расскажи такое мне моя дочь. Но мне больно и тяжело. Я не могу молчать.
Папа сжал плечо мамы от напряжения. Она прикрыла глаза, стерпев - сейчас важнее дочь.
Я продолжила.
...
Очнувшись, я не смогла открыть глаз. Их исстязала мутная белая пелена, похожая на молоко. Я слышала шум, но будто не здесь, а в другой комнате или даже в двух комнатах от меня. Я смогла понять, что кричит Марина.
Это хорошо - значит меня нашли. В тот момент я плохо соображала и забыла о свои "смертельных" желаниях. Мне хотелось пить и было ощущение постоянно бьющего в голову молотка. Мне хотелось жить. Было душно до одури.
Наверное глупо бы было умирать в туалете какой-то больницы.
Я смогла приподнять голову после чего её снова откинуло на пол с новой порцией головокружения и молотков. Ударилась, кажется, но я не чувствую.
Было даже забавно - я хотела не чувствовать боли и теперь её не чувствовала. Абсолютно никакую. Было так хорошо и страшно (умереть от удушия) одновременно. Но в тот момент, на несколько мгновений, я избавилась от главного молотка - в сердце.
Этот молоток меня исстязал последние годы. Да, изначально всё было хорошо, но я ведь знала, что так будет. Знала, что мы расстанемся с Мишей. Наверное так было бы лучше, просто отпустить, но он стал мне родным, стал мне мужем - и ушёл от меня.
...
Я замолчала, прикусывая губу. Мне показалось, что диалог продолжать бессмысленно. Слова не помогут его вернуть.
Я отвернулась в окно. Заплакала.
- Я убью его - тихо прошептал отец.
Я повернулась, стараясь не подавать виду, что мне интересно, потому что сейчас должно быть плохо - интерес мне не соответствует в этой ситуации.
Мама повернулась к отцу со слезами и тихонько улыбнулась краешком губ. Положила свою руку поверх его, как бы пытаясь успокоить - бояться навредить мне ещё больше.
- Дочь, - позвала мама, я полностью повернулась, - что было дальше? Мне нужно знать. Как тебя нашли?
...
Я снова отключилась и даже не поняла этого. Когда "включилась", дверь уже дёргали как могли.
- Кто там ? - прошептала я, - Марина?
Дверь была хлипкой, меня должно быть слышно.
- Что случилось? Всё в порядке? - Марина перестала дергать дверь.
- Нет, всё плохо и я не могу открыть дверь - я заплакала снова.
Это же абсурд какой-то! Кино! Мне было себя очень жалко в тот момент - как я вообще до этого докатилась? Стыдно. Очень стыдно - особенно перед Мариной, которая узнав ужас похуже моего ничего не сделала, возможно смирилась, а я вот здесь лежу и...
- Я сейчас открою дверь - что-нибудь придумаю, не бойся.
- Только не зови медсестёр, пожалуйста!
- Хорошо, не буду, не волнуйся - я Любку сейчас позову и мы уже вместе что-нибудь придумаем. - сказала Марина и, судя по звукам, ушла.
Пока я ждала, мне хотелось как-то помочь что ли в вызволении меня, но я не могла пошевелиться. Мне сковало холодом руки и ноги, я продолжала лежать в крови и рвоте. Не самое лицеприятное зрелище, даже убрать его не могу. Стало стыдно конечно же снова, но я ничего не могла с этим поделать. Оставалось только ждать.
Через несколько минут...Наверное 15 где-то - открылась дверь.
На меня смотрела Любка, за ней маячила Марина. Я закрыла глаза. Сейчас точно что-то будет.
- Эх, точно дура, я ж говорила...Ладно, Марин, давай дотащи её до палаты - там перевяжем. Я уберу пока тут всё.
Я протянула руки, Марина рывком взяла моё худое тельце на своё плечо. Кажется она успела удивиться моей худобе.
Рухнула на девушку, надеясь лишь не задавить ее и удержаться на ходу.
- Бедная, - Марина подхватила меня за талию, распределив давление на собственное тело - ты наверное совсем ничего не ешь, раз такая худая.
Мы с Мариной потихоньку побрели по ночному коридору. Больше конечно шла Марина и тащила меня на себе. В глазах всё рябило и было до жути мутно. Меня тошнило.
- Знаешь, - продолжила Марина, - Многие вот о такой худобе мечтают, моя племянница например - всё хочет похудеть, да не может. Не в ту генетику получилась, и так бывает. Но девочка очень красивая: кудри в отца рыжие, а лишних килограмм всего-навсего шесть. Так морит себя голодом, что я смотреть на неё не могу, а потом того и гляди, уминает полхолодильника. Надеюсь ты так с собой не поступаешь. Сама знаешь наверное, гормоны могут быть. Тебе бы провериться...
Так меня и уболтала Марина. Ей совсем не нужно было чтобы я отвечала, главное, что я слушала и не теряла сознание. Из неё бы вышел отличный врач, но это скорее навыки заботливой матери, стремящейся укрыть своим теплом всех младших и беспомощных, кажущихся такими тоже.
Я относилась скорее ко вторым, учитывая во что превратила себя недавно.
Вскоре мы были в палате. Пришла Люба. Мы дружно договорились ничего не сообщать медсестре, ведь я плакала и просила об этом. Не знаю зачем. Мне было страшно и больно, я так не хотела, чтобы кто-то об этом знал.
