Немыслимое
НЕМЫСЛИМОЕ
Там, где нас нет(?)
…С трудом вытаскивая ноги из вязкой и тяжёлой жижи, я медленно продвигался к зарослям камыша, зная, что за этой тростниковой полоской увижу берег и, наконец, найду тебя…
Комья земли полетели в меня вместе с ошмётками камыша, а затем яркая вспышка озарила всё вокруг, и я открыл глаза.
Белый свет неоновой лампы под потолком показался мне сейчас очень ярким, я повернул голову вправо и с удивлением рассматривал медицинскую аппаратуру, стоящую у меня в изголовье и мигающую цветными лампочками. Возле моей кровати чуть поодаль, ближе к ногам, сидел незнакомый мне одышливый дядька с красным лицом в форме полицейского с капитанскими погонами на плечах.
- Ну, наконец-то Вы проснулись, - начал он, вытирая платком мокрый лоб. – Неудобно было Вас будить, знаете ли, но вот Вы сами… И хорошо. Расскажите мне, пожалуйста…
- Где я? – перебил я полицейского. – Что всё это значит?
- Вы то? Вы в больнице, - удивлённо вытерся платком капитан. – Нога у Вас переломана, ну и сотрясение, говорят. А так всё нормально, жить, как говорится, будете.
Он рассмеялся, показав на мгновение золотую коронку зуба.
- Машина Вас сбила, - участливо поведал он. – Свидетели сказали, что прямо на переходе сбила. Вы ничего не запомнили?
- Ну почему же, что-то помню… Помню, что на работу шёл. – Я потрогал повязку на голове и посмотрел на забинтованную правую ногу. - А тут машина… Ну вот, пожалуй, и всё.
- Да, не густо, - подхватил потный капитан. – Ну, может быть, хоть цвет запомнили, какого она цвета была?
- Не помню я… По-моему, что-то светлое, но не уверен. Так посмотрите по камерам-то. Улица, по-моему, Плеханова.
- Да, придётся смотреть, - загрустил капитан, - придётся… Вот и ладненько, - спохватился он, и, вытеревшись напоследок платком, пожелал мне скорейшего выздоровления.
Жутко ныла забинтованная нога, а в «потрясённой» от происходящего голове бухали литавры, и оркестр пьяных идиотов выдувал страшную какофонию.
- Краевский, к Вам посетитель, - сообщила смуглая медсестричка, и в палату вошла ты…
Наше совместное житие с моей Эммой не многим отличалось от жизни большинства семейных пар, вынужденных ютиться под одной крышей с тёщей. И это совместное проживание вносило некоторые коррективы в наши с Эммой отношения. Её мама была всегда и во всём права, умело направляя нашу семейную лодку в нужный, как ей казалось, фарватер, совершенно не беспокоясь при этом о праве моего выбора.
Однако вполне допускаю, что всё вышесказанное не является аксиомой для всех семейных пар, и наверняка найдутся индивиды, согласовывающие с тёщей все нюансы семейной жизни, не чураясь при этом приглашать с собой на рыбалку и «дорогую маму».
Как бы то ни было, но «наша мама» сыграла не последнюю роль в разладе моих с Эммой отношений, и я вдруг всё вспомнив, с удивлением уставился на свою уже бывшую жену.
- Прости, - выдавила улыбку Эмма, - но я только вчера узнала, что ты попал под машину. Я принесла твой любимый салат, вот, целая банка…
- Стоило ли беспокоиться, - просипел я, - «нас и тут неплохо кормят». Да и потом, твой Артурчик, по-моему, тоже любит этот салат. Как он там, всё ещё лепит на кухне из пластилина?
- Не стоит ёрничать по этому поводу, тем более, что ты прекрасно знаешь, что лепит он не из пластилина, а из глины, - Эмма дёрнула носиком. – Просто ему сейчас не везёт, но это не будет вечно, заказы ещё будут. По крайней мере, он в это верит.
Я заржал и тут же скривился от боли в ноге.
- Ну, тогда передавай привет «микеланджело». И скажи, что я тоже в него верю.
Эмма отвернулась, но я заметил её плаксивое выражение лица.
- Я хотела серьёзно с тобой поговорить, - выдавила, наконец, она. – Но это будет не сегодня. А пока ты должен знать, что я ушла от Артура и живу у мамы. Сонька тебя всё время вспоминает, спрашивает, когда папа придёт. А я не знаю, что ей ответить. Говорю, что скоро, что ты очень занят на работе, ну и всякое такое…
Эмма положила ладонь на мою загипсованную ногу и попыталась улыбнуться.
