Я ведь завещал, не ходить лишний раз, не беспокоить.
А-а, это ты, читатель… Пришёл? Тогда слушай...
Фото портрета из музея МИХМАХ
Ну, какие у меня герои? Всю жизнь я жил на земле, такие же у меня герои – тоже живут в деревне, на земле, и я с ними… Пытался я поместить своих героев в иную среду – не получилось… Ты передоверил бы свою жизнь кому-то? Захотел бы ты её прожить по-новому? В другом месте, с другой женщиной?
Мой хороший товарищ, известный писатель, фронтовик – да ты о нём наверняка знаешь, читал его, вернувшись из Германии, где проходил лечение, заявил мне:
«Знаешь, Витя? Только сейчас я понял, что не за ту страну воевал». Сокрушался, что жизнь прожил не так. Я не стал поддерживать тот разговор. Он был старше меня, я закончил войну рядовым, он – капитаном… Мог ли я заявить так? Прожить жизнь по-новому? Что это означает? А это означает, что всё прожитое тобой нужно перечеркнуть, выбросить… Выбросить не просто из памяти… Выбросить как случайное, как неправильное… Выбросить жену, детей… Выбросить как неправильно тобой произведённых на свет, как неправильно воспитанных… И это предательство не страны… Это страшнее…
Я никогда не думал о свободе, как это принято сейчас искать в писательском творчестве… И обязательно искать! Если он, писатель, не искал, не думал, то он… И навешают ярлыков… Да и при жизни уже навешали! Потом уже понял, что постоянно стремлюсь к этой свободе… Кто я? Позднее, уже здесь, в Овсянке, когда показалось, что наконец-то вынырнул, пришёл к выводу, что в себе я не нахожу этой свободы…
Ты нырял под сплотки? Значит, поймёшь… Тычешься, тычешься в брёвна, барахтаешься, солнышко – вот оно! А брёвна ещё плотней смыкаются и воздуха не хватает… Вот тогда внезапно вспоминаешь Бога… Никогда не поздно прийти к Богу.
Так считается, но это совет только для грешников. Вот и я, грешник, искал и своих героев отправлял на эти поиски… Что есть Бог? Хватался за Достоевского, советовался с Толстым… Тяжёл Толстой… Да не каламбур это! Не ухмыляйся!
На одном из семинаров Высших литературных курсов присутствовал Анатолий Ананьев… Он тогда только-только опубликовал в «Роман-газете» свою книгу «Танки идут ромбом»… Он – фронтовик, офицер, воевал в противотанковой артиллерии… И мы ему верили безусловно… Увидев у моего товарища книгу «Черный обелиск», Ананьев спросил: «Ты ещё не читал Толстого, а уже читаешь Ремарка?». Вот и я стал читать Толстого… Сразу же уцепился за то, что он тоже контуженый на войне, на Малаховом Кургане… Надо говорить так: он тоже контуженый войной… И записал я у Тостого: «Добро есть вечная, высшая цель нашей жизни. Как бы мы ни понимали добро, жизнь наша есть не что иное, как стремление к добру, то есть к богу»…
Перечитываю своё и чужое и понимаю, что я всё-таки язычник, который обожествляет природу… Природу человека… Вот в этом и есть моя свобода, через единство с природой, через растворение в ней без остатка. Что значит раствориться, и как это – без остатка? Для начала нужно было бы попытаться вернуться в первичное состояние человека, который пришёл с войны… Но, увы, с войны я так и не пришёл…
Да, кажется, стираются бедствия войны, ты уже не просыпаешься от тишины, хотя чувствуешь, что был взрыв, что тебя шабаркнуло оземь, щупаешь своё лицо – оно посечено, но странно – нет крови, бог миловал… А дальше что? Контузия – она всегда сопровождает человека на фронте побывавшего. Даже и не попавшего под разрывы снаряда… Даже если и не испытал перепада давления, когда кровь идёт из ушей, носа и глаз… Всё равно – контузия.
Ищешь истории уже с более человеческим лицом, но война обертонами отзывается и даже звездопад приносит в память передовую, и ничего, кроме ракет, подвешенных перед атакой, не видится, не ощущается…
И тогда только туда, только назад, за эту линию, но не окопов, а жизни, в которой первый раз в жизни ощутил природу… Травинкой, которая щекочет тебе пятки, букашкой, которая доверчиво ползёт по твоей ладошке… А затем уже начинается история, нанизанная на события… Со-бытие! Бытие! Но обязательно с кем-либо, с чем-либо… И не обязательно эта составляющая – одушевлённая часть природы… И опять же – как может быть неодушевлённой травинка, чутко, как и ты, реагирующая на лучик солнца, на росинку, которую собрали ладошки её листьев?