Меня уложили на кровать. Перебинтовали уже более-менее зажившие раны. Я практически в последний момент вспомнила о том, что нужен спирт, чтобы не было заражения. Не знаю, что было потом. Кажется я снова упала в обморок.
Очнулась уже здесь. И вы здесь. Только не ругайтесь между собой, пожалуйста, из-за меня. Мне и так тошно и жить не хочется, я не хочу ломать жизнь ещё и вам. Просто оставьте меня, прошу. Я сама разберусь, сама всё решу - не хочу никого мучить собой.
...
Родители не знали как помочь своему ребенку. Такое было будто бы впервые. Проблемы обычно были незначительными и все решения приходили в процессе.
А теперь решение проблемы требовало мультизадачности и полноты фактов. Взрослое дело.
- Дочка, мы зайдём к тебе вечером, обязательно - прошептала мама и притянула рыдающую Свету к своему животу. Гладила по голове. Девушка продолжала плакать не в силах совладать с самой собой и с вопросами: что вообще происходит? Что со мной? Ведь она никогда такой не была. Неуравновешенной. Нестабильность психики всё чаще толкала её на необдуманные поступки, вроде тех, что наблюдались в последние сутки.
Родителям только лишь предстояло узнать, что это не единственный эпизод. Но они конечно уже догадывались об этом. Это не было такой уж большой загадкой.
- Катюш, выйди на секунду, я хочу поговорить с дочерью.
....
Когда мама вышла, папа поджёг сигарету в окно.
- Тут нельзя курить,
- Видишь ли дочь, - папа затушил сигарету и выкинул в окно, - это сейчас не так важно как твое состояние.
Я напряглась и притянула к себе колени.
- Я тоже однажды влюбился. Крепко, дочь, влюбился. Это была твоя мама.
Я улыбнулась.
- Нет, нет - отец рассмеялся - не думай, что такая красивая история любви там была. Конечно мы с твоей мамой потом поженились, но дело не в этом. Я полюбил её, когда ей было 13, нетрудно подсчитать, что мне было 17. Я не мог её любить в силу возраста, но отчего-то любил. Всем сердцем, почками, лёгкими - чем было тем и любил. Всего себя был готов ей отдать, но берег её. Как сестру младшую берёг. Наверное, я ненормальный - не знаю.
Вот, а потом она выросла. Ей 16, мне 20. Я всё надеялся, что два года пройдет и она меня заметит как мужчину, ну парня. А твоя мама влюбилась в другого человека. Я ведь был лучшим другом, фактически братом. А тот был чем-то видимо новым для неё. Эксперимент. Он был такой - гопота-парень. Уж не знаю чего она в нём нашла. Да хотя и любви там не было. Какая любовь, когда 3 дня человека знаешь? Но твоя мама, со всем юношеским драйвом и максимализмом, рванула в приключения. Я тогда, честно признаться уехал. Бросил её, как предатель последний, но не смог этого вынести. Пропал, исчез - она и не заметила. А теперь вот оказалось ей было, что замечать - она была беременна.
Я смотрела на него и слабо понимала смысл слов.
- Свет, да, ты мне не по крови родная, но по сердцу - отец взял её руки - я лишь хочу, чтобы с моей девочкой, с моей Ланочкой, с моей дочерью всё было хорошо. Ты должна жить. Ради меня живи, ради мамы - живи! Я тоже любил, тоже хотел умереть, пропасть и сгинуть, когда увидел как этот гад лапает, прости, мою Катерину, которую я берег все эти годы и не одного к ней не подпускал. А тут она сама, понимаешь, сама мне сказала не трогать его. И ей вдруг стало обычным и нормальным все его, прости ещё раз, прикосновения. Даже может и приятно ей было - не знаю. А я не мог этого вынести. Как ты не мог, понимаешь? Если твой Мишка нашёл другую, то давай ты, как я, уедешь? Я найду родню, за тобой присмотрят. Хочешь могу и с тобой поехать, можешь уехать сама. Но только, пожалуйста, я тебя как отец прошу - живи...
Я не выдержала. Всё, что накопилось хлынуло потоком слез и слов. Я орала, что его ненавижу и очень люблю одновременно, что меня каждый день разрывает на части от боли и я не могу, но так хочу его увидеть, позвонить, просто сказать, что я его люблю. Просто, чтобы всё было как раньше - мы дома вдвоём, только переехали, он шутит со мной, обнимает, целует. Снова почувствовать запах его духов хочу, его прикосновения. Просто знать, что он жив и что теперь он счастлив...Даже, если не со мной может. Он же меня к себе ни на шаг не подпускает. Я так хотела бы снова оказаться с ним рядом, как тогда. Просто всё отдать за это была готова, даже собственную жизнь, психику. В какой-то момент он мне стал дороже моей семьи, я просто помешалась на Мише.
Когда поток отчаяния пошел на убыль, я села рядом с кроватью. На руках всё ещё были провода. Меня все ещё трясло от озноба.
Отец стоял у двери. Я видела, что ему тоже тяжело говорить такие слова.
- Я надеюсь, ты меня услышала. Пожалей хотя бы свою мать, ты знаешь, она только на работе сильная, а дома слабая и не сможет без тебя жить, как ты сейчас не можешь без своего парня.
Я скажу врачу, что с тобой было, чтобы не беспокоились о приборах, и попрошу для тебя психолога или кого там надо.
Отец вышел, аккуратно прикрыв дверь.