- Ну всё, я побежала, поправляйся, Никитос! А я на днях забегу…
- Да, не повезло парню… и сорока ещё нет, а уже труп. Посмотри, Михалыч, черепная коробка буквально на куски разошлась, а ноги-то, ноги… Словно каток по ним проехал. Вот беда…
- Ты, Степанов, меньше трынди и в полутонах аккуратнее. Я хоть лекарь и бывалый, но полностью кирпичом бесчувственным ещё не стал. Разве не видишь, что обедаю я.
Тот, которого звали Михалычем, завернул в газету остатки колбасы и не съеденное яйцо, после чего вытер ладони куском туалетной бумаги и, поправив на груди клеёнчатый фартук, подошёл к столу.
- Это некий Краевский Никита Олегович, тридцати восьми лет, вот, судя по документам, что у него были. Говорят, что машина его сбила, но судя по травмам не машина это была, а по меньшей мере танк. Покумекай тут, что и как, завтра похороны, а его ещё собрать надо, в Божий вид привести, так сказать.
- Всё сделаем, Михалыч, не в первый раз. И не таких собирали, поди. - Степанов накрыл тело простынёй и, скинув фартук, хлопнул Михалыча по плечу: - А вот слушай, я тебе анекдот расскажу…
…- Нет у него никого, понимаешь, а потому и хоронить его только нам и остаётся. – Эмма закурила и обняла Артура за шею. – Вот и закончились наши с тобой проблемы. И никто больше не будет ломать тебе рёбра, и доставать своими визитами каждый вечер тоже более некому.
- Как он погиб? – выдавил, наконец, Артур. – Что люди говорят?
- А люди, Артурчик, говорят, что переходил дорогу и был явно не в себе, а потому машину и не заметил. Так, говорят, и умер ещё до «скорой» не приходя в сознание. А что это ты так , обеспокоился? То смерти ему желал, говорил, как он тебя достал, никак, мол, успокоиться не может. А то…
- Как ты можешь вот так, Эмма? Это же твой муж, отец Соньки! Неужели, не жаль человека?!
Артур неловким движением опрокинул большую зелёную пепельницу, и на кухонный стол высыпались скомканные сигаретные окурки.
- Надо съездить на кладбище, проверить, как они там выкопали. Не понравились мне что-то эти похоронные агенты.
Артур набросил на плечи ветровку и, стянув резинкой волосы на затылке, вышел из комнаты…
…-Вам несказанно повезло, Краевский, потому как удар в голову пришёлся вскользь и, несмотря на то, что Вы потеряли сознание и бампер машины чуть не снял с Вас скальп, черепная коробка всё это выдержала, а Вы отделались лишь сотрясением. - Пожилой доктор снял с себя поблёскивающие очёчки и, протирая их платком, продолжил: - А вот с ногой всё немного сложнее. Перелом в двух местах оказался сложным, но и с ним мы справились, так как Ваш организм оказался на редкость сильным. Да и первая группа Вашей крови не подвела. - Доктор тронул повязку на моей голове: - А ведь если бы чуть ниже… - Он тряхнул головой и опять нацепил очёчки. – В общем, надеюсь, что через пару недель мы Вас выпишем. Ну а пока тренируйте ногу и пробуйте ходить, с палочкой, но ходить…
Вечером ,чуть позже обычного прибежала запыхавшаяся Эмма и притащила целый пакет вкусностей.
- Мне вчера звонил Артур, - сообщила она. – У него жуткая депрессия, заказов нет и вообще… Сказал, что уезжает на свою Кубань, к матери.
- Скатертью дорога, - не сдержался я. – Может быть там вылепит себе Гомункула и будет с ним жить.
Эмма осуждающе посмотрела на меня, а потом не выдержала и прыснула в кулачок…
Ходить по больничному коридору с палочкой оказалось не так просто, а ведь кому-то пришло в голову выложить пол в коридоре кафельной скользкой плиткой. И мне, загипсованному на одну ногу «челу» стоило немало усилий приспосабливаться к новому способу передвижения. За окнами больницы распахнуло свои объятия лето, радуясь обилию всевозможных летающих букашек, в воздухе носились неугомонные стрижи, а я, стоя на больничном балконе, рассуждал сам с собой о перипетиях нашего бытия, недоумевая, почему так сложно тасуется колода, и почему для того, чтобы ко мне вернулась Эмма, мне нужно было угодить под машину. Между тем, Эмма снова вернулась вместе с Сонькой в мою квартиру и даже привезла туда ещё какую-то мебель, доставшуюся от их совместного проживания с Артуром.