Первичное состояние человека в чём оно? В природе… А природа – это Бог. Ты бессилен перед её всесилием. Только потому бессилен, что живёшь по её законам. Живёшь и выживешь, если проявишь человечность. А кто наградил тебя этой человечностью? Как они встретились? Случайно, походя… По зову похоти соединились в тебе? В любом случае – это таинство, благословлённое Богом.
Живёшь и тебе кажется, что ты свершаешь подвиг и ждёшь божьего благословения. Или искупления грехов… Ждёшь, а не получается… И опять грешишь…
Я всю жизнь вглядывался в неё. Душа уже истрёпана, изношена… Так почему же моя одежда должна быть новой? Сжёг старую одежду и как что-то потерял... А душу? Не снимешь… Хотя, посмотришь, постоянно перелицовывают, вывернув наизнанку… Раньше было от бедности, а сейчас?
Читатель! Я тебе ничего не навязываю. Если ты в мом творчестве видишь какие-то призывы, кроме призыва к свободе, значит, я занимаюсь пропагандой. А я ведь помню тебя, когда ты брал у меня интервью в июле девяносто четвёртого года… Там, в Игарке… Ты сказал, что уже пенсионер… А я, если помнишь, спросил, с какого ты года. Оказался сверстником моего сына… Ты в семь лет остался без отца, умершего от фронтовых ран… И всё-таки, если жива мать, ты никогда не почувствуешь сиротства… До тех пор, пока жива твоя мать…
Тогда, во время интервью, помню, ты пытался умничать… Как ты там сказал? Современное искусство, дескать, не трансцендентно! И с точки зрения старого искусства, то есть таких как я, новое искусство всегда будет выглядеть примитивным.
Да понял я, понял, что ты этим хотел сказать! Вот уже и явный конфликт поколений прорисовывается! Мол, литературе надоело размышлять и решать сложные социальные проблемы, которые постоянно ставят вопросы в виде верстовых столбов… Из века в век… Меня тоже втягивали в дискуссии о трансцендентном… Но, если ты говоришь о трансцендентном, то неизбежен переход на имманентное…
Ну, вот теперь тебе столько же лет, сколько мне было тогда, в девяносто четвёртом… Я думаю, что ты в своём мнении только утвердился. А верстовые столбы, гладко строганые и одинаково-полосатые, не примитивны?
Что наши ценности старческого возраста для них? Ты уже почувствовал? Например, для Эли или для того же Гоги Герцева? Или для таких, как они? Наступил культ тела. Культ духа, культ разума ушёл… Уходит – догонять не пытайся…
Я чувствую в тебе какое-то недовольство и даже злость… Это потому, что ты много читаешь Астафьева позднего, последнего… Вернись к «Последнему поклону», перечитай «Оду…». Не перечитывай «Кражу»… Сколько лет ты прожил в Игарке? Тридать шесть? Да, «срока огромные»… Таких и при Сталине не давали! Поэтому в «Краже» ты постоянно будешь видеть не Краесветск, а Игарку… Как там, в Манском, называется место, где ты живёшь? Волчья падь? Знаю, красивое место… Но ты будешь любоваться, как тебе кажется, красотами Волчьей пади, а видеть игарский Волчий ручей…
Почитай письма Толстого… Не помню, кому он посоветовал, но написал примерно так: …Человек желчный, злой, не в нормальном положении. И только в нормальном положении можно сделать добро… А злобы в путном человеке не должно быть…
…Сам же я постоянно напоминаю себе притчу о мытаре и фарисее…
Мытарь спасается, фарисей – гибнет… Мытарь осознаёт свою греховность, фарисей горд своей верой в неправедность… Вот тебе тема для размышления о трансцендентности…
Вот, как у нас с тобой было вчера? Как вела себя погода? Ждали, что порывистый ветер вот-вот снегу принесёт… Уже порой снежная крупка пролетала… А небо? Грубый серый холст – то ли акварель, то ли масло… Но вдруг краюшечкой рыжей солнце проявилось… Просто – угадалось! Но в нас – минутная радость овладения красотой!
Поэтому наше, насквозь пропагандистское искусство, мне кажется милей и ближе. Хотя бы потому, что я его вижу, надеюсь, насквозь… И, самое главное, понимаю всю эту арифметику добра и зла, прописные морализмы и замусоленные нравственные добродетели. Откровенно и смешно? Да, лгут, но тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман... Ну, и свое говно оно всегда приятней пахнет… В прах еси, и в прах вернёшься… А это уже об имманентном…
Ну, ступай уже… Не привлекай внимания к моей могиле… Говорил же, не тревожьте лишний раз…