Мою выписку из больницы мы отпраздновали в узком кругу, до смерти перепугав нашего кота бахнувшей пробкой от Шампанского.
Постепенно моя жизнь, минуя ухабы бездорожья и оставляя позади тёмные аллеи неурядиц, оказалась в приемлемой для меня колее.
Следы Артура затерялись где-то на просторах кубанских степей, и это обстоятельство не могло меня не радовать. Впрочем, были и другие мнения и сожаления по поводу отъезда оного субъекта. Тёща не разделяла моей радости от исчезновения с видимого горизонта «великого лепщика», но умело это скрывала, а потом и вовсе слегла и уже не вставала то ли от переживаний по этому поводу, то ли от чего-то другого. Как бы то ни было, но через год мы похоронили Эмкину маму, освободив, наконец, Эмму от ежедневного ухода за больным человеком.
Время неумолимо движется вперёд, одновременно лишая нас молодости и красоты, расплачиваясь за это мудростью и осознанием нелепости давнишних обид…
Известие о смерти нашего старинного приятеля Сергея Гузелева не стало для нас с Эммой новостью неожиданной. Сергей пил, и пил без нормы, часто уходя в беспамятственные запои, отстраняясь от ненавистного ему бытия. Конечно же, это не могло продолжаться вечно, и поэтому дождливым сентябрьским утром мы с Эммой поехали проститься с Сергеем на кладбище у Гипсовой балки.
Классика похоронного жанра остаётся таковой уже много лет и включает в себя неугомонных ворон на ветках старых тополей, траурные венки на могилах и молчаливое таинство лиц умерших, глядящих на тебя с фотографий. Покойники словно знают что-то очень нужное и хотели бы тебе это рассказать, но уже не имеют такой возможности.
Странности, произошедшие со мной много позже, нуждаются в серьёзном осознании, и я расскажу сейчас об этом так, как сумею.
Выскочив однажды из дома с большим пакетом мусора, я зачерпнул кроссовкой воду из лужи и, ругая нехорошими словами скрывшуюся за домами тучу, поспешил к мусорному контейнеру. Испугав ненароком двух явно голодных кошек, выпрыгнувших из мусорного бака, я бросил пакет в бак, и внезапно меня накрыло туманное облако, неизвестно откуда взявшееся. Холодная пелена, в которой я увяз, словно муха в паутине, держала меня в своём плену не более минуты, а затем…
Туман растворился в воздухе, словно его никогда и не было, а я поплёлся домой, заметив, что на моих ногах не кроссовки, а дурацкие клетчатые тапочки. Да и хрен бы с ними, с этими тапочками, но вот наша соседка по площадке, как раз выходившая на прогулку со своей собакой, увидев меня страшно побледнела и, завопив что-то нечленораздельное, скрылась за своей дверью. Я хмыкнул и, открыв дверь своей берлоги, позвал Эмму.
В ответ я не услышал ровным счётом ничего, и даже наш кот не вышел меня встречать. Моя квартира была пуста.
На вешалке в прихожей висела моя старая куртка, а на столике у явно не нашего холодильника пылился заплесневелый стакан с остатками портвейна. Чувствуя противное жжение в желудке и подступающую тошноту, я шагнул в комнату и едва успел присесть на подвернувшуюся табуретку.
Это была моя холостяцкая комната. С колченогим комодом и продавленным старым диваном, который я, кстати сказать, вытащил на помойку сразу же по переезду ко мне Эммы, и мы с ней в тот же день купили новый. И вот это уродище опять стояло в моей квартире… На столике в углу пылился старый телевизор, соседствуя с наполненной окурками пепельницей.
Я вмиг покрылся испариной и, нацепив в прихожей свои старые башмаки, выбежал на улицу. Что за шутки происходят, чёрт побери! Ну не могла же Эмка за то время, как я выносил мусор, поменять мебель в квартире! Да и потом, эти клетчатые тапочки…
Я крутился возле подъезда, не понимая, что происходит и что теперь делать.
- Товарищ, - поймал я, наконец, за руку прохожего, - я только что из больницы, так что не сочтите за труд… какой сегодня год и число?
Дядька дёрнулся от меня, как от прокажённого, но успел выдавить, что год двадцать третий, а число – двенадцатое мая.
Ну правильно, всё верно… но какого чёрта… Куда исчезла Эмма вместе с Сонькой??? Я пробовал звонить Эмке, но либо не туда попадал, либо в трубке слышал лишь короткие гудки.
Весь оставшийся день я бродил по городу, пока вдруг не догадался прыгнуть в нужный мне автобус, который шёл к району, где когда-то жила моя тёща и где сейчас могла бы быть Эмма.
Наконец, автобус остановился на нужной мне остановке, и я вышел вслед за молодым мужчиной, испытывая странное чувство беспокойства. Ну а когда тот повернулся ко мне лицом…я узнал в нём Сергея Гузелева. Да, того самого, которого мы похоронили прошлой осенью.
Не знаю, сколько минут мы молча рассматривали друг-друга, пока, наконец, я не произнёс испуганно:
- Быть может, нам всё это снится? Серёга…ты реален!!! Ты что же, жив?!
Гузелев сглотнул и, протянув ко мне руку, потрогал за плечо.
- Никита…это ты?! Но ведь мы тебя похоронили! Тебя же машина сбила летом двадцать второго!
- Что-то мне, Серёга, нехорошо… Давай присядем уже куда-нибудь.
Мы сели на ближайшую лавочку и принялись обсуждать всё произошедшее с нами.
- Да, ты, Серёга, прав, я действительно попал под машину, но отделался лишь сотрясением и парой переломов ноги. И в больнице-то я был меньше месяца. А вот с тобой, Серый, всё ещё хуже. Допился ты, дружище, допился до инсульта, от которого и помер. Могу тебе твою могилку показать на новом кладбище у Гипсовой балки.
- Какое ты говоришь кладбище? Гипсовой балки? – Серёга нервно хохотнул. – Так нет такого кладбища, Никитос, и не было никогда. А вот твою могилку я тебе могу показать. Лежишь ты рядышком с Эмкиным родителем, там, на старом погосте, где и всех хоронят. Да, и кстати, с водочкой я завязал, давно уже завязал, так что…
- Значит, всё это существует, ну там параллельные миры и прочее?!
Я выхватил из Серёгиной пачки сигарету и жадно закурил.
- Ты не составишь мне кампанию, мой оживший друг? - усмехнулся я. – Я направляюсь по адресу моей бывшей и почившей недавно тёщи. Может, там я Эмму и Соньку обнаружу?
- Когда это твоя тёща успела помереть? – удивился Серёга. – Я с ней только вчера разговаривал, о твоей бывшей узнавал. На Кубани ведь она, а тот «чел», с кем она уехала, как его…Артур, по-моему, помер там недавно. Одна она там с Сонькой, квартиру снимает и на работу устроилась.
- Давай, Серый, водочки выпьем, за наше здоровье выпьем, ну и за упокой некоторых выпьем тоже. А к тёще мне теперь идти незачем, ты мне всё и рассказал.
Я поискал взглядом ближайший гастроном, но Гузелев пить отказался.
- Поеду теперь на Кубань, Эмку искать и Соньку тоже.
Я простился с Сергеем, с удовольствием пожав ему руку, убеждаясь лишний раз в его реальности, и никуда уже не спеша отправился на свою старую квартиру пешком. Вот тебе и параллельные реальности, вспомнил вдруг я, квантовые миры… А ведь кому-то совсем неплохо в этом квантовом мире, и все ещё живы… Кроме двух вводных – меня и Артура.
Боясь встретить кого-либо из своих старых знакомых и, конечно же, испугать оных своим живым обликом, я пробирался к дому окольными путями, не забыв при этом поднять воротник ветровки.
Между тем погода портилась, а на город наползали свинцовые тучи. Уже у самого дома я вдруг остановился от того, что вспомнил о вас с Сонькой, о том, что если я найду вас на Кубани, то каково это будет вам – увидеть меня живым…. Значит, так тому и быть, и я останусь тут, в этой реальности и никуда уже не поеду.
Я присел на лавочку у подъезда , обдумывая перспективы моей дальнейшей жизни, жизни без документов, без денег и вообще… Громовой разряд оглушил меня, а молния ударила так близко, что я почувствовал её жаркое дыхание. Налетевший порыв ветра ударил меня в лицо, и я на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, то увидел рядом со мной…тебя.
- Ну и где тебя носит? – спросила ты. – Тебя не было двадцать минут! Называется, пошёл вынести мусор…
Д. Грановский